Золотом из шкафа не пахло, а вот нафталином очень даже. Покойник явно был бережливым и аккуратным человеком, пересыпал вещи горстями, чтобы моль к ним даже подступиться не могла. Алтунин подошел к шкафу и остановился за широкой спиной Данилова. Тот сразу же оглянулся, подался назад и сделал приглашающий жест рукой.
- Сам погляди, тайник ровно на кубометр.
Трудовую деятельность Данилов начинал грузчиком на базе Мосгортопснаба и там навострился точно определять на глазок любой объем. Алтунин заглянул в нишу, устроенную за фанерной стенкой шкафа. Действительно около кубометра - высокая, широкая, неглубокая. Большой чемодан влезет спокойно, если поставить его на попа. А вот рацию сюда не впихнуть, аппараты не любят, когда их набок ставят. Чемоданчик с золотишком? Это сколько же будет, если на пуды перевести? Нет, наверное, все же не с золотишком, а с деньгами - личная домашняя касса. Это сколько же, если, скажем, тридцатками чемодан набить? Три чемодана? Да это же Крез какой-то, а не дантист! Дантист-аккуратист!
- Он давно в этой квартире проживал? - спросил Данилов у дворника.
- При мне все время жил, - степенно отвечал дворник, явно проникшийся важностью своего положения. - Но я тут недавно, с лета сорок четвертого, после демобилизации, еще полного года не исполнилось.
- Давно, - сказал Алтунин, вылезая из шкафа. - Лет пятнадцать, если не все двадцать.
- Это он сам тебе сказал, Вить? - поддел Джилавян. - А почему мы не слышали?
- Табличка на двери сказала, - ответил Алтунин, и не дожидаясь дальнейших вопросов, пояснил: - Старая, тяжелая, вся в завитушках, по краю узор из листочков. Двадцатых годов табличка. Нынешние потоньше и шрифт четкий, без излишеств.
Джилавян с Даниловым вышли посмотреть на табличку.
- Точно! - объявил, вернувшись, Джилавян. - Сплошные вензеля, отрыжка старого режима! Значит, его это тайники, Арона Самуилыча.
- Обеспеченный был человек, - подала голос вторая понятая, соседка, вызвавшая милицию. - Но не транжира. Деньгами не швырялся, как некоторые…
- Как кто? - спросили одновременно Джилавян и Алтунин.
- Как некоторые, - уклонилась от прямого ответа соседка, но потом добавила: - Которые при вагонах-ресторанах ошиваются…
- Мы с вами еще побеседуем, Анна Трофимовна, - пообещал Джилавян. - Про все побеседуем, и про вагоны-рестораны тоже. Наши люди деньгами не швыряются. Наши люди деньгам цену знают, потому как зарабатывают их трудом.
- От трудов праведных не наживешь тайников каменных, - неудачно сострил Галочкин, перемещаясь от тумбочки с телефоном к окну, точнее - к подоконнику.
- Дантисты - они как завмаги и интенданты, - скривился Джилавян, - если год поработал, то смело можно сажать, будет за что. Но это не наше дело, а соседей с пятого этажа. Наше дело - убийц найти. Банду!
В том, что здесь работал не один человек, а целая группа, сомнений не было. И по общей картине, и по тому, что один человек вряд ли бы смог унести содержимое трех объемистых тайников, а главное, потому, что соседка слышала, как по лестнице спускались несколько человек. "Вроде бы трое, - неуверенно говорила она. - Или, может, четверо… Но точно не один!". Услышала, выглянула на лестничную площадку, сунулась в приотворенную соседскую дверь и обнаружила труп. Еще теплый. Если бы сразу вызвала, а то взяла и в обморок хлопнулась. Часа три потеряли, по горячим следам преступников уже не возьмешь. Разве что по теплым. Но они, сволочи, нигде не наследили, ничего не обронили. И вообще действовали аккуратнее некуда, никакого беспорядка не наделали, ничего не разбросали. На полу только ногти покойника лежали и деревянная шкатулка, в которой, скорее всего, супруга Арона Самуиловича хранила свои цацки-побрякушки, легальную, так сказать, бижутерию.
