Новое слово в искусстве реалити-шоу!
Герои и героини шоу, которых отбирают вульгарные красотки телеведущие, вдруг обнаруживают: ЛЮБЫЕ их желания, даже продиктованные завистью, тщеславием или злобой, - СБЫВАЮТСЯ!
Блистательная мистификация?
Возможно. Ведь красавец демон, участник шоу, - всего лишь актер, надеющийся стать популярным…
Но почему сценарист шоу буквально одержим мыслями о дьяволе - с того самого дня, как у него в доме поселился… черный кот?
Быть может, продажа души дьяволу в прямом эфире - это совсем не шутка?..
Содержание:
ЧАСТЬ I - ОБМАН ПЕРВЫЙ 1
ЧАСТЬ II - ОБМАН ВТОРОЙ 32
Эпилог 50
Примечания 53
Кармен Посадас
Добрые слуги дьявола
Посвящаю эту книгу моему приемному сыну Игнасио, чтобы он прочел ее через несколько лет.
Дьявол предпочитает использовать для своих козней скорее доброго слугу, чем дурного.
Эпитафия на одной из могил кладбища Бегброк (Оксфорд)
ЧАСТЬ I
ОБМАН ПЕРВЫЙ
1. ЭФФЕКТ БРЭМА СТОКЕРА
- Ты прямо меня расстреливаешь: я чувствую себя как под пулями, - сказала женщина и улыбнулась с таким видом, будто шквальный огонь вспышек "роллейфлекса" и "пентакса" был для нее привычным делом.
- Наклоните голову немного влево и не смотрите на меня, - произнес голос из-за объектива, - вот так… Chévere !
Chévere? С какой стати у нее вырвалось это слово? Инес никогда раньше его не употребляла. Она не была ни латиноамериканкой, ни любительницей телесериалов, да и возраст уже не тот, чтобы легко усваивать модные словечки современного жаргона.
- А теперь посмотрите на меня… так-так, замечательно, - приговаривала Инес, почему-то она была уверена, что фотографии должны выйти удачно.
"Эффект Брэма Стокера" - так называла Инес отношения, устанавливающиеся в процессе фотографирования между фотографом и его объектом: слово "вампиризм" казалось ей неподходящим. Термин же "эффект Стокера" проходил незамеченным среди других клише фотографического жаргона и в то же время прекрасно раскрывал суть феномена, позволяющего фотографу с помощью камеры проникать во внутренний мир другого человека, постигая его душу и пытаясь уловить за заурядностью красоту. Сегодня перед ее объективом - женщина лет шестидесяти пяти, венесуэлка, если судить по ее акценту и внешности. По странной ассоциации Инес вспомнила про побаливающую ранку на запястье ("Чем, черт возьми, я могла порезаться вчера вечером?"). Голова тоже болела, но Инес тотчас возвратилась к работе.
- Еще разок; отклоните подбородок влево, еще немного. Вот так… отлично, класс!
Инес Руано не слушала, о чем разговаривает с этой женщиной Вики - журналистка, с которой они сегодня работали в паре. До нее долетали лишь обрывки разговора, отдельные фразы, позволявшие все же получить некоторое представление о героине этого интервью, первом из новой серии "Встречи с женщинами в тени". В сущности, проект довольно банальный, но Инес пригласил не просто "Тайм мэгазин", а Майра, главный редактор, ее старая знакомая, - так что отказать было невозможно.
- Хорошо вышло… а теперь не смотрите на меня.
Имя женщины Исабель Альсуа Гарсия, и, как смогла заключить Инес из обрывков разговора, она подруга и верная спутница, нянька, сиделка и единственная будущая наследница пожилого скульптора Алонсо Блекуа, некогда знаменитого донжуана. Инес он тоже нравился в студенческие годы, поэтому она начала внимательнее прислушиваться к словам сеньоры Альсуа, соединяя услышанное с увиденным через объектив. Теперь она взяла другой аппарат, чтобы сфотографировать женщину своим стареньким "роллейфлексом".
- Попробуем так?
Инес уже поймала в объектив наполовину приближенное, перевернутое изображение Исабель Альсуа. Люди выдают свои секреты, когда переворачиваешь их вверх тормашками, как будто их мысли, даже самые сокровенные, начинают легче всплывать на поверхность в таком положении. По крайней мере так думала Инес, и недавно она даже пришла к заключению, что, глядя на перевернутое изображение человека, можно разглядеть некоторые его черты, скрытые за обыденностью и логической упорядоченностью мира.
