Измученная дорогой и тяжелыми мыслями, Ольга на ходу словно забывалась в какой-то дреме и тоща смутно слышала окружающий ее дорожный шум и гам. Она думала о несостоявшейся для нее спецшколе, о сгоревших ящиках с экспонатами, о "золотом" чемодане, который вывезли армавирские власти неизвестно куда, о Митине, о родителях.
Под вечер движущийся поток заметно поредел. Остановились у Кубани. Через реку навстречу им переправлялись люди. На противоположном берегу солдаты разбирали деревянные сараи, подносили к берегу бревна и сколачивали переправу в местах отмелей и мелководья. Войска собирались переправлять технику, гнали конные обозы прямо по воде, переплывали и переходили реку вброд.
От переправлявшихся солдат узнали, что они в основном из Ставрополя, который, наверное, уже занят немцами, и что вдоль Кубани движутся прямо по полям фашистские танки.
– Из Ставрополя? – переспросил военкоматовец – военный с четырьмя кубиками в петлицах. – Так это же рукой подать. – И тут же посоветовал всем уходить в горы, в лес.
Вскоре Ольга и ее спутники были остановлены дозором и препровождены в партизанский лагерь. Здесь они поведали пожилому командиру кто они, предъявили документы. Потом все сидели у небольшого костра, скрытого каменным козырьком, и с наслаждением ели похлебку.
Утром, разделившись на группы, все завтракали по-походному. Вдруг один из заместителей командира отряда, часто посматривающий на Иванцову, сказал:
– А я вас знаю, девушка…
Ольга с удивлением посмотрела на него. Кажется, она видела этого человека, где-то, встречались. Но где и при каких обстоятельствах, не могла вспомнить вот так сразу. Спросила:
– Вы из Керчи?
Но тот отрицательно покачал головой, улыбнулся.
– Не помните, это понятно. Встречались-то один раз. Когда вы с директором сдавали в горисполкоме музейные ценности, припоминаете? – засмеялся он.
– Ну конечно же! – воскликнула девушка. Придвинулась ближе и тихо спросила: – Товарищ член комиссии, чемодан и те пять ящиков, небольших, которые оставались в горисполкоме, эвакуировали?
– Чемодан вывезли, а вот ящики… С ними беда…
Ольга пристально смотрела на него, ожидая разъяснения. И тот, помолчав, продолжил:
– Когда участились бомбежки, все отделы исполкома рассредоточили по учреждениям города. Вывезли и те пять ящиков…
– Куда?! – почувствовав недоброе, воскликнула Иванцова.
– Туда же..– виноватым голосом произнес он. – На склад горздрава…
– Боже! И эти сгорели?!.. – всплеснула руками Ольга. – А чемодан, чемодан куда вывезли? – нетерпеливо спросила Иванцова.
– С ним все в порядке, – успокоил он ее. – Хотя тоже не обошлось без приключений, – покачал головой. – Впрочем, я представлю вас еще одной знакомой… – встал он. – Идемте.
Они прошли к соседней поляне и работник горисполкома представил Иванцовой невысокую щупленькую женщину. Это была Анна Моисеевна Авдейкина, заведующая секретной частью горисполкома. Женщины сразу же узнали друг друга и обнялись, как родные. Ведь именно эта хрупкая женщина была председателем комиссии из трех человек, принимавшей от нее с Митиным сокровища Керченского музея.
Ольга и Анна Моисеевна отошли в сторону, присели на ствол упавшего дерева и заведующая спецчастью начала свой рассказ…
– О сокровищах в чемодане знали вы, керчане, я и еще два члена комиссии. Хранился он в комнате-сейфе спецчасти на четвертом этаже Дома Советов. Туда же поместили и пять малогабаритных ящиков. Другие тринадцать ящиков, которые невозможно было поднять наверх из-за узкой лестницы, отправили на склад горздравотдела.
В 1942 году, когда почти все отделы горисполкома были переселены из здания Дома Советов, на месте оставались лишь Василий Петрович Малых, наш председатель, его заместитель и я.
