Соня вообще росла удивительно общительным ребенком. Она обожала знакомиться с людьми, разговаривать с ними. Стоило только матери отлучиться от нее на минуту, маленькая Соня немедленно начинала действовать. Она подходила ко взрослым и на своем малопонятном детском языке лопотала им что-то. Вернувшись, Бритвина заставала свою дочь в кругу абсолютно незнакомых людей, которые весело сюсюкали, агукали вместе с Сонечкой. А та, радуясь, что находится в центре внимания, звонко хохотала и, казалось, любила всех на свете.
Будучи единственным ребенком в обеспеченной семье, девочка сумела избежать заносчивости и эгоизма. В ней не было ни капли снобизма, так присущего отпрыскам богатых родителей. И что в ней действительно подкупало, так это ее доброта и искренность. Соня всегда была готова помочь своим друзьям и знакомым.
А однажды произошел случай, который заставил всю школу восхищаться сообразительностью и смелостью девочки и еще больше укрепил ее авторитет. Соня тогда училась в шестом классе. В тот день класс писал сочинение на тему "Как я провел лето". В середине урока учительница вышла ненадолго (а если уточнить - пошла в соседний магазин за кефиром). А чтобы дети не бродили во время урока в ее отсутствие, заперла дверь кабинета на ключ. Надо же было такому случиться, что именно в это время на их этаже начался пожар. Как установили потом пожарные, кто-то из ребят бросил зажженную спичку в урну. Как только коридор наполнился дымом, все учителя, согласно правилам, вывели свои классы из здания на улицу. В спешке никому и в голову не пришло проверить: не остался ли кто-нибудь в здании. И пока вся школа, ожидая пожарных, с интересом наблюдала за происходящим, двадцать испуганных детей в панике метались в запертом классе. Только Соня оказалась в состоянии трезво оценить ситуацию. Ни секунды не колеблясь, ручкой швабры она разбила стекло в окне, которое, непонятно с какой целью, было забито гвоздями, и одного за другим заставила детей выпрыгнуть на козырек подъезда, находящийся прямо под окном. Ребята только чудом не отравились дымом, и самыми страшными повреждениями оказались порезы от разбитого стекла. Потом было громкое разбирательство этого события, против учительницы возбудили уголовное дело, а Сонина фотография еще долго висела на Доске почета в отремонтированной школе. Из всего произошедшего девочка сделала вывод: в любой ситуации прежде всего нужно трезво размышлять и действовать, а испугаться можно и потом.
Уже в этом возрасте, глядя на Соню, можно было понять, что из нее вырастает настоящая красавица, и хотя она практически сформировалась, в ее фигуре, чертах лица и манерах все еще сквозило что-то трогательно детское.
Вероника Сергеевна, наблюдая за ее жизнью и сравнивая свою дочь с детьми знакомых и друзей, не могла нарадоваться.
Как-то раз, попивая с подругой кофе, Бритвина с ужасом слушала ее рассказ.
- Представляешь, - говорила та, - семья богатая. Парню их четырнадцать с половиной лет. Полгода назад мать почувствовала - с сыном что-то неладное. Целыми днями пропадает где-то, постоянно деньги просит, потом вещи из квартиры стали исчезать. Ребенок сам не свой стал, похудел килограммов на десять, ходит как вареный, в семье ни с кем не разговаривает. Какие-то типы к нему заходить стали, здоровые, раза в два его старше. Мать спрашивает: в чем дело? - тот молчит. Ну и в один прекрасный день она его за шкирку - и к врачу. Врач посмотрел-посмотрел и говорит: "Мамаша, а ребеночек-то у вас наркоман со стажем". Та в истерику. Потащила по всем врачам, р клинику положила, деньги немереные отдала, а сыночек через неделю оттуда сбежал. Пришел домой, мать его опять в клинику, он - снова сбежал, но домой уже не вернулся. Тут на днях ей звонят и говорят: "Вы - такая-то?" Она: "Я, а что?" "А, - говорят, - сынок ваш в СИЗО, мамаша, за ограбление сидит". Теперь вот бегает - адвокатов нанимает и передачи каждый день носит, чуть ли не под окнами Бутырок ночует. Вот такая жизнь пошла.
