Когда часы совпадали, Никита с Исаковым уединялись где-нибудь на отлете от курильщиков - оба классные спортсмены, ни табаком, ни спиртным они не грешили - и пытались за очень короткое время решить возможно большее количество наиболее важных проблем. Оба были еще очень молоды и верили в реальность однозначных решений.
После первых же занятий Никита спросил у Исакова, трудно ли дается тому его несгибаемое терпение.
Беседовали они под огромной черемухой, которая высилась на школьной территории. До встречи с этим прекрасным деревом Никита не представлял себе, что черемуха может быть такой могучей. Тогда была весна, дерево, как снегом, покрылось белыми гроздьями и пахло одуряюще.
- Сначала очень трудно, - говорил Исаков, вычеркивая прутиком ромбы на песке дорожки. - Но мне сразу повезло, я получил жестокий урок. Хотя в данном случае, наверно, бесчестно говорить о везении. Мне попался один удивительно неспособный парень. Старательный, а быстроты реакции никакой, телом ну никак не владеет, ритма, темпа движения не чувствует, И знаешь, мне стало его жалко. А может быть, и себя. В общем, я его выпустил. И его буквально через неделю, что ли, как к работе приступил, ранили ножом. Вот тут-то я покрутился ночью на коечке! Хорошо хоть не до смерти зарезали, а то бы на моей совести было. Конечно, в вашем деле всякое и с опытными может случиться, мне никто ничего не сказал, да ведь сам от себя куда денешься? С тех пор хоть разорвитесь, голубчики, а пока качества не добьюсь…
Исаков засмеялся и похлопал Никиту по спине.
Следя сейчас за работой Николая с молодыми курсантами, Никита сам удивился, как далеко позади осталось то время их первых бесед под черемухой.
Правду говорят, относительно следует понимать это самое время. Пусть оно течет медленно, насыщаясь стремлениями и задачами, оно с каждым днем набирает скорость.
Исаков в тот год учился на первом курсе педагогического, спал, как говорится, через день, но не ложился в постель без Амоса Каменского, Ушинского, Сухомлинского. После очередного выступления в центральной прессе к этой компании присоединился еще и Соловейчик, чьи статьи о воспитании обязательно прочитывал, вырезал, хранил в папке для вырезок и Никита.
Никита был холост, ему в самый раз проводить ночи с корифеями педагогики, а Коля Исаков женат. Никита поинтересовался однажды вроде бы шутливо, а на самом деле всерьез:
- Слушай, а как жена к такой утрамбованной житухе относится? Не ропщет?
Николай понял вопрос его на серьезе.
- Думаю, только тем и спасаемся, что оба в одинаковой позиции. Она тоже учится и работает. Поэтому мы синхронно вздыхаем и синхронно ждем конца учебы, надеемся дождаться нормальной жизни. Жизнь станет нормальной, когда для личного обнаружится время.
"Опять время, всюду время! - думал Никита. - Казалось бы, вечная, а на деле самая подвижная, вроде - призрачная, ан самая что ни на есть реально существующая категория".
И ведь сбылось! Исаков с женой закончили свои институты и впервые в семейной жизни отправились в туристскую поездку по Закарпатью. Николай был так потрясен самой возможностью такого вояжа, что письменно оповестил всех знакомых. Никита тоже получил от него открытку, полную восторгов и удивления.
Отправляясь на нынешний пятидневный семинар младших инспекторов угро в Светлово, Никита был рад побыть в хозяйстве Ивана Федотовича. Светловскую школу он воспринимал как свою alma mater, да так оно и было в его профессиональной судьбе. С удовольствием предвкушал он и встречу с Исаковым.
Сейчас он наблюдал за работой Исакова на площадке с глубокой заинтересованностью понимающего, но не обязанного к выполнению человека. Непосвященный многого не оценит, когда сам занимаешься, не до обобщений. На лавочке, простой, деловой лавочке без спинки рядом с Никитой лежат деревянные, закругленные, до блеска отшлифованные дощечки-макеты ножей и деревянные же подобия пистолетов. Ребятишкам они показались бы безынтересными, простоватые самоделки - не больше!
