Якуб не ошибся: пришел действительно племянник. Плотно, по обыкновению, поев, он попросил у Степана кисет. "Папироски-то, видать, кончились, - не без злорадства отметил про себя он, глядя, как племянник вертит самокрутку. - Ничего, покуришь и нашего, деревенского".
- Новости какие есть, дядя Степан? Что-то ты невеселый. Случилось что-нибудь?
- А чего веселиться, Гришенька? - Якуб вздохнул. - Плохие новости. Участковый наш, Мишка Чеботарь, приходил, про тебя выспрашивал.
- Что ему надо было? - Григорий изменился в лице.
- Не знаю, спрашивал, и все. Я сказал, что ты в армии служишь, откуда тебе здесь быть. Покрутился он и ушел.
- Пронюхали, значит, гады, - Солтан глубоко затянулся крепким самосадом, закашлялся.
- О чем ты, Гриша? - не понял племянника Якуб.
- Да так… Уезжать пора, а денег нет.
"Может, и в самом деле уедет", - с надеждой подумал Якуб и напомнил:
- Есть у тебя деньги, Гриша, взносы эти, я же тебе отдал.
- Разве это деньги, - недовольно пробормотал тот, - на них далеко не уедешь. Мне много надо. - И потом, - спохватился он, - не имею права тратить средства партии. Еще какие новости?
- Манолеску вчера приходил, тебя спрашивал.
- Какой еще Манолеску? - его красивые, вразлет, брови удивленно приподнялись.
- Да ты что? - в свою очередь удивился Якуб. - Тот, которого руководителем организации выбрали. На собрании.
- А… Это однорукий, что ли? Просто фамилию забыл. А что ему нужно было? - лениво поинтересовался Солтан.
- Бодою ты зачем-то понадобился. Передай, говорит, что Филимон с твоим Григорием желает встретиться. Для этого ты должен прийти к Парапелу, мындрештскому кузнецу. Дороги ни у кого не спрашивай. Сам найдешь. Его кузница как раз напротив сельсовета стоит.
- Зачем я все-таки ему понадобился, Бодою? - с беспокойством спросил Солтан.
- Это мне, дорогой племянник, неизвестно. Сам у него спросишь.
Якуб еще раз объяснил, как разыскать кузнеца, однако идти вместе с Григорием наотрез отказался, и родственники улеглись спать.
Надвинув на самый лоб кепку, с поднятым воротником пальто, Солтан приближался к центру Мындрешт. В предвечерней тишине до него донеслись дробные перестуки кузнечного молота. Он пошел на эти звуки и вскоре оказался возле сельсовета. Здесь толпились люди. Среди темных ватников выделялась синяя милицейская шинель. Григорий невольно замедлил шаги, ноги стали непослушными, приросли к земле. Поколебавшись, он продолжил свой путь, рассудив, что если повернет назад, то лишь вызовет подозрение. Натянув еще глубже кепку, не глядя по сторонам, он вошел в кузницу. Смуглый усатый кузнец в брезентовом фартуке, устало сложив большие, перепачканные углем руки, сидел на скамейке. "Это и есть Парапел", - догадался Солтан.
Не только в Мындрештах, но и во всей округе мало кто знал настоящее имя сельского кузнеца. Да и сам он, казалось, настолько привык к прозвищу, что стал забывать свое имя. Откуда пошло это прозвище и что оно означает - никто в точности сказать не мог. Самые грамотные высказывали предположение, что происходит оно от названия немецкого пистолета парабеллум. Такой пистолет, якобы, когда-то был у кузнеца или даже есть и сейчас, однако сам Парапел на этот счет не распространялся. Вообще многое, связанное с этим человеком, в селе, где все известно друг о друге, было окутано туманом. Никто не знал, из каких краев он родом, откуда пришел, чем занимался до того, как появился в Мындрештах. Ходили слухи, будто в ранней молодости он где-то далеко, в чужих краях, то ли в Венгрии, то ли в Югославии, зарезал соперника и бежал в Бессарабию с юной красавицей цыганкой. Жена Парапела была гадалкой, и это обстоятельство возбуждало особое любопытство сельчан и служило пищей для всевозможных пересудов.
