Короче, подошел я к кухонной двери, она приоткрыта, видно, что Щербинин за столом сидит, ко мне спиной. Я на дверь плечом надавил и задвижкой щелкнул. Щербинин уже через секунду ломиться стал, да так ругается, что я и от Сивого пьяного редко слышал. Давай, думаю, давай, паскуда. Матерись, в другой раз на кухне стеклянные двери ставить будешь. А задвижку твою просто так, с налету, не вышибешь. Я пробовал, знаю.
Думать-то я это думаю, а сам - обратно в комнату. Соньку за руку хватаю и к входной двери волоку. Закрыта дверь. Да только изнутри ее открыть - квартирником быть не надо. Пока, Щербинин, привет Авербуху! Ох, лохи, ну и лохи! Все я вам теперь припомню!
На площадку лестничную выскочили - куда дальше? По уму, вверх бы по лестнице да переждать. Но больно уж этот придурок на кухне орет. Придурок и есть: о соседях-то подумал, дядя? Ты их, что ли, на представление сзываешь?
А тут, слышим, кто-то по лестнице спускается. А, думаю, где наша не пропадала! И вниз! А Сонька, молодец, поспевает. Последний раз по-настоящему страшно было, когда из подъезда выбегали. А если не Авербух спускался? Если он сейчас нам навстречу? Но пронесло. А на улице меня не догонишь. Даже когда девчонка рядом шлепает. Да я тот район за неделю, пока туда ночевать приходил, так изучил - местные позавидуют. На улицах фонари, конечно, а во дворах темновато. Ищите! Но и дворами мы долго бежали, пока Сонька совсем не запыхалась, потом шагом пошли. Сонька оглядывается все:
- Не гонятся они за нами?
- Гонятся, - говорю, - будь спокойна, только не догонят. Сейчас мы их сами достанем. Я им, гадам, так врежу, будут помнить.
- Надо в милицию сообщить, но сначала ноги отсюда подальше унести.
Мы как раз на улицу выходили, там остановка, и троллейбус только что подошел. Я и номера не разглядел, вижу, что в центр куда-то идет, и ладно, сам заскочил и Соньку затянул, поехали. В окно гляжу - темно. Вроде и знакомые дома, а вроде и нет.
- А тебя? - Сонька спрашивает.
- Чего?
- Тебя как зовут?
Нашла время знакомиться! Да мне-то что.
- Коля, - отвечаю.
А сам гляжу, за окном район вроде центральный, но незнакомый какой-то. Ну не бывал я там. Не пришлось. Ладно хоть светло везде: фонари вот такие, каждый как четыре наших вышнегорских.
- Пошли. - Соньку к выходу волоку.
- В милицию пойти надо.
- Щас найдем тебе какую-нибудь милицию, не видишь - центр, здесь уж точно есть что-нибудь рядом.
Мне, конечно, к очередному лейтенанту, с его дурацкими протоколами, не очень идти хотелось, но надо же было Авербуха со Щербининым сдать, гадов.
Прошли одним переулком, другим. Видим, здание огромное, желтое. И хоть ночь уже, окна в нем светятся, подъездов много. Возле одного вроде вижу, мужик в форме стоит. Мы к нему.
- Это не милиция? - спрашиваем.
А мужик смеется (все-таки противные у них у всех, у милиционеров, улыбки, не нравятся они мне, хоть убейте).
- Можешь и так обозвать, по малолетству твоему тебя прощаю. Это, брат, МУР.
И снова смеется:
- А тебе зачем в милицию-то?
- Нам начальника нужно, только главного.
- А не главный не подойдет?
- Не подойдет.
Тут и Сонька встряла:
- У нас сообщение об опасных преступниках.
А тот все улыбается:
- Тогда еще вернее попали, это, ребятки, МУР.
- Чего-чего? - спрашиваю.
- МУР. Московский уголовный розыск. Кино про капитана Жеглова видал?
Ну а кто ж его не видал-то? Понятное дело… Я чуть на асфальт не сел.
- Дяденька, так нам сюда и нужно… Доложите начальнику, только самому главному!
Поглядел на нас мужик, нехотя к трубке потянулся.
