Получалось, что школы подобны автострадам: они существуют только чтобы создавать спрос на продукцию и услуги разных институтов правой части спектра. Но в то время как автострады создают спрос только на автомобили, школы создают его на весь ассортимент институтов, скопившихся в правой части спектра. Каждый институт массового общества определенным образом обусловливает мировосприятие индивида, но школа порабощает человека более основательно и систематически. Школы устанавливают критерии нормальности и отклонений от нее, законности и беззакония, здоровья и болезни, и все это служит предпосылкой для существования церкви, полиции и больниц. Школьное образование - это институт институтов, поскольку именно школа определяет, в каком социальном институте человек проведет остальную часть своей жизни. Школа вселяет в ученика пожизненное пристрастие к потреблению продуктов массового общества, гарантируя при этом духовную деградацию населения, истощение природных ресурсов и загрязнение окружающей среды.
Влияние, которое за последующие десятилетия эта теория оказала на воображение прогрессивных левых, поражает. В 2003 году журнал Harper's счел уместным опубликовать большую статью под названием "Против школ" (Against Schools), призывая "проснуться и увидеть, что такое на самом деле наши школы: лаборатории для экспериментов над юными умами, система муштры для выработки привычек и взглядов, которые угодны корпоративному обществу. Обязательное образование предназначено для обучения детей лишь отчасти. Его настоящая цель - превращать их в рабов". Все это подавалось вполне серьезно, как великое разоблачение, нечто, о чем раньше мы никогда не слышали. "Школы учат детей быть наемными работниками и потребителями […], подчиняться, как автоматы". Как видно, контркультурное мышление заставляет критиков общества повторять одни и те же заезженные клише снова и снова… почти как автоматы.
* * *
Принимая во внимание глубину и распространенность такой враждебности к школам, нетрудно понять связанную с ней враждебность к школьной форме. Если школы - это особенно зловещий институт: одновременно тюрьма, армия и психбольница, то школьная форма есть безусловный символ этого института. И если военные мундиры позволяют солдатам тешить свое тщеславие принадлежностью к мощной силе, то школьная форма подобна тюремной робе или большой желтой звезде Давида, которую нацисты заставляли носить каждого еврея. Это символ стыда, позорное клеймо.
Для критиков массового общества функция школьной формы, как и всех униформ, заключается в том, чтобы идентифицировать определенную группу людей и отличать их от всех прочих. Но цель этого различения еще и в том, чтобы быть для учеников постоянным напоминанием об их подчиненном статусе. Поскольку главная функция школы - готовить детей к жизни в условиях послушания и конформизма, форма дает учителям удобный повод для власти над учениками. Вспомните, как можно осуществлять контроль через терпимость к отклонению от официально предписанного ношения формы, когда есть возможность применить суровые меры и потуже закрутить гайки. В литературе о школьной форме полно историй, рассказанных до сих пор не оправившимися от травм бывшими зэками (пардон, учениками). В этих историях они являются объектом насмешек, побоев и подвергаются повседневному систематическому унижению со стороны учителей, требующих скрупулезного соблюдения правил ношения одежды.
Учитывая, как долго школьная форма служила инструментом контроля, неудивительно, что за ее ношение традиционно выступают любители строгости и порядка - обычно политики-консерваторы. Однако в 1990-х годах произошел любопытный сдвиг, и школьная форма начала получать значительную поддержку политиков левого толка. Это началось после всеобщего признания того факта, что школы столкнулись с двумя серьезными проблемами. Во-первых, в них произошел резкий всплеск насилия, во многом связанного с гангстерским влиянием. Во-вторых, в 1990-е годы подростки массово влились в современную индустрию роскоши.
И то и другое взаимосвязано. Широкое использование предметов гангстерской символики (например, характерных балахонов и бандан) стало результатом массового проникновения американской городской культуры чернокожих в среду белой молодежи из пригородов (через музыкальные видеоклипы, рекламу и профессиональный баскетбол). Одновременно в руках подростков оказалось немало денежных средств, которые они могли тратить по личному усмотрению ($155 млрд только в 2000 году), и все более юные граждане начали усваивать логику консюмеризма. Результатом стал взрыв среди школьников конкурентного потребления, связанного с модой. Эта конкуренция вызвала огромное социальное давление на учеников, не говоря уж о резком усугублении классовых различий (многие школьники из небогатых семей принялись работать после занятий почти полный рабочий день, чтобы иметь возможность покупать "крутые" наряды). Едва ли данный итог удивителен, если принять во внимание убийственную дороговизну таких вещей, как кроссовки Nike и куртки L. A. Raiders.
Все это вместе взятое создало такую атмосферу в школе, при которой учеба оказалась далеко не на первом месте в списке приоритетов.