Поверх всего этого макетного великолепия - журнал 3-го взвода, обыкновенный, уже обтерханный учебный журнал. Никита и в журнал заглянул - молодость вспомнить. Да… Ни в разнообразии тематики, ни в глубине постановки тем не откажешь. Тут тебе политическая, юридическая, специальная и военно-физическая подготовка, основы криминалистики, и оперативная техника, и средства связи…
Особо записана тема по этике поведения. Есть лекция "О культуре речи работников милиции". Подпись преподавателя: И. Борко.
Никита помнил историю создания этой лекции. Именно создания, а не только прочтения.
Никаких подсобных материалов по такой теме, естественно, не было. Материалы сколько-нибудь пригодные были рассыпаны по десяткам различных книг, собирать их приходилось, как пчелам - нектар, а где же найти начальнику школы время для такой кропотливой работы?
Ивану Федотовичу помогал весь лобачевский клан, а главным образом - тетка Ирина. Ну уж зато лекция получилась на славу, с тех пор для скольких потоков читана. Восемнадцать авторов были привлечены в плане-конспекте этой лекции, от В. И. Ленина до Державина и Карамзина.
- Экой какой эрудит я выхожу! - веселился Иван Федотович, читая со вкусом подобранные цитаты.
Теперь-то Никита понимает, что не зря Борко хлопотал о лекции именно на эту тему. Ведь с самыми разными людьми приходится вести беседу работнику милиции: дети, взрослые и старики, колхозники и студенты, инженеры и военнослужащие. Люди бывают в самых разных психологических состояниях: очевидцы, свидетели, потерпевшие, просто пришедшие посоветоваться. Надо уметь кратко и точно доложить, надо уметь пользоваться профессиональной терминологией. Многое требуется сейчас даже от рядового милиционера в смысле культуры речи…
Теперь это Никита понимает, а тогда исподтишка посмеивался: и старик, дескать, отдал дань творческим исканиям.
Но ведь поначалу и самбо воспринималось только как некий физкультурный комплекс. Спасибо Исакову, он быстро вышиб из Никиты эту недооценку ценностей.
"Вышибет и из вас, братцы-новобранцы, если кто недопонимает", - с дружелюбным единством однокашника думал Никита, следя внимательно за работой площадки. В этом деле никогда не вредно лишний раз проверить и свою подготовку. Николай обещал выбрать к концу семинара время, поработать часок с Никитой на площадке.
"Ничего, ничего, осознает! Вон тот в третьем ряду, кажется, весьма с прохладцей действует".
Движения самого Исакова по площадке были непроизвольно и великолепно свободны. Невысокий, легкий, даже в работе приветливый. Почти, а то и просто ровесники курсанты выглядят рядом с ним мальчиками, и не только потому, что в нем за версту виден мастер, а в них - неумехи новички. В обращении его с ними, в каждой мелочи сквозит странная для возраста, подлинно отцовская терпимость и забота. Слова, которые могли бы звучать холодно и официально - многих он называет "товарищ курсант", - у него лишены казенной безликости, не от равнодушия это обращение, он просто не знает еще имен.
На площадке отрабатывались приемы защиты и задержания. Худенький молоденький курсант старался изо всех сил - они ведь только внешне выглядят легкими, эти приемы. Форменная рубашка на нем сидела свободно, только при резких движениях обрисовывались под ней острые юношеские лопатки, и хоть нежаркий был день, на спине темными пятнами проступал пот.
Исаков убыстрил свой плавный шаг по площадке, когда присмотрелся издали к отчаянно напряженным движениям паренька.
- Поспокойней, поспокойней! - проговорил он негромко и протяжно, остановив борющихся легким прикосновением к плечу. - Вы - спокойней. Восстановите свое дыхание. - Исаков положил ладонь на плечо курсанта. Это что, весь дрожит! - Поспокойней, зря спешить ни в жизни, ни в самбо не надо. Вы зафиксируйте кисть…
Курсант постепенно успокоился, заметно стал ровнее дышать.