- Приемная? Тут, понимаешь, такое дело… Дети к Вячеславу Иванычу просятся… Какие? Ну дети как дети… Говорят, информация о преступниках имеется… Нет, скажут только самому главному… Жду.
И к нам повернулся:
- Ну вот, ребятишки, доложил я. Сейчас за вами спустятся.
Минут через десять из подъезда другой мужик выходит.
- В чем, - спрашивает, - дело?
- Да вот, - первый мужик говорит, - дети к Вячеславу Иванычу просятся.
- Ого!
- Говорят - главного начальника им подавай.
Второй к нам с Сонькой поворачивается:
- Вы, ребята, кто такие?
- Я Коля, а ее Соней зовут. Мы сейчас из одной квартиры сбежали, там преступники живут. Мы покажем. Только нам самого главного начальника надо. Вы главный?
- Нет. Но я вас к нему отведу. Идите за мной. Там расскажете.
И дежурному:
- Распорядись, чтобы чего-нибудь поесть принесли… Для детей…
35
Коля почесал содранную коленку. Вот уже полчаса он сидел в этом кабинете, в кожаном кресле, которое противно липло к голой коже на ляжках - брюки бы, а не шорты, и сидеть было бы хорошо, мягко - он совершенно проваливался в это большое кресло. Пока ему все нравилось: и хозяин кабинета, и чай с сушками, которые были такие крепкие, что от них болели зубы, и интересные штуки на столе - телефон с рогульками, степлер, папочки в прозрачных обложках, и картинки на стенах, а особенно то, что слушали его здесь внимательно, как взрослого, разговаривали уважительно и все записывали. Коля был горд. Он и сам в глубине души считал себя абсолютно взрослым и опытным - недаром он столько шлялся, везде был, все видел, чего с ним только не происходило! И разве не он вывел из логова преступников Соньку, вон она сидит, глазами хлопает, сомлела от горячей еды, которой их тут накормили… Без него она б пропала, это точно! Что с нее взять. Девчонка…
Вячеслав Иванович Грязнов сидел вечером в своем кабинете на Петровке, 38, не ожидая ровным счетом никаких незапланированных происшествий. Скоро уже должен был наступить конец рабочего дня, тянувшегося так долго, так медленно. Несколько дел, бывших в ведении Вячеслава Ивановича на данный момент, совершенно от его активности не зависели - ему оставалось только присутствовать в кабинете на всякий случай и наблюдать, как постепенно развиваются события.
День выдался теплый, кабинет приятно нагрелся, было по-домашнему хорошо и скучно. Можно было бы почитать газету, спуститься в кафе или вообще уйти с работы пораньше, но Вячеслав Иванович придавал мелочам огромное значение, более всего на свете ценил пунктуальность и серьезное отношение к своим обязанностям. Этого он всегда требовал от подчиненных, того же старался придерживаться сам, чтобы вообще иметь моральное право что-то с кого-то требовать. Сотрудники знали за ним эту слабость, и потому дисциплина во вверенном Вячеславу Ивановичу заведении была на высоте, чем он втайне гордился.
Итак, он сидел в своем любимом кожаном кресле, в котором так приятно тонуло расслабленное тело - единственная потачка собственным слабостям и старым костям, - и, сложив руки на животе, практически дремал, прислушиваясь к мерному городскому шуму за окном, напоминающему шуршание морской раковины.
Из дремотных раздумий его вывел мелодичный звонок местного телефона, стоящего на столе прямо у него под носом. Еще прежде чем проснуться окончательно, генерал автоматически взял трубку и произнес дежурное:
- Грязное слушает!
- Вячеслав Иванович! - раздался на том конце провода голос помощника. - К вам тут… дети!
- Пропустите… - сказал Грязнов, медленно избавляясь от остатков сна, туманивших его мозг, и одновременно вспоминая, что где-то он слышал эту фразу - "пустите детей приходить ко мне"… И только потом, резко выпрямившись в кресле, переспросил: - Постой, Саша, я тут задремал, извини… Не мог бы ты еще раз повторить, мне со сна бог весть что почудилось…
- Вячеслав Иванович, - повторил Саша извиняющимся голосом, - к вам дети…
- Кто?! - изумился Грязнов.
