Но всех перечисленных достопримечательностей в ночной тьме видно не было. Хутор Березовый, где берез отродясь не росло, встретил гостей глубокой деревенской тишиной, от которой спасал только лай собак. "Форд" въехал на основную улицу хутора. Седов проследил за его удаляющимися габаритными огнями.
– Остановись здесь, – сказал он водителю, уже намеревавшемуся свернуть следом за "фордом". – Не надо привлекать внимание.
Роман остановил "тойоту", но мотор не заглушил. У него был вид человека, медленно, но верно погружавшегося в глубокое отчаяние.
– Выключай двигатель, – снова распорядился Седов, уже взявший на себя функцию руководителя и не заметивший, что вовсю "тыкает" Роману, хоть никто ему этого и не разрешал. – Я пойду за "фордом", а ты сиди здесь. Смотри не высовывайся и, главное, будь готов на случай, если придется срочно удирать. Понял?
Пашка уже распахнул дверь, готовясь выскочить наружу, но тут Роман возразил:
– Почему ты?
– У меня в таких делах опыта больше, – буркнул Седов.
– Вот почему тебя Эля наняла…
Усмехнувшись, отставной сыщик подумал, что опытная аферистка даже не предполагала, что рыжий пьяница – волк в овечьей шкуре…
Он вылез из "тойоты" и пошел вслед за "фордом", намеренно не сворачивая на узенький тротуар, идущий вдоль низких домов и крашеных железных ворот, чтобы не бесить местных горластых Полканов. Лай собак мог бы привлечь внимание сектантов.
Центральную улицу Паша прошел до конца и оказался на огромном пустыре, посередине которого возвышалась одинокая постройка, имеющая некоторое внешнее сходство с образцами романского архитектурного стиля. Башня была обнесена каменным забором, по верху которого была протянута колючая проволока, точь-в-точь как это было принято в пенитенциарных учреждениях. Пашка заметил, что над воротами возвышалась маленькая сторожевая башенка – двойник башни большой. В маленькой башенке сидел охранник, в окошке-бойнице горел свет.
Не сомневаясь, что им обнаружен приют главы секты, Седов подходить к забору не стал. Он предполагал наличие видеокамер, расставленных по периметру.
Для слежки подходило только одно место – кусты в десяти метрах от забора, чуть левее от ворот. Седов подобрался к ним, максимально соблюдая осторожность.
Со своего места Паша видел только верхние темные окна башни, но, судя по отсветам, идущим снизу, где-то в первом или даже цокольном этаже здания находились люди.
Неожиданно Паше показалось, будто он различил женский крик. Крик вскоре повторился в ночной тишине, потом еще. Мурашки пробежали по его спине. Собственная беспомощность угнетала и злила. Однако идти на приступ было бы безумием…
"Вернусь к Роману, возьму телефон и позвоню в милицию! – решил он. – Пусть делом занимаются профессионалы, а мне пора выпить!"
Но вдруг хлопнула дверь, раздались звуки шагов. Паша присел на корточки и осторожно выглянул из-за куста. Ворота разъехались. В освещенном проеме Паша разглядел, как в "форд" погрузились три мужские фигуры. Даже издалека было видно, что двое мужчин идут ссутулившись, тяжело передвигая ноги, а третий двигается легко, бодро. Седову показалось даже, что этот веселый третий посмеивается или напевает себе под нос.
Эли с ними не было.
В числе этих мужчин не было и "председателя". Паша решил, что он живет в хуторе, и его высадили возле дома по дороге к башне. По-видимому, добрый селянин не был посвящен в закулисные делишки организаторов секты.
Как только "форд" отъехал достаточно далеко, Павел направился в сторону машины Романа.
– Как ты долго! Что это за машина уехала?
Отсюда мне не видно было.
Муж аферистки ждал Пашку на дороге, в паре метров от своей "тойоты".
– Что-то произошло, – ответил ему Пашка. – Звони в милицию!
