- Стреляли скорее всего двое, - продолжил Алтунин. - Или - трое, третий тогда стоял рядом с Гришей. Но это не столь важно, важно, что их было больше одного, то есть выстрелы могли сливаться. А за стенкой - ателье, а напротив - магазин, а на улице - люди… Вариант со стрельбой через подушку отпадает, не иначе как преступники использовали приспособление для бесшумной стрельбы. Немцы своих агентов такими снабжали, сам видел у задержанных. Набалдашник примерно вот такой длины…
Алтунин поднял правую руку и развел большой и указательный пальцы, показывая размер прибора.
- На улице - шум, в ателье - машинки швейные стучат, в магазине продавцы с покупателями лаются, - возразил Джилавян. Что же касается подушки, то ты, Алтунин, наверное, не знаешь банду Варфоломея, мы ее в сорок третьем брали. Так вот у них был особый почерк - старались стрелять через мешок, в котором подушка лежала. В мешке подушку можно спокойно таскать, не привлекая ничьего внимания.
- Можно, - согласился Алтунин. - Только вот быстро, так чтобы с места сойти не успел, через подушку пять человек не перестреляешь. К тому же, Столешников - не улица Горького, шума здесь немного, а в соседнем ателье с двух до четырех никто на машинке не строчил, я уже успел узнать… Про магазин я ничего не скажу, потому что не знаю. Но скажу другое. Вас дерзость преступников не удивляет?
- Настораживает! - ответил Данилов.
- Увидели столько ценностей и голову потеряли! - Джилавян сделал рукой жест, похожий на вкручивание лампочки в патрон. - Звери же, не люди! Инстинктами живут, не умом! Разве ж нормальный вор средь бела дня в центре Москвы на гоп-стоп с мокрухой отважится? Да ни в жисть! Потому что опасно, потому что это верный расстрел, потому что после такого вся милиция на уши встанет и землю рыть будет!
- Тут политический аспект просматривается невооруженным взглядом! - тоном знатока сказал Семенцов. - Идеологическая диверсия!
- Наглость, однако, примечательная, - сказал эксперт Галочкин, осматривавший валявшиеся на полу футляры от изделий. - Это даже уже и не вызов - вот мы какие лихие ребята, под самым носом у легавых ювелирный грабанули! Это полное пренебрежение, уверенность в своей удачливости, в своей безнаказанности. Это - неспроста!
- Полностью с вами согласен, Арменак Саркисович, - сказал Алтунин. - Нормальный вор на такое не решится. А вот уверенный в себе немецкий диверсант - может решиться. Потому что хорошо стреляет, хорошо бегает, хорошо просчитывает расклады. Да - рискованно, малейший шум, малейшая тревога - и "пожалуйте бриться", как любит говорить наш начальник. Но не было никакого шума. Вошли, заперли дверь, положили из бесшумного оружия троих сотрудников и двоих покупателей, сгребли все самое ценное, что было в торговом зале, и ушли. В подсобные помещения благоразумно соваться не стали, там замки, а замки - это время. Скорее всего ушли, не уехали, потому что никто из опрошенных свидетелей не вспомнил, чтобы возле ювелирного стояла какая-то машина. Машина же, как я думаю, стояла за углом, на Петровке или же на Пушкинской. Я бы встал на Петровке, там больше машин и меньше к ним внимания. Стало быть, они со своей добычей преспокойно прошли мимо пятидесятого райотдела. А что такого? Идет себе по улице гражданин с чемоданчиком или с мешком на плече, не торопится, не толкается, ничего не нарушает… Кто на такого внимание обратит? Никто. А если бы кто-то попытался бы им помешать, они бы его пристрелили не задумываясь. Им главное ноги унести с места преступления, сбыт украденного их не волнует, потому что они в скором времени рассчитывают удрать куда-нибудь за кордон.
- Почему рассчитывают удрать? - спросил Джилавян. - Может, на дно залечь собираются? С чистыми документами?
- Если бы собирались на дно залечь, то деньги в кассе не оставили бы, - Алтунин кивнул в сторону стоявшего на прилавке "Националя", ящик которого был выдвинут не преступниками, а заведующим магазином.
С заведующим в его кабинете общался капитан Бурнацкий, человек неимоверного терпения и неимоверной же въедливости, мастер допросов. Поймать человека на противоречиях просто, но их же надо предварительно собрать, просеяв пуды, если не тонны, словесного мусора. Алтунин присутствовал в самом начале разговора Бурнацкого с завмагом. Заведующий утверждал, что во время налета сидел в туалете и ничего не слышал. Начал бормотать невнятное про колиты, запоры, свеклу тертую зачем-то приплел, которую называл панацеей. Бурнацкий посмотрел на его покрасневшие глаза, на мясистый нос, покрытый сетью красных прожилок, подумал немного и сказал:
- Колит у вас, может, и имеется, гражданин Чихачев. И свекла тертая несомненно полезна для организма, потому что в ней сахар и витамины. Только вот ни за что я не поверю, чтобы вы водочку свеклой закусывали. Скорее огурчиком, верно?
