– Не перебивай. Ты это, пока мужики говорят, помолчи. Саня, ты красавец парень, все у тебя нормально. Не комплексуй. Понял, да? Тут полно сногсшибательных горячих туристочек. Надо закадрить и… Надо…
– Что он мелет?! Да он еще пьяней меня!
– Ничего подобного… Маруся, ты спать иди вообще! Саня… ну ты понял, да?..
Хуши сказал: "Победив, много узнаешь о себе и о тех, кто рядом. Проиграв, узнаешь правду"
Никогда еще утреннее солнце не вызывало такой резкой, безжалостной головной боли. Садовник за окном остригал кусты, и от каждого щелчка ножниц в ушах взрывались перепонки: воздух под чудовищным давлением проникал под череп, голова раздувалась, стены и потолок с трудом сдерживали ее бурный рост. Руки отказывались подчиняться. С большими усилиями зашевелились пальцы и сжали одеяло. Со скрипом подбородок оторвался от подушки. Медленно, как танковая башня, голова повернулась влево, но бутылка шампанского закрывала обзор. "Экипаж", видимо, "оглушенный разрывом фугасного снаряда", не помогал в ориентировании на местности и оценке повреждений "боевой машины".
– Кастро, Рита, – позвал шепотом Саня.
– Не кричи, – отозвался Кубинец. – Тише. Я думаю.
Саня снова уткнулся лицом в подушку и вдруг понял, что лежит в одежде. Шею сдавливал ворот рубахи. С тупым звуком с ноги на пол упал ботинок.
– Пить, – прошептала Рита.
Саня взялся за горлышко бутылки.
– Нет, хватит! – взмолилась она. – Воды. Воды хочу.
Очень медленно, превозмогая боль, молодой человек сполз на пол и ткнулся спиной в рифленый деревянный бок кровати.
– Куда ты побежал? – причитала девушка. – Тише, тише ты, спринтер. Нет, не вставай… Не вставай… Голова! Избавься от нее.
– Что? – вслух спросил молодой человек.
– Нет, нет! Молчи! Челюсть… зубы… Ой! Ты что, подшипники жевал? Не моргай, не моргай, глаз болит. С-с-с… у тебя что-то с глазом… Не трогай, не трогай руками…
"Я левым почти не вижу, – отметил Саня. – Наверное, упал где-то?"
– Упал. Угу, – недовольно пробурчал Кастро.
"Не падал?" – напрягая память, спросил Саня.
– Ничего не помню, – сказала Рита. – Меня еще в казино вырубило. Вторую рюмку виски принесли, глоток, потом: "на красное, ставь на красное"… Потом, затяжка сигары и… Больше ничего не помню.
"Казино?" – удивился Саня.
– И этот все забыл. Прекрасно. И про то, как все деньги спустил, и как крупье ударил, как зеркальный шар стулом снес и как от охраны удирали… Ничего не помнишь, да?
"Удрали?"
– Если бы.
Саня с большими усилиями, но поднялся. С сосредоточенностью канатоходца на нетвердых ногах двинулся в направлении ванной. Долго пил воду. Наконец оторвался от крана и взглянул в зеркало. Шок от увиденного был настолько сильным, что даже всегда воинственно настроенная в отношении Сани Рита в эту минуту сочла необходимым поддержать несчастного.
– Зеркала бывают плохого качества. Часто искажают действительность, – попробовала успокоить парня девушка. – У моей бабушки на чердаке было такое. Я боялась туда подниматься. И однажды, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое…
– Мерзавцы, – перебил Кастро. – За это зеркало мы подадим на отель в суд.
– В первый раз одел, – захныкал Саня, пытаясь приладить к пиджаку болтающийся нагрудный карман.
Костюму досталось: швы на спине и рукавах пиджака разошлись, не хватало двух верхних пуговиц, правая штанина разлезлась от кармана до колена.
– Это ладно, это мы зашьем, – обнадежил Кастро. – А с лицом что делать? С таким лицом мы ей не нужны.
"Кому, ей?"
Кастро будто не слышал.
– Щеку раздуло, но отек быстро спадет. Губу нижнюю разнесло, но и это терпимо. Скажу больше, даже красит тебя. А вот что с глазом делать? Такой "фонарь" не спрятать. Очки!
