Вздохнул. Чтобы одурачить даже Мейзи, нужно найти талантливого художника, который, вместо того чтобы творить самому, согласится копировать чужие произведения. А такие на асфальте не валяются. Как бы то ни было, но Мейзи купила свою картину в галерее-однодневке, в Сиднее, а не в Мельбурне. Так что, возможно, в других городах они все-таки шли на риск.
Впереди показалась громада отеля, отделенная от меня последним участком парка. Ночной воздух освежал. Вдруг остро почувствовал зияющую пустоту вокруг - путник на огромном континенте, песчинка под звездами. Шум и тепло "Хилтона" вновь сократили необъятную вселенную до вообразимого размера.
Поднявшись к себе, набрал номер Хадсона Тейлора, полученный от его секретаря. Ровно девять часов. Мне ответил вежливый, по-австралийски звонкий голос, в нем была сытость хорошо отобедавшего человека.
- Двоюродный брат Дональда Стюарта? Это правда, что малышку Регину убили?
- К сожалению, да.
- Какая трагедия. Такая милая молодая женщина.
- Да.
- Послушайте, чем я могу быть полезен? Достать билеты на скачки?
- Дело в том, что квитанция и документ, удостоверяющий, где приобретена картина, украдены. Брат хотел бы связаться с галереей, продавшей Маннингса, - это необходимо для получения страховки, - но он забыл ее название. А поскольку я ехал в Мельбурн на розыгрыш кубка…
- Это несложно, - ответил Хадсон Тейлор. - Хорошо помню то место. Ходил туда с Дональдом посмотреть картину, а после служащий галереи принес ее в "Хилтон". Одну минутку. - Он задумался. - Так вот, с ходу не вспомнишь… ни названия галереи, ни фамилии владельца… Прошло несколько месяцев. Но эти сведения у меня в конторе. Заскочу туда утром и поищу. Вы будете завтра на скачках?
- Да.
- Как насчет того чтобы пропустить по стаканчику? Расскажете про беднягу Дональда и Регину, а я дам нужные сведения.
Сказал, что это вполне устраивает. Он объяснил, где и когда смогу его найти.
- Народу - не протолкнуться, - добавил он, - но если будете стоять в определенном месте, не разминемся.
Выбранное им место было многолюдным и открытым. Мне оставалось только надеяться - сам меня найдет.
8
Джик объявился в 8 утра. Звонок.
- Спускайся в кафетерий, позавтракаем.
- О'кей.
Спустился на лифте и через фойе прошел в ресторанчик. Джик в темных очках сидел за столиком один, опустошая тарелку с огромным омлетом.
- Кофе тебе подадут, - сказал он. - Все остальное возьмешь сам на стойке. - Кивком головы указал на большой, заставленный всякой всячиной стол в центре зала.
- Как дела?
- Идут.
- Сукин сын, - скривился он.
- Ну, как твои глаза?
Театральным жестом снял очки и наклонился ко мне, чтобы сам посмотрел. Глаза еще розоватые, воспаленные, но улучшение было огромное.
- Что Сара, сменила гнев на милость?
- Ее с утра подташнивает.
- Что… оно самое?
- Бог его знает. Надеюсь, нет. Ребенка я пока Fie хочу.
- Она хорошая девушка.
Взглянул на меня.
- Говорит, что лично против тебя ничего не имеет…
- Хотя… - продолжил я.
Кивнул.
- Синдром наседки.
- На роль цыпленка ты не годишься.
Господи, да конечно. Я уговаривал ее не унывать, выкинуть из головы это маленькое недоразумение. Ведь муж у нее - не тепличное растение.
Ну и что она?
Расплылся в улыбке.
После моих подвигов в постели сегодня ночью поняла.
Без особого интереса подумал, насколько удачно складывается их сексуальная жизнь. Судя по тому что рассказывали его бывшие подружки, ожидая своего непредсказуемого возлюбленного, успехи на этом фронте у него зависели от настроения. "И глазом моргнуть не успеешь, а он уже готов", - это запомнилось.
