Более того: даже непосредственные виновники происшедшей утечки не обратили на нее внимания - как бы… А точнее говоря, просто забыли начисто о случившемся.
История эта произошла буквально минут через пять после того, как Вячеслав Карнаухов шуганул необычно вежливого, любезного таксиста, подкатившего к ним, надо добавить, на подозрительно новой тридцать первой "Волге"; известно же, что в парках новую машину дают только за крупную взятку, и тот таксист, который может ее дать, как правило, не знает чудных слов вроде "здравствуйте", а тем паче "пожалуйста".
Вот Карнаухов и послал его резко, приняв за "подставу", за что тут же получил выговор от капитана Иванникова: "Слишком уж резко, могла драка возникнуть!"
Сцепившись слегка по этому поводу, все трое немного повздорили, и потому стояли надувшись, глядя вдаль… По этой же причине все трое смолчали, увидев странное явление, возникшее откуда-то из-за задворок молочной.
В слякотную осеннюю ночь на одиннадцатое октября, выйдя из пустынного двора, к ним направлялся сам Дедушка Мороз.
Дед Мороз был одет, как ему и положено, - в красную шубу, красную шапку с белой опушкой… Если его что и отличало от обычного Деда Мороза из заводского ДК, так это лицо. Лицо у него было не обычное, не ярко-красное от двух бутылок "Московской особой", одной "Старки" и одного "Казачка", выпитых только что в тесной аппаратной вместе со Снегурочкой, с зампредместкома и с представителем пожарной инспекции, нет, лицо у этого Деда Мороза было естественного цвета - цветущее, в добрых старческих морщинках, - настолько "правильное" лицо, что оно даже производило впечатление хорошей, дорогой динамичной маски, вроде тех, что делают из особой резины на проклятом Западе.
- Добрый вечер, детки! - поприветствовал он их, подойдя.
- Здравствуйте, - сухо ответила Деду Морозу Алина.
Карнаухов обиженно молчал, все еще переживая полученный "втык" за таксиста, а Иванников вдруг замер, пораженный: голос Деда Мороза ему показался до боли, до жути знакомым!
Где же он его слышал?!
Дед Мороз достал из бездонного кармана своей шубы довольно здоровый транзисторный приемник, странного, бутафорского дизайна (впрочем, такой он и должен быть у Деда Мороза) и, включив его, произнес с грустью:
- Дерьмо…
- Что "дерьмо"? - спросил Карнаухов.
- Все, - кратко ответил Дед Мороз. - Все дерьмо, - он подумал и добавил: - Кроме мочи, конечно… Вот: чувствуешь? - Дед Мороз подкрутил ручку настройки, и передняя панель транзистора вспыхнула веселыми разноцветными светодиодами… Шкала настройки ожила, осветившись тихим голубым сиянием, и там, в глубине ее, засветился жидкий кристалл дисплея… По плоскости небольшой активной матрицы побежали, струясь, разноцветные индикационные кривые…
Алина Альберговна ахнула помимо своей воли:
- О Боже, совсем как у нас!
- Не-ет, у нас на кухне газ! - с гордостью возразил Дед Мороз и, скривив презрительную усмешку, кивнул в сторону двух огромных спортивных сумок, стоящих у ног Алины и содержащих "Витамин С" в походном состоянии. - А у вас…
- А у нас - водопровод… - встрял Карнаухов ни к селу ни к городу.
- Вот, - подытожил Дед Мороз, продолжая настраивать свой транзистор. Транзистор заурчал, как собака во сне - тихо, умиротворенно подскуливая, начав одновременно с этим фосфоресцировать приятными розовыми тонами…
"Где я слышал… много раз… этот голос Деда Мороза?!" - лихорадочно соображал Иванников. - А у нас на кухне газ, а у вас? - пробормотал он вслух, напрягая память…
- Что? Никак не вспомнишь стишок? - ухмыльнулся Дед Мороз. - Не горюй, я напомню:
С лесенки ответил Вова:
"Мама шлюха? Что ж такого!
