- Благодарю вас, милорд, - сказал он чопорно, - за то, что уделили мне время.
- Это мой долг, - сухо ответил Сент-Джермин. - Лакей вас проводит.
Питту пришлось откланяться, и, выйдя из ярко освещенной комнаты, он последовал за лакеем в ливрее и вышел в густой туман.
Доминик был как никогда взволнован биллем Сент-Джермина. Теперь, перестав сопротивляться, он находил все больше удовольствия в обществе Карлайла. Это был образованный и умный человек, к тому же энтузиаст. Он обладал редким даром заниматься самыми кошмарными фактами относительно условий в работных домах, не теряя чувства юмора и уверенности, что можно что-то сделать, дабы облегчить страдания.
Доминику было трудно с ним состязаться. Он с тревогой и робостью общался с лордом Флитвудом. Их дружеские отношения становились все теплее: Доминик всегда недооценивал свое природное обаяние. И тем не менее ему никогда не удавалось направить беседу в нужное русло - к трагической ситуации с работными домами. Каждый раз, как он пытался заговорить на эту тему, казалось, что он с идеальным произношением декламирует на неизвестном ему языке.
После двух неудачных попыток Доминик честно признался Карлайлу, что нужна его помощь.
Учитывая влияние и вес Флитвуда, Карлайл на следующий же день присоединился к нему и Доминику в парке. Они правили упряжкой и летели с такой скоростью, что расшвыряли несколько прохожих и вызвали зависть и ярость у тех, кто ехал верхом или правил лошадьми.
Доминик сегодня проявлял несвойственную ему бесшабашность, и его не волновала ярость нескольких гуляющих, которые, с ущербом для собственного достоинства, упали на влажную землю.
- Превосходно! - с восторгом сказал Флитвуд, переводя дух. - Боже мой, Доминик, вы правите просто божественно! Я никогда не думал, что вы на такое способны. Если весной возьметесь править моей упряжкой, я сочту это за услугу с вашей стороны.
- С удовольствием, - поспешно согласился Доминик, думая о работном доме. Услуга за услугу! Но вряд ли он отважится вот так лететь сломя голову в спокойном состоянии. Да, теперь он будет рисовать себе эту ужасную картину неделями, сознавая всю опасность такой езды. - Я буду в восторге!
- Блестяще! - согласился Карлайл. - У вас врожденный талант, Доминик. - Он повернулся к Флитвуду. Лица его соседей раскраснелись от холода и быстрой езды. - У вас чудесная упряжка, милорд. Мне редко доводилось видеть лучших лошадей, чем у вас. Правда, вашу двуколку следовало бы снабдить рессорами.
Флитвуд усмехнулся. Это был приятный молодой человек, не отличавшийся красотой. Выражение его лица свидетельствовало о добродушном нраве.
- Вас немного растрясло, не так ли? Ничего, это полезно для пищеварения.
- Я и не думал о пищеварении, - улыбнулся в ответ Карлайл. - Или о синяках. Скорее о равновесии двуколки. Лошадям тогда было бы легче, и она вряд ли опрокинется, если в вас врежется какой-нибудь идиот. И, разумеется, если у вас нервные лошади, то они не понесут, когда у вас двуколка в полном порядке.
- Черт возьми, а ведь вы правы! - воскликнул Флитвуд. - Простите, что недооценил вас. Да, нужно последовать вашему совету и заняться двуколкой.
- Я знаю одного парня на Девилз-акр, который мастерски подрессоривает двуколки. - Карлайл говорил все это с безразличным видом - просто любезный жест после совместной прогулки ранним утром.
- Девилз-акр? - переспросил Флитвуд. - Где же это, черт побери?
- Около Вестминстера, - небрежно обронил Карлайл.
Доминик наблюдал за ним с восхищением. О, если бы он сам вел себя так непринужденно, то мог бы заинтересовать Флитвуда их делом. А он был слишком серьезен, слишком погружен в ужасы работного дома. А кому, кроме вампира, нужны леденящие душу ужасы, тем более за завтраком!