– Что произошло? – Роман схватил Пашку за рукав куртки. – Эля?.. Что они с ней сделали?
Он бросился к багажнику, открыл его, полез внутрь.
– Рома, не надо, слышишь? – Пашка бросился к нему, схватил его за плечи.
Муж аферистки уже успел вытащить винтовку из мешка и из багажника.
– Не мешай мне, Паша, – стал вырываться он из рук рыжего алкоголика. – Ты не понимаешь, я люблю ее!
– Стой!
Пашка рывком оттянул Романа от багажника и тогда – нечаянно или преднамеренно, Седов этого так и не узнал, – резко развернувшись с винтовкой в руках, Роман влепил Паше в челюсть прикладом винтовки.
Едва успев сказать "ох!", Паша ощутил, как клацнули его зубы. Не удержавшись на ногах, он сел на землю. Тем временем "тойота", пустив Паше в нос небольшой вонючий клуб дыма, стала удаляться.
Он встал, ругая распирающую боль в челюсти нехорошими словами, и потрусил к башне, предчувствуя дурной оборот событий. Свернул на улицу, ведущую к пустырю, скорее угадывая, чем различая огни "тойоты" и очертания башни впереди.
Затем раздался оглушительный в ночной тишине металлический удар.
Прошло несколько минут, и раздался винтовочный выстрел.
"Он пустил в дело Драгунова, – понял Седов, ощущая, что его рыжие волосы становятся дыбом. – Наверняка зарядил заранее. Рома, Рома, что ты натворил?!"
Подбегая к забору, он вспомнил про камеры. Накинул на голову капюшон куртки, а на нижнюю часть лица натянул ворот свитера.
Наконец оказался на месте происшествия. Романова "тойота" стояла в метре от ворот, слегка разошедшихся от удара, передняя часть машины была основательно смята. Искореженный капот салютовал небесам, передние крылья были согнуты, но правая фара продолжала упрямо светиться. И прямо под ней лежал молоденький паренек, как догадался Пашка, прошитый пулей.
Пашка склонился к нему. Охранник был мертв, на спине и груди были мокрые пятна, ощущался запах крови.
– Я не хотел, – услышал Пашка за спиной. – Я почти машинально…
– На хрена ты стрелял в пацана? – мрачно спросил Пашка, рыская в свете фар. Он мечтал найти гильзу.
– Это самооборона! Я подъехал, врезался в ворота, машина назад откатилась, тут он уже подбежал, раскричался. Стал пистолетом мне грозить. Я выскочил из машины, вытащил винтовку и… Прости меня, я не хотел…
– Рома, ты просто…
От возмущения Пашка захлебнулся словами.
Тут же нашлась и гильза.
– Давай Элю искать, – перебил его Роман.
Рыжий алкоголик в отчаянии осмотрелся, увидел щель в помятых носом "тойоты" воротах, прикинул что-то про себя.
– Валить отсюда надо, – заметил он деловито, продолжая разглядывать щель в воротах. – Ладно, ты из своей тачки возьми документы, оружие, телефон. Мы ее отгоним отсюда подальше и потом заберем. А я пока…
Словно загипнотизированный, Паша шагнул к воротам и просочился сквозь неровное отверстие между ворот.
– Я тут не пролезу! – крикнул Роман ему вслед.
– Жди меня, – ответил Седов, опуская голову перед окуляром видеокамеры, установленной над дверью в башню.
Он потянул ручку двери на себя, она не поддавалась. Бегом Пашка вернулся к Роме, который все пытался протиснуть свое расплывшееся тело в щель между створками ворот, выхватил у него из рук винтовку и вернулся к двери. Один выстрел с пяти шагов разворотил замок. Такой же выстрел размолотил камеру. Седов надеялся, что запись ведется на карту памяти, вставляемую в камеру, и не поступает на компьютер в доме.
