- Так что же, Кабрера? Чем я могу тебе помочь?
- Я пришел, чтобы забрать вещи покойного.
Твою мать (как выражаются школяры)! Я и забыл, о чем мы договаривались с утра! "Водка до добра не доводит, Фриц", - мысленно напомнил я себе по привычке, приобретенной вследствие пьянства. С тех пор как начал пить, я часто веду внутренние диалоги. Что же ему отдать, чтобы он побыстрее убрался?
Я встал и подошел к полке с книгами и журналами, которая давно грозит обвалиться под их весом, и вынул книгу наугад. Увидав, что это "Трактат по криминологии" доктора Куроза Куарона, я едва не упал - равно от тошноты, головокружения и удивления. Хорошо, что Рамон рассматривал большой портрет Фрейда на стене и не замечал моих трудностей. Тогда я взял с полки вторую книгу - "Черное прошлое" Раберна Фонсеки. Вот незадача: неужели там нет ничего другого, без криминала? Страшно разволновавшись, я вынул сразу три книги - "Хладнокровие" Трумана Капоте, "Судья и его палач" Фридриха Дюрренматта, "Доктор Джекил и мистер Хайд"… Когда на моих глазах происходят подобные совпадения, в которых раскрывается гармония вещей, меня охватывает трепет пред величием божественного промысла. И тут Рамон наконец заметил, что со мной творится неладное.
- Святой отец? Как вы себя чувствуете?
Ничто не раздражает меня более чем жалость, особенно если кому-то вздумается пожалеть меня.
- Да, все в порядке, - через силу ответил я.
Он снова уставился на портрет, а я про себя недоумевал, как Кабрере могли поручить расследование убийства Бернардо Бланко. Благодаря своему острому, проницательному и пытливому уму молодой Бернардо создавал журналистские шедевры, он был настоящим мастером криминального репортажа, но Макетон… Чего можно ждать от этого примитивного создания?
Но я ошибался.
- И это все? - спросил он.
- В смысле - все?
- Я думал, у вас еще что-то есть.
- Например?
- Ну я не знаю… что-то очень важное… вы же сами сказали…
- Эти книги очень важны. Бернардо их очень ценил, - настаивал я. Мне жуть как хотелось выпить.
- Но насколько я понял, это срочно?
- Еще бы не срочно! - Я обвел рукой кабинет. - Посмотри, какая здесь теснота. Каждый ученик, что приходит ко мне, забывает здесь одну-две книги. В конце концов, у меня не публичная библиотека.
Кабрера нахмурился и подозрительно взглянул на меня - так и Бернардо, бывало, оглядывал лжецов, которых видел насквозь. Похоже, с нашей последней встречи в нем развилась интуиция (думаю, не слишком, но все-таки). На миг я испугался, что он сейчас отбросит все приличия и устроит мне форменный полицейский допрос, но он применил ко мне более изощренную пытку. Он долго болтал о разных пустяках, продлевая мои мучения, чтобы затем перейти к атаке.
- Как приятно вернуться в школу, - говорил он. - Вижу, что она разрослась, открылись новые классы.
- Ну да, народу прибавилось. Видишь ли, новые неграмотные дети рождаются каждый день. Когда ты был тут в последний раз?
- Хм… лет двадцать назад.
- А… ясно. И когда тебе поручили это расследование? - спросил я, боясь, как бы он не ударился в воспоминания.
- Не далее как сегодня утром.
- То есть Весельчак теперь не при делах?
- Вроде того. Кстати, святой отец, на прошлой неделе я видел, как вы с ним разговаривали.
- Это, знаешь ли, мой долг.
- Вы больше не навещаете заключенных в тюрьме?
- Навещаю, а как же. Я по-прежнему тружусь на два лагеря, как распорядился епископ, дабы способствовать прекращению вражды.
Его вопросы насторожили меня. Интересно, насколько он осведомлен о деятельности Бернардо Бланко? Судя по хмурому лицу, ему кое-что известно. Мы оба молчали, и неловкая пауза затягивалась. Что у него на уме? Если он ждет от меня признания, то не дождется. Или нарочно тянет время, чтобы меня помучить? А проклятая бутылка водки в шкафу, словно обольстительная женщина, так и манила меня к себе. Я понимал, что заслужил эту муку, что поделом мне, но от этого не становилось легче.