- Циркачи! - сказал вслух Алтунин.
Слово "циркачи" стало у него нарицательным в тридцать восьмом году, когда взяли братьев Летягиных, воздушных гимнастов, в перерывах между выступлениями грабивших квартиры в центре Москвы. Действовали братья нагло и ловко - лазали по пожарным лестницам, высматривали пустые квартиры с незакрытыми окнами-форточками (дело было летом), забирались в квартиры, быстро хватали что поценнее и так же, по лестницам, уходили, не оставляя никаких следов. Три-четыре, а то и пять краж в день, милиция на ушах стояла. Очевидцы, если таковые имелись, вспоминали, между прочим, что видели на пожарной лестнице щуплого подростка. Трясли уголовную шпану, но никто не спешил сознаваться. Всплыли, было, на Тишинке две серебряные ложки, украденные в Даевом переулке, но того, кто их принес на рынок и пустил в оборот, найти не удалось. В один прекрасный день (августовский денек был действительно хорошим, солнечным, теплым) Алтунин, вспомнив про пожарные лестницы, подумал о цирке и отправился на Цветной бульвар. Да так удачно пришел, что сумел понаблюдать за репетицией двух субтильных братьев-акробатов. Внутри екнуло - они, но Алтунин не стал торопиться. Уделил братьям два дня, а на третий вместе с напарником Жорой Анчуткиным взял их в Безбожном переулке "на горячем", то есть - с поличным. С тех пор и появилась у Виктора привычка звать "циркачами" ловких воров. Про себя звать, втайне, чтобы честных цирковых артистов понапрасну не обижать. Цирк он любил.
- Мастаки! - поддержал Джилавян и начал диктовать Семенцову протокол.
- Я бы наведался в Первый Спасоналивковский к Тольке-Гривеннику, - шепнул Алтунину Данилов. - Чую - ст оит.
- Чую - зря пробегаешь, - так же шепотом ответил Данилов. - Не Толькины масштабы. Это тебе не академик Изюмов с его столовым серебром. Такой жирный хабар Толику не понесут. Он же кто? Гривенник. Кличка сама за себя говорит. Ты лучше на Трифоновский сходи, к Сильверу.
- И то верно, - согласился Данилов. - Схожу…
Одноногого скупщика краденого Борю Сопова прозвали Сильвером не за "специализацию" на серебре-золоте и прочих драгоценностях, а в честь стивенсонсовского героя, мастерски сыгранного артистом Абдуловым. Как вышел в тридцать седьмом на экраны "Остров сокровищ", так и пошли появляться Сильверы да Билли Бонсы. В Москве, как и положено столице, Сильверов было аж целых три - одноногий барыга с Трифоновского, хромой урка с Зацепы и одноногий чистильщик обуви из Столешникова айсор Каламанов.
- Слева от окна, вплотную к стене, стоит прямоугольный стол, покрытый чистой зеленой скатертью. В скобках укажи - вязаной… А что у нас на столе, Гриша?
- Стакан в подстаканнике с жидкостью, похожей на чай, - ответил Семенцов, выражая лицом и тоном недовольство по поводу того, что его, словно мальчишку, экзаменуют на людях, весьма умеренное, сдержанное недовольство.
В одном из первых своих протоколов Семенцов недолго, по обыкновению своему, думая, написал: "В ушах убитой золотые серьги с рубинами". Протокол попался на глаза начальнику МУРа комиссару третьего ранга Урусову и так ему понравился, что он зачитал его на совещании. С тех пор Джилавян, которому влетело за недогляд (надо же читать, что пишут стажеры), не упускал момента макнуть Семенцова носом в лужу.
- А на блюдце что? - прищурился Джилавян.
- Немного красного вещества, по виду напоминающего малиновое варенье.
- Молодец! - похвалил Джилавян. - Пиши.
