Я прикинул. Сейчас Лехе двадцать четыре. Четыре года он, можно сказать, маялся дурью, а потом устроился в банк.
– Девушки у него были?
– Приводил. Я одну только знаю. Она на похоронах была. Аня зовут. В соседнем доме живет. Они в одной школе учились.
– Вы разбирали его вещи? После гибели?
– Смотрела.
– Записные книжки, блокноты, документы сохранились?
– У него их и в помине не было. Я, по крайней мере, не видела.
– Это дверь в его комнату?
– Да.
– Вы разрешите? Давайте посмотрим на всякий случай.
– Смотрите. Ничего там у него нет. Что, я своей квартиры не знаю?
Понятно. Мать уже облазала все заветные уголки, где Леха мог припрятать денежки или прочие ценности.
Тем не менее я толкнул дверь.
Лехина комната, в отличие от остальной квартиры, имела вполне достойный вид.
– А аппаратура где?
– А хоронить на что?
Я постучал пальцами по Лехиному столу, выдвинул ящик, ничего, кроме мужских предметов туалета, в нем не нашел и задвинул ящик обратно.
Под тахту я не полез и в тумбочку тоже.
Может быть, я зря пришел сюда? Проще было выяснить Лехины связи у местного опера или участкового.
– Его знакомые были на похоронах?
– Вовка был, пара ребят со двора.
– А кто-нибудь из банка?
– Не было никого.
– Вы случайно не заметили там кого-нибудь, с кем не были знакомы раньше?
– Был один, только не на похоронах, а на второй день. Сюда приходил. Сказал, что кассету Алексею давал посмотреть. Мы поискали, но ничего не нашли.
– А где Леша хранил кассеты?
– Тут, на столе лежали.
– Тогда зачем же было искать?
– Ну, он попросил. Мало ли куда деться могла? Он говорил, что кассета чужая, надо людям вернуть. Мы везде посмотрели, даже под тахтой.
– Так, может, вы ее продали?
– В синей коробке вроде не было. Я бы заметила.
– Вы уверены, что он искал именно кассету?
Мать несколько смутилась, выбросила окурок в форточку и ответила:
– Не знаю я. Если честно… Ну, сами понимаете, сын погиб, я на нервах вся. Одним словом, немного не в себе тогда была.
Характерный щелчок по подбородку.
– Так что искал и искал. Я за ним не смотрела.
Я еще раз осмотрел комнату. Зная повадки своей маман лазать в поисках денег по его комнате, Леха точно имел заветное местечко. Но в комнате этого местечка явно не было, разве что под линолеумом, в полу.
Вернувшись в гостиную, я подошел к окну и за занавеской обнаружил выход на лоджию. Лоджия оказалась почти пустой. Лишь в одном углу было составлено несколько стеклянных банок, да сгнившие лыжи валялись на бетонном полу.
Я опять повернулся к матери.
– Зинаида Николаевна, вы мне не опишете того парня? Ну, возраст, рост, цвет волос, одежда?
– Симпатичный такой. Лет, как вам, примерно, ростом чуток повыше. Стрижка короткая, аккуратная. Одет в куртку, черную, кожаную. Ну да, точно черную.
– Он не представился?
– Не помню. Нет, кажется.
– Узнать его снова сможете?
– Конечно. Я ж говорю, симпатичный такой…
– Хорошо, я пойду. Извините за беспокойство.
Работая в милиции, я даже с пьяницами привык поддерживать дипломатические отношения, предвидя, что наши пути могут вновь пересечься и на этот случай всегда неплохо запастись благожелательно расположенным оппонентом.
Я вышел из квартиры и немного постоял на лестнице. Соседняя дверь ненамного отличалась по своему внешнему виду от Лехиной. Вероятно, и там прозябают обитатели неолита. Я еще раз оглядел двери, затем резко развернулся и вновь забарабанил по дерматину только что покинутой квартиры.
Через несколько секунд мать открыла мне.
– Извините, я одну вещь забыл спросить. Вовка здесь живет, ну, приятель Лешин?
– Да.
– У него тоже лоджия есть?
– Конечно, прямо рядом с нашей.