Тем временем Кабрера уселся поудобнее, показывая, что никуда не торопится. Поскольку он явился ранее назначенного времени, я не успел убрать, и все улики остались на виду. Прежде всего - шахматная доска с неоконченной партией.
- Бернардо был достойным соперником? - спросил он.
- Весьма, но часто терял ферзя, - ответил я, не подумав, и мысленно укорил себя: "Фриц, опять ты сболтнул лишнего! Ты сам загоняешь себя в угол!"
Во взгляде Рамона промелькнуло изумление - наверняка он начинал догадываться о случившемся. Но вместо того чтобы добить меня, как на его месте поступил бы Бернардо, он взглянул на обложку романа Стивенсона и спросил:
- Вы часто виделись, святой отец?
- Нет, не очень, - ответил я и добавил, спеша уйти от этой темы: - Как дела на работе?
- Все по-старому.
- Жаль, что ничего не меняется.
Я стал убирать фигуры в коробку. Позже надо будет протереть их, чтобы не осталось отпечатков пальцев Бернардо. Одна пешка упала на пол. Кабрера подобрал ее и протянул мне.
- Вот, возьмите, святой отец.
- Спасибо, - буркнул я.
Господи, прости им, ибо они не ведают, что творят. Имеют глаза, но не видят, имеют уши, но не слышат. Бернардо, к примеру, обладал удивительным интеллектом в сочетании с острой наблюдательностью, чего Рамон Кабрера, судя по всему, начисто лишен. А не намекнуть ли ему? Нет, не стоит. Он ведь не поймет. Остается лишь надеяться и снова надеяться, как учат нас мудрецы.
- Святой отец, мне нужна ваша помощь.
- Я слушаю. - Я стал демонстративно протирать очки.
- До вас дошли слухи о портовом картеле?
- Да.
- И что вы об этом думаете?
- Не сочти за оскорбление, но это чушь собачья и не имеет никакого отношения к Бернардо.
Кабрера и глазом не моргнул. "Так может продолжаться вечно", - подумал я и посмотрел на часы, давая ему понять, что аудиенция заканчивается.
- И последнее, святой отец: вы знали, что Бернардо оставил журналистику?
Отцы Церкви, порицавшие ложь, никогда не учили нас говорить всю правду, особенно если инквизитор не задает прямого вопроса.
- Да, знал.
- А почему он это сделал?
- Интересный вопрос. Я не знаю, к сожалению. Если бы ты умел читать между строк, подобно Бернардо, мы могли бы разговаривать с тобой часами. Дело тут крайне запутанное. Будь добр, напомни, какую оценку ты имел у меня по логике?
- С.
- С? Не может быть, чтобы я оценил тебя так высоко. Ты этого не заслуживаешь. Ты уверен? Ну да ладно, я проверю по документам. Кстати, лишь один ученик в моей практике имел А. Бернардо Бланко, разумеется.
- Святой отец, расскажите мне, что с ним произошло.
- Понятия не имею.
И я не обманывал его, поскольку он имел в виду земную судьбу Бернардо, а я говорил о спасении его души. Затем Кабрера повернулся в сторону шкафа, и в его взгляде отразилась стоящая там бутылка водки. "Мать твою, Фриц, - сказал я себе, - что он теперь о тебе подумает? Подумает, что ты пьешь не меньше, чем в его школьные годы. Нет, ты должен, наконец, перестать беспокоиться об этой проклятой водке, иначе все пропало. Мало ли откуда там бутылка? Может быть, ученики подарили. В конце концов, ты отнял у них бутылку, потому что в школе пить запрещено, и убрал в шкаф. Что в этом плохого?"
Я думал, что ему вот-вот надоест рассматривать шкаф и он уйдет, но не тут-то было.
- Мне кое-что рассказывали о вас, святой отец.
Я покрылся испариной.
- Что именно?
- Вы хотите, чтобы я по порядку изложил или…
- Как хочешь, черт подери. Так что тебе говорили?
- Во-первых, что вы консультировали Бернардо.
- Возможно. Дальше что?
Он покосился на мои дрожащие руки.
