Когда Пореченков пришел в себя, мы от него только и слышали:
- Я не виноват! Я не похищал девочку! Это была шутка!
- Хорошая шуточка - двадцать тысяч баксов! - хмуро передразнивал Демидов.
Потом, когда Пореченкова допрашивали в МУРе, он рассказал, что его брат - сосед Бритвиных. Случайно узнав о том, что девочку похитили, он предложил Пореченкову попробовать получить с Бритви-ной деньги. Они почти не надеялись на успех, но все почти получилось.
Наш след оказался ложным. Теперь все надо было начинать сначала.
21
После амнистии Мотя Гладильщиков проболтался несколько недель в деревне, обдумывая, как жить дальше. Уехать просто так он не мог, не было паспорта. Ну не со справкой же об освобождении, в самом деле, ходить? Вот и пришлось ждать, пока восстановят старый.
Друзья говорили Моте:
Зачем тебе паспорт? Сделай новый да и мотай куда хочешь. Чистую ксиву тебе сделаем - ни судимости, никаких штампов. Только местная прописка
Но Мотя рассуждал иначе:
- Зачем новый? Все равно мое прошлое, как говорят, на морде моей написано. Что изменится от того, что я стану каким-нибудь Иваном Кузьминым? Воровать, что ли, перестану?
- При чем здесь это? - недоумевали друзья.
- Этот новый паспорт до первого задержания, - объяснял Мотя. - А что потом? Потом тут же выясняется, что никакой я не Иван Кузьмин, а самый что ни на есть Мотя Гладильщиков. Опять лишний срок…
- Ну это от тебя не уйдет! - смеялись друзья.
Мотя для виду сердился, но понимал, что они правы. Это была не первая его ходка и, скорее всего, не последняя…
Бросать воровать Мотя не собирался. Хоть за свою жизнь он не достиг высоких воровских званий и перепробовал немало профессий, однако именно воровство считал основным занятием. И не просто воровство, а квартирные кражи, в которых Мотя был профессионалом. Он знал устройство любого замка,
раньше на дело с одной женской заколкой-невидимкой ходил. А иногда вообще класс показывал: залезал в форточку - хоть на десятом этаже, демонстрируя чудеса ловкости. Мотиным фокусам мог бы позавидовать любой альпинист. Жаль только, проделывал все это он без публики - воровская профессия не терпит лишних наблюдателей. Так и оставался Мотя непризнанным гением.
А потом условия изменились. Теперь, для того чтобы совершить квартирную кражу, стало недостаточно недюжинных способностей к открыванию замков. Теперь требовалось знание электроники, чтобы отключить сигнализацию, в ход пошли сложные замки, которые заколкой не отопрешь… К тому же годы берут свое, и Мотя уже не мог, как раньше, проделывать акробатические трюки на высоте. Пришлось переквалифицироваться. Пробовал Мотя карманные кражи, пытался работать в поездах, пару раз даже ходил на примитивный вечерний гоп-стоп. Здесь его и повязали.
Но и теперь, после освобождения, Мотя не собирался менять занятие. Сейчас ему требовался какой-то перерыв, хотя бы на пару недель, чтобы оттянуться, отлежаться, отъесться - и с новыми силами вернуться к прежней деятельности.
"Пара недель" затянулась. Работы в деревне, понятное дело, не было никакой. Один раз с мужиками Мотя даже воровал солому с полей коровам на корм… Каждое утро, часов с девяти, друзья собирались на ферме, резались в карты часов до двенадцати, а потом выезжали на поле на тракторе: выпить да пошуметь.
Несмотря на то что Мотя был какой-то неухоженный, заросший, неопрятный, самому себе он нравился. Мотя чувствовал, как засматриваются на него деревенские бабы, и был этим чрезвычайно доволен.
- Гляди, молодец-то какой! - шептала продавщица Саша Галине, доярке.