- Может, я это… подпишу там внизу и пойду? - подал голос заскучавший дворник. - А то сейчас управдом проснется, увидит, что меня во дворе нет и сразу начнет орать. Управдом у нас лютый!
- Аспид! - подтвердила соседка. - Я, может, тоже пойду?
- Подождите оба! - осадил их Джилавян. - Мы скоро закончим.
Дворник вздохнул, соседка недовольно поджала губы. Они еще не знали, что Джилавян заберет их с собой в МУР, чтобы допросить как следует и составить впечатление. Он их и в понятые пригласил только для того, чтобы были на глазах. Тот, кто нашел труп, всегда на подозрении, а дворники, они или в сообщниках-наводчиках у бандитов состоят или видели что-то интересное…
Самое интересное выяснилось на утреннем совещании у начальника отдела. Оказалось, что гражданин Шехтман Арон Самуилович, одна тысяча восемьсот восемьдесят третьего года рождения, место рождения город Шклов Могилевской губернии, еврей, беспартийный, из мещан, находился под пристальным наблюдением УБХСС.
- Крупнейший московский валютчик, - рассказывал пришедший от соседей сотрудник в щегольском люстриновом костюме с широченными лацканами. - Акула, зубр. Мы его пасли аж с декабря сорок третьего, связи выявляли. Буквально на днях собирались накрыть всю шайку разом - в Москве, в Батуме, в Ташкенте и в Свердловске…
Капитан Данилов уважительно присвистнул, отдавая должное масштабам, и тут же наткнулся на строгий начальственный взгляд, посвисти, мол, у меня.
- По имеющимся у нас данным, Шехтман готовился залечь на дно, - продолжал сотрудник. - Две недели назад он приобрел у известного нам и вам гражданина Везломцева по кличке Пономарь два поддельных паспорта, два диплома, две трудовые книжки, два военных и профсоюзных билета… короче говоря - два полных комплекта документов на фамилии Пытель и Кобуладзе…
Тимофей Везломцев, он же трижды судимый рецидивист по прозвищу Пономарь, изготовлял поддельные документы высочайшего качества и не оформлялся на четвертую ходку только потому, что о каждом покупателе исправно сообщал в милицию. В МУРе шутили, что Пономаря пора принимать в штат, столько раскрытий он обеспечил. Пономаря берегли, брали его клиентуру не сразу, чтобы не создавалось впечатления насчет того, что Пономарь ссучился и стучит. Сотрудничать с органами Пономарь начал по причине ослабшего здоровья, когда понял, что со своим туберкулезом четвертого срока уже не потянет.
- Но кто-то вас опередил! - начальник отдела майор Ефремов хлопнул по столу своей широкой ладонью и обвел сотрудников многозначительным взглядом. - Кто? Я, товарищи, не могу исключить утечки. Не могу!
Сотрудники согласно закивали - да, бывает. Как не приглядывайся к людям и их анкетам, в душу им все равно не заглянешь. В прошлом году в МУРе выявили сразу двоих "паршивых овец" - капитана Воронина из отдела по борьбе с мошенничеством и старшего лейтенанта Замарова из отдела по раскрытию краж. Воронин состоял на довольстве у шайки Кости Фиксатого, был кем-то вроде штатного информатора, а Замаров самолично сколотил и возглавил банду, грабившую продовольственные склады. Сорок два ограбления за полгода, восемнадцать трупов, тонны украденного продовольствия - не фунт изюму!..
После совещания Алтунина перехватил в коридоре эксперт Левкович, за худобу и сутулость прозванный Знаком Вопроса. Ухватил под руку (тощий, а сила в руках есть), отвел в уголок и, уводя, по обыкновению, глаза в сторону, спросил:
- Ты, говорят, на Вторую Мещанскую ночью ездил? К Шехтману?
- К трупу Шехтмана, - уточнил Алтунин. - А что?