Вторую гильзу от Драгунова Паша нашел, а третью – не смог. Впрочем, было уже некогда. Слегка оглушенный Павел Петрович, потирая ушибленное отдачей плечо, положил винтовку на землю и вошел в башню.
* * *
Внутри было тихо и темно. Слабые блики света попадали в помещение только со двора, где светились несколько фонарей на углах забора.
Помня, что свет он видел в нижних этажах, Паша пошел вперед, пока не наткнулся на перила лестницы. Осторожно спустился вниз, на ощупь обнаружил дверь. Она была не заперта.
Паша вошел внутрь. Осторожно пошарил по стене возле двери, нащупал светильник, нажал на его клавишу. Вспыхнул свет, и Паша остолбенел.
Подвал был большим и почти пустым. Видимо, им совсем не пользовались, если не считать крайние случаи. Например, казнь непослушной девушки со светлыми волосами.
Паше приходилось и раньше видеть мертвые тела, но к этому зрелищу он привыкнуть так и не сумел. Сегодня же, трезвый, усталый, он почти ничего не ощутил, увидев ее, еще недавно такую живую, такую хитрую, такую умную, лежащей здесь, на земляном полу. Она была мертва – вокруг ее тела землю пропитала кровь.
Седов склонился над ней. Дутая легкая куртка Эли была застегнута до горла, однако интуиция подсказала Паше, что под ней что-то не так. Паша опустил ворот свитера, освободив нижнюю часть лица, глубоко вдохнул через нос, выдохнул через рот и потянул за собачку замка.
На открывшемся горле любительницы анекдотов зоркий Пашин глаз разглядел несколько синяков. Она была задушена, а потом…
– Эля?! – услышал Седов за своей спиной тихий голос Романа. – Это я ее убил!
Обернувшись, Паша понял, что тот сейчас потеряет сознание. Серый, как пепел, с блуждающим взглядом и трясущимися руками, Роман прикрывал рот руками, чтобы не закричать.
Ему было чего испугаться. Паша уже расстегнул куртку до конца, обнажив грудь девушки со светлыми волосами, на которой зияла ужасная рана. Но Роман не разглядел того, что увидел Паша: у Эли не было сердца.
Глава 14
ДЕЛО ДРЯНЬ!
Утро добрым не бывает. Эта истина заново открылась Седову, едва рассвет проник в окна его маленькой квартиры. Словно петух, встречающий первый луч солнца, заголосил телефон. С трудом открывая мутные глаза, Пашка проклинал мерзавца Белла за все хорошее, что тому удалось сделать для человечества. Телефон продолжал названивать, и пара недобрых пожеланий была отнесена на счет настойчивого звонаря. Однако вместе с разбуженным сознанием проснулось и глубоко запрятанное вчерашнее потрясение: Эля.
Паша дотянулся до телефона.
– А… – Первая попытка произнести короткое слово была неудачной. Пересохшее горло не желало издавать звуков. Кашлянув, Паша попробовал еще раз, и вышло лучше: – Алло!
Но он опоздал. В трубке щелкнуло, раздались гудки отбоя. Подождав немного повторного звонка, Седов зевнул, пытаясь вернуть сон принудительно, и, не добившись результатов, отправился на кухню. Там он дождался, пока закипит чайник, налил себе кофе и только тогда позволил воспоминаниям напасть на себя.
…Обнаруженное в подвале сразило Романа напрочь. Из человека он превратился в амебу, что Пашу слегка разозлило. Постаравшись не допустить, чтобы Роман разглядел тело Эли во всех деталях, он утащил его из подвала. Вместе отставной сыщик и муж девушки со светлыми волосами оттолкали "тойоту" от ворот в лесополосу, где Паша, вооружившись фонариком, облазил весь салон машины, с тем чтобы оставить как можно меньше улик. Он рассчитывал, что сектанты в милицию не обратятся, но гарантий тому не было.