Слушая рассказ подруги, Бритвина все больше убеждалась в том, как повезло ей в тот далекий день, когда она пришла в один из московских детских домов с целью усыновить ребенка.
Все друзья и родственники, узнав о ее решении, схватились за головы. Они пытались заставить Веронику Сергеевну отказаться от этого безумия, рассказывали страшные истории про приемных детей. Больше всего распалялась тетка, специально приехавшая из Киева, чтобы попытаться ее отговорить.
- Ты его усыновишь, воспитаешь, а он в двадцать лет тебя зарежет за десять рублей! - кричала она.
- Почему это он должен меня зарезать? - недоумевала Вероника.
- Потому что это наследственность, понимаешь, наследственность! От нее никуда не деться.
- Ну откуда ты знаешь, какая у ребенка наследственность? Они ведь все из разных семей… - возражала Вероника.
- Из хорошей семьи ребенок в детский дом не попадет! - категорично утверждала тетка. - Все они вырастают бандитами и хулиганами.
- Это от меня будет зависеть. А если зарежет, значит, и поделом мне, воспитать хорошо не смогла, - отвечала ей Бритвина.
- Дура ты, девка, до такого возраста дожила, да так и не узнала, что от тебя ничего не зависит, а от генов все. Вот я в журнале "Наука и религия" читала, что в них записано, даже сколько раз человек женится и в каком возрасте умрет.
- Ага, и на каком кладбище будет похоронен, да? - подначила тетку Бритвина. - Ты поменьше всякую чушь читай.
- И никакая не чушь это, - обижалась тетка. - Но все от генов. А их, как из пословицы известно, пальцем не раздавишь.
Но даже угрозы киевской тетки не заставили Веронику Сергеевну отказаться от принятого решения.
Вскоре супруги поехали выбирать мальчика. Порешили на том, что совсем маленького брать не будут, слишком много хлопот с грудничками, а в годик-полтора с ребенком уже попроще будет, да и к новым родителям он привыкнет быстро.
В здание детского дома Бритвина зашла с чувством тревоги.
"Как все сложится? - гадала она. - Сумею ли я сделать правильный выбор? Да и кто может определить: какой он - правильный?"
В конце концов она решила положиться на собственную интуицию, потому что все равно никаких других критериев ей придумать не удалось.
На пороге их встретила нянечка в синем рабочем халате, которая с остервенением мыла линолеум с полустершимся рисунком.
- Ноги вытирайте! - прикрикнула она, не поднимая глаз на вошедших. - А то ходят тут, ходят, наследят только, всех детей перебаламутят и пропадут с концами.
- Почему вы так говорите? - возмутилась Вероника Сергеевна. - Мы обязательно возьмем ребенка.
Уборщица с удивлением взглянула на нее: редко кто прислушивался к ее ворчанию да еще и снисходил до разговора с ней.
- Все так говорят. Если бы еще все брали, так и детских домов бы не было.
- А вам-то какое дело?
- А такое! - рассердилась уборщица. - Ноги, говорю, хорошенько вытирайте, а то потом инфекционные болезни заводятся!
Бритвина решила не продолжать этот бессмысленный, с ее точки зрения, разговор и решительно зашагала вверх по лестнице, муж, который послушно вытер ноги, с неохотой следовал за ней.
- Смотри, дорогая, выбирай так, чтобы на нас был похож. Чтобы лишних разговоров потом не было. Все-таки надо и о будущем подумать. И мальчика, - говорил он жене.
Но для Вероники Сергеевны проблема выбора решилась довольно странным образом. Приехав выбирать сына, она, совершенно неожиданно, нашла себе дочку.
Когда будущие родители вошли в игровую комнату и воспитательница представила их детям, ребята немедленно окружили супругов.
- Тетя! Дядя! Меня возьмите! - кричали они, теребя новых людей за рукава. - Возьмите, ну пожалуйста!
