Он не знает, как трактуют собеседники его реакции, но понимает, что им непросто. Учитывая, что контракт ему нужен позарез и что деньги он платить не хочет, надо бы ему вести себя пособраннее.
Легко сказать. Последнее время он постоянно где-то витает.
Марк отрывается от бутылки.
Рассказ строителя, видимо, близится к завершению. Подходит официант и начинает убирать тарелки.
- Марк, вы в порядке? - спрашивает бухгалтер. - Вы сегодня какой-то притихший.
- Нет-нет… все хорошо.
Наступает неловкая пауза. Бухгалтер чувствует, что Марк не рвется обсуждать единственно насущный предмет. Поэтому он откашливается и предлагает другую тему:
- Вы слышали новости про Ларри Болджера?
Марк настораживается.
Строитель присвистывает и говорит:
- Да, черт возьми! Теперь всю неделю бедолагу Ларри будут дрючить как Сидорову козу.
Марк краем уха что-то слышал, но не запомнил.
- Уже пошли требования об отставке, но я не думаю, что он так сразу сдастся. А вы как считаете?
- Конечно нет, - отвечает строитель, - тем более что утечка прошла из его же партии.
- Да ладно!
- А как вы хотели? - Он ждет, пока официант отойдет от стола, затем продолжает: - Готов об заклад биться: под него кто-то в верхнем эшелоне копает. Видимо, этот кто-то не хочет видеть Ларри во главе партии.
Первая реакция Марка - промолчать. Но он все-таки спрашивает:
- Что стряслось? Я как-то пропустил.
- Сегодня в утреннем выпуске "Индепендент", - рассказывает строитель, - Кен Мерфи заявил, что Ларри Болджер задолжал букмекеру десять тонн. Да и черт бы с ним, это бы ему сошло с рук, но выяснилось, что он еще и с букмекерской женушкой путался.
- Скользкий тип, - комментирует бухгалтер, - всегда таким был.
- Да уж, промахов он в свое время наделал немало.
Пульс Марка учащается.
- Каких промахов?
- Да всяких. Садился в лужу, любил промочить горло - ну и прочие политические оплошности, по мелочи… Хотя, конечно, все дело в том, как он начинал. Вот откуда ветер дует, если вы понимаете, о чем я.
- Нет, - произносит Марк и качает головой, - я не понимаю.
Строитель цокает языком.
- Что ж… - протягивает он. - Вы оба, естественно, не можете этого помнить. Когда Ларри избрали в первый раз, ходили кое-какие… слухи.
Он останавливается, озирается, будто проверяет, не подслушивает ли их кто. Потом переводит взгляд на Марка и только тут, видимо, соображает, что они не настолько хорошо знакомы.
Но Марк не намерен спускать это на тормозах. Он склоняется вперед и спрашивает:
- Какие слухи?
Строитель медлит; его напрягает чрезмерная заинтересованность Марка.
- Послушайте, если честно, - отвечает он, - мне и рассказать-то особо нечего. Это были так, разговоры, да и вообще…
- По-моему, Болджер вступил в борьбу за место, - подхватывает бухгалтер, - после смерти брата, верно?
- Да, верно, - говорит строитель. - Все так и было.
- А как это случилось? Как погиб его брат?
- Тут в целом ничего сверхъестественного… брат погиб в аварии.
Марк неожиданно вспыхивает. Он думал, что справится, но, видимо, ошибся.
Строитель громко выдыхает:
- Кошмарная история… погибли трое или четверо. - Он встряхивает головой. - Ужас.
Бухгалтер требует продолжения банкета, качает головой:
- И?..
- Разумеется, в то время люди задавались вопросами о причинах катастрофы. Что-то там не стыковалось. Но старая гвардия вместе с персонажами типа Роми Малкаи быстренько замяли происшествие. А может, и заминать было нечего. Не знаю. Я как-то обсуждал это с Пэдди Нортоном; он сказал, что все это бредятина.
