"Я погиб", - подумал Боб, понимая, что его меч отведен слишком далеко и он не успеет защититься, даже если сможет освободить застрявший клинок. Он отчетливо увидел то, что произошло дальше. И он, и его противник забыли об одной вещи: пол стал скользким от крови, хотя для Боба это не имело значения, потому что его центр тяжести находился низко, а ноги были широко расставлены, одна - впереди и согнутая, другая - распрямленная, вытянутая назад. У жирного якудза, напротив, центр тяжести был высоко, и на коварном липком полу его положение было неустойчивым. Он поскользнулся, и его меч дернулся. Жирный попытался сохранить равновесие, но ритм и синхронность удара были непоправимо нарушены, и когда меч все же устремился вперед с вчетверо меньшей скоростью, Боб встретил его своим лезвием, успев развернуться. Отыскав ногой опору, он распрямился, отбил меч противника и, оказавшись в стойке симо-басо, с отведенным назад мечом, просто со всей силы двинул рукоятью вперед. С чудовищным стуком рукоять воткнулась толстяку прямо в глаз. Он рухнул, словно великан с неба из сказки "Джек и бобовый стебель", разбрасывая брызги крови. Ему удалось удержать одной рукой меч, и он попытался им взмахнуть, но Боб ударил своим клинком по цубе, и меч со звоном отлетел в сторону. Склонившись над лежащим якудза, Боб ощутил неприятный запах у него изо рта, увидел пот, зубы, раздутые ноздри и наполненные страхом глаза и ударил его кулаком туда же, куда только что ударил рукоятью меча. Отголоски этого мощного удара отозвались во всех костях скелета. Застонав, жирный растянулся на полу.
Боб выпрямился, учащенно дыша. Он стряхнул с лезвия кровь и услышал, как капельки шлепнулись о стену. Только сейчас до него дошло, что он по-прежнему сжимает в левой руке ножны, что все его удары были нанесены одной рукой, вопреки всем правилам.
Он повернулся и шагнул к старику, который все это время сохранял поразительное спокойствие.
- Надо рассекать, - сурово заметил тот. - Непросто резать. Резать - ничего хорошего. Много крови, смерть медленно. Рассекать!
"Господи, - подумал Свэггер, - все только и умеют, что критиковать".
- Учиться работать ногами. Ноги совсем спутаны, - продолжал престарелый всезнайка. - Ты сражался с двумя совсем плохо. Ходи в зал. Найди учитель. Должен учиться. Тебе повезло. Ты использовал всю удачу в эта жизнь и в следующая жизнь. Больше тебе удача не будет. Ты должен заниматься с учитель. Тебе надо много работать.
- Это ты верно заметил, - согласился Боб. - Определенно мне повезло. А теперь, старик, дай мне то, ради чего я пришел, и я заберу тебя отсюда.
- Жирный не есть мертвый.
- Знаю. Мне нужно сказать ему пару слов.
- Хорошо. Это очень хороший меч. Большая честь работать с ним. Самая большая радость в жизни. Я очень рад. А сейчас дай мне закончить этот меч.
Старик еще пару минут повозился с клинком, осмотрел его, повернув к свету, после чего спрятал в красный шелковый мешочек. Казалось, ему потребовалось несколько часов, чтобы упаковать этот долбаный кусок стали, но Свэггер понимал, что здесь все должно быть выполнено надлежащим образом.
Наконец старик передал ему меч.
- Нельзя трогать лезвие грязные пальцы.
- Понимаю. С вами все будет в порядке?
- Все замечательно. Я ехать гостить к свои родные в Саппоро.
- Быть может, вас подвезти куда-нибудь на машине?
- Нет, я садиться в автобус. Все замечательно.
Обернувшись, Боб подошел к распростертому на полу предводителю, единственному, кто остался в живых из шести бойцов якудзы. Тем временем полировщик господин Омоте обулся, накинул пальто и приготовился уходить.
Боб ткнул жирного предводителя, и тот зашевелился, затем застонал. Открыв глаза, якудза растерянно заморгал, пытаясь заново свыкнуться с тем, что произошло за последние несколько минут.