Вот у Колиного дяди -
Две жены. И обе - бляди…"
- Вспомнил теперь? - Дед Мороз добавил усиления транзистора…
- Вспомнил! - Иванников даже вздрогнул от пронзительного, чувства, которым сопровождается внезапное озарение: - Это же вы мне, вы… Вы - тот самый Дед Мороз, который мне паровоз подарил, когда мне было пять лет! Помните? В Никольском, в центральной усадьбе, ну, в сельсовете? Вы посадили меня к себе на колени у елки и подарили паровоз!
- Правильно, правильно, - закивал Дед Мороз. - Я ведь тебя, Толик, тогда, наверно, еще и по голове погладил?
- Точно! - Иванников аж просиял. - Вы даже помните, что меня Толиком зовут!
- Конечно помню, Толик…
Алина Суханова и Карнаухов смотрели на старых знакомых, пожалуй, восторженно: это же надо, сколько лет прошло и - на тебе - встретились снова, узнали друг друга!
- Я рад, что ты меня узнал, не забыл, вспомнил, - сказал Дед Мороз. - И обещаю тебе: ты и еще раз вспомнишь меня - еще и еще… Все вы меня еще вспомните. - Дед Мороз улыбнулся Сухановой и Карнаухову: - Новый год не за горами, так что скоро попляшете… Всласть, до упаду. А сейчас вот лучше вы мне кое-что, со своей стороны, напомните быстренько, вот кто вперед? Запамятовал я что-то, детки: кто у вас главный-то, ну, по изуверствам-то? Женщин да детей убивать? Психотроном-то? Кто главный? Ну-ка! Кто из вас, посмотрю, быстрей скажет? Раз… два… три!
- Невельский!
- Кассарин!
- Сомов!!
- Ох-хо-хох! - остановил их жестом Дед Мороз. - Не все так сразу. Дружно - это правильно, это молодцы. Но давайте-ка учиться уважать друг друга, не перебивать, а говорить спокойно и ясно, по очереди. Начнем; как всегда, с дам. Ну, девочка? Что скажешь Дедушке Морозу?
Алина Альбертовна Суханова сделала полшага вперед и звонким пионерским голосом отрапортовала:
- Начальником группы обеспечения операции "Полоса отчуждения" и непосредственным ее руководителем является майор МБ Невельский Альберт Петрович!
- Молодец-молодец, - похвалил Дед Мороз, - но не
надо так громко: я ведь не глухой, а кругом в домах люди спят. Невельский… Это небось тот, который в квартире старого осла Грамова поселился нонче?
- Да, именно! - кивнула Алина. - Между прочим, это мой папа!"
- Очень хорошо! - одобрил Дед Мороз. - Но ты, наверное, и сама тоже многое умеешь, у папы-то научилась?
- Конечно, Дедушка Мороз! Я за аппаратурой фиксации слежу, да еще "Витамину С" левой рукой усиление добавляю!
- Умница! Молодец. Что ж, теперь давай мальчиков послушаем. А ты погоди маленько, отдохни. Ну? - Дед Мороз повернулся к прапорщику Карнаухову: - А мы что скажем Дедушке Морозу?
- Я считаю, Дедушка Мороз, что главным-то является у нас полковник Кассарин - младший, Василий Васильевич!
- А почему ты так решил?
- Да потому что он начальник нашего Особого Научно-Производственного Отдела, он уже давно психотронным оружием занимается, еще с отдела "Т" при ЦКК, он все это затеял и организовал!
- Что ж? Тоже по-своему хороший ответ, правильный. А вот интересно-то: как бы Дедушке Морозу этого Кассари-на отыскать для вручения подарков? Но не на службе, конечно, а так вот, как Толика я нашел, - .на улице, в свободной обстановке, непринужденно?
- Ничего проще нет: он же в Сандунах каждую пятницу со своими парится - в первом разряде, не в высшем, а именно в первом, специальный есть - первый. По пятницам - с десяти до двенадцати. Из главного здания-то, с Лубянки, уходит он и пошел - до двенадцати…
- Ясненько… Только как его мне отличить-то от прочих? Чтобы подарок-то мой не достался другому кому? Впрочем, думаю, банщики-то его хорошо знают, укажут?
- А то! Нечто банщики-то в Сандунах не наши!
- Ну, понятно… Так. Теперь ты тоже отступи на полшага, а Толик вот скажет. Ты, Толик, я слышал, Сомова назвал?
- Конечно! Он главный же. Ему и отдел наш подчинен.