И вот 3 августа, придя на работу, я никого не застала. Двери распахнуты настежь, вахтеров нет, пусто, тихо. Как же так? Меня забыли! Там наверху у меня мешок с секретными документами и ваш чемодан. Как быть с такой непосильной тяжестью? Помочь некому, посоветоваться не с кем. Ясно, мне одной не осилить, не вынести такой груз. А спасать надо во что бы то ни стало. Не оставлять же врагу!
Авдейкина сорвала лесной цветок, повертела в руке.
– Я побежала домой, взяла в помощь племянника Шурика, четырнадцать лет ему. Ничего не объясняя, потянула его за собой. Понимала, что время дорого.
Вбежали, запыхавшись, в здание, поднялись на четвертый этаж. Торопливо открыла дверь комнаты-сейфа, вытянула мешок с документами и чемодан.
Наконец вытащили все на улицу… Вздохнули свободнее, здесь не так было страшно. Сколько времени добирались до дома – не помню. Мешок где катили, где тащили по асфальту, а чемодан несли поочередно в руках.
Авдейкина пригладила свои короткие волосы, поправила платок. Помолчала. Ольга не задавала вопросов, ждала продолжения, нетерпеливо, напряженно.
– Ну, потом отыскала я нашего председателя на сборном пункте, рассказала все и попросила машину, чтобы забрать мешок и чемодан. Он послал грузовой автомобиль, я тоже села в кузов. В станице Спокойной чемодан сдала по акту в банк.
– В Спокойненский банк?! – вскричала Иванцова. – Но там, наверное, уже немцы!
– Успокойся, милая, – взяла ее за руку Авдейкина. – Чемодан оттуда вывезли, это я точно знаю. Но вот куда… Тебе надо поговорить с командиром. Думаю, ему известно больше.
Но в этот день Ольге Иванцовой не удалось увидеться с командиром отряда – он отсутствовал.
Появился он с группой запыленных и уставших партизан лишь на следующий день. Анны Моисеевны и других женщин в отряде уже не было. Ушли в тыл.
Иванцова волнуясь, но довольно требовательно изложила командиру свою просьбу – сообщить ей о судьбе чемодана, поскольку она непосредственно причастна к этому – как доказательство, она протянула акт сдачи керченских ценностей, который был у нее на руках.
Командир партизанского отряда Петр Николаевич Соколов – средних лет мужчина с волевым, но усталым лицом, с воспаленными от хронического недосыпания глазами, внимательно выслушал девушку. Затем вызвал Хачурова, знакомого Ольге горисполкомовского работника, тихо переговорил с ним о чем-то и наконец сказал:
– Товарищ Хачуров все вам объяснит.
Хачуров улыбнулся приветливо.
– Идемте со мной, Иванцова.
Выйдя от командира, они довольно долго шли по склону вниз, пока не оказались на поляне, окруженной кустарником и деревьями. Здесь стояли несколько распряженных бричек, а в стороне паслись разномастные лошади. Партизаны варили еду У костров, занимались хозяйственными делами, просто отдыхали.
Хачуров подвел Ольгу к одной из бричек, в тени которой сидел мужчина лет сорока, привлекательной наружности, в кепке, в пиджаке, несмотря на жару, и листал какие-то конторские книги.
– Мы к тебе, Яков Маркович, – обратился к нему Хачуров.
Тот оторвался от своего занятия, встал и вопросительно посмотрел на подошедших.
– Представитель Керченского музея Ольга Иванцова, – отрекомендовал Хачуров девушку.
– Очень приятно, – склонил чуть голову Яков Маркович. – Лобода, управляющий Спокойненским отделением госбанка.
Исчезновение "золотого" чемодана
1
Высокая массивная фигура штурмфюрера СС Хольца показалась в дверном проеме кабинета следователя гестапо Носке, где уже около часа сидел допрашиваемый Гонкин с потухшим окурком сигареты между пальцами.
– Если вы дополните свои сообщения еще чем-нибудь полезным, – сказал по-русски Хольц, – то, может быть, мы вам больше поверим и сможем подойти ближе к делу, интересующему германские власти.
– Да, – бесцветным голосом ответил Гонкин.
