- Отвечай, - сказал Кольберг.
- У меня было много неприятностей из-за женщин.
- Это нам известно. Но ведь больше половины человечества составляют женщины, от этого никуда не денешься.
- Женщина женщине рознь, - возразил Бенгтссон. - Мне почти одни скверные попадались.
- Скверные?
- Вот именно. Скверные люди. Недостойные представительницы своего пола.
Кольберг безнадежно уставился на окно. Псих, да и только. Но что это доказывает? Вот на груше в двадцати шагах от дома повис, словно обезьяна, фотограф из газеты - можно считать его нормальным? Наверно, можно.
Кольберг глубоко вздохнул и обмяк.
Мартин Бек с присущей ему методичностью продолжал:
- Оставим пока эту тему.
- Оставим, - согласился Фольке Бенгтссон.
- Не будем заниматься общими рассуждениями, обратимся к фактам. Вы вышли из почты всего через несколько минут после нее, так? Что было дальше?
- Я сел в машину и поехал домой.
- Прямо сюда?
- Прямо сюда.
- Теперь следующий вопрос.
- Слушаю.
Мартин Бек был недоволен собой. Почему он никак не может заставить себя говорить "ты"? Кольберг смог, и у Рада это звучало вполне естественно.
- Машина должна была проехать мимо Сигбрит Морд, либо когда она стояла на остановке, либо в непосредственной близости от нее.
Фольке Бенгтссон молчал.
Мартин Бек услышал свой собственный голос:
- Фру Морд при этом было видно?
- Вопрос-то простой, Фольке, проще некуда, - сказал Рад. - Видел ты Сигбрит или не видел?
Бенгтссон подумал еще, наконец вымолвил:
- Я её видел.
- Чуть громче, пожалуйста, - попросил Мартин Бек.
- Я её видел.
- Где именно?
- На автобусной остановке. Может быть, несколько шагов не доходя остановки.
- Один свидетель утверждает, что машина притормозила около остановки. Может быть, даже остановилась.
Убегали секунды. Время шло. Все стали на минуту старше. Наконец Бенгтссон тихо произнес:
- Я видел её и, возможно, сбавил ход. Она шла вдоль правой обочины. Я всегда стараюсь ехать осторожно и притормаживаю, когда обгоняю пешехода. Может быть, так было и на этот раз, я не помню.
- Машина шла так тихо, что совсем остановилась?
- Нет, я не останавливался.
- А со стороны могло показаться, что машина остановилась?
- Не знаю. Честное слово, не знаю. Знаю только, что я не останавливался.
Мартин Бек повернулся к Раду:
- Кажется, он только что говорил, что старается ехать быстрее, когда запаздывает?
- Говорил, точно.
Мартин Бек снова обратился к убийце. Черт возьми, он в самом деле уж думал о нем как об убийце.
- Посещение почты не было задержкой, которая потом вынуждала бы поторапливаться?
- Я всегда захожу на почту по средам, - спокойно ответил Фольке Бенгтссон. - Во-первых, отправляю письмо матери в Сёрдертэлье. Ну и еще дела бывают.
- Сигбрит Морд не садилась в машину?
- Нет. Честное слово, не садилась.
Вопрос был наводящий, но в обратном смысле.
- Или Сигбрит Морд все же села в машину?
- Нет, не села. Я не останавливался.
- Еще вопрос. Может быть, Сигбрит Морд помахала рукой или сделала еще какой-нибудь знак?
Снова воцарилась мучительная, непонятная пауза.
Бенгтссон молчал.
Смотрел в глаза Мартину Беку и молчал.
- Сигбрит Морд сделала какой-нибудь знак, когда увидела машину?
Еще кусок жизни ушел в небытие. Мартин Бек думал о женщинах и о том, на что можно было потратить это время.
Снова на выручку пришел Рад. Он рассмеялся и сказал:
- Ну что ты молчишь, Фольке? Махала тебе Сигбрит или нет?
- Не знаю, - ответил Бенгтссон.
Так тихо, что они едва расслышали.
- Не знаете? - повторил Мартин Бек.
- Да, не знаю.
- Почему ты не хочешь говорить ему "ты"? Уж больно вычурно получается, - сказал Рад.
- Не могу, - ответил Мартин Бек.
Это была правда. Он не мог. Хорошо хоть, хватает духу быть честным.
- Ладно, не можешь, так не можешь, - вздохнул Рад. - Кто за правду горой, тот и герой. Всяк правду хвалит, да не всяк её сказывает.
Кольберг слегка опешил.
- Народная мудрость, - объяснил Рад, смеясь.
Фольке Бенгтссон не смеялся.
- Итак, Бенгтссон знаком с Сигбрит Морд. Не может быть, чтобы вы никогда не думали о ней как о женщине. Я задам вопрос и хочу услышать честный ответ. Какого мнения Бенгтссон о ней? Как о женщине…
Молчание.