- Около Вестминстера? - повторил Флитвуд. - Вы имеете в виду этот ужасный район трущоб? Он так называется?
- Да, кажется. - Изогнутые брови Карлайла приподнялись. - Грязное местечко.
- Как это вас туда занесло? - Флитвуд передал лошадь груму, и втроем они отправились в паб, где их ожидал завтрак и дымящийся пунш.
- Да так, то одно, то другое. - Карлайл взмахнул рукой, давая понять, что джентльмена могло привести туда дело, которое другой джентльмен поймет и не будет распространяться на эту тему.
- Это же трущобы, - снова вспомнил Флитвуд, когда они уже сидели в пивной за роскошной трапезой. - Разве кто-нибудь в таком месте может знать о рессорах для двуколки? Там же негде прокатиться, а тем более разогнаться.
Карлайл проглотил кусок.
- Он был конюхом, - небрежно ответил он. Крал у своего хозяина или, во всяком случае, был в этом обвинен. Словом, для него наступили тяжелые времена.
Флитвуд любил и понимал лошадей. Он испытывал дружеские чувства к тем, кто за ними ухаживал и вынужден был зарабатывать этим на жизнь. Не один час провел он в обществе своих собственных грумов, обмениваясь с ними мнениями о лошадях и рассказами.
- Бедняга, - произнес он с чувством. - Может быть, он будет рад заработать несколько шиллингов. Пусть посмотрит, нельзя ли усовершенствовать мою двуколку.
- Пожалуй, - согласился Карлайл. - Попробуйте, если хотите. Он не сидит на месте, так что ловить его надо рано утром.
- Хорошая идея. Буду признателен вам за любезность. Где мне его найти?
Карлайл широко улыбнулся.
- В Девилз-акр. Вам одному никогда его не найти. Я вас туда отвезу.
- Буду вам признателен. Судя по всему, это не очень-то приятное место.
- О да, - подтвердил Карлайл. - Да, действительно. Но таланты часто обнаруживаются там, где им приходится всего труднее. В теории мистера Дарвина о выживании самого приспособленного что-то есть, знаете ли, если только подразумевать под самым приспособленным самого умного, самого сильного и самого хитрого, не примешивая сюда соображения морали. Самый приспособленный - это способный выжить, а не самый добродетельный, терпеливый и милосердный.
Доминик лягнул Карлайла под столом и увидел, как лицо приятеля сморщилось от боли. Он пришел в ужас от того, что Сомерсет испортит все дело своим морализаторством и они потеряют Флитвуда.
- Вы хотите сказать, что гонки выигрывает самый быстрый, а битву - самый сильный? - Флитвуд положил себе еще порцию кеджери.
- Нет. - Карлайл с трудом удержался, чтобы не потереть лодыжку, но даже не взглянул на Доминика. - Я лишь имел в виду, что в таких местах, как Девилз-акр, процветают таланты, потому что без этого беднякам не выжить.
Флитвуд скривился.
- Это несколько цинично, пожалуй. И все-таки мне бы хотелось взглянуть на вашего парня. Вы убедили меня, что он знает свое дело.
Лицо Карлайла озарила улыбка, и Флитвуд отреагировал, как цветок, раскрывающийся под солнцем. Он ответил улыбкой, и Доминик ощутил, что снова находится в компании добрых друзей. Правда, он чувствовал себя немного виноватым, поскольку знал, через что предстоит пройти Флитвуду. Однако сейчас не хотелось об этом думать. Ведь речь идет о хорошем, нужном деле. И Доминик улыбнулся своей очаровательной улыбкой.
Девилз-акр был ужасен. За завесой дыма и тумана над ними высились башни кафедрального собора, готическое великолепие которых скрывали клубы пара. Воздух, такой свежий и бодрящий в Парке, здесь был сырым и затхлым. Тень от огромных колонн падала на роскошные дома с портиками, на учреждения, на скромные жилища клерков и торговцев. А дальше открывался особый мир - мир многоквартирных домов со скрипучими лестницами и вечными пятнами плесени на крошащихся стенах, мир глухих закоулков, где шатались пьяницы, нищие и попрошайки.