Если кто и знал что-нибудь достоверное о прошлом Парапела, так это Филимон Бодой. С первых же дней появления Парапела в селе Бодой взял его под свою опеку. Большинство сельчан восприняло это как вполне объяснимое стремление помочь своему соплеменнику, однако некоторые глубокомысленно цокали языком, намекая на какие-то тайные причины. Как бы там ни было, но именно Бодой приютил Парапела и его жену у себя дома, обучил кузнечному ремеслу, и тот стал подмастерьем у Бодоя. Так и прижился Парапел в Мындрештах.
Время от времени, в основном весной, Парапел и Бодой куда-то исчезали, иногда надолго. Возвращались веселые, нарядные, держались гордо, сорили деньгами, привозили женам богатые подарки. О том, каким путем добыты деньги, сельчане могли лишь догадываться, поскольку оба помалкивали. Когда же Бодой исчез, ушел в "партизаны", о его кузнице как-то забыли, и хозяйничать в ней стал Парапел.
Солтан и Парапел некоторое время молча разглядывали друг друга, пока Григорий не произнес:
- Вот, я пришел…
- Вижу, не слепой, дым пока глаза не выел в этой чертовой кузнице. - Голос звучал хрипло, неприветливо. - Я знаю, кто ты.
Кузнец поднялся, подошел к двери и выглянул на улицу. Не заметив ничего подозрительного, сказал несколько мягче:
- Ты посиди здесь, - он указал на скамейку в углу и больше не произнес ни слова.
Когда совсем стемнело, Парапел вышел на улицу, постоял возле двери и велел Солтану следовать за ним. Они прошли почти все село и остановились возле дома, стоявшего у самого леса: Парапел постучал в окно и что-то сказал на незнакомом для Солтана языке. "По-цыгански говорит", - решил не понявший ни одного слова Солтан. Хозяин открыл калитку, проводил их в дом, и они вошли в скудно освещенную керосиновой лампой комнату. Сидящий на скамье человек медленно поднялся, пригнув массивную голову, которая чуть ли не касалась потолка. Под тяжестью его огромного тела половицы жалобно заскрипели. Он подошел почти вплотную к Солтану, дыша ему прямо в лицо винным перегаром. В мутноватых темных глазах гиганта мелькнуло нечто похожее на любопытство. Солтану стало не по себе под его тяжелым недоверчивым взглядом.
- Полковник Дэннис? - спросил он низким прокуренным басом.
Солтан растерянно молчал, не зная что отвечать.
- Молчишь? Тогда я скажу. Ты такой же подполковник, как я - маршал Антонеску. - Он подмигнул Парапелу, явно довольный своей шуткой. - Однако кто ты есть на самом деле, не так уж и важно. Главное в том, что ты, как и я, борешься против Советов. Значит, мы с тобой друзья. Правда, был у меня один друг… - он замолчал, хмуро, пристально вглядываясь в глаза Солтана. - Сейчас никому, даже друзьям, верить нельзя. Продадут ни за грош. Не так ли, Парапел?
- Твоя правда, Филимон, - с готовностью откликнулся Парапел.
- Ты при случае расскажешь подполковнику, где он теперь, тот наш приятель… на всякий случай. - Мрачная усмешка пробежала по его бледному нездоровому, давно, не видевшему дневного света лицу.
Бодой достал из кармана смятую бумажку, расправил ее на колене огромной ладонью, поднес поближе к лампе и стал медленно читать вслух:
"Добрые люди, молдаване! Коммунисты и их прислужники строят насмешку с народа, они большую часть хлеба превращают в железо с тем, чтобы заиметь силу против всего народа земного шара.
Нет ни одного народа на этом свете, который бы отказался от веры в великого бога. Только коммунисты отрицают веру и строят насмешку над верующим народом, над церквами, монастырями, только коммунисты больше верят в свои планы и силы, чем в планы и силы бога.
Добрые люди! Вас просит весь народ из-за границы, сохраните ваши руки и в сердцах веру, не давайте подписи красному дракону и его прислужникам.