- Отвечай, - сказал Рад. - Фольке, ты должен ответить. Только по-честному.
- Иногда я думаю о ней как о женщине. Изредка.
- Ну и? - поторопил его Мартин Бек.
- По-моему, она…
- Что она?
Фольке Бенгтссон и Мартин Бек смотрели друг другу в глаза. У Бенгтссона - голубые. У Мартина Бека (ему ли об этом не знать) серо-голубые.
- Отвратительная, - сказал Фольке Бенгтссон. - Безнравственная. Животное. От нее разит. Но я вижусь с ней часто. А думал вот так только два или три раза. Вы это хотели от меня услышать? - спросил Фольке Бенгтссон.
- Ты отнес ей яйца в пятницу?
- Нет, я же знал, что её нет.
Они помолчали.
- Вы меня мучаете, - сказал Фольке Бенгтссон. - Но я на вас не в обиде. Такая уж у вас работа. Моя работа - торговать рыбой и яйцами.
- Верно, - мрачно произнес Кольберг. - Мы мучили тебя раньше и теперь мучаем. Я в тот раз сломал тебе руку. Ни за что ни про что.
- Ничего, она быстро срослась. Совсем зажила, честное слово. Вы приехали, чтобы забрать меня?
Мартина Бека вдруг осенило.
- Ты видел бывшего мужа Сигбрит Морд?
- Видел. Два раза. Он приезжал на бежевой "вольво".
Рад изобразил лицом нечто загадочное, но вслух ничего не сказал.
- Может быть, хватит? - спросил Кольберг.
Мартин Бек встал.
Рад снял ботинки и убрал их в сумку. Надел сапоги.
Он один догадался сказать:
- Всего хорошего, Фольке. Извини.
- Всего, - сказал Кольберг.
Мартин Бек промолчал.
- Небось еще приедете, - сказал Фольке Бенгтссон.
- Там будет видно, - ответил Рад.
За калиткой их встретило щелканье фотокамер.
Кто-то, сидя в машине, говорил в микрофон передатчика:
- Шеф отдела по расследованию убийств в эту минуту выходит со своим ближайшим сотрудником из дома убийцы Розеанны. Дом находится под наблюдением местной полиции и ищейки. Убийца, по-видимому, не арестован.
Рад прокашлялся и громко объявил:
- Пресс-конференция откладывается на полчаса. Сбор в здании муниципалитета. Лучше всего в библиотеке.
* * *
До начала пресс-конференции было полчаса, и они воспользовались передышкой, желая разобраться, что же, собственно, сказал Фольке Бенгтссон. Или чего он не сказал.
- Он ведет себя в точности, как в прошлый раз, - заметил Мартин Бек. Ясно и однозначно отвечает на все, что можно проверить.
- Он чокнутый, - мрачно произнес Кольберг.
- Вдруг перестает отвечать… - сказал Рад. - Ты это подразумеваешь?
- Мое впечатление вполне согласуется с тем, что мне известно о Бенгтссоне, - продолжил Мартин Бек. - Он настораживается, как только заходит речь о разговоре на почте и о том, что было на автобусной остановке. Знает, есть свидетели, которые могли слышать их разговор и видеть, как она сделала ему знак.
- Но зачем же ему врать, коли она просила подвезти её? - спросил Рад. - Тем более если он не остановился.
- Не забудь, что он не видел ничего хорошего от полиции и правосудия, - сказал Кольберг. - Но пока у нас нет трупа, нет и убийства и не в чем обвинять Бенгтссона.
Мартин Бек потер переносицу указательным и большим пальцами правой руки.
Рад вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.
- Что, пора? - спросил Кольберг.
- Еще есть несколько минут. Я только хотел обратить внимание на одну деталь, которую вы могли упустить.
- Давай выкладывай… - Кольберг понурился.
- Так вот. Фольке заявил, что знает Бертиля Морда в лицо и два раза видел его на бежевой "вольво". Это расходится с моими данными. Морд уже давно здесь не показывался. Он развелся с Сигбрит еще до того, как Фольке приехал и купил старый дом по соседству.
- Верно, - подтвердил Мартин Бек. - Я тоже об этом думал. Морд сам сказал мне, что иногда наведывался к ней, но в последний раз был у нее года полтора назад.
- Выходит, твой капитан врет, - сказал Кольберг.
- В нашей беседе с ним было много такого, что заставляло меня сомневаться в его правдивости.
- А теперь пора спускаться вниз, - сообщил Рад. - Будем что-нибудь говорить о Морде?
- По-моему, не стоит, - сказал Мартин Бек.
* * *
Пресс-конференция была в высшей степени импровизированной и весьма неприятной для Мартина Бека и Кольберга, поскольку им почти нечего было сказать.