- Да так, - замялся Левкович. - Он мой знакомый, не очень близкий, но все же знакомый… В гости мы друг к другу не ходили…
- Зубы у него, что ли, лечил?
- Зубы, - кивнул Левкович. - Что же еще лечить у Арона Самуиловича. - И я лечил, и мама моя лечила…
Левкович, несмотря на то, что ему уже перевалило за сорок, был холост и жил с матерью.
- Золотые руки! Это же были золотые руки! В прямом смысле слова…
Алтунин подумал о том, что прямой смысл у каждого свой, но комментировать не стал. Не положено посвящать посторонних в обстоятельства дела, пусть это даже и Фима Левкович, эксперт НТО, свой в доску. Таковы правила.
- А кто это его - не ясно еще? - Левкович удивил заинтересованностью в голосе и тем, что, вопреки своей привычке, посмотрел прямо в глаза Алтунину. - Кто убил Арона Самуиловича, Вить?
- Пока нет никакой ясности, - ответил Алтунин и добавил свое обычное присловье: - Будем работать.
- Ты уж держи меня, по возможности, в курсе дела, ладно? - попросил эксперт. - Не чужой ведь человек, нам с мамой будет приятно… то есть - нам очень важно знать, что убийцы пойманы и понесут…
- Заслуженное наказание! - докончил Алтунин. - Я тебя понял, Фима. Как поймаем убийц - шепну. Только ты меня больше в коридоре не подстерегай, ладно? Не люблю я, когда на меня засады устраивают.
- Да я просто мимо шел! - загорячился Левкович. - Мимо шел, вижу ты идешь дай, думаю, спрошу…
- Я видел, как ты шел, - перебил его Алтунин. - Ты стоял у стены, Фима, и делал вид, что интересуешься наглядной агитацией. А когда увидел меня, то пошел мне навстречу. Кому ты врешь, Фима? Мне? Постыдился бы…
Левкович зарделся, словно девица на выданье, виновато вздохнул и развел руками, изображая раскаяние.
"Что у тебя за интерес? - подумал Алтунин, наблюдая за тем, как задергалось левое веко собеседника. - Когда Валю-буфетчицу на Неглинной зарезали, ты, друг ситный, обстоятельствами и поимкой убийц не интересовался. Несмотря на то, что с Валей у вас был недолгий роман и порции она тебе по старой памяти накладывала царские. А тут вдруг - не чужой ведь человек, зубы я у него лечил…"
3
Согласно инструкции, во время перевозки ценных грузов можно игнорировать сигналы орудовцев, если того требует обстановка. Тебе доверили - так довези по назначению, ты за груз головой отвечаешь. И головой же соображай, когда стоит останавливаться, а когда нельзя. Но старшина-орудовец, стоявший на пересечении Большой Черкизовской и Халтуринской был один, никого вокруг - ни людей, ни машин, подлянки можно не опасаться. К тому же выражение лица у старшины было тревожное, напряженное, и жезлом своим он махал строго-престрого. Ясно - что-то случилось впереди, может, - авария, может, - оцепление выставили, а может, и самолет упал, такое тоже случалось, аэродром-то рядом.
- Останови, - коротко приказал старший лейтенант, и сержант-водитель послушно нажал на педаль тормоза.
Двигатель, однако, выключать не стал. Бойцы, дремавшие на заднем сиденье, встрепенулись и взяли автоматы наизготовку. Никто не собирался выходить навстречу орудовцу, дверцы оставались закрытыми, только водитель наполовину приспустил стекло со своей стороны.
- Впереди авария, товарищи! Дорога перекрыта! - кричал орудовец, приближаясь быстрым шагом. - Автобус перевернулся!
- Какой еще автобус? - удивился водитель. - Рано еще…
Для рейсовых автобусов действительно было рано - половина пятого утра, но кроме рейсового транспорта существует еще и разный другой. Старший лейтенант открыл было рот, чтобы сказать это водителю, но не успел, потому что встревоженный старшина вдруг скинул с себя мешковатую гимнастерку и дал по машине очередь из неизвестно откуда появившегося у него автомата…
- Там будут четверо, - инструктировал Иван. - У всех - ППШ, люди серьезные, такие сначала стреляют, потом уже думают, что случилось. Учти, Кольша, ты должен выстрелить первым!