- Водочку? - лохматые седые брови завмага поползли вверх. - Какую водочку, товарищ? Вы о чем?
- Предпочитаете коньячок? - Бурнацкий вежливо улыбнулся. - Ну да, в ювелирном магазине, среди всей этой бриллиантовой роскоши коньяк как-то уместнее. Бутылку где прячете?
- Что значит прячете?! - попробовал возмутиться завмаг. - Я ничего не прячу! Держу определенный запас для особых случаев… Исключительно в представительских целях!
- А после обеда - это особый случай или как? - поинтересовался Бурнацкий уже другим, сухим, официальным тоном. - Я, знаете ли, гражданин Чихачев, не первый день на свете живу и ни за что не поверю, что, сидя на толчке, вы не слышали шума в торговом зале. Падающие тела, открываемые витрины, стук ссыпаемых изделий… Опытный человек сразу понял бы, что творится неладное… Да и один из грабителей непременно должен был заглянуть в коридор. Для порядка, для спокойствия, чтобы убедиться в том, что там никого нет. И если бы в туалете горел свет, то… Думаю, что продолжать дальше нет смысла, потому что ход моих мыслей и так ясен. Ясен или нет?
Завмаг закивал с таким рвением, что впору было испугаться, как бы у него не оторвалась голова.
- А вот если запереться в кабинете, накатить стакан да подремать, тогда совсем другой коленкор. Верно, Виталий Мефодьевич?
Психология - сложная наука, но действенная. Сначала назови человека гражданином, как бы намекая на то, что он тебе не товарищ. Поговори ласково, потом построже, а потом перейди на душевный тон и назови по имени-отчеству. В восьми случаях из десяти сработает. Ну, а с оставшимися двадцатью процентами разговор пойдет другой. Настоящий. Игра в кошки-мышки по высшему разряду.
Завмаг, еще недавно пытавшийся хорохориться, сник, увял лицом и тихо сказал:
- Ваша правда, гражданин начальник. Есть за мной такой грех - люблю выпить. Но - без ущерба для дела…
- И с пользой для здоровья, - добавил Алтунин, имея в виду, что если бы не этот грех, то вместо пяти трупов было бы шесть. - Вы, Виталий Мефодьевич, зря туману напускали, нам надо правду говорить, какой бы она ни была. А то видите, как получается - пытались скрыть маленький грех, да чуть в большой не вляпались. Знаете, кто обычно при налетах в живых остается? Соучастник, наводчик…
- Как вы могли такое подумать?! - простонал завмаг, хватаясь руками за голову. - Чтобы я… О-о-о!
- Вы усердно наталкивали нас на эту мысль, - укорил Бурнацкий и, верный привычке подтверждать догадки вещественными доказательствами, попросил: - Водку-закуску покажите, Виталий Мефодьевич.
Завмаг полез в тумбу письменного стола и выставил на него две поллитровки водки - полупустую и полную, запечатанную. Рядом поставил тарелку с закуской - соленый огурец, вареное яйцо, подсохшая горбушка. Небось, на вечер приберег.
"Хорошо живут заведующие ювелирными магазинами, - не столько позавидовал, сколько констатировал Алтунин. - Интересно, какой у него тут может быть гешефт? Дефицитные колечки из-под полы толкает или с пересортицей балуется?"…
Поздно вечером собрались у начальника отдела. Настроение было неважным. По горячим следам дело раскрыть не удалось, а для кропотливой работы не было никаких зацепок, кроме изучения биографий и круга общения сотрудников магазина, как живых, так и мертвых. Нередко бандиты убивали своих наводчиков во время преступления. Это удобно - концы в воду, да и делиться ни с кем не надо. Но надежды на биографию и круг общения было мало. Почти все понимали, что в магазине, скорее всего, побывали диверсанты. Не исключено, что те самые, которые напали на инкассаторов Управления полевых учреждений Госбанка.
- По обоим делам работаем сообща, - подвел итог начальник отдела.
На принятом в МУРе языке это называлось "условное объединение", когда два дела формально ведутся по отдельности, но реально рассматриваются как два эпизода одной и той же преступной группы.
- Я одного понять не могу, - сказал капитан Данилов, - где они могут прятаться? Мы ищем, чекисты ищут, в Москве ищем, в области ищем, сорок два человека из находящихся в розыске задержали, а эту гоп-компанию никак нащупать не можем. Что за непруха такая? Это же, если хотите знать, противоречит основам диалектического материализма…
- Не заговаривайся, капитан! - одернул начальник отдела, не любивший подобных высказываний, уцепившись за которые, при желании можно было раздуть из мухи слона, то есть - состряпать политическое дело.
