- Прости, Инночка, - сказал он негромко. - Вот такой я у тебя нескладный, каким был, таким и остался. Скучаю я по тебе… очень скучаю. А ты мне не снишься даже. Сегодня вот только глаза твои померещились. Я люблю тебя, очень. Прости, что раньше таких слов не говорил, стеснялся. Но ты ведь знала, правда? И не сердилась? Не сердилась, знаю, огорчалась только… про себя. Прости. Скоро Сережка вернется, свадьбу сыграем, внуки пойдут…
Он и не замечал, как по лицу одна за другой катились редкие, но очень, очень соленые слезы…
Вечером он так и не дождался Алины, рассеянно поужинал, рассеянно посмотрел телевизор и рано лег спать. Заснул - и почти тотчас же услышал звонок в дверь, настойчивый, тревожный и одновременно робкий. Господи, кто это на ночь глядя?
Впрочем, ночь уже заканчивалась. Значит, сам не заметил, как заснул. Вадим Сергеевич, не спрашивая, распахнул дверь и остолбенел. На пороге стояла Алина. Растрепанная, грязная, заплаканная и… босая.
- Что случилось? - выдохнул он.
Алина опустилась на пол возле двери и отчаянно, по-детски зарыдала. Сквозь эти рыдания пробивалось нечто совершенно бессмысленное:
- Мама… поздно пришла… печку керосином… вытащить не успели…
Вадим Сергеевич почти на руках внес девушку в квартиру и больше часа пытался как-то успокоить. Но рыдания Алины не утихали, перешли в самую настоящую истерику и он, перепуганный, вызвал "Скорую", которая на сей раз оправдала свое название и приехала с рекордной скоростью - через пятнадцать минут. Пожилой, уставший врач молча сделал Алине какой-то укол, а потом негромко сказал медсестре:
- Помоги девушке умыться, что ли…
Та повела уже бессловесно-покорную Алину в ванную, а Вадим Сергеевич задал, наконец, измучивший его вопрос:
- Что с ней?
- Сильный стресс, - отозвался врач, слегка оживившийся после того, как в его кармане оказалась крупная купюра. - Я бы даже сказал - сильнейший. Пару часов назад коллеги с другой подстанции на пожар в слободу выезжали. Думаю, девушка ваша оттуда прибежала, не случайно вся в копоти.
- Она что-то пыталась сказать о пожаре, - вспомнил Вадим Сергеевич.
- Домишко деревянный там сгорел. То ли проводка подвела, то ли с сигаретой кто-то заснул…
- Она что-то говорила про печку…
- Стресс у нее. Ну, кто в такую погоду печки топит, сами посудите. Она вам, простите, кем будет?
- Она будет женой моего сына, - с холодком в голосе ответил Вадим Сергеевич. - Сын сейчас в армии.
- А-а, ну, значит, под присмотром будет. Укол я ей сделал сильный, может до вечера проспать. А там, простите, только время поможет. Там ведь кто-то погиб, на пожаре этом. Женщина какая-то…
- Это ее мать, - тихо сказал Вадим Сергеевич. - Недавно из больницы выписали.
Тут вернулась медсестра с почти уже спящей, зато умытой и причесанной Алиной, на которой вместо закопченного платья был надет махровый халат Инны Ивановны, так и висевший в ванной комнате. Точнее, не надет: тоненькую Алину этот халат укутывал едва ли не в три слоя.
- Уложите вашу невестку спать и по возможности последите за ней. Дома, кроме вас, кто-нибудь есть?
Вадим Сергеевич покачал головой.
- Я вызову сиделку. Хорошая женщина, помогала моей жене, когда та бедро сломала…
- Ну, и ладно, - покладисто согласился врач. - Покой, только покой. До свидания.
- До свидания, - машинально отозвался Вадим Сергеевич.
Алину уложили в Сережиной комнате и Вадим Сергеевич, вызвав сиделку, долго курил на кухне, пытаясь собрать разбегавшиеся мысли. Потом решительно тряхнул головой и позвонил знакомому полковнику милиции, чтобы получить хоть какую-то информацию.
Вопреки ожиданиям, информацию он получил почти сразу и достаточно полную. Деревянный домишко, вторая половина которого давно пустовала из-за аварийного состояния сооружения, загорелся часов в девять вечера. Пожарные приехали как раз вовремя для того, чтобы спасти… девушку, рвущуюся в самый огонь. Она кричала, что там осталась ее больная мать, рыдала, умоляла спасти пожилую, беспомощную женщину…
- Так убивалась, - хмыкнул полковник, - что некоторые даже подумали: сама подожгла. Матушка-то у нее была головой скорбная, с такой возиться молодым не очень-то интересно. Да еще хибара эта… А ты, Сергеич, с какого бока интересуешься?
- С такого, - довольно резко ответил Вадим Сергеевич, - что эта ваша злоумышленница - Сережки моего невеста. И я точно знаю, что на преступление она не способна.
- Да? - искренне удивился полковник. - Твоя, значит, почти родственница? А что в такой халупе живет?
- А то, что сестрица ее старшая последней сволочью оказалась…
Вадим Сергеевич вкратце рассказал историю квартирных мытарств Алины. На другом конце провода полковник только присвистнул:
- Ну, дела! А что ж ты мне раньше не позвонил?
- Она же и запретила, Алина. Гордая очень. Матушку ее я, правда, в приличную лечебницу определил, а дальше уже ничего сделать не мог. Ничего, теперь сделаю. Квартиру я куплю, конечно же, на Сережку куплю, чтобы лишних разговоров не было, а ты помоги девочку там прописать. Все равно ей новый паспорт делать и все такое… Пока спохватится - уже штамп о прописке стоять будет.
- Я могу и штамп о браке организовать, - на полном серьезе предложил полковник.
- Не сомневаюсь. Только потом они с Сережкой мне, старому, голову-то и оторвут. За злоупотребление, значит, знакомствами.
- Что, оба такие принципиальные?
- Оба, - со вздохом подтвердил Вадим Сергеевич.
- Значит, в тебя пошли, - неожиданно заключил полковник. - Или в Инну твою, царствие ей небесное.
- Наверное…
- А где она сейчас будет жить?
- У меня, где же еще? Только что "Скорая" уехала, сейчас сиделку жду. Сережкина-то комната свободная.
- Ладно, все сделаю. Только сестрице ее прописку устраивать вообще нигде не буду, не взыщи. Пусть, если вернется, сама старается, коли такая шустрая.
- Да мне бы век о ней не слышать! А за помощь - заранее спасибо. Заходи как-нибудь, Инну помянем, поговорим не о делах.
- Зайду, - искренне пообещал полковник. - Вот самые неотложные дела разгребу - и зайду. Давно не виделись.
Оба прекрасно знали, что все это останется только мечтами: свободного времени у полковника не было уже тогда, когда он носил лейтенантские погоны. И что увидятся они, скорее всего, на свадьбе… если, конечно, до этого не произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее и вовсе не радостное. Двух-то школьных друзей они похоронить уже успели…
Алина поправлялась долго. Исхудала почти до прозрачности, была неестественно молчаливой и почти все время спала. Она и не ела бы ничего, если бы Вадим Сергеевич буквально силком не впихивал в нее все мыслимые и немыслимые деликатесы, которые только мог раздобыть. В его ресторане один из поваров вообще готовил только для Алины - крохотные порции, но по десять-двенадцать блюд в день.
Наконец, врач, который наблюдал Алину все это время, сказал, что кризис вроде бы миновал, но хорошо бы отправить девушку в санаторий, закрепить результаты лечения и развить, так сказать, успех. Радостный Вадим Сергеевич притащил домой целую кучу красочных проспектов лучших санаториев мира и… обнаружил, что Алина действительно поправилась.
- Никуда я не поеду, - слабым, но решительным голосом заявила девушка. - Не нужны мне никакие санатории.
- Так ты никогда не поправишься, - рассердился Вадим Сергеевич. - Что за детский сад, в самом деле! Поедешь, как миленькая.
- Не поеду, - еще более твердо сказала Алина. - Я здесь все запустила, семестр вот-вот закончится, нужно сессию сдавать.
- Возьмешь академический отпуск, подумаешь!
- Не хочу.
- А что ты хочешь? - повысил голос Вадим Сергеевич. - Стать инвалидом? Это в лучшем случае, между прочим. Про худший даже говорить не хочу, хватит с меня Инны…
Он осекся, резко встал и вышел на кухню. Не хватало еще орать на девочку из-за своих страхов. Но за время ее болезни он так извелся от тревоги, так гнал от себя мысль о том, что может потерять… опять потерять. Вздор! Она молодая, в общем-то здоровая, поправится, обязательно поправится.
Вадим Сергеевич почувствовал легкое прикосновение к локтю. Вздрогнул, обернулся и увидел Алину, которая неслышно вошла на кухню. Такая трогательная в новом, пушистом халате ее любимого цвета, цвета слоновой кости…
- Не сердитесь, дядя Вадим, - прошептала она. - Мне, правда, не нужен санаторий, вот честное слово. Не хочу никуда ехать, буду здесь гулять, принимать витамины, хоть рыбий жир пить. Только не отправляйте меня никуда, пожалуйста…
Она замолчала и опустилась на первый попавшийся стул.
- Девочка моя, - растроганно сказал Вадим Сергеевич, - я же хотел для тебя… Ну, успокойся, никуда никто тебя силком не отправит. Только обещай, что пока поживешь тут, не будешь ничего делать по дому и вообще…
Она подняла на него враз засиявшие темные глаза:
- Обещаю. Я все буду делать потихонечку… то есть буду делать только то, что вы разрешите. И потом… мне же пока все равно негде жить.
- Успокойся, есть. Пока ты болела, тебя уже прописали по новому месту жительства… взамен сгоревшего. Квартирка небольшая, но уютная, отсюда недалеко, я сам проверял. Там пока ремонт делают, то-се…
- Все-таки вы купили квартиру, - пробормотала Алина.
- Ничего я не покупал, - попробовал вывернуться Вадим Сергеевич. - Тебе дали…
- Дядя Вадим, вы же, простите, врать не умеете. Кто это мне сегодня что-нибудь бы дал? Максимум - компенсацию, и то…
- Хорошо, купил. Но компенсацию тебе действительно дали, и именно на нее и делается ремонт. Я ведь тебя немножко знаю, правда?
Алина слабо улыбнулась и кивнула:
- Правда. Но в санаторий я не поеду.
Вадим Сергеевич только вздохнул.
Молодость есть молодость. Встав на ноги, Алина действительно начала быстро поправляться. Смогла подготовиться к зимней сессии и благополучно ее сдать, а на зимние каникулы Вадим Сергеевич повез ее отдыхать в Альпы на горнолыжный курорт. Как ни возражала Алина, на сей раз ей пришлось подчиниться: ее будущий свекор мог быть таким жестким, что ему позавидовал бы иной боевой генерал.
Эта неделя для обоих пролетела, как волшебный сон. Домик-игрушка с двумя спальнями, кухней и гостиной внизу, который снял Вадим Сергеевич, оказался настолько уютным и удобным, что ходить на какие-то дискотеки или в многочисленные бары просто не хотелось.
Оба учились кататься на горных лыжах, что называется, "с нуля". Оба весело падали, еще более весело преодолевали самые примитивные маршруты наравне с маленькими детьми, оба приходили с тренировок, вывалявшись в снегу так, как эти самые дети-то не успевали.
Алина наслаждалась всем: каждым мгновением солнечных, слегка морозных дней, запахом снега и хвои, живым огнем в камине, обедами в облюбованном ими небольшом ресторанчике. А Вадим Сергеевич… Вадим Сергеевич наслаждался еще и тем, что его девочка так безмятежно и безоблачно счастлива.
Им не очень хотелось с кем-то знакомиться, но на маленьком курорте подобные знакомства были неизбежны. И если общение с иностранцами ограничивалось - из-за незнания языков - улыбками и приветствиями, то с соотечественниками (а куда же без них теперь в любом уголке земного шара?) общаться все-таки приходилось.
- Какая красивая у вас дочка! - то и дело слышал Вадим Сергеевич. - На маму похожа?
- На маму, - кивал он. - Мама у нас была замечательная.
При этом он искренне имел в виду Инну, которую, кстати, впервые вспоминал без горечи и боли, а с какой-то светлой печалью. Конечно, она была необыкновенной, неповторимой, но… Но ее нет, а Алина действительно становится ему близка и дорога, как родная дочка, которой у них с Инной так и не родилось.
- Дядя Вадим, как я счастлива! - сказала Алина в один из вечеров.
Они сидели в гостиной возле камина. Алина пила полюбившийся ей цветочный чай, а Вадим Сергеевич наслаждался темным пивом, которым славилось это австрийское местечко.
- Ну и славно, - улыбнулся он. - Вернемся домой, будешь опять с удовольствием учиться, ходить с подружками на танцы…
- С какими подружками? - усмехнулась Алина. - У меня их после того, как я с Сережей познакомилась, и не осталось.
- Почему? - изумился Вадим Сергеевич.
Алина пожала плечами.
- Мне с ними скучно, а им со мной - тем более.
- Поясни, пожалуйста.
- Пожалуйста. Они все еще маленькие, в общем-то. Все мысли и разговоры - о мальчишках, тряпках и так далее. Два любимых слова: "кайф" и "прикольно". Или, наоборот, "не в кайф" и "не прикольно".
- А ты не преувеличиваешь?
- Ну, разве что чуть-чуть… Хотя, они неплохие девчонки, даже хорошие, просто…
- Да, дорогая?
- Просто у нас слишком разные жизни. Мне до последнего времени приходилось думать о таких вещах, о которых они понятия не имеют. И лучше бы вообще не имели. Как успеть постирать, погладить, приготовить что-то горячее, да еще проследить, чтобы сестра и отец не съели все сразу. Где взять денег, чтобы заплатить за телефон, пока его не отключили. Как…
Алина замолчала и стала внимательно смотреть на огонь в камине. Слишком уж внимательно.
- Я понимаю, - тихо сказал Вадим Сергеевич. - Теперь я понимаю. Но пойми и ты: теперь тебе никогда не придется забивать голову подобными вещами. Найдется, о чем еще подумать. Например, о свадебном платье…
Алина вздрогнула.
- О свадебном платье? Да, конечно же… Ведь то, с выпускного вечера, пропало.
- Каким образом?
- Дядя Вадим! У меня же все вещи сгорели!
- Не все.
- То есть?
- Девочка, ты забыла, что выпускное платье решила хранить у нас?
- Забыла, - растерянно сказала Алина.
- А я помню. Так что оно в целости и сохранности висит там, куда ты его определила после выпускного бала… Ты не рада?
Последний вопрос Вадим Сергеевич задал потому, что вид у Алины был не столько обрадованный, сколько обескураженный.
- Рада, конечно. Но до свадьбы еще далеко.
- Меньше полугода, по-моему. Что по этому поводу пишет Сережа?
- Ничего не пишет, - пожала плечами Алина. - Вы же знаете Сережку. Он уже все решил, я ему фактически жена, а регистрация…
- Но для тебя-то это имеет значение?
Алина снова пожала плечами - удивительно взрослый жест для такого юного создания.
- Венчание - да, имеет. Регистрация… Это же чистая формальность, дядя Вадим. Только для того, чтобы дети родились в законном браке.
- Ну от желания иметь детей вы хотя бы не отказываетесь?
- И об этом, - негромко отозвалась Алина, - нужно спрашивать у Сережи. Он пишет только о своих успехах в боевой и политической подготовке.
- В чем дело, девочка? - спросил Вадим Сергеевич, приподнимая голову Алины за подбородок. - Что ты не договариваешь?
Молчание. Длинные ресницы закрыли глаза совершенно непроницаемой пеленой. Этот полу-ребенок, полу-женщина вообще умела молчать, как никто.
- Ты раздумала выходить замуж за Сергея? Ты его разлюбила?
Молчание.
- Да что происходит, черт побери?! - взорвался Вадим Сергеевич.
- В том-то и дело, что ничего не происходит, - услышал он тихий шепот. - Я пойду спать, ладно? Уже поздно…
Было вовсе не поздно, чуть больше десяти часов вечера. Вадим Сергеевич только вздохнул.
- Иди, конечно. Ты, наверное, сегодня слишком долго каталась на лыжах.
- Наверное…
Вадим Сергеевич отправился спать много позже. Он сидел, глядя на уже тлеющие угли, курил и думал о том, что никогда, наверное, не научится понимать женщин. Возможно, Алина все еще не оправилась после страшной гибели матери. А возможно… Возможно, она разлюбила Сергея - если вообще любила его по-настоящему, она ведь, в сущности, только-только начала взрослеть, - и теперь не знает, как ей быть. А возможно влюбилась в кого-то другого…
При этой мысли Вадиму Сергеевичу почему-то стало больно. Словно ручная птичка, к которой он так привязался, вдруг клюнула его до крови. Странно. Алина ведь ему все-таки не настоящая дочь.
А кто она ему?
Глава третья
Венский вальс
Дома все быстро вошло в привычную колею. Алина снова повеселела, с азартом взялась за учебу и с не меньшим - за домашние дела. Вадим Сергеевич облегченно вздохнул: конечно, у девочки просто были отголоски нервного перенапряжения, а уж перспектива недалекой свадьбы способна выбить из колеи и вполне зрелую, уравновешенную женщину.
Правда, в обустройстве новой квартиры - той самой, купленной на имя Сергея, Алина проявила значительно меньше энтузиазма. Казалось, ей было все равно, в какой обстановке жить в дальнейшем. Но однажды вечером Вадим Сергеевич сказал то, что давно собирался сказать.
- Знаешь, ведь в той квартире на самом деле буду жить я.
На какое-то время Алина остолбенела.
- Ну, посуди сама: я один, дома, в принципе, только ночую. Выходные впоследствии планирую проводить с вами… то есть с внуком или внучкой. Зачем мне эти хоромы?
- Но…
- Нет, конечно, окончательное слово - за вами, или, как ты сама, наверное, понимаешь - за Сергеем. Но все-таки логичнее вам с самого начала жить просторно и… начинать готовить детскую и все такое. А в той квартире можно сделать для меня очень даже приличную берлогу. Кухня большая - считай, вторая комната…
- А если… если вы снова захотите жениться? - выдавила из себя Алина, густо залившись краской от смущения.
- Думаю, тогда и будем решать эту проблему, - усмехнулся Вадим Сергеевич. - Пока что-то не хочется.
И с этого разговора Алину словно подменили. Она притащила в дом кучу журналов по интерьерам и дизайну, часами над ними сидела, что-то мудрила на компьютере, освоив специальную программу для архитекторов. В результате всех этих изысканий появился необыкновенно элегантный и очень оригинальный проект того, что в России принято называть "студией".
На эскизах огромная "жилая зона", выдержанная в теплых, приглушенных тонах, плавно переходила - через небольшой подиум - в выложенную плиткой "под камень" кухню-столовую, отделанную хромом и зеленым мрамором. Подсобные, так сказать, помещения, очень удачно были замаскированы массивными дубовыми дверями, точь-в-точь такими же, как входная дверь. И все это великолепие дополнялось умело расположенными скрытыми в потолке светильниками, плюс - расставленными кое-где напольно-настольными источниками света.
- Н-да, - только и сказал Вадим Сергеевич, оправившись от первого потрясения. - Хоромы.
- Вам не нравится? - огорчилась Алина.
- Ну, что ты, конечно же нравится. Я даже думаю, ты поторопилась с выбором профессии. Тебе бы в архитектурном учиться…
- У нас нет архитектурного. И я плохо рисую.
- Зато хорошо интерьеры создаешь, - хмыкнул Вадим Сергеевич. - Теперь займись перепланировкой этой квартиры.
- Зачем? - искренне изумилась Алина. - Спальня есть, гостиная есть, кухня на месте…
- А детс…
- А детскую еще рано. Нужно будет - Сережину комнату приспособим.
- Ну-ну. Тебе виднее.