- Извини, - сказал я, - я жду посетителей и не хочу, чтобы они тебя тут застали.
- А вы не хотите узнать, что еще я о вас слышал? - обиженно спросил он.
- Хочу. Валяй выкладывай.
- Что вы не ладите с епископом.
- Это ложь. Что еще?
- Что у вас плохие отношения с епископом, но прекрасные с портовым картелем.
Сначала я опешил, а потом громко расхохотался. Рамон, наверное, решил, что я сошел с ума. Отсмеявшись, я достал платок и вытер слезы.
- А дальше?
Само собой, он рассердился.
- Ничего. Теперь ваша очередь поделиться со мной информацией. Иначе зачем вы меня пригласили?
Я наклонился, и мне на глаза снова попался "Доктор Джекил и мистер Хайд".
- Ко мне сейчас придут, Кабрера, - сказал я, - так что я коротенько. Во-первых, Бернардо писал книгу. Во-вторых, книгу об истории города семидесятых годов. Что-то вроде журналистского расследования, копался в городском архиве. В-третьих, да, ему угрожали. И в-четвертых, не лез бы ты в это дело, Макетон, целее будешь. Ибо, как говорят буддисты, не заглядывай в бездну, иначе бездна заглянет в тебя.
Разумеется, он хотел вытащить из меня подробности, особенно его интересовало, нет ли у меня соображений насчет тех, кто угрожал Бернардо, но я сказал, что в другое время я бы не отказался побеседовать с ним, а сейчас не могу. Дело в том, что утром произошла одна неприятная коллизия.
Придя на похороны Бернардо, я неожиданно столкнулся с епископом. Он тоже был весьма удивлен нашей встречей.
- Что вы здесь делаете? - спросил он. Приблизившись ко мне, он почувствовал запах алкоголя. - Вы снова пьете? После службы сразу отправляйтесь в резиденцию.
- Дозволено ли мне ослушаться вашего приказания?
Епископ опустился на колени у гроба, шепотом читая "Ангел Господень", но поднимаясь, он уже говорил:
- Довольно. Надеюсь, вы помните, что принесли клятву верности папе, и как его наместник я запрещаю вам разговаривать с кем-либо о случившемся под угрозой отстранения от ваших обязанностей. Вам понятно?
- Да, ваше преосвященство.
"Фриц, - мысленно обратился я к себе, - ты знаешь этого парня тридцать лет и до сих пор не оценил его склонности к примитивным решениям. Вместо того чтобы побеседовать с ним с глазу на глаз, ты бросаешь ему публичный вызов. Поспешность - плохой советчик. Пусть вы два года вместе проучились в семинарии в Риме, пусть ты однажды пригласил его к себе домой в Берлин на Рождество, по нынешним временам ваша былая дружба ничего не значит. Фриц, ты тупое животное. Вместо того чтобы решить вопрос цивилизованным способом, ты прешь напролом, конфликтуешь с начальством и, разумеется, получаешь по заслугам. Теперь руки у тебя связаны, а Макетон сует свой нос куда не следует".
Ну да ладно. Когда я увидел, что время уже к шести, то встал и открыл дверь.
- Прости, Рамон, но сейчас я жду другого посетителя. Будь осторожен.
Он, недовольный, поднялся, а я подумал: "Дай срок, этот парень еще вернется". И надо же было тому случиться, что за дверью он столкнулся с Чавезом. Когда мы остались вдвоем, Чавез спросил:
- Что вы рассказывали Кабрере, святой отец? Вы теперь и его консультируете?
- Не беспокойтесь. Епископ запретил мне вмешиваться в это дело. И я не посмею ослушаться… дважды.
Чавез злорадно расхохотался. Я терпеть не могу, когда он так гогочет.
- Ну ничего, шеф найдет способ вас отблагодарить.
- А если это не тот человек?
- Уже поздно, - сказал Чавез, будто не слышал. - Мне еще ножи надо купить.
Мне не хотелось думать, зачем ему понадобились ножи. Зная Чавеза, можно предположить что угодно. Когда работаешь среди таких людей, привыкаешь к их грубости.
- Обо мне не беспокойтесь, - сказал я ему. - Лучше побеспокойтесь о себе и о спасении собственной души.