С помощью своего оптического прибора Инес обнаружила, например, что эта женщина стремится походить на Ирене Папас: она сфокусировала объектив на ее лице, чтобы посмотреть, как Исабель Альсуа постаралась изменить форму своих бровей и губ, контур которых был обозначен резковато для ее возраста. Больше всего в этой женщине Инес привлекало это ее "почти". Инес обожала снимать таких людей, они намного интереснее цельных. Эта стареющая женщина была просто великолепна в своем подражании Папас: почти стройная (не считая толстых, как дорические колонны, ног, которые Инес собиралась исключить из фотографии), почти высокая, и контур ее нижней челюсти почти безупречен.
- Ах, дорогая, ты даже представить себе не можешь. Никто - понимаешь меня? - никто не осознает, каким умом должна обладать женщина, чтобы выносить гения, - с карибским акцентом произнесли сейчас эти губы. Однако выговор для женщины не родной: если бы Инес с большим вниманием слушала вопросы Вики, она бы узнала, что Исабель Альсуа Гарсия - из семьи знаменитых послевоенных эмигрантов и принадлежит к числу людей, претендующих на то, чтобы интеллект их славных предков безусловно признавался и за ними самими. Не важно, если интеллектуальные способности в роду давно зачахли, и у потомка великого человека куриные мозги и образование девочки из каракасского монастырского колледжа: ум таких людей должен приниматься на веру и ни при каких условиях не может быть поставлен под сомнение.
Однако Инес на двадцать лет моложе Исабель Альсуа, она не застала ни войну, ни послевоенный период и не была склонна принимать на веру что бы то ни было. Поэтому она чувствовала некоторую неловкость, видя, как женщина морщит губы, делая Вики очередное признание:
- Поверь мне, милая, все эти великие люди в действительности просто дети - понимаешь меня? Единственное, чего мне не приходится делать, - разве что менять Алси пеленки… Да, да, не смотри на меня такими глазами, ты еще очень молода, но если потом ты станешь кем-нибудь в этой жизни, ты поймешь, что чем более мужчина влиятелен, умен или талантлив, тем больше в нем придури. Да, да, они полные придурки, детка.
Инес вспомнила, как ей нравились некогда скульптуры этого "придурка", и решила сконцентрировать все внимание на глазах Исабель Альсуа, пропуская мимо ушей ее слова. Каковы бы ни были представления этой женщины о мире и мужчинах, Инес не хотела, чтобы они отражались в ее работах. Она не из тех фотографов, которые всегда стремятся сделать из своих персонажей подобие красочных иллюстраций из "Пари матч", но не принадлежала она и к числу тех, кому нравится подчеркивать безобразную сторону людей. Слишком дешевый и слишком простой, по ее мнению, трюк. Гной в уголке глаза… торчащие из носа волоски… Инес казалось, что люди читают фотографии больше, чем сам текст интервью. Читатель никогда не пропустит несколько прядей, выбившихся из прически или, наоборот, слишком прилипших к черепу, и инстинктивно решит: "Вот депрессивный". Или, как в случае с Исабель Альсуа Гарсия: "Вот у кого язык без костей"; потому что именно на такую мысль наводили эти губы, увеличенные слишком темным контуром, эти бесчисленные бороздки над верхней губой - признак постоянно морщившегося или растягивающегося рта. "Маленькие, но иногда обманчивые симптомы", - думала Инес.
Поэтому она снова вернулась к "пентакс": такие детали намного лучше фиксировать цифровым фотоаппаратом. Инес старалась не смотреть больше на губы женщины, а полностью сконцентрироваться на ее глазах - невероятно черных и самоуверенных: Исабель Альсуа, почти не мигая, вонзала свой взгляд в собеседника со спокойной пристальностью святого. Или осла.
- Теперь поверните корпус чуть-чуть вправо, пожалуйста, и задержитесь в этом положении. Отлично, еще разок.
Если бы Инес обращала больше внимания не на внешность этой женщины, а на ее слова, она узнала бы любопытные подробности о том, как Исабель Альсуа познакомилась с Алонсо Блекуа и спасла его "от верной перфорации желудка", когда слава скульптора уже начинала меркнуть и годы брали свое. "О, милая, ты представить себе не можешь, в каком состоянии был Алси, когда я познакомилась с ним в 98-м. И я вовсе не хвастаюсь - понимаешь меня? - кто-нибудь может подумать, будто я возомнила о себе невесть что и выдумываю всякие небылицы. Нет, я привыкла говорить только правду, детка; и вот она, правда, уж поверь мне".
