8
Рыженькая Атя упрямо хромает на трех лапах и повсюду тычет любопытную мордочку. Отлеживаться в коробке котенку надоело.
- А кость у нее срастется? - спрашиваю я.
- Должна, - отвечает Марго с некоторым сомнением.
Девушка идет впереди. Я вращаю колеса инвалидной коляски и наблюдаю, как бронзовая кожа ее ног то и дело касается края юбки. Сколько же томящей красоты в простых движениях.
- А как твои ноги? - Марго оборачивается.
Я в смущении перевожу взгляд на свои колени. Я только что протопал за кустами несколько кругов и с гордостью ощущаю теплую ломоту в бедрах. Еще неделю назад это казалось несбыточным счастьем, а сейчас я мечтаю бежать за смеющейся девушкой по луговой траве, как в фильмах про любовь.
Котенок издает жалобный писк. Марго подхватывает Атю, свалившуюся в канаву. Благодарная мордочка жмурит глазенки и ластится к ее груди. Эх, мне бы так! Как я завидую несмышленому животному.
- Показать бы ее ветеринару, - вздыхает девушка, гладит Атю по шерстке и чмокает в носик.
О, боже! Теперь я готов поменяться с котенком судьбой.
В наш тихий мир врывается рокот двигателя, с дороги сворачивает большой черный джип. Машина нагло расталкивает вечерние сумерки и неожиданно останавливается рядом с нами. Хлопают дверцы. По бокам джипа вырастают две фигуры в черных футболках и кожаных куртках. Один высокий жирный увалень, другой кряжистый крепыш с мышцами вместо шеи.
- Опаньки! Вроде про них болтал Голубок, - лениво изучает нас крепыш с лицом, похожим на помятое ведро. Ему около тридцати. Его пустые глазки над сломанным носом упираются в меня.
- Ничего киска, - сплевывает жирный, рассматривая отнюдь не котенка, а Марго. Он моложе напарника, улыбается слюнявыми губками и вежливо интересуется: - Марина Андреева?
Мечты наших малолеток начинаются именно с этого. Подъезжает добрый дяденька на дорогой машине, зовет ребенка по имени и говорит: "Я твой отец. Прости, что раньше не мог приехать". Это в детдома к памперсникам заглядывают усыновители с конфетами, а к нам школу-интернат для инвалидов фиг кто пожалует. Разве что заблудший папаша. Марго даже подалась навстречу приоткрытым стеклам автомобиля, но тут же остановилась. Во-первых, перед нами стояли молодые мордовороты, а во-вторых, она помнит, что ее папашу алкаша упекли в тюрягу за постоянные избиения жены и дочерей.
"Помятое ведро" уловил ее первую реакцию и качнул ладонью высокому:
- Пакуй телку. А я пацана обработаю, как Голубок просил.
Осклабившийся увалень с явным удовольствием грабастает Марго и тащит в машину. Котенок шлепается на асфальт и пищит от боли. Марго брыкается, отбивается и сыпет ругательствами.
- Заткни ее, Моня! - раздраженно приказывает крепыш.
Высокий по имени Моня накрывает толстой лапой рот девушки. Не тут-то было! Марго впивается в него зубами, Моня взвизгивает и жалуется старшему:
- Кабан, она меня укусила!
- Что ты цацкаешься! - Кабан накручивает на кулак девичьи волосы и пригибает Марго к земле. - Тащи скотч, лепи пасть и клешню.
Нет! Хрен вам!
Я что-то кричу и разгоняю коляску, метя в толстые бедра Кабана. Попадаю колесом. Тому хоть бы хны. Он отталкивает меня и заклеивает Марго рот.
- Займись калекой, Моня!
Я снова хочу ударить коляской, но меня перехватывают длинные руки. Моня бурчит под нос, словно вспоминает инструкцию: "Переломать ноги, но не портить фейс". Он оценивающе смотрит на мои ножки-палочки, хмурится от непонимания. "Зачем калечить калеку? Это не по понятиям", - слышу я. Моня поднимает правую ногу, и огромный ботинок толстой подошвой обрушивается на мою коляску. Я отлетаю, опрокидываюсь и скатываюсь в канаву. Сверху шлепается груда железа, еще недавно служившая мне единственным средством передвижения.