Я вернулся в большую комнату и открыл двери лоджии. От лоджии соседей ее отделяла небольшая решетчатая перегородка. Отличненько.
Содержимое Вовкиного балкона также не отличалось особым разнообразием. Банки, ящики, картонные коробки. Все покрыто сантиметровым слоем городской сажи, грязи и копоти. Чувствовалось, что на это хозяйство давно махнули рукой, а выбросить было жалко из экономических соображений или по причине простой нехватки времени, целиком посвященного восхвалению Диониса, Бахуса и прочих алкогольных святых.
Присев у решетки, я протянул руку к ближайшему покрытому рогожей ящику и приподнял его краешек. Как я и предполагал, ящик был перевернут вверх дном. Я осторожно пошарил под ним рукой.
Через секунду я держал в руках перевязанный изолентой полиэтиленовый пакет. Одним рывком разорвав изоленту, я вытряхнул содержимое пакета на пол лоджии. Передо мной, поигрывая бликами на неярком осеннем солнце, лежал пистолет ТТ.
Я присвистнул. Честно говоря, я надеялся найти что-нибудь другое, к примеру, тридцать миллионов. Леха – молоток. Зная свою мамашу, припрятал игрушку вне квартиры. Да и милиция, если вдруг с визитом заявится – пардон, за решеточкой уже не наша жилплощадь. С таким фокусом я сталкивался, работая в отделении. Видел обалдевшие лица соседей, когда к ним ни с того ни с сего заявлялись с обыском. У нас на лоджии? Да что вы такое несете? Там, кроме велосипеда и баночки-пепельницы, ну абсолютно ничего. Ах, ведерко? Так мы его уж сто лет не трогали.
Ну вы-то, может, и не трогали, трогал кто-то другой. И быстренько на балкон, ведерочко переворачивать. А там… Мама миа! Что там только не находили! Бывала наркота, бывало золотишко ворованное, попадалось оружие, даже лимонки.
Так что Леха не оригинален. Хорошо, что у того визитера, искавшего кассету, не хватило ментовского опыта – он оказался незнаком с маленькими секретами сыскной работы.
Я быстро сунул "ствол" за пазуху и вернулся в комнату.
– Извините еще раз. Я так, на всякий случай, на лоджии посмотрел.
Мать пожала плечами, ничего не ответив.
– Да, вот еще что. Держите мой телефон. Вдруг кто опять придет или вспомните что-нибудь…
– Хорошо.
– До свидания.
Спустившись вниз, я достал пистолет. По привычке вынув магазин, я обнаружил в нем только один патрон. Сняв затвор, я заглянул в дуло, посмотрев сквозь него на тусклую лампочку подъезда. Затем по-собачьи обнюхал оружие. Сомнений не оставалось. Из этого "ствола" недавно стреляли.
Никогда бы не подумал, что вести неофициальное расследование гораздо сложнее, чем расследовать то же дело, находясь на должности. Без родной краснознаменной ну никуда…
По адресному бюро и то никого не прокинешь. Поэтому приходится пользоваться услугами дружков-сослуживцев, еще не выгнанных из органов. Их за шесть лет появилось множество, чему я сейчас был несказанно рад. Ментовская солидарность гораздо сильнее обычной рабоче-крестьянской. По одной жердочке ходим.
И в данную секунду я одной рукой глажу ньюфа Бинго, собачку весом в сто кэ-гэ, ближайшего – после меня, естественно, – приятеля Вики, а второй нажимаю кнопочки телефона, намереваясь воспользоваться упомянутой солидарностью.
После третьего набора мне удалось влезть в вечно занятую линию научно-технического отдела Главка.
– Привет, Просперо.
– Хо, Ларин! Привет, привет, обезьяна старая.
Вы, наверное, уже догадались, что мой собеседник вовсе не Просперо, а я, само собой, не… хм. Просто мы свои люди и воспитанием друг перед другом кичиться не привыкли.
– Как воздух свободы?
– Пьянит. Боюсь упасть. Но об этом при встрече. Можно даже где-нибудь вместе упасть.