На обратном пути от злосчастного хутора Березового до города – пешком, к несчастью рыжего алкоголика, – Роман замучил Пашку причитаниями. Пашке и жаль было толстяка, и очень хотелось сунуть кляп ему в рот. Он и сам был подавлен случившимся, особенно потому, что не поверил очередному "волки, волки!" бедной Эли.
Через три изматывающих часа они добрались до города. Простились у дороги, где Пашка поймал для вдовца такси. Сам он решил пройтись до самого дома в надежде проветрить мозги.
Садясь в машину, Роман судорожно вздохнул.
– Я уеду отсюда, – сказал он. – Прощай, Паша!
Седов кивнул ему, пообещав себе, что сегодня же забудет все это. Если Роман решится обратиться в милицию, то это его дело…
Итак, сказал себе Паша, допив кофе и покончив с воспоминаниями о прошлой ночи, все приключения позади, можно начинать пить прямо сейчас. Паша достал заветную свою заначку, поставил на стол, нашел в шкафчике рюмку, налил. Каждое действие он пытался наполнить предвкушением счастливейшего мига – первого легкого хмеля, который ему даже нравился. Поднес рюмку ко рту, ощутил прикосновение к чувствительным обонятельным рецепторам водочных флюидов и… поставил рюмку на стол.
Тут из-за дома, стоявшего напротив Пашиного, высунулся первый луч солнца, осветив кухню. Седов прикрыл рукой покрасневшие от недосыпа глаза.
– Э! – протянул он с досадой. В словарном эквиваленте это означало: "Если и пить не могу – дело дрянь!"
И тогда он признал очевидное: третий глаз снова был в деле. Он сообщал информацию, выбросить из головы которую не мог даже человек, еще при жизни решивший не жить: в секте творятся темные делишки, скорее всего, ритуальные жертвоприношения, потому что из груди девушки со светлыми волосами вырезали сердце. Полгорода состоят в этой секте, и к чему это все приведет? Что, если каждому из членов секты понадобится принести по жертве дьяволу или кому там надо приносить эти жертвы? Простейшие расчеты подсказывают – другая половина города будет просто вырезана сектантами.
"Ну, как-то так, – невесело усмехнулся Паша, глядя мимо своей водки, – плюс-минус…"
Хотелось поговорить с кем-нибудь, кто был бы сведущ в делах такого рода, но на память нужное имя пришло не сразу. Оно будто бы вилось вокруг рыжей головы уже некоторое время, но не могло пробиться в эту голову, потому что Седов в свое время запретил своему сознанию впускать его. Он предвидел, что от имени отца Сергия протянется цепочка к другим именам и образам, а от этого затеплится огонек воспоминаний, разгорится в пожар, и запылает однажды обожженная душа, а это больно, этого не хочется! Но имя уже проросло в мозгу, делать было нечего.
Паша достал из секретера старый блокнот в красной дерматиновой обложке, нашел номер телефона священника и набрал его. Отец Сергий узнал Пашу сразу, будто бы звонок Седова был воплощением его собственного желания поговорить со своим другом-алкоголиком. Пашка попросил о встрече, получил согласие и отсоединился.
К церкви Успения Пресвятой Богородицы Седов подходил не торопясь, рассматривая заново отстроенное здание и стараясь убедить себя, что о прошлогоднем пожаре ему не напомнит ничто.
"Если бы душу можно было отстроить заново!" – пришла в голову мысль.
Паша сел на лавочку у входа в здание церкви, из уважения к месту курить не стал, хоть и хотелось до одурения. Вместо этого он смотрел на шрамы на своих руках.
– Паша, здравствуй! – услышал он глубокий голос отца Сергия.
Паша встал, встречая его.
Отец Сергий был одного с Пашей роста, но казался выше, потому что держался прямо, выставляя вперед свою черную упрямую бороду, и смотрел на окружающих немного свысока. Однако свой грех гордыни отец Сергий умело обуздывал. Кроме всего, священник был умен, увлекался далеко не только теологией, скрывая вместе с гордыней докторскую степень по антропологии.