При этих словах Чавез презрительно покосился на мою бутылку. "Какая досада! - думал я. - Кабрера будто нарочно выбрал самое неудачное время для визита. Теперь они станут следить за ним. Надо предупредить его". Впоследствии Кабрера совершал поступки, которых от него никак нельзя было ожидать и предотвратить которые не было никакой возможности. "Фриц, - сказал я себе, - все твои труды напрасны. Тебе пора на пенсию. Взять хоть твоих подопечных в полиции; сколько лет ты потратил на их облагораживание, а они все те же". И поскольку мне становилось хуже с каждой минутой, я взял бутылку и отправился в резиденцию епископа.
Когда в дверь моей комнаты постучали, я знал, что это сестра Гертрудис. Я молча лежал на кровати, уставившись в потолок. Поскольку я не отвечал, она приоткрыла дверь и сообщила:
- А у нас сегодня на ужин тушеная капуста.
Тушеная капуста! Каждый раз, когда я бываю не в духе, сестры готовят это блюдо немецкой кухни. Тогда я ем с двойным удовольствием, потому что его преосвященство епископ ненавидит тушеную капусту. Во время ужина он только размазывает еду по тарелке, чтобы скрыть свое отвращение к немецкой еде. Видя это, я беру себе вторую порцию и спрашиваю: "Ваше преосвященство? Не желаете ли добавки?" А епископ неизменно отвечает: "Нет, обжорство вредит душе и телу". А я говорю: "Очень жаль, ведь сестры так старались и заслуживают признания". И его преосвященство с таким выражением, будто его вот-вот стошнит, продолжает возить еду по тарелке. Но бывают дни, когда даже кулинарная война не помогает мне вернуться в доброе расположение духа. Особенно если на совести у меня мертвец, а жизнь еще одного бывшего ученика подвергается опасности. Сестра Гертрудис все стоит и ждет, точно темное воплощение моей вины.
- Я не буду ужинать.
- Не будете?
- Нет.
Тогда она уходит. Жаль, что мои тревоги не столь послушны.
"Что ты делаешь, Фриц? - упрекнул я себя. - Ты ведешь себя как ребенок. В твоем возрасте нельзя подвергать себя таким испытаниям. Иди и съешь что-нибудь, mein Gott! Ты потеряешь сознание и умрешь! Глупо объявлять голодовку из-за обиды на епископа!" Но все это меня не убеждало.
В моей голове собралась толпа враждебно настроенных ко мне людей. Один из них встал и заявил: "Фриц, ты великий грешник. Твои руки в крови. Ты должен действовать! Разве ты не слышишь, как душа Бернардо взывает к справедливости?" - "Слышу, еще как слышу, - отвечал я ему. - В действительности я не слышу ничего другого". - "И что же?" - "Дайте срок, я что-нибудь придумаю". На этом разговор заканчивается, потому что такие разговоры опасны для душевного здоровья.
Но что же все-таки делать? Что, если Макетон вернется с постановлением на обыск в моем кабинете? Или, того хуже, вычислит Уильямса и старика Ромеро и они его убьют? Мне припомнились слова Весельчака о ножах… Словом, Макетон сильно рискует своей шеей.
Было без малого восемь, когда приехал епископ. Из машины он сразу направился на кухню, чтобы узнать меню.
- Что? Опять? - услышал я его возглас, а за тем последовало глухое ворчание.
Через минуту он постучал ко мне в комнату.
- Тихо, черт подери! - крикнул я в ответ. - Я молюсь!
Но он все равно открыл дверь. Если он входит, чтобы отчитать меня, он вначале лицемерно извиняется. Но я был слишком зол и не стал слушать его извинений.
- Чего вы хотите, ваше преосвященство?
- Вы не выйдете к ужину?
- Нет.
- Но они приготовили вашу любимую… капусту.
- Ну и что? Сейчас не время. Я должен поразмыслить над своими ошибками, на которые вы мне указали, и для этого мне необходимо побыть одному.
Он заметно смутился и проговорил:
- Фриц, вы уже не маленький мальчик. Идемте ужинать вместе со всеми. Кстати, из консульства Германии нам передали ящик пива, которое вы так любите. Если вы не придете, я выпью все сам. - Тут он, между прочим, говорил чистую правду.
