Тем временем Эстральда направилась в Майами, где без труда нашла клиентов, когда кончились деньги. Из Майами она переехала в Феникс, оттуда - в Лас-Вегас, а затем - в Чикаго, где процветала, и планировала новую жизнь, и мечтала о будущем, когда в один прекрасный день станет владелицей такого же бизнеса, как в баре "У крошки О’Брайен". И почти десять лет ей казалось, что мечта сбудется.
Но у богов были совсем другие планы.
1
Август 1990 г.
- Либерман здесь? - громко спросила женщина, перекрикивая трансляцию игры "Кабс" по радио.
Несколько секунд назад она вошла в "Ти энд Эл деликатессен", и посетители - шестеро стариков, называвших друг друга старыми хрычами, - подняли на нее глаза и замолчали.
Женщины вообще редко заходили в заведение Мэйша с десяти до пяти, а ведь еще не было и двух. А уж подобные женщины здесь и вовсе не показывались. Они и в округе не появлялись. Нет, кое-какие женщины, конечно, заглядывали сюда до девяти утра. Мелоди Розен, дочь Гершла, работавшая продавщицей в детском магазине Басса на этой же улице, частенько забегала выпить кофе с поджаренным бубликом. И Герта Блумбах из юридической конторы в центре города появлялась по вторникам и четвергам в восемь утра, чтобы выпить чашку чая и съесть омлет с копченым лососем. Время от времени заходила Сильви, внучка Хауи Чэня, хорошенькая, в очках с толстыми стеклами, - та каждый раз заказывала что-то новенькое. Они заглядывали сюда по пути на работу - подкрепиться чашечкой кофе и спросить, что новенького, как и владельцы окрестных лавок, таксисты и - изредка - полицейские этого квартала.
Старые хрычи начинали собираться около десяти утра - кружок из старых евреев и одного старого китайца, Хауи Чэня. Это прозвище дал им Мэйш, и они с гордостью носили его, принимая новичков неохотно и только после длительной процедуры приобщения.
- Либерман здесь? - повторила женщина, обращаясь к грузному мрачному мужчине с лицом бульдога, стоявшему в белом фартуке за стойкой. Хотя старики замолчали, женщине все-таки пришлось повысить голос, чтобы перекричать невидимое радио.
Мэйш был слишком хорошо воспитан, чтобы пялиться на женщину. Кроме того, ему надо было поддерживать свою репутацию.
- Мэйша никогда ничего не волнует, - говаривал Сид Леван. - Нам бы надо называть его Непробиваемый Мэйш. Сюда может зайти парень с тремя головами и заказать омаровый суп навынос, а Мэйш и глазом не моргнет. Мэйша ничего не волнует.
Поэтому Мэйш, на которого смотрели старые хрычи, должен был поддержать свою репутацию, но, по правде говоря, даже его вывело из равновесия это создание, которому самое место - в рекламных роликах косметики, или купальников, или диетической содовой.
По радио, находившемуся неизвестно где, звучал шум толпы и голос Гарри Кэрея, а женщина ждала ответа от Мэйша, который, казалось, забыл, где находится. Она посмотрела на двух стариков у стойки, улыбавшихся ей скорее по старой памяти, чем с надеждой. Один старик в кепке, не кто иной, как Гершл Розен, толкнул другого и спросил:
- Который?
- Который? - эхом повторила женщина.
- Который Либерман? - сказал маленький, как гном, Гершл, оглянувшись на свою дружину, будто удачно поиграл словами.
В помещении было три кабинки, отделенных перегородками. Четыре старика, среди них китаец, сидели в первой. Вторая была пуста. Из третьей кабинки высунулась бесплотная рука и поманила женщину пальцем.
За три минуты до того, как она вошла в "Ти энд Эл деликатессен", Райн Сэндберг пробил дабл в двух пробежках на восьмой, и Гарри Кэрей сходил с ума от радости.