"Да зачем все это? Так похожу".
– Нет, не походишь. Надо виолончель вернуть.
– Ка-к-кую виолончель?
– Ту самую, родной… Нашу виолончель, которую ты вчера в карты проиграл…
К обеду головная боль стала утихать. События вчерашнего дня всплывали в памяти, как барахло с идущего ко дну корабля, и сбивались в кучу.
"Да, помню – бойцовские рыбки", – сидя на прохладном полу с обмотанной мокрым полотенцем головой, Саня старательно пришивал к пиджаку нагрудный карман и пытался восстановить в памяти события прошлой ночи. Одно он знал наверняка: денег на новый костюм не было.
– Красивая была, – напомнила Рита, – желтая, с красным оперением. Я выбирала. Но тот здоровяк с синими жабрами ее загонял. Она стала часто подниматься за воздухом, удирать начала, сдалась.
"А дальше?" – спросил Саня.
– Потом этот бабник сказал, что не видел ничего скучнее, и соблазнил нас тайским боксом.
– Бабник – это я? – спросил Кастро.
– А кто еще? "Студент, посмотри какая! А эта! А та! Беги! Догоняй!" Нельзя же быть таким неразборчивым.
– Маруся, что б ты в этом понимала! Куда тебе до исканий наших. Твой удел – борщ и пьяный муж, долбящийся ночью в закрытую дверь. А я… Я вдруг такое почувствовал… Юность… радость… желание. Как много вдруг стало красивых баб. Женился бы на каждой. Столько сил во мне!..
– И поэтому ты втянул нас в драку?
– Не я, он сам захотел.
"В драку?"
– Это был поединок! Честный поединок! – оправдывался Кастро. – Маруся сказала, что ей скучно. Завтра мы уедем из Пномпеня, а вспомнить нечего, говорит. Хочу, говорит, посмотреть, как мужики дерутся.
– Я такого не говорила! Он все врет! Пьяница. Ты помнишь, сколько мы выпили?! Это все он!
– Ну, хорошо – не ты, я предложил, но ты согласилась. Так? Так.
Подпольное местечко, не совсем законные бои, не всегда по правилам дерутся, в общем, интересно. Был там когда-то. В общем, поставили мы на рыжего. Рыжий победил лысого. Отлично! Поставили на толстого, толстый победил рыжего. Здорово! Длинный победил толстого – опять выиграли. Потом вышел здоровый, и все. Кончилась удача. И все закричали: "Бои купленные!" И ты закричал: "Бой купленный!" И брюнеточка слева, та, что глазки строила, тоже кричала: "Купленный! Купленный!" А здоровяк говорит: "Если так, – кто думает, что справится со мной, выходи!" – и поставил на поединок все выигранные деньги. И все бойцы отказались. И тогда ты спросил…
"Я, кажется, вспомнил, – Саня оторвался от штопки, положил пиджак на колени, потрогал опухшую челюсть и нахмурился. – Я спросил: "Грин, вы со мной?"
– Да, ответил я. Я с тобой, чемпион! Покажем этой горилле!
– Я очень удивилась! – призналась Рита. – Никогда бы не подумала… Такой трус и вдруг… Что на тебя нашло?
Саня подвигал рукой челюсть.
"Не знаю. Наверное, почувствовал, что могу. Казалось, знаю, что делать. Толпа расступалась, я пошел к рингу, коснулся канатов, а что дальше?"
– Начал плохо. Он сделал пару ложных выпадов ногами, а потом прямым в челюсть вынес тебя за ринг. Ты кувыркнулся через канаты и упал на толпу. Ух, загалдели все! Думал, не поднимешься. Парень он крепкий, жахнул, как молотом. Но ты вернулся. Чтоб так свистели, я еще не слышал. Толпа жаждала крови. Твоей.
Он хотел повторить, но на этот раз ты нырнул ему под руку, левой по почкам и мощнейший апперкот правой. Здоровяк не ожидал, голову отдернул, думал, шею свернет. Пока он вспоминал периодическую таблицу, ты подпрыгнул и ударил его коленом в нос. Хотел добавить ногой в челюсть, но достал только до груди. Растяжки-то нет. Не вырубил гада, но за канаты отправил. Тебе массы бы еще, с дыхалкой поработать, с растяжкой, а скорость и техника, что надо.