- Я к тому, что любой труд должен приносить свои плоды, - поспешно добавил Данилов. - А тут, как говорится, "ищут пожарные, ищет милиция…"
- "Ищут фотографы в нашей столице" - подсказал Алтунин.
- Ступайте работать, декламаторы! - хлопнул ладонью по столу начальник.
10
Опаздывать в МУРе не принято. Здесь, впрочем, никто никогда не опаздывал, разве что задержаться мог по внезапно возникшему срочному делу. Мало ли что может случиться. Едет сотрудник, к примеру, на работу, и видит, как какой-то тип лезет соседу в карман. Как не скрутить вора и не доставить в ближайший райотдел? Или же кто-то из объявленных в розыск на улице повстречается… Всякое бывает, поэтому, когда майор Джилавян не явился утром на работу, поначалу никто не встревожился. Ближе к полудню начали удивляться - куда это, мол, запропал Арменак Саркисович? - а в два часа начальник отдела отправил к Джилавяну домой Семенцова, потому что на звонки по домашнему номеру никто не отвечал.
Жил Джилавян недалеко от Петровки, в Козицком переулке, поэтому Семенцов вернулся быстро, не прошло и часа. Вернулся он "с пустыми руками" - дверь в квартиру целехонька и заперта, соседи в эвакуации, Джилавян живет в четырех комнатах один и сегодня утром его не видели ни управдом, ни дворник. Даже работавшие во дворе электрики не припомнят, чтобы мимо них проходил милиционер с погонами майора. Впрочем, Джилавян мог и в костюме на работу уйти, не обязательно в форме.
Начальник отдела обругал Семенцова ослом и отправил обратно, велев пригласить участкового с управдомом и в их присутствии вскрыть дверь в квартиру Джилавяна. Если сотрудника, дисциплинированного, организованного сотрудника полдня нет на работе, то это означает, что случилось что-то чрезвычайное. Если бы Джилавяну приспичило срочно разбираться с каким-то делом, то уж за шесть часов он бы нашел время и возможность позвонить в отдел.
Еще через два часа Семенцов доложил, что квартира, в которой жил Джилавян, им осмотрена, что там никого нет, а в комнате у Джилавяна полный порядок, никаких следов борьбы нет, окна целы, шторы задвинуты. Майор Ефремов выругался и пошел докладывать комиссару.
У каждого из сотрудников могла бы появиться своя особая версия, объяснявшая исчезновение Джилавяна, но люди в МУР работают серьезные, не склонные к безудержному фантазированию. Поэтому версия была одна на всех - вечером на возвращавшегося с работы майора напали неизвестные, убили, а труп спрятали где-то неподалеку, чтобы на тротуаре не валялся. Мотивов могло быть два - месть или стремление завладеть оружием, удостоверением и форменной одеждой. Больше склонялись к мести, потому что нападать на милиционеров преступники предпочитали в более глухих местах, нежели Петровка или Бульварное кольцо.
Один только Алтунин допускал, что майор Джилавян мог податься в бега, опасаясь разоблачения, но мысли свои до поры до времени держал при себе. Спустя двое суток после того, как тело пропавшего майора не было найдено ни на территории от Петровки до Козицкого, ни в моргах, версия с бандитским нападением отпала. Территорию осмотрели тщательно, заглянув в каждый дровяной сарай, в каждый подвал, чердаки и то осмотрели для порядка, несмотря на то, что никакой убийца в здравом уме не стал бы тащить труп по лестнице на чердак. Но существовала вероятность, что Джилавяна могли заманить на чердак, например криками о помощи, и там уже убить. На все неопознанные трупы, значившиеся в сводке, начальник отдела отправлял Семенцова - опознавать. Вдруг Джилавян отправился куда-то по своим делам и там его убили. На телеграмму, отправленную в Ереван, жене Джилавяна, пришел ответ: "Не имею сведений местонахождении мужа волнуюсь".
Два дня - достаточный срок для того, чтобы делать выводы, хотя бы предварительные.
У Алтунина по поводу Джилавяна состоялся разговор с начальником отдела. Тот вызвал к себе и в лоб спросил:
- На каком основании ты заподозрил Джилавяна? Байку про Колю Стулова я помню, меня правда интересует. Что у тебя на него было?
- Ничего, кроме подозрений, - попробовал было уйти от ответа Алтунин.
- Выкладывай все! - потребовал начальник. - И чтобы без утайки, иначе разговор у меня с тобой будет другой, совсем неласковый.