Хотя обычно Эйб Либерман с удовольствием сидел в жару в закусочной своего брата Мэйша, теперь он мечтал оказаться на стадионе "Ригли филд" в двадцати минутах езды отсюда, жевать бутерброд компании "Оскар Майер" и смотреть на обнаженные загорелые плечи и веснушчатые спины девушек, проводящих выходной на открытой трибуне. А еще лучше было бы сбросить лет тридцать - сорок и смотреть, как Билл Николсон или Хэнк Зауэр отбивает крученый мяч от Ивелла Блэкуэлла на правую трибуну.
Не стоило в такой августовский день сидеть в закусочной Мэйша со сломанным кондиционером. На столе перед Либерманом стояли и вентилятор, направленный ему прямо в лицо, и радиоприемник, но вентилятор был старый и утомился, а радио звучало так, будто страдало астмой, как Эл Блумбах.
- Я не знаю, Дейви, - сказал Гарри Кэрей по радио.
- Трилло - неплохой выбор в этой ситуации, - заверил Дейв Нельсон, от которого всегда можно было услышать какую-нибудь успокаивающую избитую фразу.
- Неплохой выбор? - Либерман обратился к Хэнрагану. - Да это единственный вариант, который есть у Циммера. Он ближе всех к мексиканцу на этой скамейке. Я собираюсь взять внуков на игру в понедельник. Хочешь пойти? Я куплю еще один билет.
Детектив Уильям Хэнраган крякнул, улыбнулся и отрицательно покачал головой. Этим утром он излучал уверенность, щеки розовели, обычно растрепанные волосы были подстрижены и аккуратно зачесаны назад. Красивое лицо ирландца слегка отекло. Голубая рубашка с коротким рукавом взмокла от пота, но галстук был тщательно выглажен. Сегодня Хэнраган лез из кожи вон, чтобы убедить самого себя, своего напарника и весь мир, что выпивка ему не нужна.
Когда Мэнни Трилло приближался к базе, дверь "Ти энд Эл" грохнула. Там не было пружины. Тем, кто неосторожно толкал дверь слишком сильно, она часто отлетала прямо в лицо. Пружину сняли пару недель назад двое ремонтников, которых после этого больше никто не видел. Старые хрычи высказали предположение, что эти двое были ворами и ездили по всей стране, охотясь за дверными пружинами.
Женщина с волнистыми рыжими волосами сумела проскользнуть через опасную дверь, чтобы задать свой вопрос. Теперь она стояла перед кабинкой Либермана. На ней было облегающее белое платье с цветочками, вышитыми у глубокого выреза, в котором виднелись груди, напоминавшие две бронзовые луны.
- Либерман, - сказала она.
- Вальдес, - отозвался Либерман.
И тут Мэнни Трилло отбил мяч за пределы поля.
- Ни хрена себе! - воскликнул Гарри Кэрей.
Либерман откинулся на спинку стула, наслаждаясь жизнью, игрой "Кабс" и видом Эстральды Вальдес, самой классной проститутки Норт-Сайда.
- Садись, Эстральда, - предложил он. - Могу я тебя чем-нибудь угостить?
- Что-нибудь холодное, без калорий, viejo, - ответила она, садясь рядом с Либерманом. - Должна следить за фигурой.
Она коснулась своего плоского живота и посмотрела на сержанта Эйба Либермана, а тот махнул рукой грустному мужчине в фартуке, стоявшему за стойкой.
Старые хрычи, как и сотрудники полицейского участка на Кларк-стрит, расходились во мнениях относительно того, на кого похож Либерман. Некоторые из них считали, что мрачноватый Эйб Либерман выглядит точно как такса, а по мнению их оппонентов, он больше всего напоминал ищейку - пусть очень маленькую, но все же ищейку. Либерман действительно не обладал внушительной фигурой: при росте метр семьдесят он весил около шестидесяти пяти кило. Выглядел Эйб, как минимум, лет на пять старше своих шестидесяти. Жена Либермана считала его самыми привлекательными чертами вьющиеся седые волосы и седые же усики, которые она называла "изысканными". По ее мнению, муж был больше похож на юриста или бухгалтера, чем на полицейского. Мэйш, с другой стороны, думал, что его брат похож на недокормленного Гарри Джеймса. Он сказал однажды молодому полицейскому, спросившему, кто такой Гарри Джеймс:
- Это трубач, у него своя группа. Тот самый, что женился на Бетти Грейбл.