Добрые люди! Не бойтесь, не верьте безземельным коммунистам. Новая война будет не такая, как говорят они. Сейчас настало время собрать все силы, направить их против комбандэксплуататоров. Семьдесят пять государств могут и готовы помочь нам осуществить эти задачи к скорейшему провалу коммунистического строя в России.
Подполковник С. Дэннис".
Окончив чтение, Бодой спросил:
- Сам писал?
Солтан утвердительно кивнул, лихорадочно раздумывая, каким образом листовка, которую он собственноручно прицепил к стене Чулуканского сельсовета, попала к Бодою, однако спросить не отважился.
- Молодец! - одобрительно произнес Бодой. - Красиво написано, от души. Я бы так не сумел, хотя ненавижу их не меньше, чем ты. Видать, ученый. Только вот я не понял… о войне. Не такая будет. А какая же?
Солтан понял, что первая встреча, которой он в глубине души опасался, началась благоприятно, и приободрился. Когда он изложил свою "теорию" холодной войны, внимательно слушавший Бодой задумчиво произнес:
- Говоришь ты тоже красиво, почти как пишешь. Однако это слова. Одних только слов мало. Надо действовать…
Солтан открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Бодой его опередил:
- Знаю, что ты скажешь - о Настасе. Все знаю. Повесить надо было предателя, а ты припугнул - и все.
- Нет, Филимон, не все. - Солтан достал из кармана бумазейный мешочек с печатью Чулуканского сельсовета и протянул его Бодою.
- Что это?
- Печать сельсовета, - не без самодовольства ответил Солтан.
Бодой радостно ухмыльнулся, и Солтан понял: трофей представлял для него немалую ценность.
- Какую хочешь справку можно сделать, Филимон. Пригодится…
- Конечно, пригодится. Однако, кроме печати, еще бумага нужна, со штампом или как он там называется, наверху который, - вспомнил он о фирменном бланке.
Настроение Бодоя явно изменилось к лучшему, и Солтан решился спросить, каким образом к нему попала листовка.
- Интересуешься? Оттуда, - Бодой сделал неопределенный жест рукой. - Глаза видят, уши слышат. Мы знаем не только об этой листовке. И о партии твоей нам тоже известно, и кое-что другое. После поговорим.
"Вот дьявол, неужели и о том, что под его именем магазин обчистили, тоже знает? Как бы боком не вышло", - Солтан почувствовал неприятный холодок под ложечкой, до него сразу дошел смысл слов Бодоя, который сказал:
- А вообще, парень, ты мне нравишься. Вот только не пойму, чего ты хочешь, чего добиваешься?
- Того же, что и ты, Филимон.
- Ладно, там видно будет, - проворчал Бодой. - Но заруби у себя на носу: все мои приказы ты будешь выполнять беспрекословно, иначе будет плохо, очень плохо. - Нахмурившись; он замолчал, что-то обдумывая, и жестко добавил: - Сегодня, сейчас пойдешь со мной. Кое-кого надо поздравить с праздником.
Из протокола допроса свидетеля Крэчун Веры Николаевны, 32 года, неграмотная, колхозница колхоза "Заря новой жизни", беспартийная, уроженка села Мындрешты…
…По существу заданных мне вопросов сообщаю:
Вечером 1-го мая мой муж Крэчун Аксентий Кузьмич пришел домой со своим знакомым Райляну Константином. Они принесли немного колбасы и брынзы. Муж сказал, что сегодня большой праздник и его надо отметить как полагается. Мы сели за стол. Вдруг дверь неожиданно открылась, и в комнату вошел наш односельчанин Филимон Бодой и с ним незнакомый мне человек.
В о п р о с. Опишите этого человека.
О т в е т. Он был высокого роста, но ниже Филимона и моложе его. С лица красивый. На виске я заметила шрам.
В о п р о с. Этот человек был вооружен?
О т в е т. Не знаю, оружия я у него не видела.
В о п р о с. А Бодой был вооружен?
О т в е т. У Бодоя была винтовка и еще какое-то оружие с коротким стволом. Не знаю, как оно называется.