Крайне важно отметить, что это вовсе не проблемы индивидуальной дисциплины и послушания. Они обусловливаются факторами, находящимися в основном вне контроля отдельного школьника или группы учеников. Насилие уличных банд и конкуренция в следовании моде - это, по сути, гонка без конца. Для всех, имеющих к ней отношение, было бы лучше не видеть на одноклассниках новейшую обувь от Nike, но соблазн получить преимущество перед другими или не отставать от них слишком велик. В результате происходит основанная на моде "гонка вооружений" (которая, принимая во внимание культ оружия в США, быстро становится реальной гонкой вооружений), ведущая к тому, что постоянно растущие денежные ресурсы тают в безнадежном соревновании.
Многие в связи с этим пришли к выводу, что обязательное ношение формы при посещении государственных школ будет простым решением проблем. Достаточно строгие правила ношения формы могут сыграть роль договора о контроле над вооружениями, связывающего все стороны и ограничивающего возможности для конкуренции. Богатые ли, бедные ли - все будут носить одинаковые клетчатые юбки, школьные галстуки и лакированные туфли. Все это должно повысить у учеников уверенность в себе, снизить стресс и давление и позволить школьникам посвящать больше времени и сил урокам и факультативным занятиям.
Теория, стоящая за возрождением интереса к школьной форме, кажется разумной. Если главные проблемы учащихся проистекают из различных форм конкурентного потребления, то правильно будет создать в школе обстановку, ограничивающую возможности для конкуренции, т. е. сделать ношение школьной формы обязательным. К сожалению, нет четких данных о влиянии школьной формы на достижение желаемых результатов. Исследование, на которое чаще всего ссылаются ее сторонники, проводилось в объединенном школьном округе города Лонг-Бич (штат Калифорния). В 1994 году в этом округе было введено обязательное ношение формы всеми - от посетителей детского сада до учащихся восьмого класса школы, и полученные результаты оказались весьма впечатляющими. Ряд нарушений дисциплины - от вандализма до вооруженных нападений - снизился за один год на 33 %. На 44 % сократилось количество словесных оскорблений и побоев, на 74 % - половых правонарушений, драк стало меньше на 41 %. Администрации других школ из разных мест США сообщили аналогичные результаты, однако эта информация зачастую не имеет систематического характера. Также осталось неясным, сохранились ли эти улучшения со временем и не стал ли их причиной эффект новизны.
Впрочем, очевидно, что благотворные результаты, которые ожидались в результате отмены школьной формы, так и не появились. Сделала ли детей новая атмосфера более талантливыми, более любящими и сострадательными, более раскованными и свободными? Сама формулировка вопроса показывает всю абсурдность такого предположения. Если уж на то пошло, ликвидация школьной формы привела к размежеванию на группировки, а не к проявлению индивидуальности.
* * *
Чтобы получить информацию о школьной форме, лучше всего расспросить тех, кто ее носит. Так что я отправился в Bishop Strachan - приличную частную школу для девочек в городе Торонто, имеющую строгие правила ношения одежды, чтобы поговорить о конкуренции, консюмеризме и серых юбках.
Как можно было предположить, тамошние ученицы тратят довольно много времени на размышления о своей одежде и могут перечислить вам очень и очень много "за" и "против" своей школьной формы. Все они согласны с тем, что позитивная сторона заключается в следующем: ежедневное ношение формы уменьшает стресс, не нужно волноваться о том, что надеть, т. е. каждое утро требуется принимать на одно решение меньше (или на три - в зависимости от того, как считать). Многие из девочек считают также, что форма укрепляет солидарность. Лишила ли их форма индивидуальности? Превратила ли в безмозглые винтики? Едва ли.
Если вы хотите узнать тысячу и один способ видоизменений школьной формы, то обратитесь к девочкам: манжеты на рукавах можно закатывать или подворачивать, галстуки можно завязывать туго или свободно, носить прямо или наискось, пуговицы можно расстегивать на стратегических точках, а юбки можно удлинять и укорачивать любым из полудюжины способов (включая классический метод подворачивания на талии, что можно делать после выхода из дома, и возвращать юбке прежний вид перед приходом домой). Далее, существует тема аксессуаров - целый континент в мире женских украшений. Есть миллионы вариантов выбора ювелирных изделий, часов и сумок. Также девочкам можно как угодно укладывать волосы, что тоже открывает большой выбор возможностей.
Таким образом, основная мысль, по которой достигнуто всеобщее согласие, заключается в следующем: форма не лишает человека индивидуальности, но налагает некоторые ограничения на возможность ее выражения. Это, в свою очередь, сдерживает конкурентное потребление. Невозможно сгладить все отличия и невозможно удержать учеников от конкуренции, которая никуда не исчезает, а просто больше не является неограниченной. Получается, что форма подобна договору о нераспространении ядерного оружия: государства по-прежнему могут формировать армии и накапливать оружие, договор просто ограничивает их возможности ведения тотальной войны.