Галина щурила свои близорукие глаза:
- "Какой", "какой"… Да никакой! Урод просто…
- Слепая ты, Галка. Ты погляди, мускулы какие! Жилистый, сильный… А пальцы! А плечи!
- Весь в наколках, - добавила Галка, - того и гляди, на уголовника нарвешься.
- Ну и что? Подумаешь, испугала… Уголовники теперь не такие, - убедительно, со знанием дела сказала Саша, - они теперь холеные, я слышала, в тюрьме нынче одну икру черную да красную едят.
- Дура ты, Шурка. У кого есть деньги, те и едят. А у кого нету - те баланду хлебают.
- Да не уголовник он, - неуверенно возражала Саша.
- Ну да… Уголовник, и еще какой! Я-то знаю, мне Валька-паспортистка рассказала… - не соглашалась с Сашей Галина. - Но, судя по всему, он не шибко икрой в тюрьме объедался…
Галина была права: нелегко дался Моте последний срок. Мотать его пришлось на "красной" зоне на Алтае. Холод, сырость, жратвы никакой… Зубы выпали почти все, почки загубил, к тому же морально тоже пришлось несладко: невзлюбили в лагере Мотю, не понравилось его своенравие, "гонор", как там говорили. Несмотря на солидный тюремный стаж, на этот раз Гладильщиков не прижился в лагере…
К счастью, подоспела амнистия. Статья на этот раз у Моти была нетяжелая, поэтому он в два счета оказался на свободе.
Теперь он пил водку, ел от пуза: престарелая бабушка, мать отца, у которой он поселился, держала корову, козу, кур, которых становилось все меньше и меньше: каждый день Мотя требовал зажарить ему курицу или петушка.
- Хоть бы помог чем! - упрекала его бабушка.
Мотя только скалил зубы, точнее, остатки зубов
в ответ. Кое-какие деньги он бабушке все же привез, но та сразу же заныкала их в только ей одной известный схорон и словно бы забыла о них…
- Лежит целыми днями, да пьет, да в карты играет… - ворчала бабушка.
Моте было действительно скучно. Деревенские друзья надоели, бабка вообще стояла поперек горла. Захотелось Моте ласки и тепла.
Сказано - сделано. И как-то теплым вечерочком Мотя подвалил к Саше в сельпо.
- Вот такие вот дела… - глубокомысленно сказал он, покупая бутылку "беленькой" и, подумав, а потом со значением посмотрев на Сашу, взял еще бутылку сухого молдавского вина с красивым названием "Алб де десерт".
Саша картинно поправила прическу, томно глянула на Мотю и даже чуть нагнулась над прилавком, демонстрируя в вырезе халатика большую белую и, судя по всему, мягкую, как подоспевшее тесто, грудь.
Моте это понравилось, и он, не мешкая, решил действовать.
- А что, Шура, не пойти ли нам с тобою…
Он запнулся. Будучи в Москве, он пригласил бы даму в кабак или на худой конец в парк Горького. Здесь же, в этой проклятой деревне, и сходить-то было некуда. Даже старый, построенный еще при Хрущеве клуб давно пустовал и медленно разрушался.
Саша, видя замешательство Моти, решила сама предложить кавалеру вечернюю программу.
- Эх, - сказала она, сладко и зазывно потягиваясь, - закаты-то сейчас какие!
- Какие? - не понял Мотя.
- Теплые, - объяснила Саша, - пройдешься по полю, упадешь в стог… А запах…
- А че, - подхватил Мотя, - можно и в стог. Только закусь взять.
- Это я мигом, - заговорщически подмигнула Саша и юркнула в подсобку.