Он дотронулся до ссадины под глазом, откуда все еще сочилась кровь. Там уже начинал наливаться синяк, который скоро должен был распухнуть до размеров грейпфрута.
- Эй, ты, - обратился к якудза Боб, - слушай меня внимательно, или я сейчас начну тебя резать.
- Пожалуйста, не делать мне больно.
- Это еще почему? Мне понравилось.
- О, мое лицо, - пробормотал парень, которому, как разглядел Боб, было лет двадцать пять.
По его лицу из различных поврежденных мест струились кровь, слезы и сопли.
- Итак, слушай меня внимательно. Тебе предстоит передать одно сообщение, понятно?
- Как скажете, Джо.
- Меня зовут не Джо, козел. Видишь вот это? - Боб помахал перед лицом якудза красным мешочком с мечом. - Это меч. Мой меч. Я вернул его себе. Кондо Исами очень хочет получить меч обратно. Отлично, Я предлагаю ему обмен. У него есть то, что нужно мне. И когда я это получу, я отдам ему меч.
- Я вас слышать.
- Через три дня я дам частное объявление в "Джапан таймс", адресованное некой Юки. Оно будет зашифровано алфавитным кодом из "Благородства в неудаче", английского оригинала, а не японского перевода. Это понятно?
- Что это такое?
- Книга, придурок. Тебе этого не понять. Но Кондо должен знать, что это такое. Ты сможешь запомнить?
- Конечно, Дж… сэр.
- "Сэр" мне больше нравится. В объявлении будет указано место, скорее всего какой-нибудь парк. Кондо должен будет встретиться там со мной на следующий день вечером. Один. Он отдает мне то, что хочу я. После чего я отдаю ему то, что хочет он.
- Конечно, - поспешно заявил жирный якудза. Затем его взгляд затуманился недоумением. - Вы хотеть деньги? Очень много деньги?
- Мне насрать на деньги, клоун-сан.
- Тогда что вы хотеть?
- Его голову, - сказал Боб. - Передай, чтобы он захватил ее с собой.
Глава 32
КОНДО
Кондо был в восторге.
- Он так и сказал? Прямо так и сказал?
- Да. Так и сказал.
- Нии, повтори еще раз. Повтори дословно.
- Я спросил, что ему нужно от вас. Он ответил: "Его голову. Передай, чтобы он захватил ее с собой".
- Наглый тип.
- Да, оябун, вы совершенно правы.
Они находились в квартире у Нии. Частная медсестра, состоящая в услужении у братства "8-9-3", наложила на рану швы и перебинтовала ее, а его дружки после наступления темноты прибрали в мастерской полировщика, ликвидировав следы кровавого побоища и аккуратно избавившись от тел и отрубленной ноги. Нии, забинтованный, с распухшим лицом, вернулся к себе. В соседней комнате толклись еще несколько синсэнгуми: мрачные, встревоженные лица, строгие костюмы. Кондо, однако, сиял. Непостижимо, но случившееся доставило ему огромное наслаждение. У него с лица не сходила улыбка.
- Пожалуйста, опиши мне его еще раз.
- Американец. Довольно высокий, но назвать его огромным нельзя. Очень сдержанный. Все эмоции внутри. Глаза у него были совершенно неподвижные. Он знал, куда смотреть, как двигаться. Ему уже приходилось убивать. Кровь, самые отвратительные раны - на него это не произвело никакого впечатления.
- Расскажи мне еще раз, как он сражался. Но сейчас - во всех подробностях, Нии. Расскажи мне все.
- Он оказался хитрым. А мы были глупы.
- Это ты был глуп, Нии.
- Я был глуп. От него несло виски. Он вел себя шумно и разнузданно. Волосы у него были взлохмачены. Такие гайдзины сплошь и рядом попадаются в Кабукичо: в голове полно бредовых идей, а на поверку полный ноль. Я думал о том, как избавиться от гайдзина без шума, не привлекая внимание полиции. Я понимал, что это будет непросто. Я совершил одну ошибку.
- Какую?
