- Что же, мистер, я, можно сказать, видел все собственными глазами, - важно заявил Гарри. - Вот тут он каждый день выходил, читал газету, - он показал на ступени доходного дома.
- Он - это господин Раковски? - уточнил Холмс.
- Что? Ну да, который под трамвай попал.
- Понятно. И что же - каждый день он выходил в одно и то же время?
- Да, сэр. То есть у меня, конечно, нет часов, - Гарри выразительно посмотрел на часы, которые как раз в эту минуту Холмс достал из жилетного кармана. - Но все говорят, что по нему можно было проверять часы. На службу он всегда выходил в одно и то же время. И всегда с газетой в руках.
- Очень интересно. Что же случилось вчера?
- Вчера он дошел вон до того места, - Гарри махнул рукой в направлении угла, - и вдруг поскользнулся. Представляете, сэр? Из-за угла вот-вот выскочит трамвай, а этот джентльмен растянулся на рельсах и не может подняться! И главное - никто не успел бы ему помочь. Пока сообразили, трамвай был уже тут как тут. Вагоновожатый тоже ничего не мог сделать - рельсы-то были ужас какие скользкие. Страшное дело, мистер!
- А вы не знаете, почему он упал? - поинтересовался Холмс.
- Как почему? - удивлению юного джентльмена не было предела. - Ясное дело, из-за масла. Там ведь аккурат перед тем, как тот джентльмен вышел, разбилась целая бутыль оливкового масла!
- Вот как? - Холмс многозначительно взглянул на меня и вновь обратился к своему собеседнику: - И что же - эта бутыль упала с неба?
- Нет, сэр. Там перед тем прошла какая-то леди с большой бутылью, споткнулась, и масло разлилось. Целая лужа получилась, большущая. Он прямо в лужу и наступил, поскользнулся и полетел прямо под трамвай.
- А ты знаком с леди, разлившей масло? - спросил Холмс. - Она живет где-то поблизости?
- Нет, сэр, не думаю. Я ее тут ни разу не видел.
Холмс вручил мальчику честно заработанный шиллинг.
Когда мы отошли на несколько шагов, он сказал:
- Думаю, злосчастное масло было куплено в одной из ближайших лавочек.
Мы начали методично обходить одну за другой местные лавочки (которых, признаться, в этом районе многовато), пока не наткнулись на того, кто продал женщине масло.
- Нет, сэр, - отвечал нам хриплым голосом лавочник. - К сожалению, я видел эту леди первый раз.
- А как она была одета? - поинтересовался Холмс. - Как выглядела?
- Обыкновенно. К сожалению, она не из моих постоянных покупательниц, а то бы я ее запомнил. Уж это точно.
- А почему "к сожалению"? - полюбопытствовал Холмс.
- Ну, как, сэр! Все-таки время такое, знаете ли. Война. С обычным, недорогим маслом туго, так что у меня его сразу раскупают. Осталось только оливковое, очень дорогое. Его редко кто берет. Денежек сейчас у людей маловато. А эта леди пришла с большой бутылью, и когда узнала, что есть только оливковое, взяла, не торгуясь. Каждый день бы такую торговлю, - мечтательно закончил торговец.
- Обратите внимание, - сказал Холмс, когда мы вышли из магазина, - слабая женщина берет тяжелую бутыль дорогого масла далеко от дома - хотя почти наверняка можно найти масло и дешевле, и ближе к дому. И несет эту тяжесть, не пользуясь услугами кэба.
- Дорого? - предположил я.
- Ведь она только что отдала за масло немалую сумму! Неужели в ее кошельке не осталось ни фартинга? Складывается впечатление, что масло купили специально, чтобы разлить… Домой, друг мой, домой! - Холмс возбужденно потер руки. - Мне нужно срочно заглянуть в мою картотеку.
До обеда Холмс копался в своей картотеке (я старался ему не мешать), потом мы плотно пообедали у меня на втором этаже. После обеда я лег вздремнуть. Проснулся от пистолетного грохота - будто целая шайка бандитов атаковала дом.
Я быстро сбежал вниз и застал Холмса с пистолетом в руке. Рядом с выбитым пулями вензелем VR он выбивал на стене вензель GR. При этом мой друг был предельно серьезен.
- Хочу проверить, не утратил ли я твердость руки, - ответил он на мой безмолвный вопрос.
* * *
- Вам письмо, мистер Холмс, - произнесла миссис Хадсон, входя в комнату.
