Долгие годы этот разговор с отцом, эта ночь боли лежала где-то очень глубоко в тайниках сознания Эльмиры Неказуевой. Только в начале семидесятых она в практической плоскости вспомнила его, и то потому, что занялась копанием в первоисточниках в поисках линии родства покойного мужа с великим композитором. Поскольку она очень быстро абсолютно установила, что муж был отпрыском совершенно другой ветви довольно старого рода Чайковских, нежели его великий однофамилец, ей, чтобы не бросать понравившееся занятие, пришлось плавно перейти к раскопкам истории со своим собственным родством. Весь день она вдалбливала в голову непослушных учеников английские неправильные глаголы и испанские падежи, а после работы летела в библиотеки и, если повезет, в немногочисленные открытые архивы и сидела там до ночи. Три года упорных поисков были вознаграждены. Тетка Эльмира практически точно установила, что сокол, держащий стрелы - это часть родового герба одной из ветвей князей Нарышкиных. Последний в этой ветви князь Нарышкин - Георгий, умер при невыясненных обстоятельствах в своем имении в Воронежской губернии в 1918 году. У князя была, судя по документам, то ли племянница, то ли свояченица по имени Ольга, судьбу которой проследить не удалось. Вполне возможно, что это и была та самая молодая женщина, про которую рассказывал ей отец? Но кто тогда сам он, ее отец? У князя Нарышкина официальных детей и наследников не было, и даже женат он не был. Правда, один раз встретилось невнятное упоминание в письме одного поместного дворянина из тех же краев, что, дескать, сосед его, старый князь Нарышкин, совсем умом тронулся, взял, да и женился на старости лет на цыганке, и вроде как она, цыганка эта, от него, старика, понесла. Письмо датировалось осенью 1913 года. Стало быть, рожать цыганке этой было в году 1914-м, возможно, летом, как раз к началу Первой Мировой. С возрастом Всеволода Неказуева плюс - минус год с поправкой на отсутствие метрик сходится. Стало быть, Нарышкины мы?
К этому моменту тетка Эльмира по своим взглядам давно уже была убежденной антисоветчицей. Андеграундный кружок, куда ввел ее в свое время покойный супруг, стал по сути клубом московских диссидентов. И тут начались репрессии. Кого-то выслали, а кого и посадили. Тетка Эльмира опять попала в поле зрения органов. Ее вызвали в КГБ и сказали, что с такими элементами, как моя тетушка, разговор может быть коротким. Напомнили, как десять лет назад она маялась по Москве в поисках работы. Спросили, хочет ли она еще такой жизни? Тетка не хотела. Она испугалась, бросила все поиски и затаилась, кроме всего боясь на самом деле навредить еще и военной карьере брата, моего отца.
Но грянула перестройка, потом почил в бозе союз нерушимый, казалось, не при делах стал всесильный Комитет, и тетушка отмерла. К тому же искать и находить свои дворянские и купеческие корни стало модно Отец к тому времени уже год, как погиб в автомобильной катастрофе. Тогда в первый раз тетка Эльмира обратила свои генеалогические надежды на меня, и подробно рассказала мне историю с самого начала. Мне сама по себе идея, что я наследник знатного рода, показалась в высшей степени невероятной, но в соответствии с веяниями эпохи, аллергии и отторжения не вызвала. Но когда я вполне серьезно пересказал тетушкину информацию Галине, ее сарказму не было предела. Мы разве что не поругались. С тех пор наше с теткой "дворянство" стало для Галины темой нескончаемых шуточек и насмешечек. Это еще больше сблизило меня с тетушкой на почве ее изысканий.
И вот сейчас - не знаю, что именно - то ли ее убежденный тон, то ли это старомодное "мильёнов", но все это вместе произвело на меня настолько сильное впечатление, что я твердо пообещал, что поеду. А чтобы сжечь за собою мосты, сам предложил заехать за теткой в четверть третьего в ее Зюзино, чтобы дальше двигаться в юридическую фирму вместе. Тетушка Эльмира любезно распрощалась со мной, видимо, вполне довольная племянником. Черт, даже если это наследство оказалось бы несколькими миллионами рублей, это было бы ой как неплохо. Кажется, смысл поехать был.
Но теперь появилась другая проблема, и в течение последних слов нашего с теткой разговора эта проблема в лице моей жены Галины стояла в дверях, и смотрела на меня взглядом, не предвещавшем ничего доброго.
- Я так понимаю, мы никуда не едем? - точно так же, как и вчера вечером, с места в карьер понесла моя супруга. Ни с добрым утром, дорогой, ни как спалось тебе, милый.
- Послушай, Гал, но ведь тетка, похоже, что-то там нарыла серьезное, - с извиняющейся физиономией начал я попытку укротить зверя, пока он еще не взбесился. - Если хоть десять процентов того, что она говорит, правда, то мы станем богатыми людьми!
Для вящей убедительности я развел в стороны руки и растянул рот в улыбке. Черт, зубы бы хоть почистить. Но Галина - не руки, ее так легко не разведешь.
- Ни одного, ни одного процента нет в бреднях твоей ополоумевшей тетки! - взревела моя благоверная.