Но и отказаться от нее они не могли, иначе журналисты не дали бы им спокойно работать.
Рад был настроен более добродушно; похоже, что ему даже весело.
Первый же вопрос был характерен своей грубостью:
- По-вашему, Сигбрит Морд убита?
Мартин Бек был вынужден ответить:
- Мы не знаем.
- Но тот факт, что ты сам и твой ближайший сотрудник находитесь здесь, разве не свидетельствует, что вы подозреваете убийство?
- Правильно, такая возможность не исключена.
- Можно ли сказать, что есть подозреваемый, но тела нет?
- Я бы так не сказал.
- А как сказала бы в этом случае полиция?
- Мы не знаем, где находится фру Морд и что с ней могло случиться.
- Но ведь кто-то был подвергнут допросу?
- Мы многих опрашивали, чтобы выяснить, куда могла деться фру Морд.
Мартин Бек ненавидел пресс-конференции. Вопросы часто носили беззастенчивый и провокационный характер. Отвечать на них было нелегко, и никакой гарантии, что ответ не извратят.
- Будет ли кто-нибудь арестован в ближайшие дни?
- Нет.
- Но возможность ареста уже обсуждалась?
- Это было бы преждевременно. Нам даже неизвестно, можно ли говорить о каком-либо преступлении.
- Как же тогда объяснить присутствие здесь сотрудников отдела по расследованию убийств?
- Пропала женщина. Мы пытаемся выяснить, что произошло.
- Что-то полиция уж очень осторожничает.
- В отличие от прессы, - парировал Кольберг.
- Наша задача сообщать общественности факты. Когда мы не получаем сведений от полиции, приходится добывать их самим. Почему вы не хотите открыть свои карты?
- Потому что карт нет, - ответил Кольберг. - Мы разыскиваем Сигбрит Морд. Если вы хотите нам помочь, пожалуйста…
- Разве не естественно предположить, что она стала жертвой убийства по сексуальным мотивам?
- Нет, - сказал Кольберг. - Пока мы не знаем, где она, всякие предположения такого рода преждевременны.
- Хотелось бы услышать, как полиция резюмирует ситуацию.
Кольберг молча посмотрел на русую девушку лет двадцати пяти, которая задала этот вопрос.
- Так как?
Кольберг и Мартин Бек продолжали молчать.
Рад глянул на них и взял слово:
- То, что нам известно, изложить очень просто. Около полудня, в среду, семнадцатого октября, фру Морд вышла из почты. С тех пор её никто не видел. Один свидетель, кажется, видел её на автобусной остановке или около остановки. Вот и все.
Репортер, который назвал Бека в своей статье шведским Мегрэ, прокашлялся и сказал:
- Бек!
- Слушаю вас, редактор Мулин.
- Хватит нам голову морочить.
- О чем вы говорите?
- Это же не пресс-конференция, а пародия какая-то. Начальник отдела по расследованию убийств вместо того, чтобы отвечать по существу, все время отсиживается за спиной у своих помощников и представителей местной полиции. Ты собираешься арестовать Фольке Бенгтссона или нет?
- Мы разговаривали с ним. Это все.
Пресс-конференция явно дышала на ладан, и все это чувствовали, кроме Херрготта Рада, который вдруг заявил:
- Раз уж здесь собралось столько представителей центральных газет и радио, что бы вам взять да написать об Андерслёве!
- Это что, острота?
- Никак нет. Все твердят, что у нас в стране жуткие порядки. Если верить органам массовой информации, то в больших городах страшно высунуть голову за дверь, того и гляди, отрубят. А у нас тут тихо, спокойно. Ни безработных нет, ни наркоманов. И жить приятно. Народ симпатичный, местность красивая. Вы хотя бы на здешние храмы посмотрите.
И на этом кончилась пресс-конференция в муниципалитете Андерслёва.
Имя Бертиля Морда вообще не упоминалось.
Единственным, кто за всю пресс-конференцию не вымолвил ни слова, был Оке Буман.
* * *
Если газетные сообщения в понедельник и вторник вызвали некоторый переполох в Андерслёве, то все же их можно было назвать легким бризом перед тем циклоном, который обрушился на поселок в среду.
Телефоны звонили непрерывно как дома у Херрготта Рада, так и внизу, в его служебном кабинете. Не говоря уже о полицейском управлении в Треллеборге.
Сигбрит Морд видели в Абиско и в Сканэре, на Мальорке, Родосе и на Канарских островах. А кто-то сообщил по телефону, что она накануне вечером выступала в стриптизе в одном из злачных мест Осло.
Сообщали, что она ехала на пароме из Истада в Польшу, из Треллеборга в Сассниц. По нескольку сообщений поступило из Мальмё, Стокгольма, Гётеборга и Копенгагена. Особенно настойчиво утверждалось, что она была в залах ожидания аэропортов Каструп и Стюруп.