Было еще три раунда. Все удары ты отбивал и жестко контратаковал. С середины второго он только защищался. Несколько раз ты ронял верзилу на помост. Красиво так ногой ему по коленке – хлоп, и он так – бах. А глаза такие удивленные-удивленные.
Теперь они аплодировали тебе. Как все-таки изменчиво настроение толпы.
Кружил, бил прицельно, бил много: он не поспевал за тобой. В конце четвертого раунда размашистым ударом в висок уронил эту тушку навсегда. Нокаут.
– Я, правда, это сделал? – вслух спросил Саня. – Рита, ведь неправда?
– Пусть только поспорит! Я никого больше не слышал. Ее радостный крик всех заглушил.
"Рита, он шутит?"
– Все так и было. Я лишний раз убедилась, что ты двуличный тип. "В тихом омуте", как говорят. Добренький, добренький и нате…
– Как она тебя хвалила!
– Это не я, это коньяк, – оправдывалась девушка.
"А как мы потеряли виолончель?" – спросил Саня.
– Все Маруся придумала! Хочу, говорит, в казино.
– Врешь, ни в какое казино я идти не предлагала.
– Хорошо, я предложил. Но кто кричал: "Здорово! Погнали!" Кто кричал: "Я двумя руками за!"
– Если бы ты, по своему обыкновению, сказал: "Идемте дрыхнуть", я бы крикнула то же самое. Я просто хотела быть компанейской.
– Понятно, попала в плохую компанию.
– Именно.
– Бывает.
Саня закончил с пиджаком, принялся за брюки.
"Какая теперь разница, кто предложил. Я пошел в казино. Зачем я взял виолончель?"
– Маруся сказала, что здесь ее сопрут.
– Я не говорила.
– Понял, опять я виноват, – возмутился Кастро.
– А кто? С твоим казино, что мы теперь делать будем? У нас билет на завтра. Послезавтра утром должны были быть в Сингапуре. А еще через три дня дома. Ты обещал. А что теперь? Что теперь?
– Это ты мне скажи, что теперь? Я предупреждал – никаких бабских напитков! Никакого шампанского! После коньяка мозг просто выносит.
Саня схватился за голову.
"Хватит! Хватит вам! Чего завелись?! Мы его вернем, слышите?! Вернем. Вы помните место? Помните, с кем играли?"
– Сначала пошли в соседний отель, вверх по улице, там, где блондинка была с большой грудью – помнишь? – неуверенно, будто сам сомневается, вещал Кастро. – Не важно. При отеле этом казино для туристов. Самим-то играть нельзя. Выигрывали, выигрывали, а потом бац, и эти сволочи что-то сделали с рулеткой. Мы на красное – выпадает черное, удваиваем на черное – выпадает красное. Позвали менеджера, объяснили все, а он нас в шею. Ну, я и не удержался – вернее, ты. Ну, перевернул пару столов. А что тут такого? Клиент всегда прав! А эти как кинутся, шакалы. А один, мелкий такой, все под дых норовил заехать. Эх-х, если бы не эти новые скользкие туфли…
"Побили бы всех?"
– Нет, быстрее бы убежали.
"Какой ужас! Чего же мы домой потом не пошли? Ясно ведь, такая прогулка добром не кончится".
– Маруся сказала, что ей скучно.
– Да харэ меня приплетать! – громче обычного возмутилась девушка. – Ты безответственный разгильдяй. Такой жизнью и живешь. Попал в свою среду и давай куролесить.
– Ничего не помнишь, так молчи. Сама призналась, еще после первой сигары под столом валялась.
"После первой? – удивился Саня, во рту вдруг появилась горечь. Он закашлял. – А что, были еще?"
– О да! – с наслаждением подтвердил Кастро. – Ты, оказывается, как и я, любишь редкие здесь – кубинские.
Саня укололся иголкой, втянул сквозь зубы воздух:
– Ссс… "Грин, расскажите, как все было".
– Как было? Ну как это бывает. Тут важно остановиться вовремя, а ты не смог. Я говорю, Александр, пойдемте в отель, а ты ни в какую: "Еще партию, еще партию. Да замолчите! Да я отыграюсь! Катитесь к черту! Ни в чьих советах не нуждаюсь!" Плохо вы себя контролируете, молодой человек. Я бы, на будущее, посоветовал от азартных игр подальше держаться.