- Два… двое. - Помощник с помощью интонации пытался передать начальнику, что он здесь совершенно ни при чем, как ему сказано, так он и докладывает, - два гражданина юного возраста, по пятнадцать лет, вернее, гражданин и гражданка… Хотят говорить только с самым что ни на есть главным начальником МУРа. - Произнося последнюю фразу, Саша подпустил юмору, приглашая Грязнова рассмеяться, но Вячеслав Иванович был настроен чрезвычайно серьезно и смеяться над детской наивностью вовсе не собирался. - Разрешите доложить, - подпустил в голос интимности Саша, - дело, кажется, серьезное… Я тут их немного поспрашивал, хоть они и отнекивались…
- Ну что ж. Веди их ко мне…
Положив трубку, Вячеслав Иванович встал, потянулся, хрустнув суставами, прошелся по кабинету, чтобы немножко размяться. Вскоре дверь кабинета чуть скрипнула, приотворилась и так замерла.
- Заходите, заходите, - приветливо сказал Грязнов в сторону двери. - Пожалуйста!
В дверь просунулась остриженная голова мальчишки с грязными разводами на щеках, любопытные глаза обшарили кабинет и внимательно осмотрели начальника. Затем парень, решив, видимо, что жизни его ничто не угрожает, прошел в кабинет и встал, переминаясь, а за ним вошла и остановилась у двери белобрысая девочка.
- Смелее! - Грязнов сделал приветственный жест. - Проходите, не стесняйтесь. Я совершенно нестрашный. Разве что с виду…
- Да мы вас и не боимся… - сказал гость, шмыгнув носом.
- Так чего ж у двери стоите?
- Так… А вы действительно самый главный начальник? - спросил недоверчиво мальчик.
- Правда.
- Самый-самый?
- Пожалуй, что главнее меня никого нет в этом здании… Хочешь проверить мои документы?
Так как парнишка не улыбнулся, а лишь опять шмыгнул носом, генерал, ухмыляясь про себя, достал из кармана удостоверение МУРа и протянул мальчику. Мальчик внимательно изучил удостоверение, исподлобья взглядывая на Грязнова, как это делают таможенники на вокзалах. Вид у него стал гораздо более свободный, словно он все опасался чего-то и вдруг успокоился.
- Тогда нам надо с вами серьезно поговорить. У нас для вас важные сведения, - сообщил посетитель.
- Ну так, - сказал Грязнов, забирая у парня свое удостоверение, - теперь, когда вы знаете, что меня зовут Вячеслав Иванович - а для некоторых и дядя Слава, - сказал он, строго и свысока поглядев на детей, - неплохо бы и вам назвать свои имена и присесть, чтобы нам было удобно беседовать.
- Николай, - сказал мальчик, - А она вот - Соня.
- Очень приятно, - отреагировал Грязнов, - хотите чаю?.
Он нажал кнопку и попросил секретаршу принести два стакана.
- Ну-с… - Генерал приготовился слушать, но гость его уже отвлекся.
- Ух ты! - воскликнул он. - Ну тут у вас и кресло!
- Хочешь в нем посидеть? - спросил Грязнов.
Парень кивнул.
Вот так и случилось, что беспризорник Коля, болтая ногами, сидел в кресле начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, а сам генерал расположился при нем на стуле для посетителей, приготовившись слушать. Скромная, стесняющаяся незнакомых людей девочка Соня отошла и села в уголок на диван, дуя на горячий стакан и держа его обеими руками.
- Так что вас привело ко мне, Николай, - спросил Грязнов, - надеюсь, не пустое любопытство?