Предполагал, что не слишком изменился.
- Как бы то ни было, - продолжал он, - а машина у нас есть. Чертовски глупо, если не поедешь с нами на скачки.
- А Сара, - осторожно поинтересовался я, - не будет злиться?
- Говорит, не будет.
Принял это предложение, вздохнув про себя. Похоже, теперь без ее разрешения он и шагу не сделает. Неужели так всегда бывает, когда женятся? Даже у самых отчаянных?
- Где был вчера вечером? - спросил он.
- В пещере Алладина. Навалом сокровищ, и мне еще повезло, что не облили кипящей краской.
Рассказал про галерею, про картины Маннингса, про мой недолгий план. А еще - насчет ограблений.
Это пришлось по вкусу. Глаза возбужденно заблестели. Джик пришел в знакомое мне состояние азарта.
- А как мы это докажем?
Произнеся "мы", тотчас осознал свою обмолвку.
Грустно усмехнулся, оживление его заметно поубавилось.
- Так как же?
- Еще не знаю.
- Хотел бы помочь.
На языке вертелся десяток ехидных ответов, но сдержался. У прошлого не было права разрушать настоящее.
- Ты сделаешь то, что захочет Сара, - сказал я тоном, не допускающим возражений.
- Не строй из себя начальника, черт тебя возьми.
Завтрак закончился вполне мирно. Мы прекрасно понимали что к чему, стараясь построить новые отношения на обломках старых.
Позже, когда в назначенное время встретил их в холле, убедился, что и Сара сделала определенные выводы, решив не давать воли эмоциям. Она протянула мне руку, сумев улыбнуться. Слегка пожал ей руку и символически поцеловал в щеку. Она оценила это по достоинству.
Перемирие заключено, условия приняты, договор подписан. Джик - посредник - стоял рядом с довольным видом.
- Ты только посмотри на него, - сказал он - Настоящий маклер. Костюм, галстук, кожаные ботинки. Если зазевается, глядишь, сделают членом Королевской академии.
На ее лице отразилось недоумение:
- А я думала, это большая честь.
- Для кого как, - объяснил Джик. - Неплохих художников с безупречными светскими манерами выбирают в академию на третьем десятке. Крупных - с не столь светскими манерами - на четвертом. По-настоящему больших, не умеющих вести себя в свете - на пятом. А гениев, которые плевать хотели на Академию, вообще обходят.
- Тодда ты, значит, причисляешь к первой категории, а себя к последней? - усмехнулась Сара.
- Конечно.
- Логично, - откликнулся я. - Никто никогда не слышал о молодых мастерах. Мастера всегда старые.
- Ради Бога, - вмешалась Сара. - Давайте поедем на скачки.
Ехали медленно из-за нескончаемого потока машин, идущих в одном направлении. Стоянка у ипподрома Флемингтон - гигантский пикник; сотни группок расположились между машинами, пир шел горой. Столы, стулья, скатерти, фарфор, серебро, хрусталь. И зонтики от солнца, несмотря на повисшие в небе тучи.
Много веселья и выпивки. Всеобщая убежденность, что "это и есть жизнь".
К моему удивлению, Джик и Сара приехали подготовленными. Извлекли столы, стулья, напитки и закуски из взятой напрокат машины; объяснили, что достать все это - не так сложно; весь набор просто-напросто заказывается.
- Бар моего дяди, - заметила Сара, - уже который год держит первенство по быстроте обслуживания. Не успеет клиент мотор выключить, а ему уже стакан подносят.
Она искренне старается, думал я. Мало того, что ради Джика приняла наш негласный договор, но еще пыталась наполнить его человеческим содержанием. Если и делает над собой усилие, то незаметно, в общем совсем другая Сара - похорошевшая, повеселевшая.
- Шампанское, - предложил Джик, открыв бутылку. - Бифштексы и устричный пирог?
- А что же будет, когда вернусь к своим чипсам и какао?
- Будет толстый Тодд.
Мы умяли припасы, уложили вещи в багажник и с сознанием приобщенности к полурелигиозному ритуалу стали пробираться в святая святых.