Семь свидетелей приметили её вместе с Фольке Бенгтссоном в самых невероятных местах.
Только в Андерслёве её никто не видел.
Около трех часов дня Мартин Бек сидел дома у Рада, мучаясь головной болью. Только что он, неотступно сопровождаемый репортерами, побывал в аптеке и купил аспирин. И мысленно уже представлял себе заголовки в завтрашних газетах. Например: "Головная боль в Андерслёве". Ему очень хотелось заодно зайти и в винную лавку купить виски, но мысль о том, какие последуют комментарии, вынудила его воздержаться.
"Похмелье в Андерслёве"?
Опять зазвонил телефон.
Чтоб ему было пусто.
Рад прикрыл микрофон ладонью и сообщил:
- Начальник отдела Мальм из Центрального полицейского управления. Хочешь поговорить с ним?
"Господи", - подумал Мартин Бек, хотя никогда не верил в бога.
Мальм был для него все равно что пресловутая красная тряпка для быка.
Тем не менее он сказал:
- Ладно, поговорю.
Что еще остается несчастному служаке?
- Бек слушает.
- Привет, Мартин. Как дела?
- Пока что очень скверно.
Из голоса Мальма сразу пропали приятельские нотки.
- Вот что, Мартин, назревает настоящий скандал. Я только что разговаривал с начальником Центрального полицейского управления.
Скорее всего он находился в одном помещении с начальником. Известно было, что тот избегает говорить с людьми, которые способны задавать вопросы и даже прекословить.
Особенно не любил он разговаривать с Мартином Беком, который с годами завоевал очень уж большой авторитет.
К тому же начальник Центрального полицейского управления страдал манией преследования в тяжелой форме. Уже давно он внушал себе, что растущая непопулярность полиции - следствие нелюбви определенных элементов к нему лично. Причем считал: такие элементы засели и в его собственном ведомстве.
- Ты арестовал убийцу?
- Нет.
- Ты хочешь, чтобы полиция стала посмешищем?
"Стала?" - подумал Бек.
- Дело поручено нашим лучшим сотрудникам. И никакого движения. Убийца разгуливает на свободе, дает интервью, а полиция лебезит перед ним. В газетах есть снимок места, где захоронен труп.
Все свои сведения о деле Мальм почерпнул в вечерних газетах, все познания о практике полицейского следствия - из кинофильмов.
Мартин Бек услышал в трубке какой-то хриплый шепот.
- А? - заговорил Мальм. - Да-да. Учти, управление считает, что сделало все от него зависящее. Мы считаем тебя нашим самым искусным следователем после Герберта Сёдерстрёма.
- Герберта Сёдерстрёма?
- Ну да, а как правильно?
Мальм, очевидно, подразумевал Гарри Сёдермана, пресловутого шведского криминолога, который под конец жизни был начальником полиции в Танжере, а в годы второй мировой войны однажды вызвался застрелить Гитлера.
Снова какой-то шепот, Мальм тихо кому-то ответил, потом громко сказал в трубку:
- Полицию поднимут на смех. Убийца рассказывает газетчикам свою биографию. Скоро он напишет книгу о том, как обманул отдел по расследованию убийств. У нас и без того хватает неприятностей.
Что правда, то правда - у полиции хватало неприятностей.
Трудности начались около шестьдесят пятого года, когда полиция была подчинена государственным властям. И постепенно развилось государство в государстве, ненавистное для граждан. Недавние исследования показали, что отношение полицейских к гражданам становилось все более нетерпимым и реакционным.
Полиция получила власть, какой не располагала за всю историю страны. И обходилась государству дороже, чем полиция любой иной страны.
И все равно преступность росла, насилие принимало все более широкий размах. В Центральном полицейском управлении явно не отдавали себе отчета в весьма простой истине: насилие рождает насилие, и зачинщиком фактически выступила полиция.
- Ты слушаешь? - спросил Мальм.
- Слушаю, слушаю.
- Так вот, разыщи этого Бенгтссона и арестуй его.
- У нас нет никаких доказательств.
- Доказательства найдутся.
- Я в этом не так уж уверен, - ответил Мартин Бек.
- Если не считать прошлогоднюю неудачу на Бергсгатан, у тебя превосходный процент раскрытых преступлений. И дело ведь яснее ясного.
- Он что, смеется?
Голос начальника донесся вполне отчетливо. Очевидно, стоявший за спиной Мальма сановник начал терять терпение. С ним это нередко случалось.
- Ты смеешься? - спросил Мальм.
- Что ты, что ты. Это на линии какие-то шумы. Может быть, твои разговоры подслушивают?
Еще один щекотливый предмет, которого не следовало касаться.
И Мальм реагировал надлежащим образом:
- Сейчас не время для шуток. Пора наносить удар. Немедленно.