- Благодарю вас, - Холмс привстал со своего кресла, придвинутого вплотную к камину, и взял конверт.
- Проклятая война, - заметил он вскользь. - Самое большое преступление - и я оказался не в силах его предотвратить. А теперь дошло до того, что в лавках начались перебои с продуктами - не так ли, миссис Хадсон? Даже корицы не достать.
- Разве вы с утра выходили, мистер Холмс? - удивилась миссис Хадсон.
- Нет, но у вас на мизинце остались следы сахарной пудры, - рассеянно заметил Холмс, разглядывая письмо. - Сопоставив этот факт с доносящимся из кухни запахом плюшек, я могу заключить, что вы их печете с сахарной пудрой, а отнюдь не с корицей, которую так любим мы с Ватсоном. Вывод - тяготы войны добрались уже и до Бейкер-стрит!
Я про себя усмехнулся. Великий сыщик был не чужд радостям чревоугодия - но при этом оставался неизменно стройным, несмотря на возраст. Я же, хотя и был моложе на целый год, изрядно погрузнел за последнее время. И потом - откуда мой друг мог знать, что такое тяготы войны? Не войны с преступным миром, которую он с неизменным успехом вел в Европе (а иногда и в Азии), а настоящей войны - вроде той, афганской, где я получил пулю…
Тем временем Холмс вскрыл конверт, пробежал глазами короткое письмо и погрузился в глубокую задумчивость. Таким я его видел только во время какого-нибудь сложного расследования.
Однако на этот раз молчание длилось недолго. Холмс взял лист бумаги, написал короткий ответ и, вложив его в конверт и наклеив марки с портретом нашего августейшего монарха, колокольчиком вызвал горничную. - Постарайтесь отправить это как можно скорее, - чрезвычайно серьезно сказал он.
Тем временем я приподнялся со своего кресла и бросил незаметный взгляд на конверт. На нем были норвежские марки!
- Если не секрет, Холмс, что это за письмо, так взволновавшее вас?
- От вас, мой дорогой друг, у меня секретов быть не может. Руководитель тайной службы Его Величества короля Норвегии сообщает мне, что в Христианию прибыли бонские монахи и ищут меня. Я ответил ему, чтобы он сообщил им мой лондонский адрес.
- Какие монахи? - переспросил я.
- Религии "бон", - пояснил Холмс. - Это древнейшая религия Тибета, господствовавшая там задолго до того, как туда пришел буддизм.
История пребывания Шерлока Холмса в Тибете занимала мои мысли в течение долгих лет. В ответ на осторожные расспросы мой друг отмалчивался, а я не смел настаивать, зная, что молчание Холмса всегда имеет под собой серьезные основания. Но на этот раз сдержаться было выше моих сил.
- Кстати, Холмс, - нарочито равнодушным тоном сказал я. - Помнится, в то время, когда вы скрывались от остатков банды профессора Мориарти, вам пришлось побывать в Тибете. Но вы мне никогда не рассказывали, что вас туда привело и чем вы там занимались. Единственное, что я знаю - вы были там с норвежским паспортом.
- Пожалуй, сейчас действительно можно рассказать эту историю, - произнес Холмс задумчиво. - В свое время ее огласка могла изрядно подпортить международные отношения - но теперь, во время войны, она может повредить не больше, чем мертвецу - комариный укус. К тому же сегодня нам абсолютно нечем заняться - частью из-за погоды, частью из-за того, что я жду из Скотланд-Ярда сведений о погибшем Раковски. Погибшем! Следует говорить не "погибшем", а "убитом". Ибо, дорогой Ватсон, мы имеем дело не с несчастным случаем, а с изощренным убийством!
Рассказ Холмса о Тибете
- Помните, мой милый Ватсон, что когда вы оплакивали меня над Рейхенбахским водопадом, я прятался в расщелине, опасаясь раскрытия тайны моего чудесного спасения - и, вследствие этого, мести друзей к тому времени уже покойного профессора Мориарти. Когда вы ушли, я выбрался из расщелины и отправился в шале неподалеку, где меня ждали посланцы моего брата Майкрофта. С дипломатическим паспортом на другую фамилию я уехал в Норвегию, где некоторое время серьезно лечил правую руку, которую мне ранил полковник Моран. Спустя три месяца, когда мои раны уже достаточно зажили, меня в моем скромном убежище навестил Торвальдсен, руководитель норвежской секретной службы.