От страха я не понимаю, что происходит. Почему они упомянули Дэна Голубева? Куда тащат Марго?
- Оставьте ее! - кричу я.
Кабан даже не оборачивается. Моня ухмыляется и помогает ему запихнуть девушку в машину. Марго отчаянно сопротивляется. Ей залепили рот, примотали к телу здоровую руку, но она продолжает брыкаться. Я выползаю на обочину, проклиная собственное бессилие. Раздается какой-то особенно злой удар. Марго затихает, и я слышу лишь сопение и ругань бандитов.
- Сегодня мы на ней за всё отыграемся, - решает Кабан.
- Кинем на пальцах, кто первый? - предлагает Моня.
- Остынь, братан, вместе начнем. Поимеем во все дырки, - обещает Кабан, садясь за руль.
Хлопает дверца, урчит двигатель. Сейчас они увезут Марину, она исчезнет из моей жизни и достанется похотливым ублюдкам! Ни за что! Я не хочу, чтобы это произошло! Я не допущу этого!
Тяжелый автомобиль трогается и начинает разворачиваться. Над опущенными стеклами видны ухмыляющиеся рожи. Я сверлю взглядом их затылки и чувствую, как вскипает ненависть. Сознание формирует податливые копии бандитов. Огненный шарик в голове накидывается на их глиняные образы и превращает в керамические фигурки.
Застыньте!
Машина, делая разворот, не вписывается в узкую дорогу и ухает передними колесами в канаву. Двигатель глохнет. Я стою на четвереньках и жду появления мощных озлобленных противников. Но в салоне автомобиля лишь глухо бумкает шансон.
Я плетусь к джипу, дергаю дверцу. Никаких окровавленных тел. Двое врагов застыли оцепеневшими, как я и хотел. Девушка безвольно покоится на заднем сиденье.
- Марина, - зову я, срывая скотч с ее губ.
Девушка не шевелится. Я замечаю пластиковую бутылку в дверце и плещу ей воду в лицо. Марго вздрагивает и открывает глаза. Я радуюсь, освобождаю ее руку. Она приподнимается и испуганно озирается. Двигающиеся зрачки Кабана показывают, что он видит нас и понимает происходящее.
Марго толкает Кабана, тот заваливается на дверцу.
- Что с ними? - удивляется она.
Я догадываюсь, что, как и Дэн, они парализованы. Однако это временный паралич, скоро оцепенение спадет, и они обрушат на нас удесятеренную ненависть.
- Нам пора уходить. Давай, я помогу.
- Ты? Мне?
Марго выходит, опираясь на мою руку, слышит писк Ати и спешит к котенку. Когда я выбираюсь на дорогу, она тискает его и сокрушается:
- Атя упала и снова повредила лапку. Она только-только начала срастаться. Изверги. Почему они напали на нас?
- Они упоминали Дэна. Это он их подослал. Он мстит мне.
- Тебе? Но при чем тут я?
Мне было всё понятно, но как объяснить ей? Как передать словами то, что Марина для меня значит?
- Дэн видел нас вместе и понял.
- Что он понял?
Я нахожу сравнение.
- Ты ценишь котенка, а я тебя. Только в сто раз сильнее.
Серые глаза удивленно смотрят на меня. Странные девчонки, даже то, что бандиты обездвижены, производит на нее меньшее впечатление, чем признание в очевидном чувстве.
- Ты ценишь меня. Как это понимать?
- Да так и понимай! - Я не смог подобрать другой синоним слову "люблю".
Марина смущается, смотрит на джип.
- Надо рассказать про этих козлов.
- В интернате? Бесполезно! Они напали с ведома Дэна. Так уже было. Помнишь, как исчезли Плюха и Белочка.
- Объявили, что они сбежали.
- Белочка без ноги, как она может сбежать!
- Говорили, что она напросилась к водителю-дальнобойщику.
- Про тебя бы тоже подобное сочинили.
- И что нам делать?
- В интернат нельзя. Там сволочь Дэн, бандиты скоро очухаются, и он снова нас сдаст. Надо спрятаться в городе.
- Бежать?
- А тебе понравилось в их лапах?
В машине кто-то зашевелился.