"Кошмар, – ужаснулся Саня, – как, оказывается, много о себе можно узнать, если напьешься".
– Если бы о себе! – не согласилась Рита. – Это все он! Ясно ведь как день. Когда пьешь, ты себе не хозяин, зато этому раздолье, его спиртное не берет. Все проиграл: деньги, скрипку чертову… Как нас в рабство не продал – удивляюсь!
– Я не супермен, милая! Да я пописать не смогу, если он не захочет! Что за манера такая? Все виноваты, только не она: "Смотрите, здесь мое любимое шампанское! Хочу шампанского!"
– Да я не просила покупать целую бутылку!..
Саня хлопнул ладонью об пол:
– Хватит! Мне это надоело! Замолчите оба! – гаркнул на весь номер Саня.
– Пусть этот сначала!..
– Марусичка!..
– Оба! – опять вслух потребовал хозяин тела.
Стало тихо. Саня отложил брюки в сторону, опустил руки на колени, закрыл глаза. Если постараться, он все же сможет вспомнить, что произошло вчера вечером.
В слабо освещенном зале – столы. Много столов. За каждым группы по три-четыре человека, обслуга замерла с подносами в руках, застыли в воздухе подкинутые неудачливым игроком карты. А вот и он сам в дальнем темном углу. Он видит свое отражение в зеркале, слева у стенки поблескивает гнутыми боками виолончель. И вдруг картинка ожила: всполошились люди, застучали каблуки, зазвенели бокалы. Санино лицо обдало струей сигаретного дыма.
– Удача переменчива, подумай, – ехидно щурясь, говорит ему молодцеватый старик в ковбойской шляпе. Обвисшие щеки делают его похожим на бульдога.
– Тебе Бог дал деньги, которые ты легко сегодня проиграешь, – самоуверенно, почти шепотом отвечает Саня, – а мне рюмку виски и немного интуиции, чтобы распознать твой блеф.
Он видит перед собой три стопки стодолларовых купюр и руки, отодвигающие их к центру столешницы. Упомянутая рюмка незаметно исчезает со стола, через секунду возвращается пустой.
– Счастливчик, ты обобрал моего мужа до нитки, – слышится знакомый женский голос. Из-за плеча старика возникает густо напудренное, с ярко подведенными глазами лицо утренней знакомой, Лизы Гейлер. Женщина трется челюстью об обвисшие щеки мужа. Ее ухоженная рука ложится на стол.
– Барбосик, пора остановиться. Этот красавчик пустит нас по миру.
– Принцесса, с вашей ли красотой переживать о дне грядущем, – произносит Саня, берет ее кисть и касается пальцев губами. Женщина делает глубокий вдох, в ее взгляде читается желание.
– Зачем деньги, когда у вас есть такое сокровище, – усмехаясь, обращается он к ковбою, откинувшись на стуле, вальяжно закидывает руки за голову.
– Ах, льстец, – выдыхает женщина, подмигивает и, не сводя глаз с молодого Казановы, шепчет в мохнатое ухо старика: – Барбосик, ты проиграл девятнадцать раз подряд. Остановись, пупсик.
Из-за плеча старика возникает густо напудренное, с ярко подведенными глазами лицо утренней знакомой, Лизы Гейлер. Женщина трется челюстью об обвисшие щеки мужа.
– Привези денег, – говорит старик, не глядя на жену.
– Милый, этот орешек нам не по зубам. Оставь его. Опять из дома все вынесешь, а я завтра хотела купить себе бусики.
– Бусики тебе! Дура! – гневно бросает старик, пытаясь оттолкнуть женщину. Я тебе что сказал сделать!
Дама оказалась не из робких. Сбив шляпу с головы барбосика, она принимается колотить его по груди и плечам.
– Старый обалдуй! Нашел себе "поднеси, подай"! Сам лакеем у меня будешь, маразматик трухлявый. Мало того, что молодость мою угробил, так на старость совсем из ума выжил! Позоришь меня перед обществом! У-у-у… – завыла, зарыдала.