И тут Николай вздохнул тяжело, отставил стакан и принялся рассказывать:
- Ну, значит, так… Сам я немосковский, издалека… Бродяжу туда-сюда, в Москву часто к вам приезжаю - больно мне город ваш нравится, жить здесь хочу; вот вырасту и непременно в Москве жить буду. Вот… Ну и, короче, на вокзалах-то не очень, там и бомжи пихают, и ваш брат - милиционер… Вот, и так было, что я уже два дня не жравши - ну таскал из помойки у забегаловок ништяки… остатки в смысле, только там народ голодный подобрался - мало что оставляли, так, засохшую корочку в кетчупе… Я уж думал - все, или дуба дам, или украду чего, больно домой возвращаться не хочется. Ну и вот подваливают ко мне два типа в шляпах, аккуратные такие, типа того что - жрать, наверное, хочешь, пойдем, мы тебя на халяву ужином накормим. Ну я ж не дурак, знаю, что бесплатный сыр в мышеловке, и спрашиваю: а что мне нужно будет делать? Ну а они: ничего, мол, может, пару фотографий с тебя сделаем… Ну, думаю, с фотографий с меня не убудет… Вот, и привезли меня на квартиру, я сперва идти не хотел, потом подумал: авось не убьют… Действительно, ужином накормили, картошка там, хлеб, огурцы, потом еще заставили ванну принять - ты, говорят, грязный… Я уж думаю: усыновить они меня, что ль, хотят? Да не, не похоже было. И что интересно - типы такие модные, красивые, а квартирка так себе, вонюченькая, хоть и большая, дряни там всякой полно, лестницы какие-то старые, газеты на полу… Правда, техника: видак там, телик, и еще какие-то такие штуки к потолку прикручены, лампы большие в фольге, когда горят - очень жарко от них. Только одна комната и есть хорошая, и то напоказ - они там кино снимают, это они мне, значит, сказали… Ну вот, а потом спать меня отправили.
Уже в первые пять минут Грязнов нахмурился, потом вообще помрачнел как туча, потом прервал рассказчика и спросил:
- Может, есть хотите? - и распорядился принести поднос с обедом из столовой.
- Ну вот так я и попался, - рассказывал между тем Коля, болтая ногами, - иногда приводили каких-то наших… В смысле молодежь, - пояснил Коля. - Но мне сперва понравилось - не на вокзале ночевать, думаю, перебьюсь как-нибудь, поосмотрюсь… Ну и потом тоже ничего было, иногда смешно. Фотографировать меня не стали, а вот в кино хотели снимать. Правда, не сняли… Да какое там кино - глупость одна. Камерка маленькая, они с руки ею снимают, а потом смотрят в окошечко, что получилось. И снимают-то такое, что сказать стыдно. Я бояться стал - думаю, а ну как они сумасшедшие? Нет, гляжу - не сумасшедшие. Просто им за это бабки текут, от тех, кто это кино покупает; а вот те, я так понимаю, точно сумасшедшие… Ну а мне какой интерес на потеху психам плясать?
Ну а потом надоело - глупости все это, думаю. Ну мы и сбежали с Сонькой… Она вообще ничего, хоть и девчонка, не трусиха какая-нибудь, только молчит много, но я уж привык. Даже хорошо - другие девчонки, бывает, все время трещат, так что голова звенеть начинает…
- Сколько человек было в квартире? - спросил Грязнов, доставая лист бумаги из ящика стола, откручивая колпачок ручки и внимательно слушая мальчика.
- Да всего два, еще иногда тетка приходила, большая, голос такой еще громкий, вот она всех гоняла-то!
- А зовут их как, ты знаешь? Внешность описать можешь?
- Да могу, но вот зовут как… Они и по именам-то друг к другу не обращались. Щербинин, кажется, одного звали. Другого Авербух… И Мотя…
"Мотя, - автоматически отметил Грязнов, - где-то я уже слышал это имя совсем недавно…"
- А как обращались?
- Да нормально… Они за нами и не смотрели почти. Я так понимаю, у одного денег было меньше, а у другого больше. Вот он и шумел… А вот тетку я помню, зовут Лейла.
- Ну и что, что-нибудь необычное делали с тобой? - осторожно спросил Грязнов, чтобы не испугать и не задеть мальчика.
- Да нет, - пожал плечами мальчик и цинично усмехнулся, - не успели… Вы зря думаете, что я маленький, - пояснил он важно, - я с десяти лет из дому бегаю, меня все ловят и отправляют обратно, а я опять…
- Что, так плохо дома? - поинтересовался генерал сочувственно.
- Да не очень. Отец пил, дрался… Пока не посадили… Ну сами понимаете. Так что я немаленький, вы не глядите, я уж столько повидал, что не каждый большой, наверное, столько видел. Ну вы, наверное, видели, - примирительно поправился Коля, - вы ж милиционер, да еще начальник… И вы старый…
- Ну спасибо, - усмехнулся Грязнов, - давай рассказывай дальше… Да погоди, что-то у тебя нос прохудился - вот на тебе мой платок пока, он чистый… Рассказывай, я слушаю.
