Томас понял, что задал бестактный вопрос с точки зрения светского этикета.
- Да, мэм, вы это говорили, и я слышал то же самое от других. И тем не менее у меня есть основания это спрашивать - хотя бы для сравнения.
- Я не хочу, чтобы половине Лондона стали известны мои финансовые дела!
- Я же не стану ни с кем их обсуждать, мэм. Эти сведения нужны исключительно для полиции, и то только в том случае, если они будут иметь отношение к делу. Я предпочитаю узнать эту подробность у вас, нежели обращаться к вашему мужу, или…
Ее лицо застыло.
- Вы превышаете свои полномочия, инспектор. Но я не хочу, чтобы вы беспокоили из-за этого дела моего мужа. Я заплатила за эту картину триста пятьдесят фунтов. Однако мне непонятно, каким образом это может вам помочь. Вполне обычная цена для художника его уровня. Думаю, майор Родни заплатил примерно столько же за свой портрет и за портрет сестер.
- У майора Родни две картины? - Питт был удивлен. Он не мог себе представить его в роли любителя искусства, который к тому же может себе позволить такое расточительство.
- Почему бы и нет? - осведомилась леди Кэнтлей, подняв брови. - Один портрет его, а второй - мисс Присциллы и мисс Мэри Энн вместе.
- Ясно. Благодарю вас, мэм. Вы мне очень помогли.
- Не понимаю, каким образом…
Питт и сам пока этого не знал, но можно было поискать и в других местах. Утром он нанесет визит майору Родни и его сестрам. Откланявшись, он вышел на улицу и в густом тумане отправился в полицейский участок, а оттуда - домой.
Если леди Кэнтлей была напугана новостью об убийстве Годольфина Джонса, то майор Родни был потрясен. Он рухнул в кресло, тяжело дыша, лицо покрылось багровыми пятнами.
- О господи! Какой ужас! Вы говорите, задушили? Где его нашли?
- В могиле другого человека, - ответил Питт и, как и в доме леди Кэнтлей, на всякий случай поискал глазами колокольчик, чтобы вызвать слугу. Он был совершенно не готов к такой реакции со стороны майора. Этот человек был солдатом и тысячу раз видел смерть, насильственную и кровавую. Он сражался в Крыму, а судя по тому, что Питт слышал об этой трагической войне, человек, переживший ее, не дрогнет ни перед чем.
Родни начал приходить в себя.
- Просто кошмар! А как же вы узнали, где искать?
- Мы и не знали, - честно признался Питт. - Нашли его совершенно случайно.
- Но это какой-то абсурд! Вы же не можете разгуливать по кладбищам, раскапывая могилы, чтобы посмотреть: а вдруг там случайно что-нибудь да найдется!
- Да, конечно, сэр. - Питт никогда бы не подумал, что может действовать так неумело. - Мы ожидали, что эту могилу осквернили и она пуста.
Майор Родни пристально смотрел на него.
- У нас есть труп из этой могилы. - Питт изо всех сил старался изъясняться понятно. - Это тот человек, которого мы сначала приняли за лорда Огастеса - в кебе возле театра…
- О… - Майор Родни выпрямился в кресле, словно сидел верхом на лошади на параде. - Понятно. Почему же вы с этого не начали? Ну что же, боюсь, что мне нечего вам сказать. Благодарю за то, что сообщили мне.
Питт остался сидеть.
- Вы знали мистера Джонса.
- Мы не поддерживали с ним отношений - это человек не нашего круга. Художник, знаете ли.
- Он написал ваш портрет, не так ли?
- О да, я знал его - с профессиональной стороны. Не могу вам ничего о нем рассказать. Больше не о чем говорить. И я не позволю вам расстраивать моих сестер разговорами об убийствах и смерти. Я сообщу им сам, когда сочту нужным.
- Вы также заказали их портрет?
- Заказал. И что же? Самое обычное дело. Многие люди заказывают свои портреты.
- Можно мне на них взглянуть?
- А для чего? Обыкновенные портреты. Впрочем, извольте, если после этого вы уйдете и оставите нас в покое. Бедняга. - Он покачал головой. - Жаль. Ужасная смерть. - С этими словами майор поднялся - маленький, с очень прямой спиной - и повел Питта в гостиную.