- А Бетти Грейбл кто? - спросил полицейский, и Мэйш сдался.
Теперь Мэйш принес кувшин чая со льдом и чистый стакан для Эстральды. Он налил чаю ей и Эйбу и вопросительно посмотрел на Хэнрагана.
- Еще кофе, - сказал Хэнраган.
- Есть хочешь? - спросил Либерман Эстральду Вальдес.
Мэйш ждал.
Она отрицательно покачала головой, и Мэйш удалился тяжелой походкой.
- Что это с ним? - спросила Эстральда.
- С Мэйшем? Завидует, - ответил Либерман. - Он мой брат. Тебе нравится бейсбол?
- Ничего себе, - ответила девушка, пожав плечами. - Я люблю бокс.
Андре Доусон выбил мяч в аут в конце иннинга. Либерман протянул руку и выключил радио. В "Ти энд Эл" не было слышно ни звука, если не считать жужжания вентилятора, стоявшего на столе. Разговоры - обычно громкие, на самые разные темы, от бейсбола до цен на пастрому, прежних и планируемых поездок в Израиль, - прекратились, поскольку обладателям ушей, из которых торчали пучочки седых волос, очень хотелось услышать, что этой девушке-картинке нужно от Эйба.
- Давайте ближе к делу, - предложил Хэнраган, вздохнув и разглядывая свою чашку, чтобы удостовериться, что на дне не осталось ни капли кофе, перед тем как придет Мэйш, чтобы налить свежего.
- Сегодня жарко, и "Кабс" ведут в игре, - заметил Либерман. - Давай насладимся этим редким моментом, Уильям.
Хэнраган крякнул и помахал рукой Мэйшу, который двинулся в их сторону с наполовину полным кофейником.
Либерман никуда не спешил. Ему было уютно в кабинке, куда доносились запах кошерного мяса и голоса стариков, болтавших о том о сем. Кроме того, он знал, что Эстральда собирается сказать нечто важное. Она сообщила об этом заранее и попросила о встрече, но не на ее территории, а в каком-нибудь безопасном месте, где никто ее не узнает.
Либерман решил, что подходящим местом будет закусочная "Ти энд Эл", находящаяся всего в пяти кварталах от его дома, куда наверняка не придет никто из знакомых Эстральды.
Либерман не хотел торопить ни женщину, ни самого себя. Накануне он поздно лег, смотрел запись "Зоопарка в Будапеште" с Лореттой Янг. Бесс около часа сидела вместе с ним, потом ушла, сказав, что собирается посмотреть Коппела, а потом лечь спать. Либерман досмотрел фильм до конца и прикончил последнюю коробку печенья "Тамтам". Лег он около часа ночи, и Бесс уже тихонько похрапывала. Либерман проспал четыре часа, неплохо для него.
- Который час? - спросила Бесс, перевернувшись и потянувшись за очками, когда он встал.
- Четыре тридцать, - ответил он.
- Ты встаешь? У тебя медосмотр сегодня?
- Нет, завтра. Спи дальше, Бесс. Я сварю кофе, - сказал он, наклонившись, чтобы ее поцеловать. Он еще не дошел до двери спальни, а она уже заснула.
Либерман смолол кофе в новой маленькой электрической кофемолке, налил горячей воды, вставил фильтр в кофеварку и читал "Трибьюн", пока кофе тонкой струйкой лился в чашку. Либерману нравился запах кофе. Без самого напитка он вполне мог обойтись.
В шесть он позвонил в участок на Кларк-стрит, и Нестор Бриггс сообщил ему о звонке Эстральды Вальдес. Тогда Либерман перезвонил девушке и назначил эту встречу. И вот теперь он смотрел на нее, своего самого надежного и уж конечно самого красивого информатора. Если ей есть что сказать, пусть она сделает это тогда, когда сама захочет.
- У меня тут есть один парень, который не признает ответа "нет", - сказала Эстральда, допив второй стакан чая со льдом. Она поиграла кубиками льда, перебирая их пальцами с красными ногтями, и помолчала. - Я сказала ему, что у нас все кончено. Я говорила с ним по-хорошему, поцеловала в лоб, пощекотала яички. Я провела с ним хорошую ночь. Но он вспылил. Боюсь, он вернется и натворит глупостей. Я выхожу из игры, viejo.