- Ну, проверьте стойку, помните - правильный захват кисти. Внимание! Делай защиту. Раз!
Исаков не пожалел, наверное, и трех минут, простоял рядом, лишь мельком взглядывая на другие пары, где исправно нападали и защищались. И паренек поймал ритм приема. На лице его сразу выразились радость и облегчение. Как у человека, который долго и страшно барахтался, но наконец вода ему покорилась, и он поплыл.
Исаков идет дальше, от пары к паре. Один защищается, другой нападает. Потом они меняются местами.
- …Сразу смотрите на положение ножа. Удар снизу, сверху, наотмашь. Удар сбоку.
Когда он показывает, в движениях - ничего лишнего, замах только необходимый. То и дело курсанты слышат:
- Не спешите!
Совет может показаться странным. Преступник-то нападает с настоящим ножом и медлить не будет. И все же секунда, потраченная на принятие верного решения: "Смотрите на положение ножа!" - оправдает себя. Тем более, что впоследствии и она не потребуется. Правильная реакция станет рефлексом.
- …До конца выбивайте нож! Руку до конца вперед. Точнее! Точнее и - не спешить!
- …Товарищ курсант, вы сделали неправильный захват кисти. Четыре пальца сверху и один снизу точно на запястье.
- …Помните! При защите не сближаться с преступником. Увеличивать расстояние при защите. Шаг назад - иначе возможен удар в бок.
У одного рослого, несколько полноватого парня защита получалась неважная. Досталось бы ему, будь против него не макет и не товарищ по взводу.
Исаков и тут остановился, однако на лице его выразилось не сочувствие, а неодобрение, да, пожалуй, и с холодком.
- Вы, товарищ курсант, кажется, три пропуска занятий имеете? Обратите внимание на самоподготовку. У вас очень запоздалая реакция. Кисть надо сжать в кулак, будет напряжение мышц, и удар может не пройти. А через расслабленную мышцу пройдет обязательно.
На Никиту никто не смотрел. Кто и любопытствовал поначалу, все про него забыли. Ему было очень хорошо сидеть на знакомой лавочке, наблюдать за отличной работой товарища и убеждаться, как легко поддаются широким обобщениям правила такого, казалось бы, специального предмета. Не спешить. В любом положении не спешить. Следить за положением ножа…
Никиту пронзило острое воспоминание своего ужаса, когда он не уследил за этим самым положением и чуть было сам, своими руками не отдал дурака Пашку на беду. Он коротко и злорадно подумал, как звонит телефон в его пустом доме. Слава богу, развязался со всей этой оторопью.
- Защиту сделали. Задержали, - словно припечатав мысли Никиты, объявил Исаков. Прохаживаясь перед курсантами, он поглядывал на них с лукавым интересом. - Задержали. Ну и что? Вы преступника держите, по всем правилам держите. Прием болевой, уйти он не уйдет. А перед вами нож лежит, бросать его нельзя - вещественное доказательство. Смотрите, как его надо поднять…
- Вот так они и жили, - сказал Исаков, когда кончились занятия. Он подошел, тоже уселся на лавочку. Ему-то перед следующим часом следовало отдохнуть. - Значит, преуспеваешь, Лобач? Из участковых в инспектора угро?
- А я, между прочим, не считаю работу участкового простым делом, - ревниво отозвался Никита. Он очень дорожил своим рабочим прошлым, многое нелегко далось, все было дорого. Сразу он подумал о своем участке, о Федченко с подбитым, замаскированным глазом. Ну да Федченко теперь поднаторел, окреп, надо думать, в грязь лицом не ударит.
- И я не считаю, - спокойно согласился Исаков. - Кстати, если б не твой опыт участкового, тебе бы, пожалуй, и в голову не пришло установить связь семейных скандалов с кражами.
Никита поразился, обрадовался, и гордость его взыграла. Одно дело - взять воровку, другое дело - убедиться, что слух о твоей операции даже до Исакова дошел.