Не стыковалось?
Это словосочетание заставило Марка содрогнуться.
- Что не стыковалось? - шепчет он.
Строитель поворачивается к нему. Видно, что он не хочет продолжать.
А Марк между тем напирает:
- Я спросил… что не стыковалось?
- Послушайте, - урезонивает его строитель, - забудьте все, что я сказал: у нас в стране клевета преследуется по закону, я не…
Марк смачно опускает кулак на стол:
- Что не стыковалось?
Строитель в ужасе.
- Все, угомонитесь, - говорит бухгалтер, - успокойтесь.
Марк и строитель долго и молча смотрят друг на друга.
Марку в этот момент хочется лишь одного - протянуть руку и схватить бесцеремонного коркианского ублюдка за горло.
Вместо этого он встает и выходит из ресторана.
6
К следующему утру история накрывает страну, как ядерный гриб. Она на первых полосах серьезных изданий и таблоидов, во всех утренних эфирах. В ней есть все, что нужно: азартные игры, секс и, как сказано в одной передовице, "капелька политики для остроты", - поэтому она вызывает у публики бешеный интерес. Хотя мнения разделились. Некоторые полагают, будто Ларри Болджер именно то, что нужно стране: яркий персонаж со своими недостатками, такой же, как ты и я; другие обзывают его дегенератом и считают, что его нужно гнать из кабинета поганой метлой. Эксперты и прочие спекулянты всех мастей норовят высказаться и бесконечно высказываются: в колонках комментариев, за круглыми столами, в интерактивных радиошоу.
В высших сферах дело обстоит следующим образом: коллеги Болджера из правительства занимают поддерживающую позицию. Линия защиты, еще только вырисовывающаяся, строится на том, что министр не совершил ничего противоправного. Они напирают на разницу между понятиями "неоплаченный долг" и "просроченный долг". Кроме того, ирландцам объявляют, что как нация они повзрослели и теперь им не подобает, словно малым детям, говорить о внебрачных связях, - это может прозвучать непристойно и даже похотливо.
Но поскольку Болджер все еще в Штатах, а люди с всевозрастающим нетерпением ждут хоть какого-нибудь официального заявления, система начинает сбоить. Отвечая на вопрос "Доброе утро, Ирландия", что он думает обо всем этом, министр здравоохранения демонстрирует подчеркнутую неоднозначность. Когда в программе Пэта Кенни "Сегодня" рядовой заднескамеечник впервые произносит вслух, что Болджер метит в лидеры партии, в Лейнстер-Хаусе молниеносно скрещиваются заточенные ножи. В программе "Новости в час дня" лидеры оппозиции требуют отставки министра, а на радиошоу "Лайвлайн" народ в лице сторонников и хулителей орет друг на друга почем зря в прямом эфире.
Это происходит в два часа дня в Дублине.
А в Бостоне, где Болджер в этот момент завтракает с бизнес-элитой в "Особой комнате" конференц-центра Джона Хенкока, еще только девять утра. Поэтому новости с полей только-только начинают просачиваться.
Болджеру удалось на время заморочить журналистам голову: он представил им сырое, второпях сконструированное отрицание всего, не отрицающее ничего, и на дальнейшие вопросы отвечать отказался. За три тысячи миль от дома ему сложно оценить масштаб проблемы. Он общается с бизнес-элитой за яичницей с беконом и чувствует себя достаточно комфортно. Зато Поле нехорошо: она сидит с ноутбуком в холле, слушает в Сети дебаты на "Лайвлайне", и с каждым новым выступлением ей становится все хуже.
После завтрака она вводит Болджера в курс дела, рекомендует ему либо выступить с новым заявлением, либо дать несколько интервью. Они штудируют ирландские газеты в поисках правильной позиции. Обсуждают, не прервать ли американский визит и не вернуться ли домой.