– Всегда за. Но меня ты не надинамишь. Выкладывай, что надо.
– Ты еще ковыряешься со своим железом?
– А куда без него? До пенсии год остался, надо протянуть.
– Протянешь. Есть повод встретиться. Я тут в "Тысяче мелочей", знаешь, магазин такой в центре, пистолетик прикупил. Штука в хозяйстве нужная, по нынешним временам просто необходимая. Но вот вкралось, зараза, сомнение, что пистолетик мне подсунули того, бэ-у. Как бы проверить потихоньку? Если что, я жалобу накатаю, пускай заменяют.
– Ларин, любой нормальный человек, услышав твой бред, позвонил бы по "03". Но я, к счастью, такой же чокнутый, как и ты, поэтому подвози, поглядим. Что за "ствол"?
– ТТ. Маде ин Чина. 1992 год. Почти новый. Но бэ-у.
– Ладно, вези. Оперативность проверки не гарантирую, этого хлама каждый день со всего города столько привозят. И потом… Без отношения, без сопроводиловки…
– Будет тебе и отношение, и сопроводиловка. Тебе какого разлива?
– Лучше армянского. Только настоящего, а не дерьма.
– Без проблем. Буду завтра в одиннадцать. Чао, милый.
Викина собачка – ньюфаундленд размерами с небольшого теленка – лениво потянулась и зевнула. Вот кому лучше всех живется – ни тебе долгов, ни тебе стрельбы. Лежи на ковре да блох гоняй.
В комнату зашла Вика, колдовавшая до этого на кухне над очередным своим фирменным блюдом. Я, предвкушая ужин для гурманов, растянул рот в улыбке, дав тем самым понять, что весьма рад ее появлению.
– Скоро?
– У тебя же аппетита нет! Депрессия, говорил.
– Депрессия депрессией, но не помирать же с голоду. Этот идиотский инстинкт. Белки, углеводы… А от сосисок универсальных уже тошнит. И потом, выходу из депрессии как раз способствует вовремя приготовленный ужин. Послушай, собачка! В конце концов, кончай здесь чесаться! Пошел на лестницу!
Глава 5
Еще три дня от отпущенного мне срока я был вынужден провести в безделье. Нет, на работу я ходил, стоял как оловянный солдатик возле будки с валютой, где сидел уже другой, новый меняла, улыбался Лизке, советовал покупателям: "Это вам не идет, а это как раз", – но… к местонахождению похищенной валюты эта деятельность меня ни на сантиметр не приблизила.
Пару раз я заходил к Женьке в отдел, но он, как баррикадой обложившись бумагами и делами, лишь скулил: "Ну ты же видишь! Но если что, то я сразу…"
Конечно, конечно, Евгений. Я тебя понимаю. И ни в чем не упрекаю. Система формирует личность. Кого-то быстрее, кого-то медленнее под себя подминает. Ты долго держался, я знаю. Может, чересчур долго.
Вике я честно поведал историю с ограблением, опустив лишь подробности о повешенном на меня долге.
Сегодня я не поехал к ней, решив потосковать в одиночестве, а заодно вынести помойное ведро с двухнедельным грузом отходов. Что тараканов-то плодить из-за каких-то тридцати миллионов? Завтра у меня законный выходной, и я должен быть морально готовым к проведению дальнейших поисков, а в грязной квартире подготовка проходит неважно.
Разобравшись с помойкой, я полистал "Криминальную хронику", убедился, что после моего ухода из милиции количество убийств, разбоев и махинаций с ценными бумагами ничуть не уменьшилось, и, успокоенный этим фактом, решил вздремнуть на диванчике.
Мелодичная трель телефона, донесшаяся из прихожей, несколько нарушила мои сладкие планы и, чертыхаясь про себя, я побрел к аппарату.
– Ларин, где тебя черти носят?!
– Черти носили меня на помойку, мусор вместе выкидывали.
– Ларин, ты халявщик! Был, есть и будешь! Намек понятен?
– Еще одну "сопроводиловку" тащить?
– Совершенно в дырочку.
– Что-нибудь высветил?