- А почему я? - спросил Николай, которого невероятно раздражало это дурацкое "Кольша". - Остап стреляет лучше меня, я - технарь, а не стрелок.
Иван не Алексей, с ним можно и поспорить. Хотя бы для того, чтобы немного сбить с него спесь. Удивительный все же народ, эти урки. Перед Алексеем бегает на цыпочках, лучась преданностью, а сейчас раздухарился, командира из себя корчит, даже, кажется, ростом выше стал.
- Остапа нельзя, - покачал головой Иван. - Такого бугая увидят - сразу насторожатся. Нужен какой-нибудь хлюпик, чтобы не вызывать подозрений. Хлюпик на ровном месте… Ха-ха-ха!
Недалекие люди плоско пошутят и сами же посмеются над свой шуткой.
- Да ты не хмурься, Кольша! - сдал назад Иван, заметив, как изменилось лицо Николая. - На ровном месте - это в смысле чтобы все вокруг хорошо просматривалось и ничего не настораживало. Чтобы пальцы на спусковых крючках не держать… Ну, ты меня понял.
Николай все понял - его элементарно подставляли под пули. Ловля инкассаторов на живца, только вместо мелкой рыбешки он, Валентин Андреевич Дробышев по кличке Николай, агент несуществующего уже абвера, солдат капитулировавшей армии, неудачник, которому так нравилось ощущать себя победителем. Да и сейчас нравится, иначе бы не связывался с Иваном и Остапом.
- Твоя задача - остановить их и сделать так, чтобы они не смогли ехать дальше, - объясняя задачу, Иван невольно подражал Алексею, старался говорить четко, веско, но получалось у него не очень убедительно. - Первым ты должен завалить водилу. С трупаком на водительском сиденье никуда они не денутся, а пока вытолкнут его, да пересядет кто - мы уже будем тут как тут…
Ничего принципиально нового Иван придумать не мог, только обезьянничал. Тот же план, что был у Алексея при апрельской акции, - машина стоит в отдалении и подъезжает после того, когда цель остановилась. Но там было одно, а здесь другое… Плохо, конечно, что нельзя обстрелять машину инкассаторов на ходу, не останавливая, не приближаясь. Но так легко можно остаться без добычи. Во-первых, инкассаторы могут уйти. Эмка не самая быстроходная машина, но все же… Во-вторых, и это главнее даже, чем, во-первых, может пострадать груз. Это же один-два ящика, деревянных или металлических, а может быть, просто опечатанный чемодан. Если машина перевернется, то добычу придется собирать по всей Большой Черкизовской. Точнее, не придется, потому что никто не даст этого сделать, - "налетят и повяжут", как выражается Иван. А если пуля попадет в бензобак, то и собирать будет нечего… Поэтому надо сделать так, чтобы инкассаторы остановились и не смогли бы поехать дальше.
- На все про все у нас будет не больше трех минут! - заключил Иван.
- Я бы даже сказал - не больше двух, - поправил его Остап. - Две точно есть - пока услышат выстрелы, да сообразят, да подъедут… Но нам хватит, верно, Николай?
- Должно хватить, - поосторожничал Николай.
На подходе к инкассаторской эмке к кобуре лучше вообще не тянуться - застрелят. Да и толку от пистолета будет немного, здесь нужен автомат. И вешать на себя его не стоит. Иван прав - орудовец должен выглядеть безопасным.
Среди многочисленного арсенала группы было четыре маленьких автомата МР-100, внешне похожих на столь полюбившиеся чекистам маузеры. Удобная штука. Сделана под люгеровский патрон, двадцать штук в магазине, весит меньше двух килограмм, можно в кармане спрятать, если карман достаточно велик, но при том прицельно бьет на двести метров.