- У нас мало времени. - Я топаю по дороге, удаляясь от интерната, и прикидываю, надолго ли хватит моих сил.
- Подожди! - Марго сует мне котенка и спускается к машине. Возвращаясь, она хлопает дверцей, но удар какой-то мягкий. Из ее ладони торчат денежные купюры. - Вот, у высокого забрала. А квадратного дверью приложила, он гад мне чуть волосы не выдрал.
Марго шагает размашисто и упруго, а я с трудом переставляю плохо гнущиеся конечности. Мы порвали с прежней жизнью и удаляемся в неизвестность. Хотя, цель есть. Вот до того поворота бы успеть, пока бандиты не пришли в себя. Там где-нибудь спрячемся.
Мои ноги сначала тяжелеют, потом становятся ватными. Я падаю на колени. Марго с Атей впереди. Марина оборачивается.
- Что с тобой?
- Беги одна.
- А как же ты?
- Я не могу. Я обуза.
Ее глаза с тревогой смотрят поверх меня. Я слышу волнообразный рокот джипа, пытающегося выехать из кювета.
- Мы будем вместе.
Марго подхватывает меня единственной рукой и тащит. Мои ступни цепляются за дорогу, я теряю тапочки и шлепаю в носках. Быстрее, умоляю я свои полусогнутые ноги. Хотя бы до поворота! Неужели мы не успеем спрятаться! Мы, наконец-то, сворачиваем за угол, и рев джипа стихает. Но это не из-за преграды. Бандиты выбрались на дорогу и скоро будут здесь.
- Сюда! - показываю я на щель под забором, заросшую бурьяном. Инвалидность приучила меня смотреть на грязную землю, а не в просторное небо.
Марго ловко юркает в щель, я за ней. Уж чему-чему, а ползать за три года инвалидности я научился. Мы прячемся за ржавой бочкой и невольно прижимаемся друг к другу. За забором слышен джип. Он останавливается. Щелкает открытая дверца. Кто-то идет и замирает у примятого бурьяна. Я задерживаю дыхание, а под моей рукой колотится сердце Марины. Я не заметил, как обнял девушку.
Ползут томительные секунды, ее сердце стучит вдвое чаще. И тут Атя издает тонкий писк! Я с ужасом смотрю, как котенок выкручивается из руки Марго, готовясь выразить недовольство всей силой своих крохотных легких. Нам конец! Бандиты услышат. Они помят, что у нас котенок.
Атя втягивает носиком воздух, сжимает пасть, чтобы спустя миг разверзнуть челюсти в диком писке. Я готов свернуть шею глупому животному, и видит бог, это единственный выход. А Марина нежно целует рыжую мордашку. И это срабатывает! Котенок молчит! Я потрясен. Ласка, оказывается, не менее эффективна, чем грубая сила.
- Я не врубился. Что это было, Кабан? - пугливо спрашивает Моня.
- Блин, у меня ноги еле ходят, - жалуется "помятое ведро".
- По ходу калеки смылись.
- Им некуда деться, мы их найдем. Теперь сучата мои должники. Особенно колченогий. В следующий раз он пожалеет, что родился.
Джип уезжает. Можно перевести дух. Я задерживаю свою ладонь подмышкой у Марины, слушая, как утихомиривается ее сердце. Даже в самой плохой ситуации есть капля хорошего. Разве посмел бы я так смело обнимать девушку, если бы на нас не напали.
9
В грязное окошко, размером со сложенную газету, протискивается лунный свет. Луна в открытую, а я украдкой наблюдаю, как юбка Марины спадает с ее стройных ног, открывая взору обтягивающие трусики на круглой попке.
Ох, ни фига себе! В метре от меня раздевается самая красивая девушка. Луна видит подобное тысячи лет, а я впервые.
Мы так и остались на заброшенной стройке. Нашли строительную бытовку, убедились, что ею не пользуются, и решили переночевать в ней.
- Душно, - ворчит Марина, плюхаясь на нижнюю полку двухъярусной кровати, сбитой из досок. - Но дверь лучше не открывать.