- Господь карает чревоугодие, - напомнил я епископу.
- Ну как хотите.
Дверь закрылась, и в течение последующих двадцати минут я слышал, как стучит посуда. Пару раз открывались бутылки моего любимого пива. В миг наивысшей тоски я вынул из стола "Духовные упражнения" и открыл их наугад. Пусть Иисус не учил искать пророчеств в книгах, меня они никогда не подводят. Итак, раскрыв откровения святого Игнатия, я прочитал: "Поэтому будьте осторожны, как змеи, и невинны, как голуби". Вероятно, мой святой покровитель советует мне действовать втайне от епископа, чтобы он не узнал о моей роли в этом деле. Я схватил записную книжку, нашел там нужное имя и только начал обдумывать план, как сознание мое разделилось надвое. Одна половина спросила вторую: "Фриц, мерзавец, что у тебя на уме?" - "Прямо сейчас я думаю о том, что надо бы поужинать", - ответила та. И в этом они сошлись.
Дождавшись, пока епископ выйдет из-за стола и удалится в свои покои, я выбрался в холл, где у нас стоит телефон. Трубка оглушила меня ужасным писком и скрежетом. Понятно: как обычно по вечерам, епископ сидит в Интернете и общается с коллегами по всему миру. Придется подождать по меньшей мере полчаса. Я вернулся к себе в келью.
Желудок бурчал от голода. Сев за стол, я услышал голос своей голодной совести: "Пахнет тушеной капустой. Может быть, сделаем перерыв?" - "Подожди, - ответил я, - сейчас у нас много работы". - "Очень жаль. Сестры так старались, готовя ужин. А пиво, сваренное строго по рецепту, прописанному в Баварском мирном договоре…" Я хотел было ответить, но услышал, как епископ кладет трубку, и бросился в холл к телефону. Там я набрал рабочий номер Чичары.
- "Ла-Туэрка", - ответил Чичара. "Ла-Туэрка" - это хозяйственный магазин, где он работает.
- Carnál? - Мне с трудом дается сленг района Кале, но по-другому Чичара не понимает. - У меня для тебя есть четырнадцать.
Он не сразу ответил, и я догадался, что он тащит телефон в место, где его не могут подслушать.
- А что стряслось? Опять четырнадцать?
- Да. На этот раз очень сложный случай.
- Ты и в прошлый раз так говорил, а что получилось? Ты видел его фотографию в "Меркурио"?
Я даже обиделся:
- Ты возьмешься или нет?
- Пока не знаю. Будет трудно, потому что за ним наверняка пустят хвост. - Он помолчал, затем добавил: - У нас закончились прокладки девятого размера.
- Ясно, ты не можешь говорить. Скажи только да, если согласен, или нет.
- Не могу. Надо проверить по накладным.
- Может быть, четырнадцать мало? Хочешь двадцать?
В трубке возникла глухая тишина - похоже, Чичара прикрыл ее рукой или куском полиэтилена. Наверное, за ним следят. Я весь вспотел от напряжения. В любую минуту телефон может понадобиться епископу.
- Carnál?
- Заказ только что поступил, - ответил он. - Оставьте мне ваш телефон, и я перезвоню.
- Нет! Тут люди! - выпалил я.
- Ладно, я поищу эти прокладки. Позвоните через пятнадцать минут.
Он дал отбой. Я, конечно, не собирался ждать пятнадцать минут. Досчитав до ста, я снова набрал его номер.
- Нашел я твои долбаные прокладки, - сказал Чичара. - Куда их доставить?
- К его подъезду.
- А где это?
- 32-А Эмилиано Котрерас, напротив отеля "Торребланка". Кстати, ты мог бы подождать его в отеле, если что.
- Думаешь, стоит? У меня там шурин служит швейцаром.
- А в чем проблема?
- Он накапает моей старухе.
- Почему?
- Потому что там женщины. Ты знаешь что-нибудь о женщинах?
Черт бы побрал этих местных. Профессионал из Германии устроил бы меня куда больше.
- Да не волнуйся, я выкручусь.
- Надеюсь.
- А ты ничего не забыл? Как я его узнаю?
- Нет ничего проще - это Макетон Кабрера.