В о п р о с. Расскажите, что произошло дальше?
О т в е т. Бодой потребовал, чтобы ему и его спутнику налили вина, что и было выполнено. Он выпил стакан и сказал: "Смотрите, как хорошо живут колхозные начальники, пьют вино, закусывают колбасой, сами гуляют, а людей заставляют на них работать". Муж ответил, что он никого не заставляет работать, сам тоже работает всю жизнь, как и остальные трудовые крестьяне, а вот Бодой не работает, но живет лучше, чем другие, потому что занимается грабежом. Тогда Филимон сказал: "А тебе меня не жалко, я же бездомный, живу не как все люди, скитаюсь по лесам?" Муж ответил, что никто не заставляет его скитаться, он сам во всем виноват, потому что не хочет жить честно. Бодой сказал: "Теперь мне ясно, почему ты притесняешь крестьян, не разрешаешь воровать с полей, кого поймаешь - ведешь в правление вашего проклятого колхоза. Ты коммунист. Я очень удивляюсь, как с тобой, большевиком, да еще чахоточным, живет эта несчастная женщина", то есть я. Он дал винтовку своему спутнику и сказал: "Бей его в грудь!" Тот ударил прикладом, но не сильно. Бодой разозлился и закричал: "Разве так бьют!" Он выхватил у него винтовку и ударил прикладом так, что Аксентий упал, изо рта пошла кровь. Муж сказал: "Как мне больно, я умру". Бодой засмеялся и сказал: "Я и пришел за тем, чтобы ты умер". Они забрали одежду мужа, которая находилась в сундуке, все деньги, какие были в доме (107 руб.) и ушли. Куда они ушли, мне неизвестно.
С моих слов записано верно и мне прочитано. Дополнений или замечаний не имею. Вместо подписи крестик (неграмотная).
Характеристика
Крэчун Аксентий Кузьмич, 1914 г. рождения, молдаванин, уроженец села Мындрешты Кишкаренского района, по социальному происхождению из крестьян-батраков. После службы в рядах Советской Армии вернулся в село инвалидом II группы. Награжден медалью "За освобождение Вены". Входил в состав инициативной группы по организации колхоза, одним из первых вступил в колхоз, работал счетоводом. Оказывал сельсовету большую помощь по организации колхоза, а также в выполнении хозяйственно-политических заданий. Был одним из лучших агитаторов, активно выступал на собраниях, разоблачая кулаков. Вел борьбу с бандитами, много помогал милиции как бригадмилец в задержании и конвоировании преступных элементов.
Тов. Крэчун А. К. являлся также уполномоченным по займу. Со своей работой справлялся хорошо, являлся лучшим колхозником-общественником, за что был зверски убит главным бандитом-террористом Бодоем Филимоном, жителем села Мындрешты, совместно с неизвестным бандитом. В чем и дана настоящая характеристика в райотдел МГБ.
Председатель Мындрештского с/с (подпись)
Секретарь с/с (подпись)
НАДЕЖДА ПЛАМАДЯЛА
Расследование происшествия, вернее - нескольких происшествий, случившихся в одну ночь, Москаленко решил начать с беседы с председателем сельсовета Настасом. Уже в самом ее начале капитан понял, что события той ночи уже утратили для Настаса остроту, да и односельчане, видимо, порядком надоели своими расспросами. Председатель говорил скупо, коротко, упуская детали, а именно они особенно интересовали Москаленко.
Перед самым отъездом капитана в Чулуканы поступило сообщение о зверской расправе над счетоводом мындрештского колхоза Крэчуном. Судя по всему, в убийстве принимал участие вместе с Бодоем и "подполковник Дэннис". Худшие опасения Жугару подтвердились весьма скоро, причем самым зловещим образом. Поначалу было майор намеревался направить в Мындрешты Москаленко - самого опытного оперативника, однако отменил свое распоряжение. Поразмыслив, он решил, что будет лучше, если капитан сосредоточится на разработке Надежды Пламадялы, через которую имелась реальная перспектива "выйти" на Солтана, а потом и на самого Бодоя.