Чуть позже, запершись в кабинке гостиничного туалета, он обхватывает голову руками. Невообразимо. Конечно, все обвинения справедливы, но они относятся к периоду, который, как ему казалось, сгинул безвозвратно. Туда ему и дорога. Болджер даже представить себе не мог, что когда-нибудь вернется туда, - уж точно не при таких обстоятельствах.
Он понимает, почему выбран именно этот момент; догадывается, откуда пришла утечка: свои, кто-то из партии. Не это его заботит. Настоящие вопросы: хватит ли ему наглости все отрицать; хватит ли сил остановить разрушение и хватит ли ума от всего отгородиться или, наоборот, заставить ситуацию работать на себя?
Он устало поднимает голову и утыкается взглядом в лакированную дверь кабинки. В этот момент звонит мобильный. Он вынимает трубку из кармана, смотрит на экран.
Тяжело вздыхает.
Пэдди Нортон.
Болджер ждет, пока телефон отзвонится и переключится на автоответчик.
- …В общем… мм… в ближайшие несколько часов я буду отъезжать и приезжать. Но если что, звони мне на мобильный. Хорошо? Ладно… Бог ты мой, что за напасть! Позже поговорим.
Нортон дает отбой и бросает мобильный на стол.
Откидывается на спинку кресла, смотрит на часы. Рэй Салливан еще не звонил, но позвонит, можно не сомневаться. Между назначением Болджера на пост премьер-министра и арендой сорока этажей их здания "Амканом" нет прямой зависимости, но первое обстоятельство является приятным штрихом. Как… фоновая музыка. И если планы Болджера потерпят неудачу - ух! Придется долго объясняться.
Последнее время Нортон только и занимается тем, что тушит пожары. Он уже порядком утомился.
Ага, как раз и вспомнил.
Он протягивает руку, берет мобильный. Находит номер, ждет.
- М-да?
- Фитц, это Пэдди.
- Как жизнь?
- Нормально. Есть что-нибудь новенькое?
- Так-с… ты не против, я тебя ненадолго поставлю на ожидание, посмотрю тут в записях, проверю, что у меня для тебя приготовлено.
- Валяй.
Нортон легонько присвистывает.
Посмотрит в записях.
Да уж! Теперь Фитц хоть куда - стал прямо частным консультантом по безопасности. Однако, зная его суровое милитаристское прошлое, можно с уверенностью сказать: этот мужик воспитывался ни хрена не по записям.
Нортон смотрит в окно.
Из этого здания Ричмонд-Плаза видна только с шестого этажа, а его офис на третьем. Данное обстоятельство бесит Нортона. Он пытается выселить адвокатскую компанию, арендующую шестой этаж, но пока безрезультатно.
- Пэдди…
Правда, через несколько месяцев он сам уже переедет в Ричмонд-Плазу. Так что беситься осталось недолго.
- Да.
- Значит, так. Вчера вечером она на двадцать минут встречалась с Терри Стэком. Все остальное время она либо на работе, в офисе на Харкорт-стрит, либо на квартире, в новом доме на набережной. Вот и все. Ходит туда-сюда. Никто у нее не бывает. Машины у нее нет. Еду покупает в "Маркс энд Спенсер"… Что читает? Да, по-моему, журналы "What Hi-Fi", "What Camera" или "What еще какая-то хрень" - про компьютеры и соковыжималки, типа того. - Он кашляет. - Пытаюсь пробраться в ее электронную почту и прочие замуты, работаю, но это не так быстро.
- А что с мобильным?
- Дай еще пару деньков. Я ожидаю доставки. Везут новый сканер - он должен справиться с задачей.
- Хорошо. - Нортон задумывается. - Что у нее, кстати, за работа?
- Они занимаются софтом. Маленькая компания, недавно учрежденная. Я так понял, дела у них идут не блестяще.
- В каком смысле?
- В финансовом: они едва сводят концы с концами. На рынке слишком много конкуренции. Во всяком случае, мне так сказали.
- Ясно. А Терри Стэк, он что?
- О, даже не парься. Это такой идиот и сукин сын, каких еще поискать.