- Ну и вот. Ничего такого… Вообще-то вот что, - сказал он, подумав, - мне-то там ничего было, может, я бы еще погодил бежать, только вот
Сонька плакала. Дядек этих она боялась, по маме скучала. Она говорит, что другая девушка видела, как пацана убили и на пленку сняли… Что ей там делать? Ей и жить есть где.
- Убили? - нахмурился Грязнов.
Соня кивнула. По щеке тут же покатилась слеза.
- Ну ладно, - решил генерал, - мы потом об этом поговорим…
- А Соня туда так же, как и ты, попала?
- Не, ее дядька на улице увел, а потом передумал и этим двум отдал… Она сама рассказывала.
- А фамилия твоя как? - аж привстал Грязнов.
- Бритвина… - прошептала Соня.
- Так ведь наслышаны мы про тебя, Соня Бри-твина! Обыскались тебя твои родители, уже и не чаяли, что ты жива…
Грязнов не имел опыта общения с сиротами. Следовало бы поскорее отправить ее к родственникам - кто там у нее, отец, мать? Пускай сами разбираются…
- Что ж ты с дядей-то незнакомым пошла? - расстроился Вячеслав Иванович. - Тебя разве родители не учили, что с чужими даже разговаривать нельзя? Ребята, вы даже не представляете, как вам повезло. Все это могло кончиться гораздо хуже, ну ничего, это вам урок. Что ж… Спасибо, Николай, за сведения. - Грязнов поднялся и направился к телефону.
- А что вы с ними теперь сделаете? - заинтересовался Коля. - В тюрьму посадите?
- А как же, обязательно… Нет у нас в стране таких законов, чтобы маленьких да слабых обижать, тем более - девочек… Вот вы нам адрес расскажете, и мы сейчас прямо поедем и всех арестуем, - пообещал генерал.
- Ух ты! - У Коли загорелись глаза. - А мне можно посмотреть, как вы арестовывать будете? Стрелять там будут?
- Нет, стрелять не будут, я думаю, - сказал Грязнов, - а вам незачем ехать. Мы уж как-нибудь сами справимся… Так где, ты говоришь, квартира-то?
- А я адрес не помню, - сказал, что-то прикинув, Коля. - Метро помню, а дальше я только так… глазами.
Грязнов посмотрел на Колю с подозрением.
- Что-то ты хитришь… Может, Соня знает?
Но Соня на диване молча покачала головой - не знаю.
- Ну хорошо, Коля, твоя взяла, - вынужден был согласиться Грязнов, - поедем, покажешь адрес. А Соню твою мы тогда сейчас домой отправим…
- Не, - сказала вдруг Соня первую свою фразу за сегодняшний день, - я с Колей…
- Чего - с Колей?
- Я с Колей поеду… - прошептала. девочка и надула губы, готовясь заплакать.
С одной стороны, следовало бы передать ее на руки родителям, и дело с концом. С другой - Грязнов прекрасно понимал, что девочка пережила тяжелый стресс… А к мальчику она привязалась, конечно, такой уж у нее возраст, он для нее сейчас ближе самых близких родственников, так что исходя из соображений пользы для девочки…
- Ну, молодежь, - развел руками Вячеслав Иванович, - и что мне с вами делать? Хорошо, поехали все вместе, только потом, чур, я вас сам, на своей машине, всех развезу.
- Хорошо, - легко согласился Коля, - пожалуйста… Как хотите.
Вызвав группу оперативников, Вячеслав Иванович погрузил детей в служебную машину и сам поехал с ними. Информацию о том, что Соня Бритвина нашлась, жива и здорова, он попросил передать Веронике Сергеевне Дениса.
По дороге пришлось остановиться, потому что Соня захотела внезапно в туалет, и подождать, пока она забежит в "Макдоналдс".
- И чего терпела? - выговаривал ей Коля. - Видишь, задерживаем операцию! На месте не могла зайти… - Видимо, он на правах старшего окончательно взял над девочкой шефство.