Собеседник капитана уже знал о том, что произошло в соседних Мындрештах. Может быть, думал Москаленко, этим отчасти и объясняется неохота, с какой Настас вел срой рассказ: что, мол, толку? Бандиты обнаглели до крайности, а вы, работники органов, только одними разговорами занимаетесь. В подобных рассуждениях заключалась немалая доля правды, и Москаленко не мог этого не признать, что весьма чувствительно задевало его профессиональное самолюбие. Однако дело ведь не в нем, в самолюбии или как там еще это называется, - размышлял он. - Главное ведь в том, что подрывается вера людей в новую власть, ее способность раз и навсегда покончить с бандитами. Он, чекист Москаленко, - один из представителей этой власти, и на нем, как и на его товарищах, лежит особая ответственность.
Майор, безусловно, прав, говоря, что Надежда Пламадяла - единственная реальная ниточка. И имя у нее такое многообещающее. Только как подступиться к этой Надежде? С ней надо встретиться и поговорить наедине так, чтобы никто не видел, не знал. Бывая в селах, Москаленко почти физически чувствовал на себе любопытные, а порой и враждебные взгляды. Он, человек посторонний, находился как бы всегда на виду, и это очень затрудняло розыскную работу. В школу к ней не придешь - станет моментально известно всему селу, в военкомат не вызовешь - не мужчина же. Домой тоже нельзя, во всяком случае днем, соседи обязательно увидят - опять проигрыш, тем более что соседи - "не те люди" - вспомнил он отзыв участкового Чеботаря. Прийти к ней поздним вечером или ночью? Рискованно, может испугаться, поднимется шум, пока ей объяснишь, что к чему, а это разговор долгий. И не исключено, что любовник как раз у нее может ночевать.
Москаленко вспомнилось, как брали Шухевича. Оцепили особняк на окраине Львова, подошли к двери. В ответ на требование сдаться прозвучал выстрел, пуля пробила дверь и попала майору, их командиру, прямо в сердце. Нервы у молодого солдата-автоматчика не выдержали, и он, забыв о приказе - брать живым, нажал на спуск и очередью разнес дверь в щепки. От Шухевича ничего, в общем, и не осталось. Нет, поднимать стрельбу он не намерен. Можно все испортить. Надо брать тихо, и обязательно живым. А чулуканский участковый-то ничего, смышленый, оказывается, парень, - вдруг вспомнил он Михаила Чеботаря.
Лейтенант Чеботарь совсем недавно, после окончания Кишиневской школы милиции, получил назначение в Чулуканы, и до сих пор работать с ним капитану не доводилось. Времени зря лейтенант не терял. Хотя бы с этой водкой. Докопался, что в сельмаге в последнее время частенько покупала Пламадяла водку, чего раньше за ней не замечалось. Зачем одинокой женщине водка? Была бы пьющая, так нет же. Ясное дело, зачем - мужика угощать, не в одиночку же распивать, хотя и такое бывает. Однако в селе знают - не пьет она. Со всех сторон характеризуется положительно, скромная, отзывчивая. Нет, не знает она ничего о том, кто на самом деле ее любовник, а он, само собой, помалкивает, исповедоваться ему перед ней ни к чему. Но как же все-таки потолковать с ней наедине, причем не откладывая? Время дорого, и оно работает пока если не против, то уж во всяком случае не на них, оперативников.
Москаленко поравнялся с низким невзрачным зданием сельского клуба. Из полуоткрытого окна доносилась мелодия "Сырбы", молодые задорные голоса. Он остановился, прислушался и вдруг вспомнил, что Надя - страстная любительница танцев и участвует в художественной самодеятельности. Стараясь не привлекать внимания, вошел в зрительный зал, вернее - большую комнату, заставленную разномастными стульями, присел в последнем ряду. Однако появление незнакомца не осталось незамеченным. Танцоры на какое-то время смешались, бросая любопытные взгляды на капитана. Вглядевшись в парней и девушек, толпившихся на маленькой сцене, Москаленко легко узнал по описанию участкового Надю, поднялся и вышел на улицу. Решение созрело само собой.