Затем Исабель Альсуа понизила голос, чтобы рассказать, как плох был знаменитый скульптор, когда они познакомились, и как ему хорошо теперь. Потом, уже во весь голос, Исабель сообщила о намечающемся чествовании Алси на Венецианской биеннале: она сама об этом позаботилась, съездив в Италию, "потому что подобные вещи слишком деликатны, чтобы поручать их агентам, они ведь ничего не могут толком организовать, ты же знаешь". Исабель Альсуа опять понизила голос: "Алси теперь в полном порядке, все просто замечательно, но до биеннале я хочу свозить его сначала на несколько дней в Баден-Баден: в последнее время он немного меня беспокоит, кушает не очень хорошо…" Если бы Инес слушала эту женщину или по крайней мере смотрела бы на ее губы, она заметила бы, что в рассказе о знаменитом скульпторе без конца повторяются слова "я", "мне", "меня", "со мной". К счастью, Инес взялась за "пентакс" и ее заинтересовали руки этой женщины - особенно пальцы, их нужно обязательно сфотографировать. Смотри, смотри, Инес, они чуть согнуты, и красные ногти будто царапают, вернее, раздирают воздух, в подкрепление бог знает каких слов. Пальцы снова и снова впивались в пустоту, словно желая заставить ее кровоточить, и Инес фотографировала их, хотя Майра, главный редактор журнала, дала ей совершенно четкие указания: "Парочки фотографий будет достаточно, один портрет, один снимок средним планом, и хватит, это ведь не суперпроект, всего лишь серия о любовницах знаменитых людей. Да, вот еще что: фотографии мне нужны к завтрашнему дню, время не терпит".
Ладно. Инес решила поторопиться и отснять поскорее нужные кадры, чтобы успеть обработать снимки этим же вечером. Но ужасные руки снова и снова притягивали ее взгляд, словно говоря: "Иди, иди сюда", - и Инес опять защелкала фотоаппаратом. Ей стало страшно: согнутые пальцы с красными ногтями будто манили ее к себе. Вдруг Инес обнаружила, что эти руки, несмотря на скрюченные фаланги пальцев, выглядят слишком молодо, контрастируя со всем остальным обликом женщины: они словно существовали независимо от тела. В этот момент ей пришла на память ведьма из спектакля "Белоснежка", который она видела в детстве, когда гостила у бабушки с дедушкой в Гранаде. Тогда молодая актриса, игравшая роль мачехи, забыла загримировать себе руки. Мелкие огрехи плохого театра - только и всего, но образ этих вопиюще молодых рук навсегда врезался в память шестилетней девочки и теперь сделался в воображении Инес особенно зловещим. "Да что за глупости, - рассердилась она, - это все эффект Брэма Стокера, только на этот раз мы поменялись ролями, и уже не я пытаюсь извлечь что-то из этой женщины, а она сама впилась в меня своими красными когтями".
Да нет же, какая чепуха: обычное интервью у заурядной особы. Конечно, ее черты "почти" довольно занимательны, но лишь настолько, чтобы сфотографировать их и забыть. Болтовню же ее лучше не слушать, редкостная зануда!
Все хорошо, все просто замечательно. Не стоит паниковать из-за происходящего: ведь именно это - способность проникать в чужой, скрытый от посторонних глаз мир - и нравилось Инес в ее профессии. Это случалось нечасто, но, заглянув внутрь другого человека, иногда удавалось даже услышать его мысли. Точнее, не услышать, а увидеть. Инес раньше уже испытывала подобное, но всегда только с симпатичными ей людьми, в случае же с этой… "Ведь я всегда презирала таких людей, - думает Инес. - Кто она? Немолодая женщина, живущая за счет мужчины и заботящаяся о нем в обмен на социальный престиж и, вероятно, его наследство". "Алси у меня кушает, Алси у меня не кушает, мы собираемся в Баден-Баден, детка, ах, да ты ничего не понимаешь ни в жизни, ни в мужчинах". Руки женщины в подкрепление ее слов опять раздирали воздух и сжимались в кулаки, словно желая вырвать с корнем что-то невидимое. Инес сфокусировала объектив на пальцах, впивающихся в ладони (так, так, великолепно!): что они сжали так крепко - душу Алонсо Блекуа, его волю, его банковские счета? "Странные руки у этой женщины, как будто чужие: так хочется отделить их от остального ее тела… Им можно было бы посвятить целую серию фотографий".
"Ну-ка, посмотрим", - Инес внезапно отстранила от себя фотоаппарат. Боль порезанного запястья и тяжесть в голове словно отрезвили ее. - Какое мне до всего этого дело? - удивилась она. - С какой стати я принялась фотографировать эти руки - с такой головной болью да еще после бессонной ночи? Хотя… наверное, как раз бессонная ночь в этом и виновата".
Женщина сделала жест левой рукой: "Смотри, смотри на нее!" Инес не смогла удержаться от того, чтобы не увеличить изображение, и продолжала снимать: рука приблизилась к голове и… о Боже! Что за отвратительная манера - почесываться одним ноготком! Инес так близко видела это через объектив, что почти слышала, как женщина скребет голову - сначала безымянным пальцем, потом мизинцем. Какой кошмар!