- Дорогой Холмс! - сказал он мне. - Я бы никогда не осмелился вас потревожить, если бы не получил разрешение на это от вашего брата - и моего близкого друга - Майкрофта Холмса. Вы известны как лучший в Европе детектив-консультант - так не откажете ли мне в небольшом совете?
- С удовольствием! - ответил я. Признаться, мне порядком надоело вынужденное бездействие, а жидкого кокаина в Норвегии не достать ни за какие деньги.
- Полгода назад, - начал Торвальдсен, - в Тибет отправился отпрыск одной из знатнейших семей Норвегии - Торстейн Робю. Незадолго до этого он окончил исторический факультет в Гейдельберге. В университете он специализировался по культуре Тибета. Завершив учебу, он решил - благо средства позволяли - отправиться в путешествие, чтобы наглядно увидеть то, чему его обучали. Его семья обратилась ко мне - а я, соответственно, к вашему брату - чтобы английские власти в тех краях оказали молодому человеку всемерную поддержку. И вот он исчез! Последнее письмо пришло три месяца назад… - Тут Торвальдсен достал из внутреннего кармана сюртука аккуратно сложенный лист бумаги и протянул мне.
- Что здесь написано? - спросил я. - Свободное владение норвежским языком, увы, не входит в число моих достоинств.
- Он сообщает, что был очень любезно принят местной английской администрацией, а сейчас отправляется в один из бонских монастырей.
Так же, как и вам теперь, Ватсон, мне в то время слово "бон" ничего не говорило - хотя я и догадался, что это какая-то из местных религий.
Я попросил разрешения посмотреть письмо. Оно было написано на английской почтовой бумаге довольно плохим пером - из чего я заключил, что молодой человек писал его в каком-то из английских почтовых отделений тамошней ручкой. Почерк крупный, размашистый - я бы сказал, что писавший самоуверен, бесстрашен - и к тому же в прекрасном настроении.
Со вздохом я вернул письмо Торвальдсену:
- Как вы правильно заметили, я сыщик-консультант, но отнюдь не пророк и не ясновидящий. Находясь в Норвегии, трудно расследовать события, произошедшие в Тибете.
Мой собеседник, заметно помрачнев, поднялся со стула.
- Извините за беспокойство, - огорченно произнес он.
- Впрочем, если хотите, я могу отправиться в Тибет и отыскать молодого человека, - предложил я. - Либо узнать, что с ним стряслось.
- Как?! Вы поедете в Тибет?! - Торвальдсен посмотрел на меня так, словно я изъявил готовность отправиться в царство мертвых. Меня же, признаться, в эту далекую горную страну тянуло два обстоятельства - во-первых, желание понадежнее укрыться от сообщников Мориарти, а во-вторых, слухи о чудодейственной тибетской медицине.
Видно, это дело и впрямь было чрезвычайно важно для Торвальдсена, поскольку он не стал мне препятствовать, а напротив - в кратчайшие сроки оформил паспорт и все необходимые документы, превратившие меня в норвежского подданного по фамилии Сигерсон.
Не буду утомлять вас, дорогой Ватсон, рассказом о моем путешествии - оно было хотя и продолжительным, но вполне спокойным. Как-нибудь в другой раз я непременно опишу два прелюбопытных, хотя, в общем, достаточно простых происшествия, одно из которых случилось еще на территории самой Норвегии, а второе - в России. Кстати сказать, путешествуя по России, я немного подучил русский язык, который не настолько сложен, как принято думать. Меня подогревал интерес к русской криминальной литературе, такой как "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы", "Петербургские трущобы". Впрочем, об этом поговорим в другой раз.
Сейчас же перейдем к моему прибытию в крохотный городок Джангдзе - именно оттуда пришло последнее письмо Торстейна Робю. Английский комендант с охотой сообщил мне, что помнит "моего соотечественника" (чтобы подтвердить свое норвежское происхождение, я придавал речи легкий скандинавский акцент). По его словам, Робю решил отправиться в горы - его весьма интересовали бонские монастыри.
- Сколько я ни отговаривал его от этой затеи, все оказалось бесполезным, - сокрушенно вздохнул комендант. - С тех пор молодого норвежца так никто и не видел. Знаете, в Тибете ходят упорные слухи, будто в бонских монастырях совершают человеческие жертвоприношения, - он покачал головой. - Да что там слухи - я сам видел на их празднестве богато украшенные чаши из человеческих черепов!..