Инспектор рассматривал парадный портрет, висевший на дальней стене, над буфетом. Он сразу же не понравился Томасу своей напыщенностью. Тут было обилие алого цвета и сверкающего металла, и старый ребенок играл в солдатиков. Если бы это была ирония, портрет был бы остроумен. И снова колорит был темноват, а краскам не хватало чистоты.
Подойдя ближе, Питт обнаружил, что его взгляд почему-то притягивает левый угол. Там была изображена маленькая гусеница, не имевшая никакого отношения к композиции картины. Коричневое тельце было искусно замаскировано в пятнах тени на коричневом фоне.
- Насколько я понял, есть еще и портрет ваших сестер? - Питт отступил от картины и повернулся лицом к майору.
- Не понимаю, зачем вам его видеть, - удивился майор. - Самая обычная картина. Ну что же, если вы все-таки хотите…
- Да, пожалуйста.
Томас последовал за майором в соседнюю комнату. Там между двумя жардиньерками висел портрет большего размера, чем первый. В позах сестер ощущалась нервозность, а реквизита было с избытком. Колорит несколько лучше, но многовато розового. Питт сразу посмотрел на левый угол и обнаружил такую же гусеницу, только зеленую - она пряталась в траве.
- Сколько вы за них заплатили, сэр? - спросил Томас.
- Достаточно, сэр, - надменно произнес майор. - Не понимаю, каким образом это касается вашего расследования.
Питт попытался вспомнить цифры, проставленные в записной книжке рядом с гусеницами, но последних там было больше, чем других рисунков, так что это ему не удалось.
- Мне действительно нужно это знать, майор. Я предпочел бы спросить у вас лично, нежели узнавать иным способом.
- Черт побери, сэр! Это не ваше дело! Узнавайте где хотите!
Питт ничего не добился бы, начав настаивать, и он это знал. Цифры можно найти в записной книжке: они в колонке под суммой 350 фунтов, проставленной рядом с жуком. А затем он сложит цифры, имеющие отношение к гусеницам, и, сообщив эту сумму майору, посмотрит на его реакцию.
Родни хмыкнул, довольный своей победой.
- Итак, если это все, инспектор…
Питт решил, что не стоит настаивать на том, чтобы повидать сестер Родни: от них мало проку. Лучше расспросить другую особу, которая заказала Джонсу свой портрет, - леди Сент-Джермин. Он распрощался с майором и через четверть часа уже стоял перед лордом Сент-Джермином, чувствуя себя довольно неуютно.
- Леди Сент-Джермин нет дома, - холодно произнес он. - Ни она, ни я не можем вам помочь с этим делом. Лучше оставить его, и я вам это советую.
- Нельзя оставить дело об убийстве, милорд, - резко возразил Питт. - Даже если бы мне этого хотелось.
Сент-Джермин слегка приподнял брови - скорее это было презрение, нежели вопрос.
- Что заставило вас вдруг решить, что Огастес был убит? Я подозреваю, что тут дело в нездоровом любопытстве: вам хочется покопаться в личной жизни тех, кто выше вас по положению.
Питту безумно хотелось нахамить в ответ.
- Уверяю вас, сэр, мой интерес к личной жизни людей чисто профессиональный. - Его голос стал таким же звучным и холодным, как у Сент-Джермина. - Меня не привлекают ни трагедии, ни грязь. Я предпочитаю, чтобы личное горе оставалось личным, когда это позволяет мой долг. И, насколько мне известно, смерть лорда Огастеса была естественной. Но Годольфин Джонс был определенно задушен.
Сент-Джермин застыл на месте. Его лицо побледнело, глаза слегка расширились. Томас заметил, как он крепко сжал руки. С минуту помолчав, Сент-Джермин заговорил:
- Убит?
- Да, сэр. - Питт хотел дать ему выговориться, не подсказывая.
Взгляд лорда был прикован к лицу Томаса.
- Когда вы нашли тело? - спросил он.
- Вчера вечером.