- Скажи нам, как его зовут, и мы с ним поговорим, - предложил Хэнраган, когда Мэйш принес ему кофе. - Тебе незачем выходить из игры.
- У меня для этого есть и другие причины, - заметила женщина, касаясь своих красных губ еще более яркими ногтями. - Не надо вам с ним говорить, - сказала она, смеясь и глядя на быстро тающие кубики льда. - Для вас есть другое дело. Вы прикроете меня сегодня ночью. Мне надо забрать деньги кое у кого. Утром я смоюсь. Когда доберусь, куда мне надо, это в Техасе, дам вам знать, где найти список моих клиентов.
- Включая того, кто тебя преследует? - спросил Хэнраган, держа чашку с кофе обеими руками.
- Ага, - ответила Эстральда, - но одна фамилия ничего вам не даст. И я вам говорю, у меня есть другие причины, чтобы выйти из дела.
- Да вся эта затея ничего нам не даст, - заметил Хэнраган. - Без обид, сеньорита, но что нам делать с фамилиями клиентов проститутки?
- Сможете получить повышение или благодарность, borracho, - сказала Эстральда. - Намекнете клиентам из списка, что можете его порвать, и они сделают вас обоих большими шишками в полиции.
- Я слишком стар для того, чтобы быть большой шишкой, Эстральда, - произнес Либерман. - Ты действительно думаешь, что этот парень опасен?
- Уверена, - ответила она, отставляя стакан в сторону и глядя на Либермана. - Но даже если бы он не был опасен, мне все равно пора перебраться куда-нибудь в теплые края. Скоро зима, не так ли?
- Мы будем скучать по тебе, - сказал Либерман.
Эстральда пожала плечами:
- Я тоже буду скучать по тебе, viejo. Я тут накопила немного деньжат. Может быть, смогу вернуться домой и открыть маникюрный салон или что-нибудь в этом роде.
Она повернулась и посмотрела через плечо в окно. Либерман тоже повернул голову - увидеть, на что она смотрит, - но там не было ничего, кроме машин, неба и пустыря на противоположной стороне улицы, где в прошлом году снесли аптеку.
- А что Эскамильо? - спросил Либерман. Эскамильо Силк был боксер-средневес, едва ли способный удержаться от употребления кокаина. Хотя Силк, настоящее имя Леон Каскабелла, был женат и жил со своей женой, он любил ходить под руку с Эстральдой, а Эстральде нравилось выходить в свет. Поскольку она не могла открыто рекламировать себя, появляться на людях с Силком было полезно для бизнеса. У нее был нюх на хороший бизнес. И возможно, Эскамильо мог предложить ей еще кое-что.
- Не могу на него рассчитывать, - ответила женщина. И она была права. - Мы не так близки. Кроме того, не хочу, чтобы он знал, что я выхожу из дела. Хорошо, если он заметит мой отъезд хотя бы через неделю. А вам надо приехать ко мне до полуночи, - добавила она.
Эстральда снова посмотрела в окно, но на этот раз Либерман знал, что она не смотрит на что-то определенное. Она видела то или того, что или кого представляла в мыслях.
- На этой неделе парень заканчивает работу в полдесятого вечера, - сообщила она. - Он может прийти в любой момент до часа ночи, а то и позже.
- Мы будем на месте без четверти девять, - заверил ее Либерман.
- Напротив моего дома есть мотель с китайским рестораном, - сказала Эстральда. - Оттуда видны вход в дом и холл.
- Нам будет лучше видно из холла, - заметил Хэнраган.
- Но и вас будет лучше видно, - предположила она. - Я не хочу неприятностей с домовым комитетом. Мне еще продавать эту квартиру. Я была очень осторожна, а тут копы сидят в холле… Нет уж, спасибо. Кстати, из китайского ресторана вы сможете видеть мое окно, а из холла его не видно. Просто будьте рядом на случай, если вы мне понадобитесь. Позвоните мне, когда приедете на место. В любое время до половины десятого. Мой телефон у вас есть.