Угроза Алтунина не испугала, но он понимал, что начальник имеет основания настаивать. Исчезновение сотрудника при невыясненных обстоятельствах - это ЧП. А уж если этот сотрудник подозревался кем-то в связях с преступниками, то ЧП в квадрате. Поэтому Алтунин рассказал то, что узнал от Левковича. Про родство эксперта с убитым дантистом-валютчиком упоминать не стал, потому что к делу это не относилось. Вызванный Левкович подтвердил слова Алтунина и сообщил, что до сегодняшнего дня Джилавян к нему ни с какими просьбами не обращался.
- Развели бардак! - проворчал Ефремов. - Вот скажу вашему Плавунову, пусть обратит внимание на то, что у него под носом творится…
Левковича угроза не испугала. То ли не верил, что Ефремов наябедничает его непосредственному начальнику, то ли Плавунов был в курсе того, что его сотрудники идут навстречу своим знакомым. С одной стороны, - нарушают, с другой стороны, без знакомых не проживешь, потому что в годы войны то дефицитную серную кислоту, без которой в лабораторном деле никак и никуда, приходилось добывать по "своим" каналам, то не менее дефицитный эфир, то еще что-то.
Отпустив Левковича, начальник отдела по-простецки почесал затылок и упрекнул:
- Что ж ты мне, Алтунин, сразу-то всего не сказал? Развели, понимаешь, детский сад с песочницей и качелями.
Почему сад непременно должен был быть с песочницей и качелями, для всех оставалось загадкой.
- Не хотелось при Джилавяне Левковича закладывать, - ответил Алтунин, - да и вообще… Вы же человек занятой, а у меня одни домыслы были…
Не то, чтобы упрекнул, а так - упомянул для порядка.
- Чтобы старый проверенный сотрудник… - начальник оттянул пальцем воротник гимнастерки и повертел головой. - Он же с самим Менжинским начинал!
- С кем Троцкий начинал, помните? - тихо поинтересовался Алтунин, не любивший ни козыряния громкими именами, ни упоминания их в таком вот контексте. Какая разница, кто с кем начинал работать? Дурак при любом начальнике останется дураком, а подлец - подлецом.
Начальник отдела сделал круглые глаза и покачал головой, словно хотел сказать - ну ты хватил, Алтунин! Но вместо этого сказал другое.
- Раз уж ты поднял, то тебе и нести. Порасспрашивай джилавяновских соседей на предмет странных знакомых нашего майора. Жил он один в большой квартире, ни жены, ни соседей, так что вполне мог принимать у себя разных знакомых. Особенно при наличии такого пережитка старины, как черная лестница, по которой можно приходить и уходить незамеченным…
Черными лестницами, предназначенными для прислуги, люди давно уже отвыкли пользоваться, превратив свободное пространство в некое подобие склада. Выносили туда сундуки, предметы мебели, короче говоря, все то, что в квартире мешало, а выбросу не подлежало.
- На работе он осторожничал, а дома вполне мог расслабиться, - продолжал начальник отдела. - Ты поспрашивай народ, вдруг что узнаешь…
- Алексей Дмитриевич, а теперь, в рамках моего задания, я могу взглянуть на личное дело Джилавяна? - спросил Алтунин.
- Какой ты настырный, однако, - усмехнулся начальник. - Думаю, что не можешь, потому что его дело уже должно быть там…
Он неопределенно махнул рукой. Алтунин так и не понял, кто именно затребовал дело.
- Но с послужным списком могу тебя ознакомить, - предложил начальник отдела, - правда, в нем нет ничего интересного. Завод "Серп и молот", ГПУ и так далее… Обычная карьера сотрудника.
- А к нам он как попал? Точнее, - по какой причине?
- Его непосредственный начальник был арестован как сообщник Буланова. Видимо, Джилавян решил, что в госбезопасности ему оставаться опасно, и перешел к нам. А может, просто с новым начальником не сработался…
Алтунин скептически хмыкнул. По его мнению, Джилавян был не из тех, кто меняет место службы из-за разногласий с руководством. Джилавян бы нашел способ, избавился бы от неугодного начальника при помощи доноса или еще как. А вот если на старом месте, и вообще - в старой конторе, начало припекать, то тогда ничего не поделаешь, надо уносить ноги. А можно просто предлог подыскать для того, чтобы перейти туда, куда нужно… Предлог всегда найдется, было бы желание.
Хорошо было, что начальство приняло точку зрения Алтунина. Ну, хотя бы перестало считать его контуженным маньяком, которому повсюду мерещатся предатели. Плохо было то, что отработку джилавяновских соседей приходилось вести в качестве некоей общественной нагрузки, то есть - в свободное от основной работы время. А много ли у сотрудника МУРа этого свободного времени? Хорошо, если четыре часа на сон выкроить получается, ну а если все пять-шесть подушку давить, так это вообще царская жизнь! Сразу по двум десяткам дел приходится работать, начиная с поисков неуловимых диверсантов и заканчивая убийством дантиста Шехтмана. Да еще каждый день подкидывает новые дела…