Карлайл с невозмутимым видом пробирался среди них.
- О господи! - Флитвуд зажал нос и с отчаянием посмотрел на Доминика. Но Карлайл не стал ждать, и, если они не хотели потеряться, нужно было следовать за ним по пятам. Боже упаси заблудиться в этом аду!
Карлайл, очевидно, знал дорогу. Он перешагнул через пьяных, спавших под кипами газет, отшвырнул ногой пустую бутылку и стал подниматься по шатким ступеням. Они качались под его весом, и Флитвуд с тревогой взглянул на Доминика.
- Вы думаете, они выдержат? - спросил он, его шляпа съехала набок, когда он задел ею за балку.
- Бог его знает, - ответил Доминик, проходя мимо него и начиная подниматься.
Он сочувствовал Флитвуду, вспоминая свои первые впечатления от Семи Циферблатов, а ведь тут было похуже. Но в то же время Доминик ощущал радость от того, что заставляет Флитвуда увидеть этот ужас и утратить свое безразличие. Доминику страстно хотелось изменить мир, и это было яростное чувство. Он поднялся по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и вслед за Карлайлом нырнул в зловонные комнаты, где семьи из десяти-двенадцати человек сидели при тусклом свете. Все они резали, полировали, шили, ткали или клеили вещи, которые потом продадут за несколько пенсов. Детишки трех-четырех лет были привязаны к матерям веревкой, чтобы не убежали. Каждый раз, как один из них прекращал работать или засыпал, мать давала ему затрещину, чтобы напомнить, что нужно работать, если хочешь есть.
Запах здесь был кошмарный: влажная плесень, дым от угля, сточные воды и немытые тела.
Пройдя в дальний конец последней комнаты, они попали в сырой мрачный двор, где когда-то, вероятно, были конюшни. Карлайл постучал в одну из дверей.
Доминик посмотрел на Флитвуда. Лицо последнего было бледным, глаза испуганные. Было ясно, что он давно сбежал бы, если бы знал дорогу. В самых кошмарных снах ему не могло бы присниться такое.
Дверь отворилась, и из нее выглянул худой сгорбленный человечек, весь какой-то кривобокий. Он не сразу узнал Карлайла.
- Ах, это вы? Что вы хотите на этот раз?
- Воспользоваться вашим талантом, Тимоти, - с улыбкой ответил Карлайл. - Естественно, за вознаграждение.
- Какой именно талант? - спросил Тимоти, с подозрением глядя через плечо Карлайла на Доминика и Флитвуда. - Это не копы?
- Стыдитесь, Тимоти! - с укором произнес Карлайл. - Разве я когда-нибудь водил компанию с полицейскими?
- Так какой талант? - повторил Тимоти.
- Нужно поставить рессоры на одну чудесную двуколку, - ответил Карлайл. - У его светлости, - тут он указал на Флитвуда, - есть превосходная пара лошадей и все шансы выиграть несколько состязаний с другими джентльменами, - если только немножко подправить его двуколку.
Лицо Тимоти просветлело.
- А! Ну конечно, я смогу с этим помочь! Все дело в рессорах. А где же эта двуколка? Вы только скажите, и я ее так подрегулирую, что за вами будет никому не угнаться! За вознаграждение, верно?
- Конечно, - поспешно подтвердил Флитвуд. - Голкомб-парк-хаус. Я запишу вам адрес…
- Это лишнее, сэр, я же не умею читать. Вы просто скажите, а я запомню. Чтение отшибает память, разве не так? И ничего хорошего из этого не выходит. Посмотрите на тех, кто все записывает, они же своего собственного имени не помнят!
Карлайл никогда не упускал шанса и сейчас ухватился за него, как быстрая птичка хватает насекомое на лету.
- Но ведь для тех, кто умеет читать и писать, всегда есть работа, Тимоти, - сказал он, прислонившись к двери. - Постоянная работа в конторах, которые закрываются вечером, а ты ступай себе домой! На такой работе платят достаточно денег, чтобы на них жить.