Либерман посмотрел на Хэнрагана, который глубоко вздохнул и кивнул. Либерман тоже кивнул Эстральде, хотя она и так уже поняла.
- Значит, заметано, - сказала она, вставая и широко улыбаясь Либерману. - Ты ведь не веришь, что я отправлюсь прямо в Техас, правда, viejo?
- Почему нет? - спросил Либерман.
- Может, и не отправлюсь, - добавила она, вздохнув, и, поднявшись, поправила тесное платье. - Я могу продавать только себя. Молодость ведь дается не навсегда, и мы живем не вечно, никто из нас не вечен, verdad?
- Леди, - заявил Хэнраган, - что вы здесь морочите нам головы? Мы все знаем, что ты могла бы заплатить какому-нибудь наркоману с улицы четыре сотни, чтобы он отправил этого парня на тот свет.
- Нет, - возразила Эстральда, рассмеявшись, и сделала шаг в сторону двери. - Если бы я платила за убийство всех психов, с которыми общаюсь, я бы разорилась, а все вокруг было бы завалено трупами. Не опаздывай, viejo.
- Мы будем вовремя, - пообещал Либерман, и она вышла походкой, предназначенной специально для старых хрычей, смаковавших воспоминания.
Она еще не дошла до двери, когда за стойкой зазвонил телефон. Мэйш не спешил взять трубку, он сделал это только после того, как Эстральда скрылась из вида и старые хрычи начали разбор ее достоинств.
- Нам не нужен ее список, Эйб, - заявил Хэнраган, пересев на другое место в кабинке и повернув вентилятор так, чтобы тоже оказаться в поле его действия. - Нам повезет, если хотя бы половина этой истории про клиента Эстральды окажется правдой.
- Давай считать, что мы делаем прощальный подарок. Мы ей многим обязаны, - сказал Либерман.
- Эйб, - крикнул Мэйш, - тебя к телефону.
Либерман медленно поднялся, зная, что после часа, проведенного в одном положении, предупреждающая боль в пораженных артритом коленях неизбежна.
- Что за подружка, Эйбеле? - спросил старик в кепке, сидевший у стойки.
- Мэйш, - донесся от столика старых хрычей голос Гарри, - позвони Бесс. Скажи ей, что у Эйба шуры-муры с дочкой Риты Хейуорт, принцессой…
- …Кэролайн, - подсказал Хауи Чэнь.
- Джесмин, - закончил Сид Леван, который немного смахивал на Никиту Хрущева.
- Эйб? - произнес женский голос в трубке.
- Я тебя слушаю, Луиза.
- Только что поступил звонок, - сообщила Луиза Джексон из полицейского участка на Кларк-стрит. - Сын Хосе Руиса видел Дель Соля в ресторане "Чапультапек" меньше часа назад.
Эмилиано "Эль Перро" Дель Соль до полусмерти избил Сильвию Эстебан телефонной трубкой за то, что та разговаривала, когда по радио пел Хулио Иглесиас. Говорили, будто Эль Перро перерезал горло одному из братьев Варга, когда тот случайно наступил ему на ногу. Не один знакомец Либермана был в баре "Дос Эрманос" в ту ночь, когда Эль Перро избил до бесчувствия двух строителей, посмевших посмотреть на него, когда он медленно и с трудом сочинял письмо своей матери в Панаму. Эль Перро был главарем банды "Тентакулос" - "щупальца", и эти парни считали, что Норт-авеню принадлежит им.
- Спасибо, Луиза. Мы едем.
Либерман повесил трубку и кивнул Хэнрагану, выходившему из кабинки.
- Эль Перро, - сказал Либерман. - "Чапультапек" на Норт-авеню.
- Это будет тот еще денек, Эйб, - заметил Хэнраган, вздыхая.
- Будем надеяться, Отец Мэрфи, - ответил Либерман. - Мэйш, возможно, я еще заскочу попозже.
Мэйш пожал плечами, Гершл Розен, обнадеженный своей предыдущей попыткой сострить, бросил:
- Если вернешься без шлюшки, Чэнь выбросит тебя на улицу приемом кунг-фу. Правда, Чэнь?