Признаюсь, при этих словах мороз прошел у меня по коже. Я представил себе чудовищные кровожадные ритуалы, сходные с описываемыми г-ном Фенимором Купером в романах о краснокожих.
- Мрачные предостережения английского коменданта меня не напугали, - продолжал между тем Холмс, раскурив потухшую было трубку (я заметил, что он сам так увлекся рассказом, что прекратил даже затягиваться). - И через несколько дней я отправился в глубь Тибета с чайным караваном. Кстати, Ватсон, пригодится для ваших заметок - чай в Тибете пьют, добавляя туда масло и немного соли, так что получается нечто вроде бульона. Как я тосковал там по настоящему английскому чаю, заваренному руками миссис Хадсон!
Я уже приготовился было открыть рот, чтобы спросить - а вспоминал ли мой друг обо мне, - но Холмс не дал вставить даже слова.
- Разумеется, Ватсон, вас я там вспоминал особенно часто, - сказал он. - Думал, например, что вы могли бы прекрасно живописать дорогу, которая вела меня в Тибет: темно-синее небо, как обычно, на большой высоте; редкая растительность, а вокруг, куда ни кинешь взгляд, - горы, да такие, рядом с которыми Швейцарские Альпы показались бы унылыми уэльскими холмами. К сожалению, других тем для размышления я не имел, поскольку со вступлением на территорию Тибета лишился своего главного оружия.
- В Тибет запрещено провозить револьверы? - попробовал догадаться я.
- Нет, Ватсон! Мой знаменитый дедуктивный метод в Тибете оказался совершенно бесполезен! Я безошибочно отличу певучий говорок кокни от шотландского выговора - но в Тибете я с трудом понимал, о чем говорят мои попутчики, где уж там разобраться в акцентах. Мне были неизвестны тысячи мелочей - как работает тибетский кузнец, когда приходят караваны, какая в разных районах Тибета почва… Чтобы все это узнать, я должен был прожить там не меньше, чем в Лондоне - однако на это не было времени. Через два дня довольно утомительного пути мы добрались до городка Недонг - именно сюда, по заверениям английского чиновника, собирался Робю. Забравшись так далеко в глубь Тибета, я обратил внимание, что иностранцы здесь составляли исключительную редкость, и я повсюду привлекал внимание своей европейской одеждой, высоким ростом и бледной кожей. Прямо на базаре я купил "чубе" - тибетский халат на меху, довольно удобный в здешнем климате. Это дало мне возможность хотя бы издалека не выделяться из толпы местных жителей. А под палящим тибетским солнцем щеки мои довольно быстро покрылись коричневым загаром. Однако я не обманывался - тибетцев европейцу таким образом не обмануть.
Неподалеку от местного рынка я снял квартирку. Вы будете смеяться, Ватсон, но квартира из трех комнат на втором этаже обошлась мне за год примерно в один фунт. Хотя квартира и считалась со всеми удобствами, ватерклозет находился во дворе (что довольно неудобно, учитывая тибетский климат), а ванной не было вообще. Местные жители, если им вдруг захочется помыться, смачивают полотенца в горячей воде и обтираются. Правда, такое желание возникает у них достаточно редко. По-настоящему же тибетцы моются раз в год… Устроившись на квартире, я отправился на базар порасспросить о появлявшихся здесь европейцах, а заодно попрактиковаться в разговорном тибетском языке, - продолжил Холмс после небольшой паузы. - Подойдя к рынку, я услышал барабанный бой и пронзительный свист флейт. На рыночной площади разыгрывалось какое-то представление. Актеры, изображавшие, как я мог понять по их костюмам, демонов, сталкивались и расходились в танце, а несколько монахов подыгрывало им на маленьких барабанчиках и свирелях. Я знал, что в Тибете господствует секта "гелуг-па", или "желтошапочники", как их называют в Европе. Однако на этих монахах были какие-то высокие темные шапки со свисающими с их верхушек лентами. В представлении наступил перерыв, и монахи стали обходить зрителей, собирая пожертвования. Один из них приблизился ко мне, и я дал ему несколько монет, отсчитывая по одной, чтобы лучше успеть рассмотреть монаха, - лицо моего друга помрачнело. - Мои самые ужасные опасения подтвердились - флейта, зажатая у него в руке, явно была сделана из человеческой кости. Берцовой, - уточнил Холмс.
- А может быть… - хотел предположить я, но мой друг меня перебил.
- Не может быть, любезный Ватсон. Обезьяны таких размеров в Гималаях не водятся…