Тимоти сплюнул.
- Я умру от голода и от старости, прежде чем научусь читать и писать! - сказал он с отвращением. - Не знаю, для чего вам говорить такое!
Карлайл потрепал Тимоти по плечу.
- Для будущего, Тимоти, - ответил он. - И для тех, кто не умеет подрессоривать двуколку.
- Сотни тысяч не умеют ни читать, ни писать! - Тимоти мрачно взглянул на него.
- Я знаю, - согласился Карлайл. - И есть также сотни тысяч тех, кто голоден, думаю, примерно каждый четвертый в Лондоне. Но разве по этой причине они не должны вкусно поесть, если представится случай?
Лицо Тимоти скривилось, и он взглянул на Флитвуда.
Тот оказался на высоте положения.
- Столько вкусной еды, сколько сможете съесть, прежде чем займетесь двуколкой, - пообещал он. - И гинея после. И еще пять фунтов, если я выиграю первый заезд после того, как…
- По рукам! - сразу же согласился Тимоти. - Я приду сегодня к обеду, сэр, и начну работу утром.
- Хорошо. Вы можете переночевать в конюшне.
Тимоти приподнял свою пыльную шляпу, салютуя, возможно, таким образом он скрепил сделку. Карлайл повернулся, собираясь уходить.
Флитвуд повторил свой адрес, дав указания, как туда добраться, и побежал за Карлайлом, чтобы не потеряться в этом кошмарном месте.
Они снова прошли через комнаты ужасного многоквартирного скворечника и наконец вышли на узкую улочку почти у самого подножия собора. Моросил мелкий дождь.
- О господи! - Флитвуд вытер лицо. - Это место напомнило мне о Данте и о вратах ада, что там было написано?
- "Оставь надежду, всяк сюда входящий", - процитировал Карлайл.
- Как же они все это выносят? - Флитвуд поднял воротник и сунул руки в карманы.
- Это лучше, чем работный дом, - ответил Карлайл. - По крайней мере, они так считают. Лично мне кажется, что нет никакой разницы.
Флитвуд остановился.
- Лучше? - повторил он недоверчиво. - Что вы такое говорите, дружище? В работном доме обеспечивают едой и кровом, там безопасно!
- Вы когда-нибудь бывали в работном доме? - сладким голосом осведомился Карлайл.
Флитвуд был удивлен.
- Нет, - честно признался он. - А вы?
- О да. - Карлайл зашагал снова. - Я очень много занимаюсь этим биллем Сент-Джермина. Полагаю, вы о нем слышали?
- Да, слышал, - медленно произнес Флитвуд. Он не смотрел в сторону Доминика, а тот не осмеливался поднять глаза. - Полагаю, вам бы хотелось, чтобы я помог, когда билль будет представлен в палате? - предположил он небрежным тоном.
Карлайл ответил ему ослепительной улыбкой.
- Да, пожалуйста, мне бы этого хотелось.
Алисия написала всем, кто пришел на ум, вспомнив многих влиятельных родственников Огастеса, к которым она бы никогда не обратилась по какой-либо иной причине. Она находила их нестерпимо скучными, однако сейчас было не до ее личных предпочтений.
Когда воображение ее истощилось, и все письма были запечатаны и отправлены по почте, она решила прогуляться в парке, несмотря на плохую погоду. Алисия была в приподнятом настроении, и ей просто необходимо было размять ноги и проветриться. Если б можно, она бы сейчас пустилась вприпрыжку.
Алисия шла быстрым шагом - что не пристало леди, - любуясь унылыми деревьями на фоне серых туч. В парке было тихо; тяжелые капли, блестевшие на ветках, беззвучно падали вниз. Она никогда прежде не думала, что в феврале может быть так красиво. Ей доставляли удовольствие скромная прелесть пейзажа и мягкие, приглушенные тона природы.
Она остановилась, чтобы понаблюдать за птичкой, сидевшей в ветвях у нее над головой, и вдруг услышала, как кто-то беседует за деревом.
- В самом деле? - В голосе звучала такая нежность, что она сначала его не узнала.
Ответа не было.
- Иди сюда и расскажи мне все, - продолжал кто-то невидимый.
В ответ послышался только какой-то слабый писк.
- Ну, ну, ты же умная девочка!
И тут Алисия узнала голос. Он звучал так мягко и с таким сильным американским акцентом, что это не мог быть никто иной, кроме Вергилия Смита. Но с кем же это он разговаривает?
- Ах, какая же ты красивая! Ну, иди сюда и расскажи мне все.
Ей в голову пришла неприятная мысль: наверное, он любезничает с какой-то служаночкой. Какой ужас! И надо же было случайно оказаться совсем рядом! Как же ей незаметно уйти, не смутив их? Алисия застыла на месте.
Та, к кому обращался Вергилий Смит, по-прежнему хранила молчание.
- Ты моя прелесть, - продолжал он тихим голосом. - Красивая девочка!
Алисия не могла дольше оставаться здесь, подслушивая разговор, который явно не предназначался для чужих ушей. Она сделала шаг, скрываясь за стволом дерева, таким образом можно прокрасться на дорожку и притвориться, будто не заметила его. И тут под ее ногой хрустнула ветка.
Американец выпрямился и обошел вокруг ствола дерева, огромный в своем необъятном пальто.
Алисия закрыла глаза, сконфузившись. Наверное, у нее горит лицо. Она отдала бы все на свете, лишь бы не быть свидетельницей его постыдного поведения.
- Доброе утро, леди Алисия. - Голос его звучал так же мягко, как прежде.
- Доброе утро, мистер Смит, - ответила она с трудом. Нужно с честью выйти из этого неловкого положения. Он американец с прескверными манерами, но она-то умеет себя вести в любой ситуации.
Алисия открыла глаза.
Вергилий Смит стоял перед ней, держа маленькую кошечку, которая то потягивалась, то сворачивалась в клубок у него на руках. Заметив застывший взгляд Алисии, он посмотрел на кошечку и принялся ласково ее гладить. Маленький зверек замурлыкал.
Смит покраснел, поняв, что Алисия слышала, как он говорит с кошкой.
- О, - сказал он, смутившись. - Не обращайте на меня внимания, мэм. Я часто разговариваю с животными, особенно с кошками. А эту я особенно люблю.
Алисия вздохнула с огромным облегчением. Наверное, у нее сейчас глупая улыбка, подумалось ей. Ее переполняло счастье. Она протянула руку и погладила кошечку.
Вергилий тоже улыбался, и лицо его сияло, а в глазах была нежность.
Такое случилось с Алисией впервые, но она поняла, что это такое. Она удивилась, но лишь на мгновение, а потом это чувство показалось ей знакомым, изумительным и прекрасным - как листья, раскрывающиеся в молочном солнечном свете весны.
Глава 10
Питт прикинул, на что он может рассчитывать, и попросил себе в помощь еще трех констеблей, чтобы разобраться с огромным количеством фотографий из магазина Годольфина Джонса. Их нужно было рассортировать, а также опознать женщин, запечатленных на них.
Ему дали одного констебля - в придачу к тому, что уже был. Питт отправил обоих на Ресуррекшн-роу с указанием узнать имя каждой женщины, род ее занятий и происхождение. Однако он позволил показывать только лица женщин, а также запретил давать информацию относительно того, где и при каких обстоятельствах были найдены фотографии. Последнюю инструкцию ему несколько раз повторили его начальники, запинаясь от волнения. Они спрашивали, нельзя ли вести это расследование каким-то иным способом. Один суперинтендант даже предложил считать это дело "глухим" и переключиться на что-нибудь другое. Например, есть дело о краже со взломом, которое просрочено, и было бы прекрасно, если бы удалось вернуть похищенную собственность владельцам.
Питт в ответ указал на то, что Джонс был художником из высшего общества, который жил в таком фешенебельном районе, как Гэдстоун-парк, и поэтому нельзя просто забыть об его убийстве, иначе обитатели других таких районов забеспокоятся о собственной безопасности.
И ему нехотя уступили.