- Вообще? Или впрямую, непосредственно?
- Непосредственно!
А, ясно… Так он, Владимир Александрович, батюшка, задумал, видно, что-либо масштабное. Как ж иначе-то… Хорошо. Будет и ему подарочек. Не сомневайтесь. Ну хорошо, друзья, а что мы мерзнем здесь, стоим?
Мы не стоим, а ждем.
Команды ждем.
- От папы.
- От Невельского.
- О, это интересно! Я с вами тоже подожду, пожалуй.
В тот же момент в нагрудном кармане Иванникова еле слышно запищал зуммер радиофакса.
- А что же это значит такое? - спросил Дед Мороз, ознакомившись вместе с прочими с криптограммой: "Приказываю действовать оперативно, грамотно, привлекая смекалку и гибкую тактику…" Да разве же вы не обязаны действовать именно так? Зачем же это "приказывать"? Нелепость какая-то.
- Это не нелепость, - пояснил Иванников. Это иносказание. Майор Невельский приказал не чикаться, а как получится, так и пускай.
- Убить их всех, что ли?
- Ну. Видите: "…недопущение утечки информации в любом виде, количестве". Слепому ясно.
- А что ж он прямо не напишет вам: "убить"?
- Да кто ж такое прямо-то напишет?
- Да-да-да… закивал Дед Мороз понимающе и, прищелкнув языком, вздохнул: Ох, тяжелое вам задание ваш начальник-то дал. Нелегко его вам будет выполнить, думаю. Так мне кажется.
- Есть идея! - осененно воскликнул прапорщик Карнаухов.
- Ну-у-у?! удивленно обрадовался Дед Мороз.
Они сегодня же были в ресторане "Бармалей", а там официантом наш, тоже прапор, как я, земляк мой, вместе в армии в одном батальоне служили с ним. Так вот Он мне сказал, кстати, ну после того, как они покинули ресторан, что…
И Карнаухов перешел на шепот чтобы услышать его могли только капитан Иванников с лейтенантом Сухановой да еще только Дед Мороз: во избежание утечки информации.
14
В морге Турецкий Ефимыча, естественно, не застал на его рабочем месте: тот, как всегда, "отошел на пять минут позвонить", хотя на его рабочем столе стояло два телефона: местный и городской, и оба были исправны.
Турецкий знал, по крайней мере, три места, где можно было найти Ефимыча со стопроцентной вероятностью - столовая напротив морга, через дорогу, раз; ход на чердак над моргом, на лестнице, усыпанной окурками в три слоя, и во дворе - это два; в подвале у слесарей соседней ПМК - три.
Турецкий мог бы сам найти Ефимыча, но, поразмыслив, решил его взять врасплох, использовав принцип внезапности на всю катушку.
Он подозвал Игорька, молодого санитара, подручного Ефимыча, тянувшего, кстати, за Ефимыча добрые три четверти воза служебных обязанностей, и, сунув ему четвертной, поставил задачу…
Игорек нашел Ефимыча в подвале у слесарей в тот самый момент, когда жизненный опыт Ефимыча, его природный ум и, разумеется, "верхнее образование" были нужны слесарям как воздух. Дело состояло в том, что новенький слесарь, только что устроившийся в ПМК, принес в подвал в качестве платы за "прописку" двухлитровую бутыль с заманчивой жидкостью, обладавшей фиолетовым цветом, ненавязчивым запахом и странным названием "Циклопен-танпергидрофенантренгликоль".
Неведомая жидкость, налитая для пробы в небольшом количестве на верстак, прекрасно горела ярким зеленым пламенем с темно-голубыми искрениями, что, безусловно, свидетельствовало о ее пригодности в смысле крепости, а также в очевидной необходимости ее разведения с целью понижения ее "октанового числа" до полезного для человеческого пищевода значения.
Так как название было незнакомо слесарям, то, с целью обезопасить здоровье от нежелательного эффекта, они развели жидкость не простой водой, а молоком, которое, как известно, сильно помогает при отравлении. Смешение, так сказать, яда и противоядия привело к совершенно не планируемому заранее эффекту: молоко тут же свернулось, заполнив всю емкость ярко-оранжевым густым студнем вперемешку с бордовыми хлопьями удивительной, никем раньше не виданной формы: как бы поводьями.