- Да ты-то откуда знаешь? - спросил он, еле сдерживая счастливую улыбку, глупо расплывшуюся по физиономии.
Ход его эмоций нетрудно было разгадать.
- Маленько тебя огорчу, - сказал Исаков, отраженно улыбаясь. - Листовок об этом еще не выпустили, и капитан Жаров в свои лекции это дело в качестве положительного примера еще не включил. А был я случайно в кабинете начальника, и говорил он по телефону с Москвой, по-моему, с полковником Новинским. Тот, как видно, рассказывал, а наш кое-что повторял, вот я и понял.
Ну что ж, радость Никиты от такой справки не умалилась. Коли сам Новинский упоминал…
- Будет минута - расскажешь?
Исаков поднялся, время их словесного перекура кончилось, к площадке направлялся очередной взвод, и Никите пора было на занятия. Его ждала новая техника, увлекательнейший предмет.
Занимались они пока еще в старом здании, мрачном, малосветлом, с давящим сводчатым коридором. В свое время от большой нужды оно было приспособлено под школу. Теперь уже вольготно раскинулись на территории новые красавцы корпуса, на следующем семинаре там будут заниматься.
Когда Никита впервые попал сюда на сбор, как раз закладывалась новая школа, в фундаменте лежит обращение к молодежи, комсомольцам XXI века. Все было торжественно и хорошо, но Никите показалось, что XXI век что-то уж очень близко, меньше чем через тридцать лет. Ну Борко, естественно, не дожить, но Никите-то будет меньше, чем сейчас Ивану Федотовичу. Тут не то что обращаться к этим самым потомкам торжественно, впору бы не перессориться.
Новая школа - красавица, но Никита испытывал сыновье тепло к унылому старому строению. Ни в чем не виновны стены, их тоже строили человеческие руки, и строители бы порадовались, узнав, сколько молодых, здоровых юношей здесь учились, сколько хороших, нужных людей вышло из этой старой школы в жизнь…
Никите нравилось, что и большое здание, уцелевшее от церкви, не сносят, переоборудуют в музей милиции Подмосковья. В музее будет история, будет и современность, как в Музее криминалистики на Садовом кольце в Москве, будут и материалы из некоторых интересных дел. А чем черт не шутит, может быть…
"Так и жди! - мысленно рявкнул на себя Никита. - Так сейчас твою Светку - под объектив! Тоже мне Сонька - Золотая ручка".
В музей не в музей, но на радость он имел право. Вот же и полковник Новинский… Без малого полмесяца Вадим в области сидит, а то, наверное, и он похвалил бы. Вадим - молодец, не считает, что воспитывать можно только унылой строгостью, не гнушается лишний раз подбодрить, похлопать по плечу.
У воровки оказалось красивое имя и знатная фамилия. Светлана Вяземская. Вот так. А встретилась она, к своему несчастью, с Никитой при следующих обстоятельствах.
Месяца два-три назад Никита обратил внимание на то, что на его участке, да и на соседних - как выяснилось из разговоров с другими участковыми - в некоторых дружных до этого семьях начались скандалы. Кое-где испортились отношения с детьми-подростками. Один такой случай Никита подсмотрел в отделе у полковника Фузенкова, у белоголовой этой девчонки - инспекторши детской комнаты случайно.
Хотя почему же случайно? Он же и приехал к Фузенкову по этому делу, пошуровать, нет ли аналогичных случаев. Наряду с внезапно возникшими скандалами квартирные кражи продолжались, все - похожим почерком, все без следов взлома. Некоторые потерпевшие показали, что деньги пропали не полностью. В одной квартире, например, в ящике туалетного столика лежало полторы сотни рублей, а взяли только сто. Потерпевшие из этой квартиры сказали, что с неделю примерно не заявляли в милицию, все сомневались, не кто-нибудь ли из своих: чужой вор, дескать, взял бы все.
Все эти показания и навели Никиту на мысль, что, во-первых, не обо всех кражах известно в милиции. Если вор и в других случаях берет не все, а люди на этом основании подозревают близких, они вполне могут в милицию не заявлять.