– Хватит! Хватит! – отбиваясь от женских кулаков, кричит старик. – Где Рафаэль? Где этот бездельник?
– Я здесь! – слышится за Саниной спиной зычный голос альфонса Рафаэля.
Задевая стулья, он торопится на зов старика, при этом успевает оправдываться. – Я беседовал с миссис Шуарой о моей книге. Она считает, что в вопросах воспитания вкуса, которые я планирую обсудить в первой главе…
– А мне плевать! – орет старик. – Я плачу тебе, чтобы ты развлекал мою дуру, а не какую-то постороннюю! Забери ее от меня! Поедете на виллу, и привезешь мне пятьдесят, нет – сто тысяч. – Он склоняется над столом и, широко раскрыв глаза, трясущимися губами шепчет: – Задавлю.
– Мистер Дипалио, – обращается к старику Рафаэль, – может, лучше отправить кого-нибудь из охраны? Ко мне из Голландии приехала тетушка, и когда я прихожу поздно…
– Ты поедешь! – обрывает ковбой (он снова надел шляпу). – Заберешь с собой мою любимую, – показывает взглядом на жену. – Там и оставишь. Она мешает мне сосредоточиться.
– Ах, так! – Лиза в возмущении топает каблуком.
– Милая, – примирительным тоном говорит старик, – серьги, что жадный Той не захотел уступить, те голубенькие, помнишь? Пошли за ними утром.
– Хочешь подсластить пилюлю? Ты только что унизил меня при дорогих мне людях. Я этого не прощу.
Она отворачивается от мужа, дарит Сане улыбку и воздушный поцелуй.
– Я желаю вам выиграть.
– Только ради вас, богиня, я сделаю это, – отвечает молодой человек, не меняя позы.
– Заводи машину, – бросает она через плечо Рафаэлю, разворачивается и, пошатываясь, устремляется к выходу.
– И бусики! – кричит ей вслед старик. – Завтра мы купим бусики! Любимая, они потрясно на тебе смотрятся.
Хуши сказал: "Чаще, чтобы понять, что чувствуешь к человеку, надо знать, что чувствует к тебе он"
"Бусики, бусики, – повторил Саня, открыл глаза. – Все, больше ничего не помню".
– Оу! – разочарованно произнес Кастро. – Ты и половины не вспомнил.
Молодой человек отворил стеклянную дверь на балкон, шагнул через порог и вдохнул полной грудью. Упершись руками в низкие перила, он несколько минут разглядывал шатающихся без дела гостей отеля. День выдался солнечный, поэтому отдыхающие высыпали на улицу: плескались в бассейне, загорали, играли в настольный теннис. Под летним зонтом, за тем же столиком, что и вчера, в компании все того же Рафаэля, с бокалом вина в руках сидела Лиза Гейлер.
Женщина ждала, что Саня обратит на нее внимание, и как только их взгляды встретились, она, убирая с лица челку, чуть заметно помахала рукой.
Он неуверенно помахал ей в ответ и, смущаясь, попятился в комнату.
"В обед, и вечером, и сегодня опять… Она что, меня преследует?"
– Во внутреннем кармане пиджака, – подал голос Кубинец.
"Что в этом кармане?"
– Наш билет в Сингапур.
"Мы не покупали билета, кажется".
Саня поднял с полу пиджак, достал из кармана мятую записку. Не очень разборчиво было написано:
"Я умею делать счастье! Открой порочный душный склеп, ведь ты моей любви субъект!
Красавчик, завтра в семь у меня на вилле. Знаешь, где? Узнай! Найди меня, развратный сорванец!"
– Это принесли через пять минут после ее ухода, – объяснил Кастро.
– Вот шалава! – зло бросила Рита.
"Не понимаю, – Саня еще раз перечитал записку. – Это не очень похоже на билет".
– Ее муж забрал нашу виолончель. Удача улыбается нам. Мы заберем его как плату за ту маленькую услугу, которую окажем гостеприимной жене.
– Какую еще услугу? – подозрительно спросила Рита.
– Маруся, ты ведь вовсе не такая глупая, какой хочешь казаться. Сама понимаешь, выкупить его денег у нас нет, опуститься до банальной кражи не позволяет происхождение, остается одно, самое верное – заслужить.
– Гадость.