- Гайдзин вскрыл замок. Я слышал, как он щелкнул, однако уже через несколько секунд гайдзин проник внутрь. Он очень опытный человек. Я сидел и ломал голову, пытаясь вспомнить, запер ли дверь на замок. Сейчас я точно знаю, что запер.
- Значит, он вас обманул.
- Провел как детей, разыгрывая из себя пьяного. Это была блестящая находка. Если бы гайдзин раскрыл себя в дверях, его бы встретили шесть мужественных воинов с обнаженными мечами. А так ему удалось с помощью своего нелепого спектакля приблизиться к нам вплотную. И вдруг в одно мгновение он стал совершенно трезвым и смертельно опасным. Первых двоих он рассек одним ударом, великолепно исполненным. Наверное, это был его лучший удар за всю схватку, хотя удар, которым гайдзин расправился с Камиидзуми, также был великолепен. В любом случае с ними все было кончено в одну секунду, а в следующую настал черед Джонни Хандзо. Джонни Хандзо потерял голову и бросился на гайдзина, а тот спокойно дал ему приблизиться, после чего пронзил за мгновение до того, как Джонни успел нанести удар, и с Джонни все было кончено. Меньше чем за три секунды гайдзин вывел из схватки троих.
Слушая рассказ Нии, Кондо сидел молча, полностью сосредоточенный, словно пытаясь мысленно создавать зрительные образы. Все случившееся в мастерской полировщика он видел сейчас в темноте перед собой.
- Итак, вас осталось трое?
- Да. И все трое не могли одновременно обойти старика на помосте. Поэтому мы с Касимой двинулись в одну сторону, а Камиидзуми в другую.
- Из всех шестерых Камиидзуми был безусловно лучшим. Старший по возрасту, наиболее опытный. Ему уже приходилось сражаться на мечах.
- Он был восхитителен. Я не сомневался, что он одержит победу или нанесет гайдзину такую серьезную рану, что победа сама свалится нам в руки. Но гайдзин разгадал удар Камиидзуми, отбил его и, используя инерцию вращения, развернулся в "парящем блоке" и выполнил то, чего я еще ни разу не видел, - прямой выпад, нанесенный одной рукой, поразительно стремительный. Ему нужно было предугадать, в какую сторону сместится Камиидзуми. Быть может, это было чистое везение, но он попал Камиидзуми прямо в горло. Уму непостижимо. Столько крови! Она буквально…
- Гайдзин проследил за тем, как Камиидзуми упал?
- Нет, оябун. Он сразу же обернулся к нам. Не успели мы обойти старика, как гайдзин поднырнул под Касиму и полоснул его по ноге. Отрубил ее. И тут он оказался у меня в руках. Его лезвие на мгновение застряло во второй ноге Касимы, потому что он не предполагал, что с такой легкостью перерубит первую. Лезвие застряло, гайдзин с трудом удержал меч одной рукой. Он остался безоружным. Но затем Касима повалился, и меч гайдзина освободился.
- Он был у тебя в руках.
- Был. Он внизу, меч опущен, я над ним, вкладываю всю силу в удар по цели - его шее. Но если думать о скорости, скорости не добьешься.
- Нельзя думать. Никогда нельзя думать.
- А я подумал. Слишком велико было возбуждение, оябун. Я поскользнулся, потерял равновесие, упустил время, а когда пришел в себя, гайдзин уже был готов; он встретил мой удар, отбил его и ударил рукоятью меча мне в лицо.
- Не очень-то красиво.
- Вы правы. С его стороны это была чистая импровизация. Довольно неряшливая. Мне кажется, гайдзина начали оставлять силы.
- Сколько ему лет?
- Он уже в годах. Но еще не старик. В возрасте. Пятьдесят, пятьдесят два, может, чуть постарше. Лицо очень смуглое от избытка солнца, словно покрытое несходящим загаром. Редеющие волосы. На лице не было никаких чувств. Кроме момента, когда он меня ударил. По-моему, это доставило ему удовольствие.
- Какой человек! Это же превосходно. Я даже не могу тебе передать, как я рад. Мне никогда не приходилось сражаться одному против шестерых. Каковы его сильные стороны?