А во-вторых, не странные ли пропажи денег и ценностей нарушили мир в некоторых семьях? В двух квартирах, где были подростки, ему удалось вызвать родителей на откровенность, и предположения его подтвердились.
Несколько краж было в военном городке. Никита обошел не только потерпевших, он побывал во всех без исключения квартирах пяти, занятых военным ведомством, домов. Пять пятиэтажных домов по шесть подъездов без лифтов. Если хотя бы по десять минут на каждую квартиру?.. А ведь во многих квартирах, в особенности если женщины, то хотят и вообще с участковым поговорить, и различные соображения высказать. И спаси бог спугнуть, и спаси бог обидеть невниманием: контакт с людьми наладить непросто, а потерять - пара пустяков.
Но в результате этого бесплодного, казалось, кочевья по подъездам и этажам кое-какие пузырики на водной поверхности появились.
В две квартиры в разных домах - обокрадены они не были - заходила, судя по описанию, одна и та же девушка. Она звонила в дверь, ей открывали, она извинялась и спрашивала, не знают ли адрес женщины, учительницы местной средней школы. Называла имя и отчество. Называла правильно. Говорила, что училась у этой женщины и хотела бы повидать. Люди или не знали, или направляли ее в школу.
Приходила она днем, в рабочие часы, когда мужчин нет никого, да и многие работающие женщины отсутствуют.
Может быть, услышь Никита о девушке в одной квартире, он не обратил бы внимания, но один и тот же вопрос был задан в двух домах. Он побывал в школе. Да, учительница с таким именем работала здесь года два назад, потом уехала. Нет, в школу никто не приходил, никто учительницу эту не спрашивал.
На основании показаний трех женщин, видевших девушку, попытались составить словесный портрет. По домам Никита ходил с Федченко, глаз у него тогда еще был без маскировки, а познакомиться подробней с населением участка ему - без пяти минут участковому - было полезно.
Ну и помучились же они с этим портретом! Особых примет никаких. Одна старуха говорит: "Совсем молодая, лет тридцать, не больше". Десятиклассница считает, что девушка уже не молоденькая, ей, наверное, уже двадцать. Так же и с ростом. Одежда? Ну что может дать одежда, особенно в межсезонье.
Тем не менее какие-то крохи наскребли, ориентировали людей, особо поговорили с неработающими, поскольку в обоих известных случаях девушка приходила в рабочие часы.
О кражах многие слышали, к просьбе отнеслись серьезно, ну а если почва подготовлена, то и семечко случая быстрее прорастает…
Словом, немного времени прошло, в милицию звонят из городка: "Приезжайте скорей, поймали!"
Никита с Федченко на мотоцикл - и ходу. Приезжают, на третьем этаже толпятся, гомонят женщины, дверь в одну квартиру колышком закрыта. По-деревенски, сквозь ручку, продет колышек, крепко получилось, не то что девушке - мужчине изнутри не открыть.
На лестничной площадке шум великий, в квартире мертвая тишина.
Время летнее. Никита подумал, что если это действительно воровка, то как бы не сиганула в окно.
- Федченко, - сказал он. - Пойди проверь под окнами, насчет балкона там, трубы водосточной!
Федченко сбегал, вернулся. Балкона нет, труба далеко. Под окном асфальт, и поскольку третий этаж…
- Навряд ли, - подытожил Никита. Он вынул крепко забитый колышек - нашлась у баб силенка.
- Чем забивали? - поинтересовался.
- Топорищем, - с готовностью объяснила жилица квартиры, женщина рослая, по повадке решительная. - У соседей взяла. Топорищем и забила. А колышек вот она, - палец указал, - с палисадника принесла. А пока она принесла, так мы двое дверь держали.
- А та, кого вы задержали, пыталась выйти?
- Вроде бы сначала подергала раза два, а потом ничего, тихо сидит.
Когда Никита с Федченко вошли, тишина в квартире была полная. Первой комнаткой налево по коридору оказалась кухня, и в ней на табуретке сидела девушка.