И снова Сент-Джермин подождал, но Питт по-прежнему безмолвствовал.
- Где? - наконец спросил он.
- Он похоронен, сэр.
- Похоронен? - Сент-Джермин повысил голос. - Но это же абсурд! Что вы имеете в виду, говоря "похоронен"? В чьем-нибудь саду?
- Нет, сэр, похоронен как должно: в гробу, который зарыт в могиле на кладбище.
- Я не понимаю, о чем вы говорите. - Сент-Джермин начинал злиться. - Кто же похоронит задушенного человека? Ни один доктор не подпишет свидетельство, если человека задушили, и ни один священник не похоронит его без свидетельства. Вы несете вздор. - Он показывал всем своим видом, что даже не хочет это обсуждать.
- Я излагаю факты, сэр, - спокойно ответил Питт. - У меня тоже нет никакого объяснения этому. Я знаю только, что его похоронили в могиле некого Альберта Уилсона, скончавшегося от удара и похороненного там же.
- И что же случилось с этим… Уилсоном? - спросил Сент-Джермин.
- Это его труп свалился с кеба возле театра, - пояснил Питт, по-прежнему наблюдая за лицом собеседника. Но он увидел лишь крайнее недоумение. Инспектор ждал, не произнося ни слова.
Глаза Сент-Джермина затуманились и стали непроницаемы. Томас попытался было сорвать с него маску и увидеть под ней человека, но потерпел полную неудачу.
- Полагаю, вам неизвестно, кто его убил? - наконец вымолвил Сент-Джермин.
- Годольфина Джонса? Да, сэр, пока неизвестно.
- И по каким причинам он был убит?
Питт впервые погрешил против истины.
- Нет, как раз на этот счет у нас есть некоторые соображения.
Сент-Джермин был все еще бледен.
- О? И что это за соображения?
- С моей стороны было бы безответственно их обсуждать, пока у меня нет доказательств. - Дав этот уклончивый ответ, Томас слегка улыбнулся. - Я могу причинить кому-то зло: ведь когда подозрение высказано, его редко забывают, каким бы неверным оно ни оказалось впоследствии.
Сент-Джермин хотел что-то еще спросить, но передумал.
- Да-да, конечно, - согласился он. - И что же вы собираетесь теперь делать?
- Опросить людей, которые хорошо его знали - и как художника, и как человека, - ответил Питт. - Кажется, вы были одним из его постоянных клиентов? - спросил он, воспользовавшись представившейся возможностью.
Ответная улыбка чуть тронула губы Сент-Джермина.
- Это громко сказано, инспектор. Я всего лишь заказал ему одну картину - портрет моей жены.
- И вы довольны этим портретом?
- Он сносный. Моей жене он очень понравился, а это единственное, что имеет значение. Почему вы спрашиваете?
- Без особых причин. Можно мне взглянуть на него?
- Если вам угодно. Правда, я сомневаюсь, что вы что-нибудь из него узнаете. Портрет самый обычный.
Повернувшись, он вышел из комнаты в холл. Питт следовал за хозяином. Картина висела на незаметном месте - на стене у лестницы. Томаса это не удивило: ведь этот портрет нельзя было сравнить по качеству с другими фамильными портретами. Он бросил взгляд на лицо и сразу же посмотрел на левый угол. Насекомое было на месте - на этот раз паук.
- Итак? - с иронией в голосе произнес Сент-Джермин.
- Благодарю вас, сэр. - Питт спустился с лестницы и стоял теперь рядом с ним. - Вы не возражаете, если я спрошу вас, сэр, сколько вы за него заплатили?
- Вероятно, больше, чем он стоит, - небрежным тоном ответил Сент-Джермин. - Но моей жене он нравится. Лично я не считаю, что Джонс отдает ей должное, не правда ли? Впрочем, вы же с ней незнакомы.
- Так сколько же, сэр? - повторил Питт.
- Около четырехсот пятидесяти фунтов, насколько я помню. Вам нужна точная цифра? Мне потребуется время, чтобы это выяснить. Вряд ли это была крупная сделка.
От Питта не ускользнул намек на разницу в их финансовом положении.