- Во вторник тут будет почище, чем сегодня, - заметила Сара, раньше не раз бывавшая на таких скачках. - День розыгрыша Кубка Мельбурна - национальный праздник. Здесь три миллиона жителей, и добрая половина будет рваться сюда. - Говорила громко, чтобы перекричать толпу, держа в руках шляпу, боясь потерять ее в неразберихе.
- Будь у них хоть капля здравого смысла, сидели бы дома, смотрели телек, - сказал я, отдуваясь после довольно чувствительного удара локтем в поясницу.
В Мельбурне Кубок не показывают по телевизору, только радиорепортажи.
- Ну и ну. Это почему же?
- Чтобы пришло побольше народу. Во всех городах Австралии - будут, а тут, на месте, - нет.
- Та же история с гольфом и крикетом, - добавил Джик. - Еще и ставок-то не сделаешь.
Миновали узкое место, потом, благодаря нашим пропускам, прошли через ворота. Оказались в тихой гавани - на зеленом прямоугольнике сектора для участников и организаторов Кубка. До чего все похоже на наш многодневный День дерби, подумал я. Та же победа воли над непогодой. Радостные лица под серым небом. Теплые пальто поверх шелковых платьев. И зонтики наготове. Это означало, что праздник так согревал души, что никаким ненастьем их было не пронять. Вполне могли бы заиграть на трубе в бурю. Чем не символика? Даже Джика бы устроила.
Мои друзья были поглощены обсуждением участников первого заезда. Сара оказалась заядлой болельщицей, и уже сейчас о чем-то горячо спорила.
- Знаю, на прошлой неделе в Рэндвике дорожка была слишком мягкая. Но после дождя она и здесь мягкая…
- Но в Рэндвике его обошел только Бойблю, а в розыгрыше кубка Колфилда Бойблю не участвовал.
- Все равно для Грейдвайна дорожка слишком мягкая.
- Будешь ставить? - обратился ко мне Джик.
- Я не знаю лошадей.
- Не имеет значения.
- Ну, что ж.
Заглянул в список.
- Ставлю два доллара на Дженерейтора.
Посмотрели на меня и в один голос спросили:
- Почему?
- Когда не уверен, ставь на одиннадцатого. Однажды во всех заездах ставил на него.
Повздыхали-поохали, сказали, что с таким же успехом мог бы подарить два доллара букмекеру.
Кстати, оказалось, букмекеры здесь принимают ставки только на скачках; больших букмекерских контор, как в Англии, нет. Заранее ставки принимались в небольших конторах, находившихся под контролем агентства. Они большую часть навара возвращали организаторам скачек. Бизнес был делом прибыльным, надежным. К чести для Австралии, заметил Джик.
Приняв решение, мы сделали ставки. Дженерейтор пришел первым. Выигрыш был один к двадцати пяти.
- Новичкам везет, - заметила Сара.
Джик засмеялся:
- Какой же он новичок. Его выгнали из драмкружка за то, что играл на скачках.
Они порвали свои несчастливые билеты, занялись вторым заездом, отлучаясь время от времени, чтобы сделать ставки. Я поставил четыре доллара на номер первый.
- Почему?
- Просто удвоил ставку, а цифру 11 разбил посередине.
- О Господи, - вздохнула Сара. - Ну и тип.
Из самой вредной тучи полил дождь, менее стойкие побежали прятаться.
- Давайте сядем вон там, где сухо, - предложил я.
- Вы идите, - ответила Сара, - а мне нельзя.
- Почему?
- Это места только для мужчин.
Подумал, что она шутит, рассмеялся. Но оказалось, вовсе не шутка, смеяться было не над чем. Примерно две трети лучших мест в секторе для организаторов и участников Кубка предназначались мужчинам.
- А как же их жены, подружки? - спросил я, все еще не веря своим ушам.
- Могут подняться на крышу.
Сара как урожденная австралийка не видела тут ничего странного. Мне и, конечно, Джику это казалось диким.