Бытовка внутри напоминает купе поезда. Я сижу напротив, на симметричном топчане и вижу темную ямочку пупка на втянутом животе девушки. Между задранной футболкой и резинкой трусиков открывается обольстительный участок тела шириной с мою ладонь. Протяни руку и…
Ух! Действительно жарко. И ничего бы не изменилось, даже если бы сейчас за окном завывала вьюга.
- Как тебе это удалось, Паша? Как ты их положил? - Марина опирается щекой на здоровую руку. В ее глазах мерцают угольки любопытства.
Я ложусь на спину и смотрю на струганные доски над головой, пытаясь избавиться от провоцирующего видения гибкого девичьего тела.
- Сам не знаю.
- Но ведь ты и Дэна так же! А я не верила.
- Может они сами съехали в кювет?
- Ну да, скажешь! Чтобы два здоровых лба разом отрубились. Что ты сделал?
- Толком не помню. Хотел, чтобы они застыли. А потом голова сильно болела.
- Надо вспомнить. Это прикольно! - Марина вскакивает и дергает меня за рукав. - Давай тренироваться! Попробуй меня парализовать.
Я поворачиваю взгляд. О, боже! Если до этого доски не смогли завладеть моим вниманием, то сейчас даже яркая молния не отвлекла бы меня от выступающих бусинок сосков под девичьей футболкой.
- Ну, давай же! - Марина нетерпеливо трясет меня. Ее маленькая грудь колышется, а я густо краснею.
- Я не смогу.
- Ну, почему?
- Тогда мне было очень страшно. За тебя. А их я ненавидел.
Марина садится ко мне. Ее обнаженное бедро касается меня и обжигает. Я не знаю, куда деть руки. Кажется, любое дополнительное прикосновение к девушке выведет их из подчинения.
- Бедный. - Она накрывает единственной ладонью мои две. Я с трудом унимаю дрожь. - Ты боялся потерять меня?
Она проводит рукой по моим волосам, и у меня отказывает речь. Да и что я могу сказать? Ответ равносилен признанию в любви. А что такое любовь? Горячее желание, огнем раздирающее мое тело, или та внутренняя боль, которую я почувствовал, когда схватили Марину?
- Ты хороший. Ты настоящий.
Она наклоняется, наши тела соприкасаются еще теснее, я чувствую ее влажное дыхание.
Господи, неужели это не сон! Я никогда не был так близок с девушкой.
Марина чмокает меня в нос и вскакивает с веселым смехом.
- Ты так смешно тянулся ко мне, как Атя!
Она приседает в углу, где в ворохе тряпок спит котенок. Сонному рыжему комочку опять достается вся ее нежность. Черт! Неужели я ревную? А может когда-то Марина и меня также прижмет к груди. С мечтами о настоящей нежности, которую видел только в кино, я засыпаю.
Но сон приходит все тот же. Мне говорили, что при черепно-мозговой травме, часто выпадают несколько часов до трагедии. Организм словно не желает пускать боль даже в виде воспоминаний. Однако кошмар никуда не исчез, он продирается невинными кусочками, постепенно формируя страшную картину.
…Я сужусь в черный автомобиль. Это наш БМВ. Папа предупреждает, что ехать долго, а мне всё рано. В моих руках кубик Рубика! В век айфонов и планшетов это по-настоящему круто! Классика не стареет. У меня специальная модель для скоростной сборки. Кубик вертится так легко, что его можно собрать даже одной рукой! Я выучил нужные алгоритмы и тренируюсь на скорость. Каждый раз после сборки надо вернуть кубику прежний хаос. Я прошу об этом маму, ей надоедает, и вот папа из-за руля возвращает кубок мне.
Я кручу его долго, головоломка не поддается. Я злюсь и нервничаю, ведь обычно мой результат меньше трех минут. А папе весело.
- Ну что, хвастун, не получается? - Он забирает кубик и показывает, как оттянул и провернул на месте угловой элемент. Такое вмешательство делает сборку невозможной!
- Так не честно! - возмущаюсь я, отнимаю кубик и ударяю папу по спине.
Он шутливо отмахивается, а мама паникует:
- Не отвлекайся от дороги!
Мы мчимся по загородной трассе. Папа зудит про нестандартные ситуации, когда надо включать голову. Обида заставляет меня спорить. Отец предупреждает, что в реальной жизни далеко не все играют по правилам, и если тебя обложили флажками, надо найти силы перепрыгнуть через барьер условностей. Я поднимаю взгляд, чтобы возразить и…
С этого момента и начинается мой бесконечный кошмар.