Пока муж раздавал ребятам игрушки и сладости, предусмотрительно привезенные с собой, Бритвина наблюдала за маленькой, худенькой девочкой, стоящей поодаль от всех. Ей, казалось, было абсолютно безразлично происходящее здесь. Она просто посмотрела на Веронику, а потом отвернулась и занялась какой-то ободранной куклой.
Непонятно, чем маленькая Сонечка так затронула сердце Бритвиной, но с первой минуты, как Вероника Сергеевна увидела ее, она поняла, что никого, кроме этой хрупкой, почти прозрачной, беззащитной девочки, она не возьмет.
Оставив мужа с продолжающими галдеть детьми, Бритвина подошла к воспитательнице.
- Кто эта девочка? - спросила она.
- Соня Ганичкина, - отрапортовала воспитательница.
- А почему она такая тихая? Она что, болеет?
- Нет, она всегда такая, серьезная очень. Рано, наверное, осознала, какая судьба у нее несчастная, - вздохнула воспитательница. - Остальные-то это только через несколько лет поймут, а эта вот уже сейчас все чувствует.
- А какая у нее судьба? Откуда она?
- Я точно не знаю, но рассказывали, что мать ее при родах умерла. Отец с горя даже на ребенка не посмотрел, напился в стельку и в тот же вечер на машине разбился. Говорят, очень он жену любил…
- Значит, она из нормальной семьи?
- Да, конечно.
- Наверное, если бы отец не разбился, она не оказалась бы здесь… - задумчиво сказала Вероника, вспоминая разговор с киевской теткой. - Значит, и наследственность хорошая.
- Хорошая, я вам это гарантирую… Но вот родственники неудачные попались. Сначала к ней все приезжали. Бабушки обе и тетка. Потом они здесь спорили, ругались, кто должен ребенка взять. Одна бабушка говорит: "Она мою дочь убила, видеть не хочу, воспитать не сумею". Другая: "Я сама уже старая, единственный сын погиб, некому обо мне позаботиться, с ребенком не справлюсь". Тетка кричит, что самой надо замуж выходить, а ребенок мешать будет. Так и не договорились между собой, а ребенок вот сиротой остался.
Выслушав эту печальную историю, Бритвина с радостью для себя отметила, что наследственность, должно быть, у девочки вполне благоприятная. Родители не алкоголики, оба умерли не от опасных болезней, в тюрьме, слава богу, никто не сидел, так что пресловутые гены, кажется, в порядке.
- Я возьму ее, - решительно сказала Бритвина.
- Ну смотрите… - Воспитательница с сомнением покачала головой. - Ее никто брать не хочет.
- Почему?
- Говорят, дикая она, молчаливая. Берут-то в основном веселых, живых, розовощеких…
- Ну я все-таки не котенка выбираю, - возразила Вероника.
- И правильно… А она-то на самом деле девочка умная и ласковая, только подход найти к ней надо. Супруг-то ваш, видно, мальчика хочет?
- Ничего, - ответила Бритвина, - это я улажу.
Уговорив мужа (это оказалось не так сложно), собрав все необходимые документы, Вероника Сергеевна добилась своего и в один из холодных осенних дней привезла девочку домой. Она была почти счастлива, только боялась, что муж не станет любить ребенка как своего.
Но спустя некоторое время Бритвин и сам привязался к малышке, которая оказалась тихой, доброй, застенчивой девочкой, не чаял в ней души и с гордостью называл "доча".
Сама же Вероника Сергеевна, с любовью и трепетом наблюдая за тем, как растет ее малышка, ее "кровиночка", терзала себя одной мыслью.
- Что будет, - говорила она лучшей подруге, - если она вырастет и узнает, что неродная нам? Это же будет такая травма для нее! Может, сказать всю правду, пока она еще маленькая?
- Ничего не говори, - советовала подруга, - она уж все, что было до вас, забыла, и нечего лишний раз напоминать. А узнает, так еще больше любить будет. Брошенные дети сильнее домашних любовь и благодарность испытывают, потому что знают, как без того да без другого живется.