Вот тут-то слесарям и понадобился Ефимыч, чтобы ответить: не было ль у него под ножом трупов с такой вот мерзостью в желудке, и, во-вторых, чтобы совместно решить, как поступить с этой смесью: выпить, считая ее жидкостью, или, положим, съесть ложками-вилками, считая ее твердым телом.
Тут-то Ефимыча и сорвал Игорек:
- Давай быстрей, работу привезли!
- Что за спешка? - Ефимыч недовольно отмахнулся. - У нас работа не волк, в лес не убежит… А здесь вон, смотри, - дело серьезное.
- Пойдем, пойдем! У нас вообще отпад. Увидишь - ахнешь!
- Что такое? - Ефимыч встал в тревоге.
- Смотри!
Игорек поднял простыню, открывая Ефимычу тело, лежащее на оцинкованном столе.
- Саша! Турецкий! - ахнул Ефимыч. - Боже! - нагнувшись, он прикоснулся к Турецкому рукой: - Еще теплый. - Он попытался разогнуться, но не смог: "мертвец" крепко держал его в своих объятиях.
- Ну-ка. Давай-ка! А то сейчас сам станешь холодненьким. Кто вербанул тебя из "смежников", с-с-сука?!
- Фу, напугал! - Ефимыч аж позеленел: - Да как же тебе, Сашка, не стыдно-то! Грех, ей-богу! Грех! Я ведь и впрямь испугался! Расстроился! Креста на тебе нет так из-мываться-то. Над стариком.
- Кто-о?! Не увиливай, кто?!!
- Да я и понятия не имею: какого тебе лешего надо?
- Кто вербовал тебя? Кто?! - не выдержав, Турецкий схватил Ефимыча за воротник и крепко встряхнул: - Кто?!!
- Да не знаю я - "кто"! - голова больного и пьяненького старика бессильно тряслась. - Меня в жизни раз шесть вербовали - и все разные: лейтенант Тимофеев, на фронте еще, особист, потом этот, Егоров, в пятьдесят пятом, в Перми, на Мотовилихе. Отпусти ты, не мучь меня! Скажи толком, отвечу! Тьфу! Вот дурак молодой!
Турецкий отпустил Ефимыча. Тот сел на ирепарационный стол напротив, едва переводя дыхание, - Ну? - спросил он, отдышавшись.
- В ночь на седьмое октября, - начал спокойно Турецкий.
- А, вспомнил: мальчика, подушкой. Отвечаю: майор Невельский Альберт Петрович, он назвался, когда вербовал. Уж настоящее имя или нет, не знаю. Ну а конкретно, седьмого, стал давить Иванников, по-моему, капитан. От имени Невельского, не от своего. Еще до выезда бригады проинструктировали. Что еще тебе? Я больше ничего не знаю.
- А что же ты меня не предупредил?
- А ты немного сам подумай. Откуда мне знать ваши игры? Мне говорят, я делаю. Послушен. Ну, а надеги - никакой. Чего ты от меня хочешь? Мне, может, год-то жить осталось. Печень, почки. Сердце - тряпка. О легкие испачкаешься: в никотине. А ты ишь чего задумал: испугать! Как не стыдно! Приди всегда, спроси: да разве ж не отвечу? Вот слесаря ко мне пришли: иди, Ефимыч, разберемся. И я иду. Всегда. А ты? Эх, ты!
Через час Турецкий встретился с Сергеем возле Уголка Дурова. Там, рядом, в скверике, отгрохали четыре детские горки среди выставки скульптур и сооружений из льда и снега: детский смех и визг заглушали даже звуки транспорта.
- Я буду краток, Александр Борисович, - сказал Сергей. - Сначала "археологи" и интерес вокруг могилы С. А. Грамовой. Тут пусто. Тишина. Никто не проявлялся. Ни Грамов, ни жена нимало никого не чешут. Администрация на кладбище могилы привела в порядок, пустые закопали, разумеется, - да вот и все. Волны никто не поднимал. И никакой огласки: словно так и надо.
- Ну это естественно: кому ж нужна огласка!
- Так. Далее. Здесь можно списком: Чудных, Невельский, Суханова, Иванников… Таких людей в Москве не существует.