Он был все еще под впечатлением страшной пытки одного из арестованных.
– Мне бы хотелось, чтобы вы повторили всю историю с самого начала, – продолжил Хольц. – И, подойдя к столу, всей тяжестью опустился на стул напротив Гонкина.
Допрашиваемый подробно рассказал гестаповцу о том, что работал в системе торговли, как с нетерпением ждал прихода немцев, как начал собирать сведения, которые могли заинтересовать освободителей, как следил за эвакуацией армавирских властей, вывозом документов и материальных ценностей города и с какой радостью он встретил немецкие войска 6 августа, когда они вступили в Армавир.
Хольц благосклонно кивнул и мягко сказал:
– Это очень хорошо, господин Гонкин, очень хорошо. Вот вы сказали: "следил за эвакуацией армавирских властей, документов и материальных ценностей". Нас интересует, каких именно материальных ценностей?
– Я уже говорил господину следователю о банке и о том, что на четвертом этаже бывшего Дома Советов, в секретной части, хранились какие-то мешки, ящики и чемодан. Но в последний день, когда город сильно бомбили, их там уже не оказалось.
– Куда же они девались? – спросил гестаповец.
– Вывезли туда же, в сторону Отрадной – Спокойной… – повертел сигаретный окурок Гонкин.
Хольц протянул раскрытую пачку сигарет и, когда допрашиваемый взял одну и торопливо сунул себе в рот, поднес ему огонек зажигалки.
– Благодарю вас, господин офицер, – с наслаждением затянулся Гонкин.
Штурмфюрер СС некоторое время изучающе смотрел на этого невысокого человека в потертых брюках и несвежей рубашке с закатанными рукавами, на его круглое лицо с мясистым носом, неспокойные глаза. Затем спросил:
– А откуда вам было известно, что там хранились мешки, ящики, чемодан? Ведь комната секретной части?
– Осенью прошлого года я видел, как туда заносили эти ящики и чемодан, а мешки…
– И что в них было? Откуда их привезли? – прищурил глаза Хольц.
– Что в них было, мне неизвестно. А прибыли они из Керченского музея. Это на Украине, господин офицер, – потягивал Гонкин сигарету непривычного вкуса.
– Откуда вам стало известно, что они оттуда?
– Шофер мне сказал, господин офицер, – пожал плечами тот.
– Кто этот шофер? – тут же поинтересовался Хольц.
– Дыкин. Он часто обслуживал торговый отдел горисполкома…
– И что же, все это находилось в той секретной части до тех пор, пока наши войска не подступили к городу?
– Так точно, господин офицер, – утвердительно кивнул Гонкин.
– Ну хорошо, их привезли осенью прошлого года. Но когда мы освободили вас, был уже август сорок второго. Как вам удалось установить, что ящики и чемодан все еще там?
Гонкин засмеялся в ответ:
– Когда стало трудно с продуктами, я как-то намекнул монтеру связи, что начальство хранит дефицитные продукты в спецчасти… Не мешало бы удостовериться… Он отнесся с недоверием, но все же решил посмотреть на эти ящики… Отключил телефонную линию, и его тут же вызвала заведующая для ремонта. Все это он и видел там… Незадолго до вашего прихода…
– Как фамилия этого монтера и где его найти? – тут же спросил Хольц.
– Иванский Петр, а найти его уже невозможно, господин офицер. Он погиб под бомбежкой…
– Что же вы, господин Гонкин, не довели дело до конца? Куда увезли эти ящики и чемодан, вопрос.
– Это моя вина… целиком моя, – грустно улыбнулся тот. – Если бы знать, что это вас так сильно интересует… Естественно бы я…
– Хорошо, – перебил его штурмфюрер. – Можете быть свободным, господин Гонкин, мы подумаем, как вас использовать, – встал Хольц при виде вошедшего шарфюрера Носке.
Гонкин вышел из кабинета.
Хольц закурил и выжидательно смотрел на шарфюрера. Затем спросил, уже по-немецки:
– Вы допросили ее мать? Она что-нибудь сказала?
Носке вытер пот, недовольно поморщился.
– Ее дом над Кубанью. Там одна старуха, мать ее. Как мы ни уговаривали, она твердила одно: "Не знаю".
– Обыск? – сердито спросил Хольц.
– Ничего не дал. Обшарили все. В погребе, на чердаке, в сарае. Пусто. Никаких следов, господин штурмфюрер.
– Фамилия и адрес заведующей секретной частью горисполкома подтвердились?
– Так точно, все правильно. Авдейкина Анна Моисеевна, улица Лермонтова, дом 269, над Кубанью.
– Допрашивайте следующих, Носке, я еду к полковнику, – устало направился к двери Хольц.
Полковник Раут прошелся по кабинету и взглядом, не предвещающим ничего хорошего, окинул сидящего в кресле Бенцера.
– Я еще раз утверждаю, господин полковник, что если бы меня не направили в Ростов, я бы успешно справился со всеми вопросами керченского золота. Чемодан был бы уже здесь.
– Не трудитесь заверять меня в этом, лейтенант Бенцер, – холодно произнес полковник. Он подошел к раскрытому окну и какое-то время смотрел на улицу, по которой двигалась колонна войск.
– Золото эвакуировали в сторону Отрадной, – продолжал Бенцер.
– А может, чемодан еще здесь, в Армавире? – резко обернулся Раут к лейтенанту.
Бенцер не успел ни возразить, ни согласиться с ним, так как в кабинет вошел Хольц.
– Хайль Гитлер, – вскинул он руку.
Полковник и торопливо поднявшийся Бенцер ответили на приветствие.
– Садитесь, штурмфюрер, – предложил Раут. – Знакомьтесь, лейтенант абвера, выполняющий наши задания, Бенцер, – кивнул он на лейтенанта. – Чем порадуете, штурмфюрер?
– Все говорит о том, господин полковник, – начал Хольц, что "золотой" чемодан эвакуирован Советами в сторону Северного Кавказа, по маршруту станица Отрадная – Спокойная и дальше. Ценности были вывезены заведующей секретной частью горисполкома Авдейкиной, как подтверждают допрошенные очевидцы, на автомашине.
– Какое отношение к "золотому" чемодану имеет эта…
– Авдейкина, – подсказал Хольц.
– Ну да, Авдейкина. Ведь золото, насколько мне известно, хранилось в городском банке?
Бенцер настороженно смотрел на пггурмфюрера, сердце его сжалось от недоброго предчувствия.
– Дело в том, господин полковник, что этот "золотой" чемодан после прибытия в Армавир хранился в сейфе секретной части горисполкома.
– Неправда! – вырвалось у Бенцера. Лицо его побелело, глаза были готовы выскочить из орбит.
Полковник и штурмфюрер вопросительно уставились на него.
– Я… я его сам видел… вернее, не видел, а бухгалтер банка Лодкин оформлял лично акт приема этих ценностей – пробормотал Бенцер.
– Как же это ему удалось, если чемодан хранился в сейфе секретной части горисполкома? – холодно переспросил Хольц.
Прищурив глаза, полковник Раут гневно взглянул на Бенцера, но, ничего не сказав, отошел к окну и стал смотреть на стайку чирикающих воробьев, сидящих на акации.
Хольц и Бенцер молчали. Если Хольц торжествовал, что ему удалось утереть нос представителю абвера, то Бенцер в душе был зол не столько на этого холеного эсэсовца, сколько на самого себя. И причиной этого было вот что.
… Проводив взглядом полуторку Дыкина, Бенцер пришел к твердому решению. На этот раз он был в Армавире один, Эдита была отозвана в Краснодар. Жил в пустующей квартире Юстов, куда поселился как их родственник. А по ночам стал проникать через окно первого этажа в горисполком и, вооружившись набором отмычек, обследовал этаж за этажом. Комнаты, кабинеты, шкафы, сейфы, но ничего достойного внимания не находил. Так он добрался до четвертого этажа с узкой лестницей. Попытался открыть дверь спецчасти, но это оказалось непросто. Он провозился до рассвета, но так и не открыл эту злополучную дверь, обитую железом. А на следующий день в городе началась сильная бомбежка, на окраинах – артиллерийская пальба и перестрелка. Бенцер решил пересидеть в укрытии, подумав, что если что-то и было интересное за стальной дверью секретной части, то оно уже наверняка вывезено. И он больше не пошел туда. И вот сейчас такой удар…
Полковник отошел от окна и, не удостоив даже взглядом Бенцера, обратился к Хольцу:
– У вас есть доказательства, что чемодан с золотом был там?