…Сонечка росла в атмосфере любви и ласки. Родители баловали ее как могли. Девочка действительно вскоре и думать забыла о том, что когда-то она жила совсем в другом месте, где не было заботливых мамы и папы, не было собственной уютной комнаты и дорогих, красивых игрушек, ярких книжек и нарядных платьиц. Зато было много других детей, холодные казенные койки и одежда с черным, расплывшимся штампом на подоле…
Только иногда, непонятно откуда, перед глазами Сони появлялись длинные коридоры со стенами, выкрашенными в тяжелый зеленый цвет, комната со множеством кроватей, стоящих в два ряда, и одинокий завядший цветок в глиняном горшке.
А еще однажды Соня как наяву увидела другую картину. Она вместе с еще несколькими девочками стоит в одних трусиках в узком коридоре, ледяной кафель обжигает ее ступни, толстая тетка в белом халате выкрикивает:
- Ганичкина!
И она, Соня, подходит к этой женщине, берет из ее рук мешочек с мылом, мочалкой, полотенцем и шлепает босиком по холодному плиточному полу в душевую комнату…
На следующее утро Соня подошла к матери и в утвердительном тоне сказала:
- Мама, а мне приснилось, что у меня раньше была другая фамилия, не Бритвина.
Вероника Сергеевна побледнела на минуту, но тут же справилась со своими чувствами и спросила:
- Когда?
- Я сегодня ночью видела. Нет, мама, я часто вижу. Здание старое, там детей много, а еще комнаты большие-большие, и кошка серая есть.
- Просто ты у меня фантазерка, - отвечала ей Бритвина, - придумываешь себе что-то, а потом сама же и веришь.
Такое объяснение на время удовлетворило Соню. Она была еще слишком мала, чтобы делать какие-то выводы, а потому безоговорочно поверила матери.
Только через несколько лет, когда Соне уже было почти десять, до сих пор разрозненные картинки сложились, как детали мозаики, в единое целое. И длинные коридоры, и большие комнаты, и дети, и чужая фамилия - все это, казавшееся раньше нереальным и придуманным, стало понятным.
Соня со свойственной ей прямотой без обиняков спросила у матери:
- Мам, а я вам неродная, да?
Бритвина, готовя в это время салат, вздрогнула и порезала палец.
- Кто тебе это сказал? - серьезно спросила она.
- Никто мне не говорил, я сама догадалась. Все как-то само вспомнилось.
- Ну что ж, - вздохнула Вероника Сергеевна, - если так все получилось, я тебе объясню.
И Бритвина рассказала дочери и про то, как долго пыталась родить своего ребенка, и как мучилась и страдала оттого, что бездетна, и как решилась на усыновление, и, наконец, как приехали в детский дом за мальчиком, а нашли ее, Соню.
Девочка внимательно слушала мать, ни разу не перебила ее, только иногда вскидывала свои глаза на грустное и взволнованное лицо матери и снова опускала их.
- Теперь ты все знаешь, - закончила свой рассказ Вероника Сергеевна. - Разве что-нибудь изменилось?
- Нет… Ничего, - ответила Соня. - Ведь оттого что я все узнала, ты меня обратно не сдашь? - пошутила она.
- Нет, конечно, девочка моя! Как я рада, что ты у меня такая умница выросла, - облегченно вздохнула Бритвина и улыбнулась.
И никогда больше не повторялся этот разговор между матерью и дочерью. Соня своим чутким детским сердцем понимала, как неприятно матери вспоминать об этом, и не задала больше ни одного вопроса. А Вероника Сергеевна только нежнее стала относиться к своей девочке, пыталась больше баловать, хотя и до этого Соне ни в чем отказа не было, в общем, старалась сделать так, чтобы дочка даже на минуту не могла ощутить своего открывшегося вдруг сиротства.