Сент-Джермин впервые широко улыбнулся.
- Это продвинет ваше расследование, инспектор?
- Может быть, когда я сопоставлю эту информацию с тем, что нам уже известно. - Томас направился к дверям. - Спасибо, что уделили мне время, сэр.
Когда замерзший и усталый Питт вернулся домой, его приветствовал аромат свежесваренного супа и приятный запах высохшего белья, висевшего под потолком. Джемайма уже спала, и в доме было тихо. Сняв мокрые ботинки, Томас сел, и его охватил покой, ощутимый, как тепло. Поздоровавшись с мужем, Шарлотта умолкла на несколько минут.
Когда Питт наконец был готов заговорить, он отодвинул тарелку с супом, поданную женой, и посмотрел на нее через стол.
- Я прикидываюсь, будто знаю, что делать, но, честно говоря, ничего не понимаю, - сказал он с безнадежным видом.
- Кого ты опросил? - осведомилась Шарлотта и, тщательно вытерев руки, взяла прихватку, прежде чем открыть дверцу плиты и достать пирог. Вытащила его и быстро поставила на стол. Корочка была бледно-золотистой и хрустящей, но один уголок был темнее - он чуть подгорел.
Питт посмотрел на пирог и улыбнулся. Заметив это, Шарлотта воскликнула:
- Я съем этот утолок!
Он рассмеялся:
- Почему плита так себя ведет? Сжигает только один краешек…
Жена испепелила его взглядом.
- Если бы я знала, то не допустила бы этого! - Она ловко выложила овощи на блюдо и с довольным видом посмотрела на поднимавшийся от них пар. - С кем ты переговорил по поводу этого художника?
- Со всеми в Парке, у кого есть портреты, написанные им. А что?
- Я просто поинтересовалась. - Шарлотта задумалась, и нож застыл в воздухе над пирогом. - Однажды художник писал портреты мамы и Сары. Он осыпал их комплиментами, твердил Саре, какая она красивая, и льстил без зазрения совести. В результате она ходила по дому, задрав нос, и несколько недель любовалась собой, проходя мимо каждого зеркала.
- Она была красивая, - заметил Томас. - Но к чему ты клонишь?
- Годольфин Джонс зарабатывал деньги тем, что писал портреты. Но ведь желание, чтобы твое лицо обессмертили - это своего рода тщеславие, не правда ли? Может быть, он тоже льстил своим клиентам? А если так, то кое-кто из них мог поддаться на лесть?
И вдруг Питт понял.
- Ты имеешь в виду роман, или даже несколько романов? Какая-нибудь ревнивая женщина, которая вообразила, что она единственная в его жизни, - и вдруг обнаружила, что она всего-навсего одна из многих? И поняла, что комплименты - его профессиональная уловка? Или же это был ревнивый муж?
- Возможно. - Шарлотта наконец разрезала пирог. Густая подливка просочилась наружу, и Питт начисто забыл о подгоревшем кусочке.
- Я проголодался, - сказал он.
Жена улыбнулась с довольным видом.
- Хорошо. Спроси тетушку Веспасию. Если это кто-то из Парка, то, бьюсь об заклад, она знает, кто; а если нет, то выяснит это для тебя.
- Непременно, - ответил Питт. - А теперь, пожалуйста, давай обедать, и забудем о Годольфине Джонсе.
Первым, кого Томас увидел на следующее утро, был Сомерсет Карлайл. Разумеется, теперь уже все в Парке знали о найденном теле, и больше нельзя было рассчитывать на фактор неожиданности.
- Я не особенно хорошо его знал, - мягко сказал Карлайл. - У нас было мало общего, как вам, должно быть, известно. И уж, конечно, у меня не было никакого желания заказать свой портрет.
- А если бы было, - медленно произнес Питт, наблюдая за выражением лица Карлайла, - вы обратились бы к Годольфину Джонсу?
На лице Карлайла отразилось удивление.
- А какое это имеет значение? Да и в любом случае, я немного опоздал с этим.
- Но все-таки, обратились бы?
Сомерсет колебался, размышляя.