- Сила духа. Он был настроен очень решительно. Ни страха, ни возбуждения, ни злости, ни колебаний. Никаких чувств. В нем не было ничего, кроме чистого профессионализма.
- Мне это нравится.
- Он двигался быстро. Очень быстро. В особенности его руки. Однако я бы сказал, что один на один гайдзин сражался гораздо лучше, чем один против двоих. Он без труда расправлялся поодиночке с каждым противником, первых двоих он уложил мастерским нукицуке. Дрогнул гайдзин только тогда, когда мы двинулись на него вдвоем; вот тут он и совершил ошибку, и я его едва не прикончил.
- Великолепно.
- Оябун, а теперь мне будет дано позволение совершить харакири?
- Нет, нет и еще раз нет. У нас еще слишком много дел. Мне некем будет тебя заменить. Сейчас у нас нет времени.
- Я сгораю от стыда. Не могу смотреть в лицо своим родителям, друзьям, другим синсэнгуми. Я едва осмеливаюсь смотреть в лицо вам.
- Не будь идиотом. Твоя смерть ничего не даст. К тому же я видел харакири и знаю, как это больно. И грязно. Возможно, Нии, тебе предстоит умереть, но пусть, по крайней мере, твоя смерть будет иметь хоть какой-то смысл. Ты вот посмотри на Камиидзуми и остальных. Их смерть не была напрасной. Они помогли вскрыть сильные и слабые стороны нашего противника. Они умерли достойно. А ты передал мне ту информацию, которую они добыли. Это очень ценная информация. Если бы ты сразу же после схватки вспорол себе живот и умер, эта информация никогда бы не дошла до меня. Так чего бы ты добился этим?
- Я остался жив только для того, чтобы вам служить. Как только во мне больше не будет необходимости, я постараюсь смыть свой позор и вернуть честь с помощью танто.
- Да, да, если тебе так хочется. А также ты сможешь отправиться в публичный дом и натрахаться до полусмерти, и, может быть, этого окажется достаточно. В любом случае, Нии, выслушай меня. Я собираюсь обратиться к полицейскому художнику. Мне нужно, чтобы ты как можно подробнее описал ему гайдзина, и он под твоим руководством составит его портрет. Тогда мы сможем забросить сеть: поймать нашего нового приятеля и вернуть меч. Нам нужно разыскать его до той ночи, когда состоится обмен, потому что, если обмен будет проходить по его сценарию, мы окажемся в затруднительном положении. Нам неизвестно, кого представляет этот гайдзин, каковы его цели. Лично я не могу поверить, что это простая катакиучи, месть. Американцы не понимают суть кровной мести. Может быть, в этом еще что-то смыслят сицилийцы, но и только. Мало ли что взбредет этому гайдзину в голову? Что, если он посадит на соседние крыши отряд снайперов, позовет на помощь команду профессионалов? Риск будет слишком большим. Мне бы совсем не хотелось действовать вслепую.
Нии угрюмо кивнул. Он попытался вспомнить подробности, собрать их в памяти, чтобы оказаться полезным, но его не покидало ощущение какой-то неполноты. И вдруг Нии сообразил, в чем дело.
- Оябун!
- Да, Нии? - обернулся Кондо.
Он уже направился к выходу, чтобы отдать необходимые распоряжения. Он так пока и не решил, ставить ли Сёгуна в известность об этом неприятном, но захватывающем развитии событий.
- Мне очень стыдно. Я виноват. Я не узнал.
- Ты о чем?
- Я все понял: я знаю этого гайдзина.
- Знаешь?
- Да, оябун. Я сожалею, что не узнал его в мастерской, но все произошло гак неожиданно. Я…
- Нии, ближе к теме.
- Да, оябун. Простите. Мы с этим гайдзином уже встречались. Я сидел в двух рядах от него в экспрессе, идущем в Нариту. Я следил за ним от дома Яно до международного аэропорта в ту ночь, когда…
- Это тот самый гайдзин?!
- Да, оябун.
- То есть это тот самый гайдзин, который привез меч.