Придав своему лицу серьезное выражение, он объяснил:
- На здешних крупных ипподромах заправилы скачек устраиваются с комфортом. Забирают себе лучшие места, сидят в кожаных креслах за стеклянной перегородкой. Для них открыты шикарные рестораны и бары, где можно по-королевски выпить и закусить. Их не смущает, что жены и возлюбленные едят в кафетериях, сидят на жестких пластиковых стульях на открытых трибунах. Любое племя считает свои нелепые ритуалы вполне нормальными.
- Мне казалось, ты влюблен во все австралийское.
- Нет в мире совершенства, - горестно вздохнул Джик.
- Я скоро совсем промокну, - вмешалась Сара.
Мы поднялись на крышу, где было ветрено и сыро, а вместо стульев стояли скамейки.
Примерно две трети зрителей тут составляли женщины.
- Не обращай внимания, - сказала Сара, удивленная горячностью, с которой я защищал слабый пол.
- Думал, у вас в стране уже равноправие.
- Уже, но для половины населения, - откликнулся Джик.
С нашего места был прекрасно виден весь ипподром. Сара и Джик криками подбадривали лошадей, на которых поставили, но победил номер первый, обойдя соперника на два корпуса. Я получил выигрыш восемь к одному.
- Возмутительно, - сказала Сара, - разрывая очередную пачку билетов. - На кого ты поставишь в третьем заезде?
- На третий заезд с вами не останусь. Договорился пропустить по стаканчику со знакомым Дональда.
Сара сообразила, в чем дело, и мгновенно посерьезнела:
- Опять… расследование?
- Я должен.
- Конечно, - с видимым усилием произнесла она. - Ну что ж… Успеха.
- Ты просто молодчина.
Она удивилась, что я мог такое придумать, и не поверила, заподозрив издевку. Но в общем ей это понравилось.
Гамма чувств на ее лице меня позабавила. Думал об этом, пока шел вниз.
Сектор для организаторов и участников скачек был расположен между длинным рядом трибун и дорожкой, по которой лошадей выводили на смотровой круг из загона. Своей короткой стороной сектор примыкал к смотровому кругу. В том углу, где дорожка из загона выходила на смотровой круг, мы должны встретиться с Хадсоном Тейлором.
Дождь почти перестал - приятная новость для моего костюма. Придя в назначенное место, остановился, любуясь ярко-фиолетовыми цветами. На фоне красного кадмия - белые и оранжевые островки, прожилки великолепного алого цвета.
- Чарльз Тодд?
- Мистер Тейлор?
- Просто Хадсон. Рад познакомиться.
Мы обменялись рукопожатием. Ладно скроенный мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с приветливыми и немного печальными глазами, уголки которых слегка опускались вниз. На нем была визитка и, судя по всему, чувствовал он себя в ней так же удобно, как в свитере.
- Давайте найдем место посуше.
Я кивнул.
Мы поднялись вверх по лестнице, вошли в какую-то дверь, прошли по широкому внутреннему коридору, тянувшемуся параллельно трибунам; миновали охранника в форме и табличку с надписью "Только для членов комитета"; оказались в квадратной комнате, приспособленной под небольшой бар. По дороге сюда пришлось с извинениями проталкиваться через толпу разодетых людей, но в самом баре их было относительно немного. Две пары оживленно болтали, держа в руках полупустые бокалы с шампанским, две дамы в мехах громко жаловались на погоду.
- Любят демонстрировать свои меха, - заметил Хадсон Тейлор, успевший принести стаканы с виски; он жестом пригласил меня к небольшому столику. - Слишком жаркая погода портит им все удовольствие.
- Часто бывает жарко?
- В Мельбурне двадцатиградусные перепады в течение часа, - сообщил с гордостью за здешнюю погоду. - Да, насчет вашей просьбы. - Он сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек сложенный лист бумаги. - Пожалуйста. Попросил напечатать для Дональда.
Галерея называлась Художественный центр Ярра-ривер.
Ничего другого не ожидал.
- Человека, с которым мы вели переговоры, звали Айвор Вексфорд.