Мотя проводил глазами большой, обтянутый белым халатом зад Саши и почувствовал радостное возбуждение. Ожидая продавщицу, он барабанил пальцами по прилавку, и тут взгляд его скользнул дальше, мимо бутылки водки и "Алб де десерт", мимо почти до дыр стертой тарелочки для сдачи, к большой старой кассе…
Ящик для денег был приоткрыт. Забыла Саша запереть его, как того требует инструкция. Упустила из виду в предвкушении романтической прогулки по полю…
"Конец дня… Выручка должна быть большая…" - пронеслось в голове у Моти, а руки уже тянулись к ящику. Перегнуться через прилавок, выдвинуть ящик, забрать деньги из двух крайних отделений, в которых были самые крупные купюры, - все это заняло не больше десяти секунд.
Но и этого оказалось слишком много. Едва успел почувствовать Мотя в руке приятную шероховатость купюр, как в двери подсобки появилась фигура Саши…
Та, увидев, что предполагаемый кавалер совершенно нагло и беззастенчиво грабит ее кассу, немедленно выронила пакет с колбасой, солеными помидорчиками и другой снедью.
- Ах ты скотина! - заорала Саша. - Ты что ж это делаешь, изверг!
Моте ничего не оставалось, как бросить добычу на прилавок и медленно, задом попятиться к выходу из магазина:
- Ну Шура, я ничего не взял, можешь проверить… Машинально, понимаешь… Автоматически…
- Я тебе дам - автоматически! - загремела оскорбленная в лучших чувствах Саша. - Я тебе покажу! В милицию позвоню!
Через секунду Гладильщиков пробкой вылетел из сельпо. Вслед за ним последовали водка и злосчастный "Алб де десерт". Бутылки разбились с жалобным звоном, похоронив сегодняшние планы Моти…
Конечно, Саша не стала звонить в милицию. Вечер она провела дома, рыдая, и даже чуть было не пропустила очередную серию "Санта-Барбары"…
Однако больше оставаться в деревне было нельзя.
"Черт с ним, с паспортом, - решил Мотя, - пора мотать отсюда".
Так Мотя и сделал, правда предварительно разыскав деньги, которые привез бабке.
"Все равно, - думал он, - бабушке они не пригодятся. Будет хранить до следующей реформы, а там ничего от них не останется".
Ехать Моте было некуда, разве что в Москву. А там он случайно познакомился с Щербининым и Авербухом. Им как раз нужен был надежный человек.
22
Судьбе-злодейке было угодно распорядиться таким образом, что ровно тридцать пять лет тому назад в одном городе, в одном дворе, в один год и даже в один месяц родились два прелестных мальчугана.
В семье Щербининых долгожданного мальчика назвали в честь дедушки по материнской линии Виктором. Вся родня обрадовалась его рождению, и, собственно говоря, выбор такого "победоносного" имени был предрешен задолго до появления самого Витюши. Дед, в свой черед продолжая давнюю фамильную традицию, был военным, орденоносцем, заслуженным ветераном. Ни один праздник, разве что кроме Восьмого марта, не обходился без того, чтобы полковника Щербинина не поздравляли от военкомата, райисполкома и прочих государственных учреждений, не приглашали бы его в президиумы, не снабжали бы продуктовыми наборами. Внука ждала такая же завидная доля. Но дедушкино многострадальное сердце не выдержало навалившихся перестроечных бурных событий, и судьба внука, как и всего государства, круто переменилась. Мечты о военной карьере отодвинулись, а затем и вовсе испарились… После школы Витя закрутился в каких-то рискованных авантюрах, у него то и дело самым загадочным образом появлялись и не менее таинственно исчезали весьма крупные суммы денег, им интересовались люди в штатском - с татуировками на пальцах и с красным кантиком на серых штанах. От службы в армии Витька откупился - косил под нервнобольного в Кащенко.