Нортон молчит.
- Правда идиот, ты уж мне поверь.
- О’кей, о’кей, ладно. - Он опять задумывается. - А как поживает еще один наш друг?
За Дермотом Флинном Фитц тоже присматривает.
- Ведет себя как зайчик. За него я бы не волновался.
- Хорошо. Ладно.
Нортон уставился в пол. Он не понимает: что - убедили его рассказы Фитца, успокоили? Да? Нет? Может быть? Он все еще в шоке от истории с Ларри Болджером.
Он вешает трубку и снова швыряет телефон на стол.
Несчастных десять штук. Почему Ларри не попросил у него?
Черт!
Тем более что ему было бы не впервой. Долги для него - норма жизни. Он всегда был таким - с момента избрания. Но приходится работать с тем, что есть, а в те дни у Пэдди не было никого, кроме Ларри.
Фрэнк оказался совершенно бесполезным, поэтому полезным стал Ларри.
Нортон звонит секретарше и просит ее приготовить двойной эспрессо. Через пару минут у него встреча с директорами британской инвестиционной компании, строящей совместно с "Винтерлендом" сеть фитнес-клубов. Им нужно пройтись по некоторым цифрам.
Но для начала ему нужен кофеин.
Потому что спит он в последнее время неважно.
В пятницу-субботу страсти вокруг Болджера стихают. Однако никому из участников процесса от этого не легче или, если они по другую сторону баррикад, не тяжелее. Все понимают: следующий ход - за воскресными газетами. От них зависит, вырастут ли у скандала ноги, или он так и помрет молодым.
В итоге ни одна из воскресных газет не делает контрольного выстрела: стреляют часто, но слабо. У каждого издания собственный взгляд, у каждого заголовка собственный тон: где-то ханжеский, где-то аналитический, а где-то и вовсе непристойный.
Например, Джина, которая при обычных обстоятельствах купила бы только одну газету, покупает три. Она не уверена, что сможет все это прочесть, но кипа печатной продукции под мышкой почему-то успокаивает и даже непонятно греет.
Она сегодня вышла пораньше.
На улице ясно, ветрено, холодно; с залива налетают бодрящие порывы ветра, но Джине это в самый раз. Ей не подходит тепло, серо, облачно; ей нужно свежо, ясно, забористо. Уже две недели, как сердце ее раскурочено. И кажется, пока оно не остановится, боль не утихнет.
Но она не позволит боли захлестнуть себя.
Она отходит от дома примерно на сто ярдов, останавливается и смотрит вдаль - туда, куда течет река, туда, где возвышается Ричмонд-Плаза.
Пэдди Нортон был абсолютно уверен, что Ноэль умер в результате аварии, происшедшей по причине стресса и переизбытка алкоголя в крови. Такова официальная версия, и она довольно убедительна. Она логична, разумна и, что самое главное, подтверждена вещественными доказательствами. Джина чуть было сама не приняла ее.
Пока не поговорила с Терри Стэком.
Она разворачивается и идет обратно к дому.
С тех пор ее преследует картинка, так, походя, предложенная Стэком: некто силой вливает виски в глотку Ноэля.
Сама идея ужасает, но, с другой стороны, чем еще можно объяснить такое количество алкоголя в его крови? Ведь Ноэль особо не пил. Иногда кружку пива, за обедом вино, и все.
Вернувшись домой, Джина бросает газеты на диван, идет на кухню, ставит кофе.
Сортирует грязное белье и запускает стиралку.
Когда она в конце концов добирается до газет, то сначала почему-то пропускает все касающееся Ларри Болджера. Она слишком устала и не настроена должным образом. Вместо этого она углубляется в обзоры книг, просматривает цветные приложения, находит рецепт приготовления мусаки, обстоятельно изучает международное положение.
Но потом сдается.