"Да что же это со мной? Может быть, хватит уже? - Инес опустила камеру. - Довольно, а то я возненавижу эту женщину в конце концов. Как можно ненавидеть совершенно незнакомого человека? Не знаю, но, клянусь, я вырежу с фотографий ее руки, она их недостойна, они слишком живые для нее". Инес щелкала и щелкала фотоаппаратом: еще один снимок, еще один…
Ситуация в высшей степени странная, но Инес видела в ней и положительный момент: подобное состояние экзальтации всегда способствует творческому процессу. Безо всякого сомнения, фотографии рук получатся великолепно, их можно будет где-нибудь использовать - например, выставить на конкурс или представить на ближайшей выставке в Женеве. О, смотри-смотри, Инес, не пропусти это новое движение: мизинец, безымянный, средний, указательный… - женщина слегка постукивала пальцами, поднимая и опуская их, словно раскрывая и закрывая веер. Как восхитительны эти ужасные руки! Делал ли Алси с них скульптуры когда-нибудь? Конечно же, нет, это ее собственная безумная фантазия! Проклятый эффект Брэма Стокера, она чересчур увлеклась и теперь почти не владела собой, попав во власть этих страшных рук. "Что со мной происходит? - спрашивала себя Инес, глядя, как женщина оттопыривает большой палец левой руки. - Как она мне противна, просто до тошноты!" Хотя, если задуматься, в этом чувстве не было ничего странного. В жизни нам часто приходится необоснованно ненавидеть незнакомых людей, просто мы не придаем этому значения. Некоторых нам даже хочется убить. Мы готовы убить типа, перед самым нашим носом занявшего единственное свободное место для парковки. Придушить жалкую старушку, два часа не отходящую от окошка и донимающую служащего глупыми вопросами (проклятая бабка!). И младенца, ночь напролет разрывающего нам барабанные перепонки своим плачем (Ирода - в президенты!). И бездарного музыканта, без конца играющего на кларнете (чтоб ты свалился с пятого этажа!). У Инес как раз сосед-музыкант, но он никогда не вызывал в ней ненависти такой силы, как обладательница этих красных когтей. Или вызывал? Конечно, да. Тысячу раз она желала, чтобы он проглотил свою проклятую свистульку. Ненависть ведь не избирательна, как любовь. Ненависть всеобъемлюща и распространяется на все, даже самое святое или, наоборот, самое незначительное: "Сукин сын, твоя огромная башка закрывает от меня весь экран!" или "Чертова свинья, неужели никто не учил тебя жевать с закрытым ртом?" Прозаическая, без меры и смысла, "оправданная" ненависть: как можно не злиться на эту девчонку в цветастом купальнике, заслоняющую мне солнце, когда я так хочу загореть? Или чисто эстетическая ненависть ко всему безобразному - именно это Инес чувствовала сейчас, разглядывая увеличенное объективом своего фотоаппарата чужое уродство. Она щелкнула один, два, три, двенадцать раз, прежде чем остановиться и сменить линзу.
- Дорогая, - воспользовавшись паузой, произнес где-то далеко голос с венесуэльским акцентом, - ты прямо меня расстреливаешь.
Инес Руано внезапно осознала, что наделала безо всякой необходимости бесчисленное множество снимков. Она прекратила фотографировать и извинилась; голос с венесуэльским акцентом смягчился и зазвучал притворно-раздосадованно. Женщина в глубине души была польщена таким вниманием со стороны Инес: разве не комплимент то, что известный фотограф уделил ей столько внимания? Поэтому, произнося "я чувствую себя как под градом пуль", женщина даже улыбалась и, кажется, собиралась сказать еще какую-нибудь гадость про Алси Блекуа, но Инес не слушала ее, думая лишь о том, что Майре этот материал нужен к завтрашнему утру и ей придется обрабатывать фотографии допоздна, несмотря на усталость. Инес собрала свои вещи - объективы, зонтик, штатив - и, лишь закрыв чемоданчик, обнаружила, что все еще держит в руке фотометр. Пора прощаться.
- Всего доброго, моя дорогая, - зашевелились венесуэльские губы, и женщина протянула ей руку.
Невольно Инес сжала в ладони фотометр, как реликвию или живое существо, и в то же время спокойно пожала руку, сводившую ее с ума несколько минут назад. Как мужчина, покинувший придорожный мотель, забывает только что пережитую там кратковременную любовь - так и Инес, выйдя и закрыв за собой дверь, оставила позади и свою мимолетную ненависть. Сейчас она смотрела на часы, думая лишь о том, что из фотографий рук может получиться интересный материал. Нужно ли разрешение Исабель… (Альсула? Элосуа? Как, черт возьми, ее звали?), для того чтобы их использовать? Да нет, конечно же, нет: если их отделить от тела, то никто, и даже она сама, не догадается, что это ее руки. "К тому же, - рассудила Инес, - это вовсе и не ее руки, они совершенно не гармонируют со всем ее видом, стоило бы отрезать их ей".