Огроменный кубок, больше метра в высоту, увеличенная копия Кубка Стэнли, с "золотыми" ручками в форме виноградной лозы и "мраморным" основанием. На взгляд Джона оценил его в девяносто тысяч наклеек от мюслей плюс $13,95 за гравировку.
ВЕЛИКОМУ ДЖОНЕ СТЭМУ
СПАСИТЕЛЮ ДАМ
ПЛАТЕЛЬЩИКУ ЗА СВЕТ
ТЫ ПРАВИШЬ ВСЕЛЕННОЙ ЛЮБВИ
ЗЛАТЫМ СКИПЕТРОМ ЧУДЕС
Отхохотавшись, Джона высвободил свой трофей из упаковки и потащил его наверх, перешагивая через скопившиеся на неровном линолеуме лужи. Дверь квартиры была распахнута, и Джона сразу прошел внутрь.
- С ума сошел? - окликнул он друга. - Куда я это пристрою?
- Его нет. Он сказал, я могу подождать вас.
Джона обернулся. На диване сидела Ив Джонс.
6
Она повела его в убогий подвальный бар в шести кварталах от дома.
- Первое, что пришло на ум, - пояснила она, оглядываясь по сторонам и кусая губы при виде ободранной штукатурки на стенах. - Я раньше жила тут поблизости, но уже давно.
Он сказал, что все прекрасно.
- У меня невысокие требования. Я вообще редко выбираюсь.
Они сели в отдельной кабинке. Она заказала выпивку, он спросил, как она.
Она показала ему забинтованную руку:
- И еще плечо. В общей сложности шестьдесят два шва.
- Господи!
- Спасибо вам, что обошлось так, - сказала она. - И вы пострадали. Бедняжка!
Он понял, что она говорит о его локте.
- Зарастет без шрама. А если будет шрам, у меня есть что рассказать.
Она улыбнулась.
- Спасибо, - повторила она. - Большое спасибо.
Вблизи черты ее лица казались еще нежнее, чем на газетном снимке: подбородок - турецкая сабля, чуть надутые губки. Водолазка плотно облегает небольшую, но высокую грудь. Глаза - туманные озера. Уши - фарфоровые блюдечки - проколоты во многих местах; в козелке левого уха бриллиантовый гвоздик, с мочки правого свисает на золотой цепочке гранат. При каждом ее движении камешки сверкали и переливались, словно она плакала - не глазами, ушами.
- Надеюсь, вам дали передохнуть, - сказала она.
- С пятницы снова на работе.
- Безобразие какое! Вам должны были дать… не знаю… отпуск за отвагу?
- Скажите это шефу, - рассмеялся он.
- Наверное, вы читали эту статью?
Он ответил стоном.
- Что с ней не так?
- Та фотография, - сказал он. - Я на ней дурак дураком.
- Перестаньте, - сказала она. - Очень хорошее фото.
- И он все выдумал, - продолжал Джона. - Я не ординатор и не хирург. И уж никак не Супермен.
- По крайней мере, ваше имя он написал правильно.
Он приподнял брови:
- Вы - не Ив?
- Ив. Он написал не через ту букву.
- Какую же букву тут можно перепутать? - удивился он.
- Не в имени. В фамилии. Джонс.
- Как же пишется "Джонс"?
- Через два "Ж".
Он засмеялся:
- "Жжонс"? Как "жжёт"?
- Произносится "Джонс", "Дж". Но пишется "Жжонс", два "ж". Та же самая фамилия, но в какой-то момент кто-то напутал. Эти буквы на клавиатуре рядом, а может быть, еще раньше какой-нибудь мой предок так произносил или писал. А у вас, кстати, интересное имя. "Стэм" значит "ствол". Корень всех благ, доброе земное божество.
- Точно, это я, - сказал он. - Чтите мою силу.
- Откуда такая фамилия?
Он проглотил кубик льда.
- Тоже ошибка. Штейн. Так записали на Эллис-Айленде.
- Сплошные ошибки, - сказала она. - Это нас роднит.
Он улыбнулся и отпил глоток.
- Хотя бы имя настоящее, - сказала она. - Не то что "Жжонс".
- Необычное, - согласился Джона, - но сойдет.
- В нем есть смысл. А мне приходится по пять-шесть раз перезванивать в банк, чтобы правильно оформили кредитку. Фотография на водительских правах - ужас ужасный, но не стану же я заново оформлять документы. Паспорт, счет в банке, диплом, любые тесты, которые надо подписать, - нигде, никогда мою фамилию не пишут правильно. Даже спам я получаю не на ту фамилию. Еще по одной?
Он заглянул в стакан и удивился, увидев, что там пусто. Когда он в последний раз пил под будний день? Никогда, ни разу, с тех пор как поступил в медшколу. Кое-кто из однокурсников мог явиться на дежурство с похмелья, но только не он. Он - Человек Ответственный.
С другой стороны, расслабиться, пусть искусственно, ему не помешает. После такого дня. Он тоже человек. А его заставляют работать на износ. И еще Ханна, и Джордж… в худшем случае он крепко проспит эту ночь, а это же облегчение после стольких ночных кошмаров.
Он кивнул, и она направилась к бару.
Пока она ждала у стойки, он присматривался к ее фигуре. Изящная, волосы рассыпаны по плечам. На спине угадываются очертания повязки. Его так и тянуло притронуться к ней.
Она вернулась с напитками и миской орешков.
- Спасибо, - сказал он.
- Вы спасли мне жизнь. Расплачусь парой стаканов джина с тоником.
- Нормально. - Он отпил глоток. - Тем более их тут разбавляют.
- Знаю. Извините, - вздохнула она. - Было неплохое местечко. Интересные люди. Моя мама целовалась с Лу Ридом у той стены.
- Неужто?
- В моем детстве Ист-Виллидж был еще Ист-Виллиджем, а не парком аттракционов, как сегодня. - Она закусила губу. - Не хотела вас обидеть. Извините.
- За что извиняться? Я живу здесь, потому что так дешевле.
- У тетушки с субсидируемой квартплатой?
- У друга с собственным трастовым фондом.
- О! - протянула она. - Исчезающий вид.
- Он был под кайфом? Когда вы пришли?
- Подожду результата моего анализа.
Он расхохотался, струйка джина с тоником потекла по подбородку на стол. В смущении он потянулся за салфеткой - салфетки не оказалось на столе. Потому что она уже взяла ее и вложила ему в другую руку. Он утерся.
- Классно.
- Чего волноваться? Все кайфуют. Как там в песне поется?
Он опять рассмеялся.
- Он - Ланс его зовут, - он пять раз в неделю ходит в кино с девушкой, не с подружкой, а с коллегой-режиссером, познакомились на фестивале. Обкурятся и топают в BAM, "Фильм-форум" или в "Ангел…" - как его, бишь? Не припомню.
- "Ангелику".
- Именно. - Тут же раскаявшись в том, что оклеветал друга, он добавил: - Он хороший парень. Пустил меня жить всего лишь за коммуналку. И он умный. Потерянный немного.
- Знаю таких.
Недовольный собой, он переменил тему:
- Значит, это одно из ваших местечек.
- Было прежде. Народ тут толпился. - Она поглядела по сторонам: кроме них двоих, никого. - А теперь… печальная пустыня, верно? Хотя еще, наверное, рано.
Ее слог вызвал у него улыбку. Печальная пустыня. Иные ее выражения словно прямиком заимствованы у Бронте, все в кружевах, но точны и уместны. И она старается, да никак не может, замаскировать отличное образование.
Так зебра - она черная в белую полоску или все-таки белая в черную?
- Вообще-то я уже более двадцати пяти лет здесь не бывала, - уточнила она.
- Погодите. Вам сейчас тридцать?
- Тридцать один.
- Тридцать один минус двадцать пять - вам тогда было шесть?
- Более двадцати пяти лет, - уточнила она. - Еще меньше. Три, четыре.
- Родители водили вас по барам с трех лет?
- Они считали неправильным оставлять ребенка с няней.
- Это… - Все ссылки на общепринятые нормы, какие лезли ему в голову, внезапно показались мещанскими. Вместо упрека он предпочел конкретный вопрос: - И вы что-то помните?
- Разве такое забывается?
- Но три года - это слишком мало, чтобы… чтобы запомнить.
- Я помню себя с полутора лет.
Он поставил стакан на стол.
- О’кей. Этого не может быть.
- Очень даже может. Помню себя на качелях во дворе, где жили дедушка с бабушкой. Я была одета в розовый комбинезон, отец вертел передо мной пластмассовую уточку. В восемь лет я спросила его про эту утку. Он спросил: "Какая утка?" Пластмассовая, во дворе у дедушки с бабушкой. "Ах, та?" Он сказал, что они выбросили ее в тот же день, когда купили: она плохо пахла. В тот же день, - повторила она. - Я играла с ней всего один раз. Но я могла бы и сейчас нарисовать ее по памяти.
- Это реконструкция, - сказал он. - По фотографии или по рассказу отца.
- В тот день мы не фотографировались. И отец не вспоминал про эту игрушку, пока я не заговорила о ней. Он даже не сразу сообразил, о чем это я.
- Значит, про утку упоминала мама.
- К тому времени ее уже три года как с нами не было. Поцелуй Лу Рида увел ее в Сан-Франциско.
- Ваша мать сбежала с Лу Ридом?
- Ненадолго. Не думаю, чтобы этот роман затянулся.
- А потом?
- Она так и не вернулась. - Она откинулась на спинку стула, улыбнулась, скрестила руки на груди. - Безумие, но так оно и было.
- Ну и… ну. - Он прихватил горсть орехов. - На вашем фоне я - старый зануда.
- Глупости. Я хочу знать о вас все. Потому-то и пришла познакомиться. Правда, Джона Стэм, я должна понять, реальный ли вы человек.
- Реальный.
- Но то, что вы сделали, - это необычно. Незаурядно. Вы сами это понимаете?
- Да ладно.
- Не принижайте. Благодаря вам я осталась жива.
Он поднял глаза:
- Это хорошо.
- Спасибо, - сказала она.
- Был рад. - Он чуть было не добавил из скромности: "Я бы сделал это для кого угодно", однако, глядя на нее - точеная шея, фарфоровые ушки, - засомневался, а правда ли это. Будь она уродиной - или если бы резали не ее, а Рэймонда Инигеса?
Он сказал:
- Сперва расскажите мне о себе.
- Итак, в последнем эпизоде моя семья пала жертвой "Велвет Андеграунд". С этого момента, увы, сюжет несколько провисает. Мой отец торговал автомобилями и продолжал торговать ими после развода с матерью. Я училась в школе, потом в университете. Получила диплом. Потом жила в Бруклине, пока он не превратился в Бруклин. В данный момент я обитаю в огромном псевдогородском наросте под названием Хобокен.
- И вы из такой дали приехали ко мне, - сказал он. - В старый парк аттракционов.
Она улыбнулась:
- Самое малое, что я могла сделать.
- В каком университете вы учились?
- В Йеле.
- Ничего себе.
- Lux et veritas.
- Моя сестра училась там, - сказал он. - Девяносто четвертый, что ли, год. Ее зовут Кэтрин или Кейт. Кейт Хаузман. В браке она Хаузман. А тогда она была…
- Кэтрин или Кейт Стэм? - предположила она.
- Угу. - Он посмеялся собственной глупости. - Именно.
- Мне это имя сразу показалось знакомым. До чего же тесен мир! Вы обратили внимание, что все сверхобразованные белые ньюйоркцы так или иначе знакомы друг с другом?
Он хихикнул:
- Теория шести рукопожатий. Даже двух.
- Я помню вашу сестру. Она пользовалась популярностью.
- Точно.
- Скажите еще, что и замуж она вышла за однокурсника, совсем бы великолепно.
- Не-а. Парень из бизнес-школы. Немец.
- Прямиком из Фатерлянда?
- Родился в Берлине. Работает в Deutsche Bank. Они живут в Гринвиче, растят дочку. Гретхен сейчас два с половиной, и она снова беременна - то есть Кейт, а не Гретхен. - Он перевел дух. - Вот, собственно, и все.
- Никогда бы не вообразила вашу сестру в роли домохозяйки.
- Она не сидит дома. Работает на коннектикутский хедж-фонд. Тоже получила диплом MBA - в Уортоне.
- Господи! - произнесла Ив. - Что вы еще мне поведаете? Факты, факты, Джона Стэм! Они ударяют мне в голову.
Он еще порассказал о себе, о родных, о Скарсдейле. Вспомнил, как ребенком играл с отцовским стетоскопом, как в отрочестве преодолел нежелание идти по стопам отца. Он два года уже не пил и превратился по этой части в легковеса: Ланс мог потребить пол-литра джина, выкурить пару косяков и забивать гвозди, не попадая молотком по пальцам, а у Джоны после второго стакана развязался язык. В руках и ногах он ощущал приятное покалывание и решил не противиться. Женщина слушала. Она была веселой, красивой, умной, а главное - ей было интересно, она слушала так, словно каждое его слово имело для нее значение. Еще бы, ведь Джона спас ей жизнь. Но не только это: женщина была прекрасна и искренна, он стал ей дорог, и в нем шевельнулось что-то, что Джона не сразу опознал как влечение, - не сразу, потому что этот механизм в нем давно заржавел. Он говорил, она говорила, он что-то узнавал о ней, она о нем, и, почувствовав жар, он краешком глаза подметил, как почти соприкоснулись кончики их пальцев. Он рассказал ей, что его отец учился в Рэдклиффе, а мать в Гарварде, а она спросила, не сделали ли они операцию по перемене пола, и он рассмеялся и сказал:
- Довольно пить.
- Все-таки это довольно замкнутая элита, - сказала она. - А вы какой плющ произрастили?
Он покачал головой:
- Университет штата Мичиган. Наш талисман - черная овца.
Она вздохнула:
- Что ж, не всем везет.
- О, да замолчите!
- Полагаю, ваше решение не привело электорат в восторг?
- Я не оставил им выбора. Меня бы взяли в Браун или в Коламбию, но я не хотел поступать в Браун или Коламбию, потому что я был рассерженным молодым человеком…
Она захихикала.
- Был. Сейчас уже нет. Теперь я не рассержен, а скорее… уперт.
- Джона, Джона, белая ворона.
- Да, и я подумал: поступлю в государственный универ им назло. - Он прикончил орешки.
- А они, увы, во всем вас поддержали. Кошмар! - отозвалась она. - Dans nos temps modernes, il n’existe pas de horreurs plus dignes que celle .
- Yo hablo espanol , - сказал он.
- Я сказала: "бедняжка".
- Не красуйтесь, - сказал он.
- Меня несколько раз арестовывали за злостный снобизм.
Он рассмеялся.
- Дайте-ка угадаю, - сказала она. - Ваша подружка училась в Принстоне.
- Э-э… нет.
- Я что-то ляпнула?
- Нет-нет.
Он понял по проступившей у нее на лбу морщине, что вид у него сейчас зверский, хотя он вовсе не злился, просто не привык отвечать на вопрос о подружке. Ив начала извиняться, и он сказал:
- Все в порядке, вы ни в чем не провинились.
Наступило тягостное молчание. Он прямо-таки видел, как она перебирает варианты: пошутить, снова извиниться, сменить тему, выйти в туалет, распрощаться. Он мучительно пересматривал те же возможности, и вдруг одна и только одна возможность представилась ему - настойчиво, свирепо. Сказать правду. Он спас ей жизнь, и по крайней мере из благодарности она может сделать для него это - помочь облегчить душу. Он никогда никому не рассказывал о Ханне. Его родные отучились задавать вопросы, а Ланс, знавший ее с детства, Ланс, который свел их, черт побери, - Ланс повел себя странно, не желал даже упоминать о ней, словно она вдруг исчезла с лица земли. Джона догадывался, что такое поведение вызвано чувством вины, как будто Ланс подставил Джону этим сватовством. Кроме них в курсе дела был только Вик, и умница Вик понимал, что Джона не хочет разговаривать об этом. Обычно и не хотел. Но сегодня навалилось одиночество, он не смог удержать на лице маску, он хотел поговорить об этом - и у него был собеседник, сидел прямо напротив него.