- Нет, - ответил он наконец. - Нет, не обратился бы.
Питт этого ожидал. Шарлотта говорила, что Карлайл с пренебрежением отозвался о Джонсе как художнике. Он бы сам себе противоречил, если бы сейчас похвалил его.
- Вы считаете, что его перехвалили? - продолжил Томас.
Карлайл безмятежно посмотрел на него. Его темно-серые глаза были очень ясными.
- Как художника - да, инспектор, я так считаю. Но как ухажера и собеседника - пожалуй, нет. У него был живой ум, очень ровный характер, и он обладал немаловажным свойством: снисходительно относился к дуракам. Кстати, не так-то легко долгое время изображать из себя великого художника.
- Разве искусство - не вопрос моды? - осведомился Питт.
- Конечно, это так. Но моды часто фабрикуют. Цены сами говорят за себя. Продайте одну вещь дорого - и следующая уйдет еще дороже.
Питт уловил суть, но все это никак не объясняло, зачем кому-то понадобилось душить Годольфина Джонса.
- Вы упомянули о его прочих достоинствах, - осторожно начал он. - Что вы имели в виду - исключительно талант собеседника или нечто большее? Талант ловеласа? У него был роман и, быть может, не один?
Лицо Карлайла оставалось бесстрастным, в глазах искрился юмор.
- Возможно, вам стоит рассмотреть такую возможность. Конечно, конфиденциально - иначе вы вызовете недобрые чувства, которые отразятся на вас же.
- Естественно, - согласился Питт. - Благодарю вас, сэр.
Первая конфиденциальная беседа состоялась у него с тетушкой Веспасией.
- Я ожидала вас вчера, - сказала она с легким удивлением в голосе. - С чего вы начнете? Вы что-нибудь знаете об этом несчастном человеке? Как я слышала, он не имел ничего общего с Огастесом, а Алисия - одна из немногих красавиц в Парке, чей портрет он не писал… Ради бога, садитесь, иначе я сверну себе шею, глядя на вас!
Питт повиновался. Он не любил садиться без приглашения.
- Он был хорошим художником? - спросил Томас, который с уважением относился к мнению леди Камминг-Гульд.
- Нет, - откровенно ответила она. - А что?
- Шарлотта так и сказала.
Веспасия взглянула на него искоса.
- И какой вывод вы из этого сделаете? Вы пытаетесь что-то сказать - что же?
- Как вы думаете, почему ему удавалось назначать такие высокие цены и получать такие большие деньги?
- А… - Веспасия откинулась на спинку кресла, и легкая улыбка коснулась ее губ. - Портретисты, которые пишут женщин из общества, должны быть дамскими угодниками, возможно, в первую очередь дамскими угодниками. Лучшие из них могут позволить себе писать, как им хочется, но остальные должны угождать тем, у кого в руках кошелек. Если они талантливы, то льстят кистью, если же нет - языком. Некоторые даже ухитряются делать и то и другое.
- А Годольфин Джонс?
Ее глаза насмешливо блеснули.
- Вы же видели его работы, так что должны знать: он улещивал своих клиентов льстивыми речами.
- Как вы полагаете, дело заходило дальше лести? - Томас не знал, не оскорбит ли ее подобное предположение, высказанное так откровенно. Но, с другой стороны, не было смысла играть с Веспасией в прятки. Да и вообще он слишком устал от этого дела, чтобы выбирать слова.
Веспасия молчала так долго, что Питт уже забеспокоился, не обиделась ли она в самом деле. Наконец она заговорила, тщательно подбирая слова.
- Вы спрашиваете меня, был ли у кого-нибудь роман с Годольфином Джонсом. Я полагаю, что, если промолчу, вам придется выяснять это самому? Лучше уж мне вам сказать. Да, у Гвендолен Кэнтлей был с ним роман. Ничего серьезного - просто ей наскучил приятный, но становящийся все более равнодушным муж. Конечно, это нельзя назвать великой страстью. И Гвендолен была в высшей степени осторожной и скрытной.
- Знал ли об этом сэр Десмонд?
Веспасия задумалась, прежде чем ответить. Наконец она заговорила.