- Да.
- Он был дома у Яно.
- Он прожил у них несколько дней.
- Он был их близким другом?
- Да, насколько я сейчас вспоминаю. В тот последний вечер я наблюдал с противоположной стороны улицы. Гайдзин, расставаясь, обнял всех. Я проследил за ним до Нариты и убедился в том, что он зарегистрировался на свой рейс. У меня на глазах он прошел предполетный досмотр. Потом я возвратился к вам и мы пошли домой к Яно. Вместе с Камиидзуми, Джонни Хандзо, Касимой и остальными.
- Гайдзин был знаком с Яно, - с наслаждением повторил Кондо. - Значит, это все-таки катаки-учи! О, восхитительно.
- Полагаю, мы могли бы связаться с тем полицейским инспектором из аэропорта. Он должен знать фамилию гайдзина.
- Его фамилия нам не нужна. Теперь я знаю, как его поймать. Я закину наживку, заманю его поближе и выпотрошу ему внутренности.
- А когда все будет закончено, мне можно будет совершить харакири?
- Нии, не надо быть таким эгоистом. Думай не о себе, а о своем оябуне. Ищи собственное достоинство в преданной службе. И тогда, если ты будешь вести себя хорошо, я позволю тебе покончить с собой. Но сперва, Нии, я приведу к тебе хорошенькую девчонку.
Глава 33
ПРИКАЗАНИЯ
Заказав порцию якитори, неизменно получаешь четыре вполне съедобных, даже вкусных куска мяса и один настолько отвратительный, что это даже смешно. Заведение было пропитано запахом цыплят, жарящихся на открытом огне. Ни в одном "Макдоналдсе" так приятно никогда не пахнет. За соседними столиками другие посетители жадно поглощали заказанные блюда. Боб съел сердце, съел грудку, съел желудок, съел разные другие странные части тела, но колени… Тут он остановился.
Ну, может, это были не колени. Может, это были локти. Так или иначе, на тарелке остались маленькие скрюченные кусочки блестящих жил. Их не смогло опалить даже горячее пламя жаровни за стойкой. Сказать по правде, похоже, в складках и впадинках как раз и прятались крошечные капельки белка, и, может быть, действительно голодный человек не поленился бы их выковырять, но у Боба просто не лежала к этому душа. Он обвел взглядом задымленный зал, грубые столы и неровный пол, словно ожидая увидеть Тосиро Мифуне, который ворвется сюда и начнет рубить направо и налево. Ему удалось поймать взгляд хозяйки, колдовавшей у раскаленной жаровни, и, показав пустую тарелку, объяснить, что к чему: "Принесите еще одну порцию того же самого". Боб также постучал по пустой банке из-под кока-колы, прося повторить и это. Повариха кивнула. Если бы не кока-кола, все это могло бы происходить где-нибудь в четырнадцатом столетии. Боб снова вернулся к задаче, занимавшей все его мысли.
Ему уже почти удалось найти решение. Он долго рыскал по всему Токио на мотоцикле, ища милое уединенное место для встречи с Кондо, и наконец нашел то, что доктор прописал: нужно заставить его приехать в Асакусу и пройти пешком мимо храма, где находятся все лавки. По какой-то причине это место закрывалось рано, и народу здесь было мало. Он встретится с Кондо здесь, на улице; он покажется только после того, как убедится, что его противник пришел один и не привел с собой целую банду громил. У Боба не было ни малейшего желания снова сражаться в одиночку против шестерых, а то и тридцати противников, ибо Кондо наверняка приведет с собой лучших из лучших.
И вот сейчас Боб корпел над шифром, каким бы примитивным тот ни был. Ему требовалось отыскать нужное слово в "Благородстве в неудаче", записать номер страницы, абзаца, предложения и слова, так что объявление приобретало следующий вид: "Дорогая Юки, 233-2-4-3", что означало страницу 233, второй абзац, четвертое предложение, третье слово. И дальше в том же духе; полная белиберда, если не знать ключ. А в расшифрованном виде сообщение примет следующий вид: "Асакуса, Храмовая улица, сегодня в полночь, один".