– Я сам посетил эту комнату спецчасти и видел след, оставленный продолговатым, четырехугольной формы предметом на пыльном полу. Можно полагать, что это именно то место, где стоял "золотой" чемодан.
– Что вы на это скажете, лейтенант Бенцер? – наконец посмотрел на него Раут.
– Только одно, господин полковник, возможно, чемодан туда перевезли тогда, когда я был в Ростове, – нашел что ответить незадачливый агент абвера.
– Возможно, возможно, лейтенант, – задумчиво произнес Раут и тут же приказал: – Готовьтесь в дорогу. Отправляйтесь в сторону Северного Кавказа. Задача вам известна.
– Так точно, господин полковник, – Бенцер вышел из кабинета.
2
Группу Воронина выбросили на парашютах ночью. Темень была непроглядная. Андрей Паркета приземлился благополучно. Сбросил лямки парашюта, тяжелый рюкзак. Присыпал снаряжение опавшей листвой и камнями. Рядом послышался треск, и Андрей пошел на него. Это был Воронин. Вскоре они отыскали и остальных из своей пятерки.
Решили ждать рассвета, чтобы сориентироваться. Командир отдал приказ: "спать", но сон ни к кому не шел. Лежали молча, настороженно прислушиваясь к малейшим звукам в ночи.
Не спал и Паркета, невольно вспоминая недалекое прошлое. Служба на флоте, спецшкола, первое боевое задание, неудача…
… Собрав учащихся спецшколы, начальник, худощавый высокий полковник, объявил:
– По личному приказу Гитлера под Севастополь доставлено гигантское орудие "Дора". Эту установку обслуживает несколько сот человек. Вес одного снаряда – семь тонн. Наша разведка установила координаты "Доры" – район Бахчисарая. Эта дьявольская пушка уже выпустила по Севастополю около трехсот снарядов…
Начальник помолчал, пригладил короткие волосы рукой и приказным тоном произнес:
– Задача: уничтожить это варварское орудие.
В ту летнюю ночь Паркета вместе с другими товарищами сидел с тяжелым снаряжением на борту "дугласа", ожидая команды на отправку. Но команда все не поступала. Командир группы Воронин объяснить задержку не мог и лишь прислушивался к приглушенным разговорам летчиков в кабине. Ожидание затянулось.
Неожиданно у самолета появился начальник разведшколы и глухо скомандовал:
– Отбой. – Затем добавил: – Задание отменяется, хлопцы.
Разведчики, поднявшись, недоуменно переглядывались. Их командир тоже молчал, медленно отстегивая лямки парашюта.
Начальник тихо вымолвил:
– Пал Севастополь… – и пошел от самолета, на ходу бросив: – Командуй разгрузку, лейтенант…
После того как наши войска вторично оставили Керченский полуостров, гитлеровцы сосредоточили все силы у Севастополя и перешли к систематическим штурмам твердыни. Обстановка для защитников города-порта осложнилась. На десять тысяч снарядов врага наши отвечали одним, на двадцать пять атак пьяной фашистской пехоты – одним контрударом.
Не было снарядов, резервов, не хватало воды. Медсанбаты были переполнены, потерян почти весь боевой командный состав. Сержанты командовали ротами, старшины – батальонами…
Но ничего этого Андрей, понятно, не знал. Знал лишь одно, что было там тяжело и сделано было все возможное и невозможное, чтобы отстоять Севастополь. Но, увы, силы оказались неравными.
Темное осеннее небо постепенно светлело.
Воронин порылся в сумке, достал крупномасштабную карту, которую ему выдали при получении задания. Разложил ее на траве.
– Прошу всех сюда, – сказал он.