А в соседней семье Панфиловых новорожденного назвали Игорем. Вообще-то называла бабушка, тайком сходив в синагогу и посоветовавшись с раввином. Пришла и объявила, что внука теперь зовут прекрасным исконно русским именем Игорь. Всем в жизни большой еврейской семьи заправляла и управляла замечательная бабушка Рива Авербух. У нее было много детей, еще больше внуков. Сама бабушка, изо всех сил стараясь обеспечить разнообразные возможности развития и благополучия своей семьи, уже давно переехала на историческую родину, но каждая веточка огромного семейного дерева регулярно хотя бы раз в месяц получала от бабушки Авербух, от своего надежного корня, старомодные письма в конвертах с подробнейшими указаниями на каждый день. Не говоря уже о кардинальных указаниях выбора профессии и женитьбы. И все, кто следовал ее мудрым наставлениям, удачно женились, хорошо учились, успешно трудились и неизбежно вовремя получали ученые степени, звания, лауреатства, гос-премии, чины, ранги и поощрения. Но… Как и у каждой матери, сердце у нее болело за самого неудачливого из своих потомков. Видно, прикрывшись древнерусским княжеским именем, Игорек усвоил и какие-то древнерусские черты характера.
С малолетства он отличался чисто славянским буйством, непокорностью и непреодолимой тягой ко всякого рода экстремальным поступкам. То он убежал за цыганкой в табор. Влюбился в пятом классе. Потом убежал из дома, чтобы устроиться юнгой на торговом пароходе. Затем уехал в Сибирь добывать алмазы - Игоря перехватили уже в Свердловске, где он пытался сесть на попутный поезд…
Много сил и слез ушло на исправление Игорька. И все впустую. Армейскую службу устроили Игорю в Театре Советской Армии. Он служил там рабочим сцены, при этом ночевал дома, обедал в театральном буфете вместе с режиссерами и ведущими народными артистами. Но и там он не выдержал, через полгода устроил - ночью на сцене - широкое гулянье с театральными девками, солдатней. Упились водкой, сломали какую-то там уникальную декорацию, загадили весь театр. Семья, конечно, оплатила все расходы по уборке и заглаживанию конфликта. Но там среди девиц, участвовавших в ночном дебоше, была дочка какого-то авиационного генерала, для которого оказалось неожиданностью такое поведение любимого чада. Совершеннолетнюю девицу генерал повез к гинекологам и был потрясен, узнав, что она не сохранила невинность. Она, естественно, стала врать, что это случилось только что, что ее взяли силой… К счастью для Игорька, папа-генерал не поверил. Так что единственное, что удалось сделать для неслуха со славянским именем, это добиться его перевода в Заполярье. А могло бы закончиться гораздо хуже.
В простой гражданской жизни Игорь Панфилов-Авербух при всей своей воспитанной интеллигентности и мягкости отличался вспышками буйства, причем частыми и с размахом.
Сейчас уже трудно сказать наверняка, но кажется совершенно исторически допустимым, что Витечку и Игорька мамаши вывозили в колясках во двор в одно и то же время. И эти ребята слышали пронзительные голоса друг друга еще задолго до того, как научились говорить.
В одной песочнице, что и сейчас расположена посреди двора, они мутузили друг друга лопатками по панамкам. На одних качелях они старались перещеголять друг друга. В одних и тех же подворотнях они учились курить взатяжку.
Их верная мальчишеская дружба умиляла родителей… И даже потом, когда они вместе стали проворачивать разные делишки, они никогда не расставались.
Они пробовали много чего. И законного, и не очень. И в конце концов остановили свой выбор на одном бизнесе, который не был слишком легким, по закону карался строго, зато обещал очень большие барыши. Ну и был для самих бизнесменов довольно приятным.
Они открыли небольшой частный "массажный салон" с тремя довольно молодыми украинками, к которым затем присоединили еще двух молдаванок. Дали объявления в газеты. Потихоньку пошли клиенты.