- Как он выглядел?
- Да уж точно и не помню. Дело было в апреле.
Я достал из кармана маленький блокнот.
- Узнаете, если нарисую?
Он взглянул с изумлением.
- Трудно сказать.
Мягким карандашом довольно похоже изобразил мистера Гриина, правда, без усов.
- Он?
На лице Хадсона отразилось сомнение. Пририсовал усы.
- Нет, не он, - уверенно сказал Хадсон.
- Хорошо. Пойдем дальше.
Перевернул страничку, опять принялся рисовать.
У Хадсона Тейлора был задумчивый вид, пока я старательно изображал "главного".
- Хм, пожалуй.
Сделал нижнюю губу более пухлой, добавил очки, галстук-бабочку.
- Это он. Во всяком случае, галстук-бабочку хорошо запомнил. Мало кто носит. Как вам удалось?
- Заскочил вчера в галерею.
- У вас настоящий талант, - заметил он, с интересом наблюдая за мной.
- Дело практики, только и всего.
Долгие годы воспринимал человеческое лицо как объект воспроизведения. Видел его в перспективе, в игре света и тени, в разных ракурсах. Уже сейчас мог бы по памяти нарисовать глаза Хадсона.
- Рисовать - ваше хобби?
- Это моя профессия. Как правило, рисую лошадей.
- Вот как!
Я кивнул, и мы немного поговорили о заработках художника.
- Если моя лошадь удачно выступит в соревнованиях, закажу вам картину. - Он улыбнулся, в уголках рта появились симпатичные морщинки. - Если не выиграет, пристрелю ее.
Он поднялся, жестом пригласив меня последовать за ним.
- Сейчас будет следующий заезд. Может, посмотрим вместе?
Снова вышли наружу. Здесь были лучшие места - над большим квадратным загоном, в котором прогуливали участников предстоящего заезда. Отметим, что первые ряды предназначались только для мужчин; две пары, шедшие впереди нас, разделились, как амебы. Мужчины пошли налево и вниз, женщины повернули направо и стали подниматься.
- Пожалуйста, сюда, - пригласил Хадсон.
- А что, наверх мужчин одних не пускают?
Он искоса взглянул на меня и усмехнулся.
- Наши обычаи кажутся вам странными, так ведь? Пойдемте наверх, если хотите.
Мы поднялись наверх и нашли два удобных места, оказавшись в дамском обществе.
По дороге Хадсон успел раскланяться со множеством людей, представляя меня своим английским другом. Здесь - в Австралии - знакомятся на ходу.
- Регина, бедняжка, терпеть не могла все эти штучки с дискриминацией женщин, - заметил он. - Но у этого обычая интересная история. - В прошлом веке австралийская администрация опиралась на английскую армию. Жены офицеров оставались в Англии. Господа обзаводились любовниками из низших слоев. Не желая появляться на людях со своими вульгарными красотками, придумали правило: женщин на офицерские трибуны не пускать. Это помогало отвертеться от приставаний своих подружек, мечтавших выйти в свет.
- Очень удобно, - засмеялся я.
- Куда легче установить традицию, - заметил Хадсон, - чем потом от нее избавиться.
- Дональд говорил, что сейчас в Австралии закладываются традиции виноделия.
Его печальные глаза засветились от удовольствия.
- О, он проявил большой интерес. Объездил все крупные винодельческие районы.
Лошадей, участвующих в третьем заезде, повели к старту. Первым шел гнедой жеребец с нелепыми белыми пятнами на голове.
- Уродливый, черт, - прокомментировал Хадсон. - Но он выиграет.
- Болеете за него?
Улыбнулся.
- Поставил, совсем немного, правда.
Начался заезд, и лошади помчались по дорожке.
У Хадсона, наблюдавшего за скачкой в бинокль, побелели костяшки пальцев. Интересно, подумал я, какой цифрой исчисляется это "немного". Гнедого оттеснили на четвертое место. Хадсон опустил бинокль, досмотрел заезд с непроницаемым выражением лица.