…Я вижу грязный оранжевый самосвал, несущийся навстречу, и понимаю, что сейчас произойдет непоправимое. Самосвал виляет на нашу полосу. Я сжимаюсь и пытаюсь увернуться от предстоящего удара. Я так концентрируюсь на сновидении, что иногда даже сваливаюсь с кровати. Но это не помогает. Каждый раз черный бампер оранжевого "камаза" влетает в салон нашего БМВ.
Крик, боль и мрак! Последнее, что я вижу - это яркий кубик Рубика, лежащий на белом снегу.
Этот сон ко мне приходит часто, порой высвечивая новые детали. Я теряюсь в догадках - это сохранившееся воспоминание, или игра воображения? Но папа с мамой настолько реальны, и мне верится, что память постепенно возвращает правду. Всякий раз я пытаюсь разглядеть человека в кабине "камаза". Я убежден, что мы ехали правильно. Это он свернул на нашу полосу.
Кто был за рулем?
Мне кажется, если я досмотрю кошмар до конца, я получу ответ на этот вопрос…
- Кто это? - Хриплый голос и резкие запахи вязкой грязью вторгаются в мой сон.
- Девка. Охереть. Голая!
10
Я вздрагиваю и просыпаюсь от крика Марго. Три бомжеватые фигуры вытеснили из бытовки чистый воздух. Один из них с выбитым зубом силой придавил Марго. Она визжит, ее пятки беспомощно колотят по настилу. Я вскакиваю, пытаюсь вступиться.
- Какого хрена занял наше место? - хрипит заросший бородой мужик, отбрасывая меня к стене.
Я вцепляюсь в него и получаю удар по виску от молчаливого третьего. Туман вязкой грязи возвращается, болото сна затягивает меня, звуки глохнут, я не разбираю слов, погружаясь в холодную топь забвения.
И вдруг, раскаленная стрела крика вонзается в мое угасающее сознание:
- Пашааа!!!
Марине затыкают рот. Я слышу животный смех двух бомжей, которые глумятся над моей подругой. Я разлепляю непослушные веки. Какой ужас! Беззубый всем телом навалился на Марину, а бородатый придавил ей руку и накинул на голову куртку. Молчун сидит спиной ко мне и наблюдает, хлебая водку из бутылки.
Трещит разорванная ткань, на пол летит лоскут футболки, я вижу, как обнаженную грудь Марго сжимает грязная рука. У меня нет сил, чтобы дать отпор троим негодяям. Зато есть ненависть и колоссальное желание спасти любимую. Беззубый расстегивает штаны, приятель подбадривает его, но их образы уже сидят в моем сознании, а топка ненависти обрабатывает уродливые глиняные фигурки. Они твердеют, корчатся от мышечных спазм и сваливаются, поверженные силой моей ненависти. Мне кажется, я могу раздробить фигурки на осколки.
А что в действительности?
Бородатый дергается, как от удара током, и грохается на пол. Парализованное тело беззубого ублюдка застывает на Марго. Я протягиваю руку и тащу его за волосы, пока не слышу звук упавшего тела. Молчун удивленно взирает на меня. Его фигурки нет в моем сознании, он может двигаться. Я внутренне измотан. Мне не хватит сил, чтобы одолеть его физически, и если сейчас он замахнется той бутылкой, что держит в руке…
Молчун заглядывает в мои глаза, меняется в лице, роняет бутылку и пятится к выходу. Хлопает дверь. Хруст гравия между толчками ног становится чаще, пока не затихает вдали. На полу остаются два обездвиженных тела.
Вот это да! Неужели я победил!
Марина испуганно осматривается. Ее лицо мокро от слез. Культей руки она прикрывает голую грудь, пока здоровые пальцы пытаются соединить обрывки, оставшиеся от трусиков. Бесполезно. Ее колотит крупная дрожь. Она встает и лупит ногами по лежащему насильнику. Ей становится легче, а я впервые вижу пушок на женском лобке, и мне кажется, что полная нагота проигрывает недоговоренности одежды.