Неуемная энергия друзей не позволяла им останавливаться на достигнутом. Они придумали еще кое-что. Как-то раз, когда Игорь наблюдал в щелку, как клиенты развлекались с их девочками, ему пришла в голову идея снимать все это на видео. Сказано - сделано. Купили камеру, установили, потом из отснятого материала смонтировали фильм… Неожиданно у торговцев порнофильмами он прошел на ура…
Даже самим "воротилам бизнеса" казалось очень странным, что в таком деле, которым они занялись, им во всем сопутствует удача. Никаких непреодолимых препятствий не встретили приятели в этом предприятии. Все происходило по намеченному плану, легко и без проблем.
Несомненной удачей было знакомство с Мотей Гладильщиковым - вором-домушником на покое. Помимо того что Мотя, по его словам, имел связи в криминальных структурах и большие возможности сбыта готовой продукции на отечественном рынке, он знал кое-кого в милиций, кто мог в случае чего отмазать.
Когда Мотя в последний раз прокололся, случилось это исключительно по вине неумолимо развивающегося технического прогресса. Мотя только что отмотал приличный срок: пять лет укреплял горнорудную промышленность страны. За это время квартировладельцы обзавелись совершенно ненужными охранными системами. Да и свои собственные оборонные инженеры, оставшись без привычной работы, накинулись на бедного обывателя со своими передовыми идеями.
Бедный Мотя залез в приличную квартирку, которую присматривал, пас почти неделю… И время выбрал подходящее - хозяева были на даче, а соседи обычно спят воскресным утром. "Зачистку территории", как Мотя называл свои операции, он наметил на четыре часа утра. В половине пятого нужно было уходить.
Громадный профессиональный опыт, первоклассные инструменты - за несколько секунд неприступная железная дверь сама распахнулась. Мотя тщательно осмотрел квартиру - ни денег, ни драгоценностей. А квартира очень богатая - мебель обита красной кожей. Евроремонт такой, что и в заграничном кино не показывали. Трехместная ванна-джакузи, компьютеры на каждом столе. А на кухне масса такого, что даже и непонятно, для чего что предназначено.
Пришлось шмонать все до самой последней мелочи. Обыскал все шкафы, простучал стены и паркет - ничего: даже документов хозяев, даже квартирной книжки и квитанций об оплате телефона.
- Не может такого быть, - хлопнул себя по лбу Мотя. - У них наверняка сейф. Ну-ка, ну-ка. - Азарт охотника повел его в самые укромные уголки квартиры.
Кладовка… Ничего…
Ванная комната… Ничего.
На кухне под посудомоечной раковиной в ящике за мусорным пластмассовым ведром стенка звенела как металлическая дверца. Мотя, стоя на четвереньках, залез туда с головой и сорвал эластичные заграничные обои, освобождая потайную дверцу заветного сейфа. Вот оно.
- Мотя, тебе не темно? Давай я посвечу, - вдруг предложил кто-то вежливым голосом и похлопал его по беззащитному заду.
- Спасибо. - Мотя сообразил, что попался, и покорно попятился в лапы блюстителей порядка.
Все это время, пока несчастный Мотя разгадывал хозяйские хитрости, с самого первого шага все его перемещения транслировались в отделение милиции на цветной монитор дежурного.
Вся квартира была оборудована потайными видеокамерами. И сканером, регистрирующим то ли нарушение объема пространства, то ли передвигающиеся объекты. Как только Мотя подошел к двери, на пульте раздался сигнальный звонок и включились видеокамеры.
Менты хохотали от души, наблюдая растерянную рожу Моти, когда он сладострастно ощупывал подушки в спальне и со слезами умиления гладил стройный белый унитаз в сортире. Большим успехом также пользовался эпизод с простукиванием кафеля в ванной. А сцену исследования холодильника замначальника по кадрам от хохота не смог досмотреть до конца. Особенно ему понравились кадры с кефиром - когда Мотя заглядывал в бутылку. И что только он там увидел? Испугался, задрожал, в ужасе отбросил бутылку на пол.
- Ну артист. Какой талантище! - восхищался лейтенант Бужилов, возглавлявший милицейскую самодеятельность.