И не просто первый встречный. Он хотел поговорить о Ханне, это так, но хотел поговорить о ней именно с Ив. Незнакомка, вдруг ставшая близкой, - идеальный слушатель, потому что она ему нравилась (еще как нравилась, встало на нее адски), нравилась, ибо после двух часов непринужденной беседы она словно предугадывала, что он скажет и чего захочет, и в то же время Джона сомневался, увидятся ли они когда-нибудь вновь. И хотя он опасался, как бы самому себе не опротиветь, пустившись в такие подробности, как бы не показалось, будто он исходит жалостью к себе, напрашивается по дешевке на женскую симпатию, едва он заговорил, тугая пружина внутри ослабла, алкоголь пришел ему на помощь, и она помогла: она слушала, кивала, слушала. Она все выслушала, а когда он закончил, потянулась к нему через стол и погладила по руке.
Он сказал:
- Прошу прощения.
Она поглядела на него:
- Никогда, никогда не просите прощения за любовь.
По дороге к своему дому он вновь принялся извиняться - теперь уже за то, что первым свернул этот вечер:
- Мне через пять часов на работу.
- Хватит извиняться, Джона Стэм! Супермену это не к лицу.
Они подошли к дому. Он обернулся к ней:
- Приятно было поболтать с вами, Ив.
Она кивнула и сказала: "Да". Ее тело подалось навстречу ему, и он сделал то, что было в тот миг вполне естественным, - обнял ее. Руки у него на шее почему-то показались знакомыми. Она была примерно одного с Ханной роста, затылком терлась о мягкую кожу его подбородка, где уже проступила с утра щетина; когда Ив разомкнула объятия, обнаружилось, что ее волосы зацепились за эту щетину, как за липучку. Он рассмеялся, хотел рукой смахнуть ее прядь, но она подняла голову и притянула его лицо навстречу своему, и ее губы оказались мягкими и податливыми.
Она отступила, коротко помахала рукой. Он смотрел ей вслед, как она растворяется в теплом тумане, а потом вошел в дом и поднялся наверх, слегка покачиваясь, недоумевая, почему так и не решился попросить у нее телефон.
7
Страница 17 "Руководства для студентов третьего года обучения" , официальной брошюры, выдаваемой учебным отделом при больнице Верхнего Манхэттена:
"В особенности трудно дается практика в хирургическом отделении. Дежурства затягиваются, темп дневной работы резко ускоряется. Студенты, которые перестают заботиться о своем физическом или психическом состоянии, утрачивают способность эффективно функционировать. Помните: только здоровый студент - успешный студент ".
Со страницы 9 Книги, скрепленных скобкой листков коллективной студенческой мудрости (составлена в 1991 году третьекурсниками Гэри Глаучером и Конни Тейтельбаум, ныне состоящими в счастливом браке и имеющими доходную ортопедическую практику в Тенафли, штат Нью-Джерси):
КАК ПЕРЕЖИТЬ ПРАКТИКУ В ХИРУРГИИ,
или
И ЗА ЭТО Я ПЛАЧУ ДЕНЬГИ?
Основные принципы выживания в хирургии:
Нет еды
Нет сна
Нет проблем!
К третьей неделе практики в гастроэнтерологии Джона освоился среди груд вырезанных кишок. Уборщики выкинули последний экземпляр "Пост", ординаторы сочли, что третьекурсник успешно поставлен на место и усвоил урок, и вновь стали обращаться с ним, как со всеми студентами, - то есть как с придурком.