Соня, конечно, потратила много времени на то, чтобы переварить, что же с ней произошло. Сильно переживала. Однажды не выдержала и рассказала обо всем своей лучшей подруге Кате. Та сначала вытаращила на Соню свои зеленые глазищи, а потом в свойственной ей манере заявила:
- Вот везет некоторым, какая у тебя мама классная, не то что моя. Может, и мне в детдом податься, глядишь, удочерит кто поспокойнее и подобрее.
Такая странная реакция подруги подействовала на Соню лучше любых утешений и объяснений, и вскоре она и думать забыла о том неприятном разговоре.
Катя была лучшей подругой с первого класса, да и жила по соседству, так что редко девочки разлучались больше чем на день. Мама Кати и впрямь была строга. Ругала и наказывала свою дочь за малейшую провинность. И не раз приходилось Соне брать на себя Катькины маленькие шалости, потому что обе они знали - Сонины родители только посмеются над тем, за что Катьку мама сурово накажет. Много раз приходилось Соне выслушивать упреки учителей за Катины проделки: за разбитый цветочный горшок, за беспорядок, устроенный в классе, за порванную книжку, за болтовню на уроке.
А однажды Катя, обидевшись на классную руководительницу за несправедливую оценку, недолго думая, взяла и вылила пузырек клея на пальто учительницы. Произошел невероятный скандал, но Соня и этот удар приняла на себя. Наказание последовало незамедлительно: строгий выговор от директора и сразу три двойки по поведению. Только память о былых заслугах девочки помешала применить к ней более строгое наказание.
За эту помощь Катя платила ей преданностью. Не было у Сони подруги ближе ее. От всех остальных приятельниц Катю выгодно отличало еще одно качество: она не завидовала Соне, хотя у той всегда была самая модная одежда, самые лучшие игрушки, самые дорогие украшения. Увидев подругу в обновке, Катя только всплескивала руками и говорила:
- Ой, как тебе идет! До чего же ты хорошенькая!
Девочки все делали вместе. Встречались по утрам, чтобы вдвоем доехать до школы (когда они стали постарше, родители стали отпускать их одних), вместе делали домашние задания, даже как-то раз влюбились одновременно - и обе в старшеклассников. И теперь каждый вечер, если, конечно, Катя не была в ссоре с мамой, девочки выходили на прогулку. Они встречались на своем секретном месте возле гаражей в глубине двора и шли обычным маршрутом к детскому саду, где по вечерам собирались старшие ребята, и предметы их любви в том числе.
Девочки с гордым и неприступным видом проходили мимо компании, делая вид, что не обращают никакого внимания на шуточки и свист, летящие им в спину. А завернув за угол, наперебой обсуждали, как посмотрели на них ребята, как пошутили, что сказали… А если иногда в этой компании оказывались девушки и, не дай бог, "их" ребята разговаривали или шутили с ними, день считался безнадежно испорченным.
Это тайное местечко за гаражами уже давно служило для встреч девочек. Там они могли делиться своими секретами, не боясь, что кто-то им помешает. Несколько рядов гаражей отделяли их убежище от шумного, оживленного двора. Девочки даже как могли обустроили свой уголок. Они притащили из дома два стула, Соня выпросила у матери старый, предназначенный к отправке на дачу столик, принесли туда журналы мод и даже толстый шерстяной плед, под которым они, тесно прижавшись друг к другу в особенно холодные вечера, рассказывали о своих тайных мечтах.
Еще довольно давно девочки договорились, что об этом месте должны знать только они двое.
Подруги приносили сюда своих кукол, брали кое-какую еду и играли. Когда куклы надоедали им, они придумывали себе истории. Иногда они воображали себя принцессами, которых злой волшебник заточил в высокой каменной башне, откуда они никак не могут выбраться. Разумеется, по всем сказочным законам они ожидали двух принцев, которые непременно должны были появиться и спасти их.
Иногда они были двумя бедняжками сестрами, которых истязала злая мачеха, заставляя выполнять самую тяжелую работу и не оставляя ни малейшего повода для радости и веселья. Две сестрички продумывали все способы своего побега из этого чужого дома…
Волшебные сюжеты не кончались, и подружкам никогда не было скучно друг с другом.