– А стал бы я в это время тебе звонить? Заметь, каждый день проверяю кучу официально изъятого оружия и ни фига! А тут… Будь ты сейчас в органах, то приказ на мое поощрение лежал бы уже на столе у шефа и ждал мановения его царственной ручки. А теперь? Спасибо и пузырь. Обидно…
– Короче, Просперо, после сочтемся. Где "ствол" засвечен?
– Он не просто засвечен, радость моя. Он крупно засвечен. Дело на контроле в МВД и мэрии. Сечешь? А ты мне даже не говоришь, откуда ствол. Старый, по-моему, ты играешь с огнем да еще и меня в это дело впутываешь.
– Короче, Склифосовский, – снова напомнил я.
– Ладно, записывай. 1 сентября сего года из этого ствола был застрелен председатель компании "Оманид-Инвест" Сергей Яхонтов.
– Адрес есть, где грохнули?
– Да, пиши.
Записав адрес, я произнес:
– Завтра я привезу пузырь и заберу ствол. Твоя коллекция без него перебьется. И самое главное, Просперушка, не говори никому, не надо…
Повесив трубку, я задумался. Яхонтов, Яхонтов. Да, история была громкая. Пресса не успокаивалась целую неделю.
С полгода назад Яхонтов учредил инвестиционную контору "Оманид-Инвест" и, пообещав вкладчикам то ли шестьсот, то ли семьсот процентов годовых, начал собирать денежки с частных лиц и компаний. Я хорошо помнил телевизионную рекламу "Оманид-Инвест" – маленький мальчик бросает в землю зернышко, а повзрослев, снимает с выросшей яблони золотые яблочки. Умильная сценка. "Зерна вашего вклада мы превратим в золотые яблоки".
Яхонтов обещал вкладывать средства сограждан в операции с недвижимостью, но никто этого не проверял, а наобещать можно чего угодно. Каким образом Яхонтов "растил яблочки", было известно только ему одному, и как он использовал "зернышки" вкладчиков, не знали даже сотрудники его фирмы, коих, как впоследствии оказалось, было не так уж и много.
Факт тот, что, когда вкладчики, обеспокоенные недавним крахом одной крупной инвестиционной конторы, решили на всякий случай поинтересоваться, как там поживают их проценты и растут ли они с обещанной скоростью, то, приехав по месту юридического адреса "Оманида", они обнаружили давным-давно закрытый на ремонт детский садик, в котором, наверное, и воспитывался тот мальчик, что так щедро кидался зернышками.
А спустя некоторое время был найден и сам Яхонтов, застреленный в снимаемой им квартире. Личность, как оказалось, весьма примечательная – сорока с небольшим лет от роду, не имеющий прописки, зато с двумя судимостями за мошенничество в послужном списке.
Само собой, "зернышки" незадачливых инвесторов бесследно испарились. А "посевных" накопилось так себе, ничего… Амбар как раз хватило бы заполнить. Всего-навсего – десять миллиардов. Или что-то около того. Поэтому облапошенные граждане подняли легкий шум, грозивший перейти в уличные манифестации, чего городскому управлению только и не хватало.
Ходили слухи, что убийство это политическое, совершенное противниками инвестиционного движения в стране, но я что-то сомневаюсь в этом. При политических убийствах господа в основном гибнут от "сердечной недостаточности" или "отека мозга" и суммы в десять миллиардов не пропадают.
Понятное дело, отцы города, озадаченные назревающим скандалом, взяли под личный контроль расследование убийства Яхонтова и розыск денег.
Розыск, согласно официальным сообщениям, мертво встал, и если и продвигался, то с большими трудами. Процесс шел крайне болезненно. Допрошенные девочки – распространители акций – заверили, что денежки сдавали лично Яхонтову, а что он с ними делал, понятия не имеют. Яхонтов объединял в своем лице и председателя, и главбуха, и кассира, и инкассатора.
Я лично уже перестал удивляться склонности нашего человека к подобному облапошиванию. И желанию получить все из ничего. Настойчивому и упорному. Хотите получить семьсот процентов? Пожалуйста! Хотите больше? Да без вопросов! И дом получите, и машину, сапоги жене справите, только сдавайте, сдавайте свои монетки, на экскаваторе заработанные! Золотые яблочки уже зреют, скоро будем урожай собирать!