- Что? Не понял. Ты ж сам раскопал, что майор Невельский въехал в квартиру Грамова и там прописан?
- Был. Но больше нет. Выбыл. Квартира на балансе Мосгорсо. Свободна. И пуста, как говорят соседи.
- Причина? Почему он выбыл? Куда он выбыл, выписался?
- Причина - смерть. Погиб. Так по бумагам.
- Суханова, соседка, из пятьдесят первой квартиры?
- Находится на излечении - официальная версия.
- Где?
- В Новосибирске-43, в закрытом госпитале Третьего управления Минздрава. Но это сведения лишь агентурные, свой источник есть у меня. А официально - выписалась из квартиры в "связи с переводом на гособеспечение по инвалидности.
- А что с ней?
- Выяснить не удалось.
- Иванников?
- Без вести пропал. Его родителям под Омск так отписали. Я с ними говорил по телефону, дескать, я из Библиотеки Ленина, а Анатолий Захарович много книг взял, пользуясь служебным положением, да и не сдал. Они сказали: все вопросы - на Лубянку. Его не признают ни мертвым, ни живым. И за кордоном вроде он пока не объявлялся.
- Когда пропал?
- В конце октября - начале ноября.
- Так, а Чудных?
- Он тоже отовсюду вычеркнут.
- Погиб?
- Нет, жив-здоров.
- А где живет?
- На площади Дзержинского. Во внутренней тюрьме Лубянки.
- Здорово!
- Как есть, так есть. Остался только генерал Шабашин.
- А он-то как?
- С ним все нормально, вы не беспокойтесь. Но, сами понимаете, начальник Центрального координационного совета Министерства безопасности, первый зам Сомова. Домашний адрес, телефон… Надеюсь, это ясно?
- Это - да. Понятно.
- Что дальше, Александр Борисович?
- А дальше, к сожалению, - стоп. Что ж, будем думать.
- Думайте.
Да. Все концы внезапно обрывались.
Оставалось только два варианта: выйти на старого знакомого, друга можно сказать, полковника Пономарева Валерия Сергеевича, сейчас уже, наверно, генерал-майора, и через него попытаться выяснить судьбу раскиданных какой-то дьявольской волной "смежников", имевших касательство…
Второй вариант: попробовать разработать Навроде. Но как? Что его спросить? Непонятно!
Нет-нет! Сначала Пономарев. Пономарева можно попросить помочь. Он поймет и поможет. Если сможет. В отличие от Навроде он знает, что нужно спросить Пономарева: перечислить фамилии и сказать: "Валерий Сергеевич, что случилось с этими людьми на самом деле? Мне лично это очень важно знать".
- Саша!
- Костя?!
Далекий голос Меркулова в телефонной трубке был слаб, еле различим.
- Ты разгадал мою загадку-то?
- Да, разгадал.
- А ну, скажи отгадку, проверю: верно ли?
- Алкаш другим добра не пожелает.
- Да. Верно. Я это и имел в виду. Пить надо меньше. Надо меньше пить. Как у тебя настроение? Холодно в Москве?
- Нет, грязь, слякотно.
- Знаешь, чего я тебе посоветую:*ты ведь еще в отпуске?
- В отпуске.
- Брось все к чертовой матери и уезжай ты из Москвы. Знаешь, как у Бродского:
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в провинции, у моря…
Это был шифр. На языке, понятном только им двоим, эта цитата означала: "Дело крайне худо, надо немедленно уйти в тень. Опасность очевидная и неминуемая".
- Да я ж недавно у моря был, Костя. Там тоже не сладко.
- Ну, смотри. А то, может, сюда? Прилетай в Ташкент, я тебя выловлю здесь. В горы сгоняем.
- Это неплохо бы. Только вот с ерундой одной здесь разщу, переглажу, перекрашу, а тут глядишь: жизнь-то и кончилась.
Это было уже прямое и не допускающее разночтений предупреждение.
- Я смерти не боюсь.
- Бывают вещи хуже смерти: рутина, отупение. Давай в Ташкент, пошли все к черту…
- Я постараюсь.
- Жду!
И Меркулов повесил трубку.
Как это так у него получается, подумал Турецкий, что он там, в Узбекистане, лучше разбирается в моих делах, чем я сам?