Первая статья называет Болджера мастером необдуманных поступков и приводит целый ряд ситуаций, в которых министр проявил себя, мягко выражаясь, с весьма сомнительной стороны. Классикой жанра является, по мнению авторов статьи, случай, когда герой, в то время еще младший министр в Министерстве транспорта, ответственный за инициативы по повышению безопасности на дорогах, давал интервью в прямом эфире с мобильного телефона: всем по радио было слышно, что он ведет машину.
Далее она знакомится с подробным рассказом о том, как некая женщина по имени Аврил Бирн за счет налогоплательщиков сопровождала Болджера на всевозможных заграничных тусовках, или, как их иначе называют, "ознакомительных поездках", и как парочка постоянно останавливалась в роскошных люксах. Как-то раз Болджер воспользовался министерской картой, чтобы оплатить счет в дорогущем сингапурском ресторане на сумму 2400 фунтов стерлингов. Авторы статьи также утверждают, что Болджер воспользовался партийными средствами для оплаты дорогостоящей зубоврачебной процедуры миссис Бирн.
В это же время министр, похоже, серьезно задолжал букмекерской конторе, владельцем которой являлся живущий отдельно муж миссис Бирн. Долг, кстати, до сих пор не выплачен.
Другая газета проводит анализ политической карьеры Болджера: сколько голосов он собирал в разные годы, какие программы поддерживал, какую роль играл при возвышении тех или иных политиков. Здесь также объясняется, как он вообще попал в нижнюю палату парламента. Оказывается (Джина об этом не знала), он решил - или его уговорили - заняться политикой только после того, как его брат Фрэнк, действующий член парламента, погиб в аварии.
Джина опускает газету на колени и несколько секунд смотрит в никуда.
Люди гибнут на дорогах каждый день.
Потом она берет "Санди уорлд" и листает, пока не находит двухполосный разворот, на который до этого взглянула лишь мельком. Внизу левой страницы размещена маленькая черно-белая фотография раскуроченного "мерседеса". Подпись под фотографией гласит: "Фрэнк Болджер в автомобильном побоище".
Она внимательно прочитывает статью: про те события написано совсем немного.
"…Случилось в пригороде Дублина… две машины… четыре человека погибли…"
Джина замирает.
"…Включая маленькую девочку".
Некоторое время она изучает фотографию.
Потом откладывает газету. Смотрит в окно. День все-таки посерел, но остался ветреным. По небу проплывают облака.
Она представляет, как кроссовер Ноэля сходит с дороги, кренится, падает… удар. Как Ноэль лежит расплющенный, раздавленный среди газов и гари. Везде масло, кровь, жженая резина. Она представляет, как он лежит уже наполовину без сознания, стонет, умирает.
О чем он думал в последние мгновения?
Ее глаза наполняются слезами. Она заваливается на бок, прямо на кипу газет, и начинает рыдать.
Через несколько минут слезы отпускают. Джина вытирает глаза рукавом. Сворачивается клубочком. Чувствует сонливость. Засыпает.
Просыпается она где-то через час, в самый разгар путаного сна, в полнейшем изумлении.
Звонит телефон.
Джина трет глаза.
Встает с дивана. Телефон на столе в углу комнаты, рядом с компьютером. Она подходит к нему, снимает трубку. Придвигает стул, садится.
- Алло? - звучит недовольно.
- Здравствуйте, Джина, это Джеки Мерриган.
Джина хмурится. Соображает. Никакого Джеки Мерригана она знать не знает.
Но через секунду до нее доходит.
Это же старый друг Ноэля: она с ним познакомилась на отпевании. Старший инспектор.
- Да-да, здравствуйте. Как поживаете?
- У меня все в порядке. Спасибо. Я просто звоню проверить, как у вас дела. Надеюсь, вы не против.
- Нет-нет, ну что вы! Спасибо.
- Я сегодня думал о Ноэле. Я… хотел сказать, что он очень вас любил. Он часто говорил о вас. - Он останавливается. - У меня никак в голове не укладывается.
- Да, в это тяжело поверить.