И в результате с таким же упорством и настойчивостью барабаним в государственные двери и орем: "Что ж вы такое допустили?! Нас, рабочих людей, кинули, как последних дураков! Требуем денег! Назад!"
А слово "гарантия" скоро будет вызывать у народа легкую аллергию, переходящую в болезненные судороги. Только услышишь "гарантирую" – сразу бух на асфальт и давай ножками-ручками дергать, как таракан от дихлофоса.
В прошлом году у меня на территории какой-то умелец продал квартиру сразу четырем покупателям. И, как потом выяснилось, продал он даже не свою квартиру, а чужую, хозяин которой в это время спокойно отдыхал в Крыму. Вот все дружно и встретились на купленной жилплощади. Потом, конечно, к нам – кинули. Мы фоторобот составили, дело возбудили. Тут покупатели с претензиями к нам полезли: "А денежки кто нам вернет?" Я говорю: "Как кто? Вот он и вернет, – и на робот показываю. – Правда, его сначала поймать надо, что весьма затруднительно". Они: "Мы не хотим ждать, мы требуем сейчас! На кого нам иск в суд подавать?" Я им по роботу раздал и спокойненько отвечаю: "Вот на этого красавца и подавайте. Смотрите, как живой получился".
Ну ладно, обсуждение остроумия наших мошенников отложим на потом, оно никуда не денется, народ кидали, кидают и будут кидать. "Пока живут на свете дураки…" А сейчас вернемся к текущему моменту. Тьфу, почти "Апрельские тезисы".
Что же у нас получается? Налет на наш обменник случился третьего сентября, через день после убийства Яхонтова. А о том, кто его застрелил, знают только два человека в мире – непосредственный "заказчик" и… я.
Глава 6
Проблему спокойствия и счастья, к сожалению, не решишь тем, что съешь на завтрак яичницу и выпьешь черного кофе. Для счастья и спокойствия необходимо еще кое-что. Для начала хотя бы машина. Любой модели, лишь бы ездила, поворачивала и тормозила. Потому что на своих двоих я буду искать деньги до самого Нового года.
Эту проблему я думаю решить с помощью филипповского тестя. Его "шестерка", на которой Женечка учил меня верховой езде, вполне в приличном состоянии и удовлетворяет всем перечисленным требованиям. Женечка, конечно, поканючит: "Ну в самый грибной сезон", на что я отвечу: "Брось, Евгений, жмотничать, ты за грибами в последний раз ходил в пионерском лагере с вожатой на пару".
Закрыв свою конуру, я отправился на Литейный, дозвонился до Просперо, а когда тот спустился, выменял у него Лехин пистолет на две бутылки армянского коньяка.
Положив пушку в спортивную сумку, я еще раз предупредил Просперо, чтобы он помалкивал в тряпочку, попрощался и поехал к Филиппову.
Женечка, как и при последней нашей встрече, забаррикадировался делами и строчил справки.
– Евгений, – прямо с порога начал я. – У меня две жизненно важных проблемы. Папка с ориентировками и тачка твоего тестя. Думаю, на неделю, не больше.
– А личный самолет президента тебя не устроит?
– Евгений, бензин за мой счет.
Женечка помянул грибы, какие-то стройматериалы, но в итоге согласился, зная, что я все равно не слезу. Какие грибы, если лучший друг в прострации?!
Папку я вообще держал в руках ровно через две минуты.
Выписав необходимые сведения, я забрал у Женьки ключи, техпаспорт, вышел во двор отделения, погрузился в "Жигули", стоявшие под окном дежурки, и выехал на проспект. До места, куда я направлялся, было около получаса езды. Машину я не гнал, памятуя, что превышение скорости – основная причина аварий и что нынче я человек бесправный. То есть не имеющий водительских прав. Раньше меня это не очень смущало, мент с ментом всегда договорятся, но теперь… "Извините, ваши права?"
От Женьки я позвонил человеку, к которому сейчас ехал, и договорился о встрече.