Подтекст здесь ясен: униформа - это не панацея. Она не приводит к исчезновению классовой неприязни (одна из учениц, получавшая в той школе стипендию, пожаловалась мне, что чувствует себя униженной из-за невозможности купить себе фирменные туфли и сумочку). Почти все девочки признались, что конкуренция не исчезла из их жизни насовсем, а переместилась в другие сферы. Они сказали, что чувствуют потребность хорошо выглядеть, когда идут на увеселительное мероприятие вне школы, и дело доходит до того, что каждая вечеринка похожа на выпускной бал или показ мод. Ученицы, с которыми я разговаривал, не питают иллюзий и прекрасно осознают, что форма предназначена для определенного ограничения свободы их самовыражения. Но самое важное, что подавляющему большинству школьниц нравилась их форма. Они считали, что преимущества, полученные в результате улучшения учебной обстановки, стоили ношения формы.
Во многом эти девочки продемонстрировали более верное понимание ситуации, чем многие из их благожелателей. Нью-йоркская журналистка Алисса Кварт в книге "Во власти брендов. Покупка и продажа на подростковом рынке" (Branded: The Buying and Selling of Teenagers) тщательно изучает современную молодежную культуру и свидетельствует, что она шокирована своими открытиями.
Девочки 11–12 лет пользуются косметикой, подростки служат "индикатором трендов" для корпораций, учащиеся старших классов употребляют стероиды и подвергаются косметической хирургии или морят себя голодом, чтобы выглядеть как фотомодели. И все они прокладывают себе путь в океане брендов - вездесущих брендов.
Кварт возлагает вину за это на маркетологов и рекламщиков, т. е. воспроизводит версию традиционной критики массового общества. Она воспринимает маркетинг как форму промывания мозгов, и ее книга полна рассказов о том, как подростков одурачивают, принуждают, программируют и, бог знает как еще, манипулируют их сознанием, лишь бы они играли в компьютерные игры и ходили в торговые центры за одеждой. Она считает, что источник консюмеризма - сделать так, чтобы подростки были вынуждены классно выглядеть в глазах других. Поскольку для этого нужно находиться в кругу тех, кто следит за модой, Кварт всюду видит подростков, старающихся носить одну и ту же обувь, слушать одни и те же группы и ходить в одну и ту же школу. Из этого она заключает, что стремиться к классному имиджу - это то же самое, что стремиться к подчинению чужому мнению. И поскольку Кварт убеждена, что врагом является конформизм, а не конкуренция, она отвергает школьную форму как решение проблем подростковой культуры. Так, Edison Schools - коммерческая компания, содержащая частные школы в двадцати двух штатах, - высмеивается за ее тюремный, "драконовский" подход к образованию, в частности за то, что в ее школах требуется носить форму.
Риторика Кварт выявляет некий парадокс. Она начинает с критики корпораций, которые навязывают свои бренды подросткам, эксплуатируя их желание вписываться в коллектив и классно выглядеть. Замечательно! Но существует простое решение проблемы - не пускать бренды в классные комнаты, запретить ученикам носить их. То есть одеть их в форму. Но это решение отвергается, потому что оно - навязываемый сверху конформизм. Но если и собственная одежда, и форма ведут учеников к конформизму, то где же выход?
По мнению Кварт, ученикам следует бунтовать. Она восхваляет панк-рок с его лозунгом "играй сам" и "культурных диверсантов", которые сочетают критику общества с творчеством, исполняя музыку в подвалах, устраивая уличные вечеринки и делая прически друг другу. А не приходилось ли нам слышать все это раньше? Не этим ли люди занимаются еще с 1960-х? Однако Кварт, похоже, думает, что на этот раз все сложится по-другому. Она всерьез предлагает подросткам быть похожими на нее в юности, когда все, в чем она нуждалась, состояло из кроссовок Converse и майки с портретом группы Ramones. Тот факт, что она приводит название бренда обуви, которую носила в период своего подросткового бунтарства, просто поражает. По какой-то причине она считает, что есть существенная разница между кроссовками Converse, которые она носила (обувь для баскетбола, ставшая знаменитой благодаря Джулиусу Эрвингу), и кроссовками Nike, которые подростки носят сегодня (обувь для баскетбола, ставшая знаменитой благодаря Майклу Джордану); она считает, что была бунтарем, в то время как сегодняшние подростки - это жертвы.
Она назидательно поучает: "в ходе попыток защитить собственную идентичность от брендов" люди находят простой выход - выбирают собственный бренд, становясь "экстремалами", "трэшерами" или "панками", но она никак не может понять, что эта смена бренда и есть то самое желание выделиться, которое всегда стимулировало конкурентное потребление.
Это наглядный пример того, какой огромный вред приносит миф контркультуры.
Он заставляет Кварт совершать смертный грех: она отвергает отличное решение проблемы консюмеризма среди подростков (школьная форма) в пользу мер (контркультурный бунт), не только не срабатывающих, но еще и явно усугубляющих ту проблему, которую она надеется решить.