Седов припомнил, как познакомился с отцом Сергием, и невольно улыбнулся. Ему было двадцать лет, взглядов он придерживался антиклерикальных, и ни за что он не пришел бы в церковь, если бы не мать. Она с трудом ходила и говорила, потому что после смерти отца ее разбил инсульт, но твердо вбила себе в голову, что ей надо отмолить в церкви грехи – свои и мужнины.
Паша в родительские грехи не верил – мама с папой были самыми порядочными людьми из всех, кого он знал, однако волю родительницы уважил и привел ее в церковь.
Переступив порог храма, первым делом Пашка поинтересовался, стремясь, чтобы услышали его все присутствовавшие:
– Граждане, вы в курсе, что Бога нет?!
Это было только начало его обширнейшей программы по пропаганде атеизма!
В этот самый момент к нему подошел моложавый священник с ухоженной черной бородой и тихо сказал на ухо:
– Молодой человек, это не важно, вы потерпите немного. Ради матери!
Пашке стало стыдно.
Они еще много раз встречались с тем священником, спорили до хрипоты, даже ругались, а в итоге – подружились. Потом Паша взялся искать сумасшедшего, который жег церкви, оставляя в них тела убитых им женщин, и отец Сергий помогал ему знаниями и советами. Последний раз священник навестил сына своей прихожанки в больнице. Замотанный в бинты, Паша смотрел сквозь посетителей и докторов, а за все время его визита произнес только одну фразу: "Я будто бы собственными руками ее убил!"
Теперь они встретились снова.
Отец Сергий бесцеремонно разглядывал Пашку.
– Знаю, что злоупотребляешь… – Священник щелкнул себя пальцами возле кадыка, рассмешив Седова этим легкомысленным жестом, диссонирующим с благообразным видом и рясой. – Не понимаю, – не успокаивался отец Сергий, – как такой умный парень, как ты, может губить себя водкой!
Пашка пожал одним плечом.
– Не понимаю, – буркнул он в ответ, – как такой умный человек, как ты, может верить в Бога?
– Ладно, – сказал отец Сергий, который никогда не попадался в Пашкины ловушки, – ты всегда был упрямым. Может, своего и добьешься – сдохнешь от цирроза… Итак, о чем желаешь поговорить?
Отогнав от себя ощущение дежавю, Седов ответил:
– О вреде сектантства. – Слова будто бы повисли на некоторое время между собеседниками.
– Как странно, – сказал отец Сергий задумчиво. – Видно, Бог мои мысли слышал. Я тоже об этом думаю не переставая. Пойдем, в саду поговорим.
Они прошли в глубь двора, обогнули церковь, отворили маленькую калиточку в деревянном высоком заборе и прошли в цветущий белым и розовым церковный сад. Здесь было тихо, пели птицы, молодая травка блестела на солнышке.
– Я подумал, что ты сможешь мне кое-что объяснить, – сказал Седов. – Эта секта, что у нас в Гродине, она, как мне кажется, всем мозги запудрила. Рассказывают о ней невероятное: и бизнес продвигается, и здоровье крепчает, только надо пойти на собрание и получить благословение.
Священник покивал на его слова, видимо подразумевая, что и сам такие байки слышал неоднократно.
– Да, что-то у нас тут происходит, трудно не согласиться, – произнес он. – Видишь ли, я это заметил по своим прихожанам. Их стало меньше. В основном исчезли молодые лица. И это грустно. Еще пропали несколько моих основных жертвователей. – Отец Сергий чуть виновато улыбнулся. – Ты пойми меня правильно, но как мы звонницу построим или православный приют для детей организуем, если не будет щедрых благодетелей? А что тебя интересует в первую очередь?
– Все, – уклонился от прямого ответа Паша.
Священник на минуту задумался, а потом начал говорить: