– Второй не было, – ответил Иттерьерде. – И пакет, конечно! – Он показал белый пластиковый пакет с зеленой надписью – рекламой сетевого супермаркета "Джокер". Буквы уже выцвели.
– Значит, пакет нашли вон там? – Гунарстранна кивнул в сторону острых скал у самой кромки воды, отгороженных от дороги двумя огромными соснами.
– Да, и он был завязан. Его нужно, наверное, отправить в лабораторию?
– Пакет был сразу утоплен?
– Трудно сказать… Вероятно, его сбросили вон оттуда… – Иттерьерде кивнул в сторону дороги. По ней нарочно медленно ползла машина "вольво", из которой высовывались любопытные юнцы. – Вряд ли убийца заехал далеко.
– Ни украшений, ни сумки, ни личных вещей?
Иттерьерде покачал головой.
– Надо осмотреть местность, – распорядился Гунарстранна, направляясь к шоссе. – Насколько далеко мы от того места, где нашли труп?
– В двух-трех километрах. – Фрёлик, обернувшись, кивнул на запад. – И примерно на таком же расстоянии от того места, где останавливались Хеннинг и Катрине.
– Убийца сначала выкинул одежду, а потом тело?
– Возможно, – задумчиво ответил Фрёлик. – Все зависит от того, в какую сторону он ехал. – Он оглядел дорогу. – Пакет с вещами по правую сторону от дороги, тело – по левую…
– Если он ехал к центру Осло, – возразил Гунарстранна. – По словам Хеннинга Крамера, девушка шла в сторону Холмлиа, и, если там ее подобрали, машина должна была, наоборот, ехать из Осло. В таком случае он сначала избавился от трупа, а потом – от одежды?
Они сели в машину. Фрёлик завел мотор.
– А ты обратил внимание на одежду? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Гунарстранна.
– Не знаю, важно ли это, но, похоже, она раздевалась сама.
– Не обязательно, – ответил Гунарстранна. – Действительно, не похоже, чтобы одежда была разодрана в клочья, – но это другое дело. Придется подождать, что скажут эксперты.
Фрёлик кивнул. Они выехали с парковки и направились в сторону Осло. У Вервенбукты Фрёлик притормозил. Слева виднелась пристань, рядом белая купальная кабинка. Зеленый склон холма устремился наверх, к парковке и обсаженному соснами хребту Янсколлен.
– Ничего странного, – заметил Фрёлик. – Если убийца ехал, как мы сейчас, и остановился там же, где мы, он, должно быть, перенес тело через дорогу, а потом перебросил через заграждение.
– Значит, он ехал в другую сторону, – ответил Гунарстранна. – Итак, убийца затаскивает Катрине в машину, насилует и душит ее, раздевает, проезжает по дороге семьсот или восемьсот метров, останавливается, выбрасывает ее за заграждение, возвращается в машину, едет дальше и…
– В таком случае, – перебил его Фрёлик, – водителю пришлось бы остановиться на самом повороте, а там остановка запрещена. Ты бы остановился посреди скоростного шоссе, чтобы избавиться от трупа?
– Если среди ночи – может быть, – с сомнением ответил Гунарстранна и добавил: – Что-то здесь не сходится.
– Скорее уж он остановился здесь, на нашей стороне дороги, – заметил Фрёлик, косясь на Гунарстранну. – А в эту сторону ехал Крамер, – многозначительно напомнил он.
Гунарстранна ответил ему загадочной улыбкой и принялся рассуждать вслух:
– Куда бы ни ехал убийца, здесь он остановился. Если он ехал, как мы, в сторону Осло, зачем он перенес ее на другую сторону дороги? Ведь он мог выбросить труп в канаву и здесь! Нет! Должно быть, убийца ехал с другой стороны, из Осло, и остановился на повороте.
Они вышли из машины, перешли дорогу и заглянули за заграждение, где у подножия утеса несколько дней назад нашли труп Катрине Браттеруд.
– Если убийца ехал из Осло, – сказал Гунарстранна, – возможно, Крамер говорит правду. С другой стороны, убийца мог избавиться от трупа и одежды именно таким образом нарочно, чтобы нас запутать.
Фрёлик пожал плечами. Мимо проехала машина, и ему пришлось кричать:
– Все зависит от того, когда и где ее убили! Если ее подобрали, когда она направлялась к Холмлиа, и убили между Холмлиа и этим местом, скорее всего, убийство произошло там, на парковке. – Он кивнул на берег узкого залива, где стояло две машины. – Потом убийца поехал дальше и выбросил труп, а после избавился от одежды в том месте, где ее нашел Иттерьерде.
Гунарстранна перегнулся через заграждение.
– Странно, что он даже не попытался спрятать труп! – Он снова принялся рассуждать вслух: – На теле не нашли никаких украшений. Поэтому…
– Похоже, убийца действовал очень хладнокровно, – закончил за него Фрёлик. – Хладнокровно и целенаправленно. Одежда отдельно, украшения отдельно, труп отдельно.
Он быстро оглядел фьорд и последовал за Гунарстранной к машине.
– И все же в последней версии меня кое-что не устраивает, – признался инспектор, когда они тронулись с места.
– Что именно? – спросил Фрёлик.
– Что убийца ехал из Осло. Трудность в том, что мы как будто бредем в темноте. Если машина ехала на восток из Осло, убийца сейчас, возможно, уже в Швеции, а мы остались с носом.
Глава 19
Передний план, задний план
Она сидела за их обычным столиком в глубине ресторанного зала. Должно быть, она пришла уже давно, потому что перед ней стояла полупустая бутылка минеральной воды "Фаррис". Лучи солнца, проникавшие снаружи, подсвечивали ее густые темные волосы. Она читала какие-то документы, но, заметив его, сложила все в сумку. Он отдал гардеробщику джинсовую куртку, вначале переложив бумажник в задний карман.
Он залюбовался ею. Она надела летнее платье, которое очень ей шло. По будням ей приходилось одеваться в строгие костюмы. Плечи успели загореть и приобрели золотистый оттенок.
– Как обычно? – спросила она.
Он кивнул и сел.
– Хорошо, – сказала она. – Я уже сделала заказ.
– Что ты думаешь о татуировках? – спросил он.
Она вопросительно подняла брови:
– Неужели ты хочешь сказать, что…
– Нет, я имею в виду тебя. Тебе никогда не хотелось сделать себе татуировку?
Она покачала головой:
– При моей-то работе? – Она выставила одно плечо вперед и принялась его рассматривать, как будто на нем уже была наколка. – При моем-то образе…
– У убитой девушки была татуировка… большая наколка на животе. – Он показал место пальцем.
Ева-Бритт посмотрела на него исподлобья.
– Франки, по-твоему, тату – это сексуально?
– Может быть. Только не на трупе. Но что ты думаешь? Может татуировка кого-нибудь украсить?
– Стриптизершу – наверное. – Она подвинула бутылку, чтобы официанту было куда поставить блюда. – А меня – нет. – Она посыпала спагетти тертым пармезаном.
– Кажется, у Лены есть тату, – вспомнил Франк. Лена была давней подружкой Евы-Бритт.
Ева-Бритт задумалась.
– Да, наверное, тату может быть красивой.
– Ты так говоришь из-за Лены?
– Нет, у Лены вполне симпатичный рисунок. Смешная фигурка из мультика. Такая желтая птичка с большой головой…
Франк понятия не имел, что она имеет в виду.
– Из старого комикса про Даффи Дака, – подсказала Ева-Бритт. – Птичка, которая всегда дралась с котом.
– "Сильвестр и Твити", – вспомнил Франк.
– Ну да, – кивнула Ева-Бритт. – Твити. – Она ткнула пальцем в свое голое плечо. – Вот здесь Лена наколола себе Твити. Она выглядела симпатично, потому что Твити немножко старомодна. И еще приятно смотреть на забавный рисунок. Розы, птички и все такое хуже, потому что предполагается, что они сексуальны. Значит, к ним приходится подбирать соответствующую одежду. При моей работе нельзя ходить с мультяшным персонажем на плече. Как женщине…
– Что такого особенного в твоей работе?
– Ты что, поссориться решил?
– Нет, что ты, – возразил Франк. – Просто любопытно. Я все время думаю о той девушке. У нее на животе выколот огромный цветок.
– Ну, живот всегда можно прикрыть, – заметила Ева-Бритт. – Но ведь я менеджер довольно крупной компании, и у меня много сослуживцев-мужчин… – Она криво улыбнулась и покачала головой. – Франки, я не имею права провоцировать мужчин. Они не должны пялиться на мое тело! При моей должности тату – вещь совершенно немыслимая!
– Значит, ты все-таки подумывала о том, чтобы сделать татуировку?
Она предпочла не ответить на его вопрос. Тряхнув головой, она сказала:
– Я уж не говорю о том, что тату трудно удалить. Просто я считаю их уродливыми. Однажды в "Феликсе" я видела молодую женщину. На ноге у нее была вытатуирована змея, питон, который обвился вокруг бедра. Он спускался сверху вниз, к колену. Все до единого встречные мужчины хотели взглянуть на змеиный хвост… Понимаешь? Пока та девушка молода, ей просто весело, что все на нее смотрят; всеобщее внимание радует и заводит ее. Но на серьезной работе, где требуется соблюдать дистанцию, она и дня не продержится!
– Вот теперь я не понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Франк. – Я думал, ты борешься за права женщин и против сексуальных домогательств на рабочем месте!
– Так и есть!
– Тогда какое имеет значение, что ее татуировка в виде змеи возбуждает мужскую фантазию?
– Слушай меня внимательно. Я вовсе не осуждаю ее, но она сама ограничивает свои возможности, потому что все мужчины при встрече будут в первую очередь обращать внимание на ее тело, а не на другие достоинства!
Франк хмыкнул.
– Ну что, я тебе помогла?
– Не знаю, – ответил он. – В твоих словах что-то есть.
– Ты только представь, – продолжала Ева-Бритт. – Я тоже могу чувствовать себя сексапильной, мне нравится быть сексапильной…
– С этого места поподробнее, пожалуйста, – с довольным видом попросил Франк, но Ева-Бритт сделала вид, будто не слышит.
– Но зачем мне расписывать все тело картинками, от которых я уже не смогу освободиться?
Франк посерьезнел.
– Меня вот что волнует. Говорит ли что-нибудь о ней ее татуировка?
– А сам-то ты что думаешь? – с улыбкой спросила Ева-Бритт.
Он не спешил с ответом.
– По-моему, она стремилась возродиться к новой жизни… Все так говорят. Она пыталась обрести свободу.
– Но ведь символику можно истолковывать по-разному, – заметила Ева-Бритт. – Если татуировка старая, возможно, она жалела о том, что сделала ее. С другой стороны, тату могла быть и полезным напоминанием.
– Полезным?
– Своего рода клеймо, символ чего-то, что не должно повториться.
Франк долго размышлял над ее словами и наконец сказал:
– Сегодня ты в ударе. – Он начал есть, но вскоре уставился в одну точку и застыл с вилкой в руке.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросила Ева-Бритт.
– Рагнар Травос говорит, что к татуировкам может развиться пристрастие, как к сигаретам.
– К сигаретам?
– Да, он говорит: одна татуировка – хорошо, две – тоже неплохо, но три… все, ты попал. Пройдет совсем немного времени, и ты разукрасишь наколками все тело.
– Как страшно! Такие люди как будто сошли с конвейера.
Фрёлик кивнул.
– Франки, давай поговорим о чем-нибудь другом, – попросила Ева-Бритт, снова принимаясь за еду. – Только не рассказывай, как ты ездил в горный домик к своему ненормальному боссу!
Франк задумался и спросил:
– А потом чем займемся?
– Пойдем в кино! – ответила Ева-Бритт.
– Что будем смотреть?
Ева-Бритт лукаво улыбнулась:
– Не важно, лишь бы про секс.
Глава 20
"…Ибо прах ты и в прах возвратишься"
Хотя накануне лил проливной дождь, следующий день выдался погожим. Инспектор полиции Гунарстранна опустил стекло в окошке машины и смотрел, как к нему приближается крепкая фигура Франка Фрёлика. На парковке было пусто, если не считать нескольких машин, жарящихся на солнце. Через дыру в кипарисовой живой изгороди, отделявшей парковку от кладбища, вышла садовница. Она на ходу снимала грязные садовые перчатки и неуклюже топала тяжелыми сапогами, облепленными землей и глиной. От сапог отваливались комья земли, оставляя за ней след. Она вытерла со лба пот и закурила. Какое-то время стояла на месте, задумчиво глядя в землю. На парковку завернул микроавтобус; он проехал мимо садовницы и Фрёлика. На борту большими, разноцветными буквами было выведено название реабилитационного центра "Винтерхаген". Из него высыпала группа молодых людей в черных костюмах. Казалось, в официальной одежде им не по себе; они держались неестественно прямо, как накрахмаленные. Фрёлик кивнул им. Юнцы некоторое время озирались по сторонам, а потом побрели к часовне, где их уже ждал облаченный в черное представитель похоронного бюро. Уле Эйдесен тоже пришел, и тоже в черном. Он стоял, уткнувшись носом в брошюру, посвященную церемонии похорон.
Фрёлик сел в машину Гунарстранны; от того пахло дезодорантом и потом.
– Все важные персоны. – Он кивком указал на юнцов, столпившихся перед часовней. – Ну что, пойдем?
Гунарстранна покачал головой:
– Нет, дадим им полчаса побыть в своем кругу.
Фрёлик тоже опустил стекло.
– Ну и жара! – проворчал он. – Осмотрел тут все, но по-прежнему не вижу никаких признаков Реймонда Скёу.
Юнцы из микроавтобуса толпились у входа в часовню.
– Там целая куча огромных надгробных камней, – сказал наконец Фрёлик.
– Да что ты!
– Да, обеликсы и все такое.
– Обелиски.
– Я нарочно. Обеликс – это герой французской комедии.
– Правда?
– Галл, толстяк, который таскает на спине обелиски. Его зовут Обеликсом.
– Не может быть!
– Да, в самом деле.
– Так-так…
– Ты кого-нибудь видел? – спросил Фрёлик.
– Хеннинга Крамера, Аннабет Ос и других сотрудников "Винтерхагена". Уле Эйдесен тоже здесь… – Гунарстранна показал в сторону входа. Эйдесен как раз входил в часовню.
– С кем-нибудь говорил?
– Нет.
– Может, еще разок допросить Крамера?
– Не сегодня. И потом, сначала лучше найти противоречия в его показаниях.
– А Герхардсен не появлялся? – спросил Фрёлик.
Гунарстранна взглянул на часы:
– У него еще есть пара минут.
– Как по-твоему, ее мамаша здесь?
– Да, наверное. В конце концов, она – ближайшая родственница.
– Ужас, – пробормотал Фрёлик. – Ужас!
– Может, прогуляемся по кладбищу? – предложил Гунарстранна.
– Хочешь познакомиться с ее мамашей?
– Вообще мне бы хотелось, но сейчас не время и не место для боевой операции.
– Верно. – Фрёлик достал из кармана куртки платок, вытер пот со лба и повторил: – Верно. Значит, чует мое сердце, придется мне ехать к ней домой.
– А пока пойдем погуляем по кладбищу, – повторил Гунарстранна.
– Что-то не хочется.
– Значит, ты больше не хочешь осматривать территорию?
– Мы ищем иголку в стоге сена.
– Тебе никогда не хотелось стать прокурором?
– Чтобы стать прокурором, нужно в поте лица обыскивать кладбище?
– Не обязательно, но, если уж мы хотим найти убийцу бедной девушки, нужно всегда предполагать, что злодей рыщет где-то здесь, в зарослях, или сидит в часовне и слушает, какого прекрасного человека он уничтожил. Смотри, какая чернобурка… – Гунарстранна кивнул на Сигри Хёугом, которая вышла из "мерседеса".
– Ну и фигурка! – присвистнул Фрёлик.
– Фрёлик, для тебя она старовата. Это Сигри Хёугом, доверенное лицо Катрине. Та самая, которая спросила, нравится ли мне моя фамилия.
– Кто, по-твоему, тот чудаковатый старикашка?
Гунарстранна пожал плечами:
– Может быть, налоговый инспектор с дальних островов… Нет, скорее всего, это ее муж. В таком случае его зовут Эрик Хёугом.
Оба проводили парочку глазами. Сигри, обладательница изящной фигуры, похожей на песочные часы, оделась очень элегантно, даже накинула на плечи черную шаль. Ее спутник казался вполне симпатичным: прямая спина, крепкая поясница, мрачная улыбка на румяном лице.
– Угадай, кем он работает, – предложил Гунарстранна.
Фрёлик не спешил с ответом. Оба наблюдали за парочкой. Когда они прошли последнюю припаркованную машину перед часовней, мужчина остановился, достал из заднего кармана расческу и, глядя в окошко машины, зачесал волосы назад.
– Понятия не имею, – ответил Фрёлик.
– Они живут в Грефсене, в доме, построенном по индивидуальному проекту. У них полно антиквариата, который они скупают на аукционах – у нас и в Лондоне. Сын учится в Йельском университете; у каждого из них своя машина. У него – "мерседес", у нее – БМВ.
– Она наверняка пытается что-то возместить, – пробормотал Фрёлик. – Раз занимается реабилитацией наркоманов.
– А ее муженек чем, по-твоему, зарабатывает себе на жизнь?
– Понятия не имею.
– Доктор, конечно.
– Доктор? – Фрёлик вдруг широко заулыбался. – Слушай, да ведь я знаю, кто он такой!
– Знаешь? – равнодушно спросил Гунарстранна.
– Да! Эрик Хёугом? Доктор? Да ведь он знаменитость! Ведет колонки в нескольких газетах!
Гунарстранна уставился на Фрёлика. Выражение его лица напомнило Фрёлику человека, которые впервые попробовал тухлятину.
– Ты сказал – "знаменитость"? Ты употребляешь такие слова?
Фрёлик его не слушал. Он по-прежнему ухмылялся.
– Я до сих пор почитываю колонки Хёугома! Он называет себя сексологом и знает все, что нужно знать, об анальном сексе, групповом сексе, уролагнии и так далее! – Он задумался, как будто что-то вспоминал. – Выглядят они довольно респектабельно… я имею в виду, что она…
Гунарстранна, который по-прежнему наблюдал за своим напарником, как будто тот был обузой, которую ему приходится терпеть против воли, произнес без выражения, но серьезно:
– Хватит с меня твоего идиотизма!
– Ладно. – Фрёлик послушно замолчал.
Они наблюдали, как пара здоровается с представителем похоронного бюро. Порыв ветра взметнул серебристые волосы Сигри Хёугом; она изящно взмахнула головой. Супруги вошли в часовню.
– Ну, давай, – сказал Гунарстранна.
– Что?
– Выкладывай, что ты хотел сказать.
– Ты же не любишь, когда я так говорю.
– И все-таки говори, ради всего святого!
Фрёлик откашлялся.
– Она еще очень ничего, хотя ей уже за пятьдесят, верно? У нее задница получше, чем у многих молодых!
– Ну и что?
– Ты только представь, сколько всего ее муженек знает про всякие извращения…
– Заткнись!
– Я же предупреждал: тебе не понравится, что я скажу.
– Хочу прогуляться, – заявил Гунарстранна, вылезая из машины.