Сцена, последовавшая за этим, была тягостной. Собственно, это был один большой, коронный, бенефисный, я бы сказал, монолог Галины Алексеевны Неказуевой, в девичестве Мироновой. Вчерашняя пятиминутка казалась легким вступлением к собственно основному произведению. В течение примерно сорока минут Галина металась по квартире и рассказывала, что она думает обо мне, о тетке Эльмире, о нашем, как она выразилась, "с понтом" дворянстве, о теткиных поисках и о нашем наследстве. Она так и сказала: "вашем наследстве". Я заикнулся было, что по праву моей жены она имеет право на половину этого наследства, но только еще больше распалил ее. По ходу повествования досталось и моим товарищам и компаньонам, и их женам, и моим друзьям детства. Такого полного, всеобъемлющего анализа всего отрицательного и мерзкого, что сосредоточено во мне самом, в моих родственниках и вообще во всем моем окружении, я никогда еще не слышал. В коротких перерывах в своем выступлении Галина подняла хнычущую Юльку, умыла ее и умылась сама, приготовила завтрак - только себе и ей - они поели, жена одела дочку и оделась сама. Она явно собиралась ехать с Юлькой и немалым количеством шмоток и провизии не дачу без меня своим ходом! Моя робкая попытка предложить отвезти их на машине, а потом вернуться в Москву на встречу была подвергнута мгновенной и яростной обструкции:
- Ха, ты не успеешь! - голосом артистки Ханаевой из фильма "Отпуск по семейным обстоятельствам" произнесла Галина. - Ты ведь обещал быть у нее в Зюзине в пятнадцать минут третьего!
Галина права. Как не спеши, а по субботним утренним "дачным" пробкам до нашего товарищества минимум два с половиной часа ходу - не успеть никак.
- Может, хоть до электрички подвезешь, а то мы опаздываем? - с неподражаемым сарказмом глядя на меня, уныло сидевшего на стуле, неожиданно промолвила Галина.
Я вскочил, как ошпаренный. Ну что, трудно было сказать десять минут назад?
До платформы Лианозово долетели за пятнадцать минут. По дороге Галина не проронила ни слова.
- Когда за вами приезжать, завтра к вечеру? - кротко спросил я.
- Наверное, нет. Не знаю. Я позвоню, - буркнула в ответ Галина.
Я смотрел, как они поднимаются по ступенькам платформы. Юлька потешно задирала ножки и подпрыгивала при каждом шаге. Уже наверху ребенок обернулся и помахал мне рукой. Галина даже не повернула голову в мою сторону. Неудивительно, что домой я вернулся в просто препохабнейшем настроении и, так и не почистив зубы, улегся досыпать. Как ни странно, я почти сразу же уснул, мне даже приснился сон.
Кругом была природа, что-то вроде большой зеленой поляны на опушке дубового леса. Почему дубового, был непонятно, потому что дубов как таковых в лесу не наблюдалось. Странно, дубов нет, но опушка леса именно дубового. Такой сон. Но самое интересное происходило на поляне. Поляна была зеленой травой, но не такой, как в природе - разной, короткой, длинной, цветочки там, лютики, а короткой, очень ровной и жесткой, как на поле для гольфа. Хм, можно подумать, что я хоть раз бывал на поле для гольфа! И вот на этой самой траве разворачивалось престранное действо, представлявшее из себя здоровый хоровод из, наверное, нескольких десятков девиц. Хоровод был такой исконно русский, как во времена Снегурочки, Леля и бога Ярилы. Это было очевидно, потому что девицы в такт движению своего круга напевали что-то вроде половецких плясок из оперы Князь Игорь, - в общем, музычка вполне соответствовала. Волосы у девиц были распущены, а на головах красовались венки из цветов полевых с превалированием желтых одуванчиков. Девицы то шли ровным шагом, то начинали приплясывать с коленцами, как танцоры на полотне Шагала. Сходство с картиной усиливало то, что ничего, кроме венков, на девицах не было. То есть, они были совершенно голые! Вот это да! Черт, а где же я? Меня во сне как бы не было, то есть вроде бы я был, и мог за всем этим обнаженным великолепием сколько душе угодно наблюдать, но меня никто из девиц не видел, как будто я был накрыт шапкой-невидимкой. А девки-то все были как на подбор - все стройные, сисястые и ногастые. Я загляделся прям на их развесистые прелести, но тут начал различать, что это - не просто девки, а все знакомые мне лица! Батюшки святы! Вон высокая красавица - это Жанна, а рядом с ней - Галина, то есть лицом явно она, а вот длиннющей фигурой и голенастостью - прямо модель! А это кто - спиной ко мне? Гладкие волнистые светлые волосы до лопаток, красивые округлые бедра. Девица, как почувствовав мой взгляд, оглянулась. Это была Талия. Не знаю, увидела ли она меня, невидимого, но именно в ту секунду, когда я увидел Талию, совершенно точно увидела меня Галина. Увидела, бросила вниз руки, разорвав хоровод, который сразу же остановился. Музыка смолкла. А Галина всплеснула вдруг руками, и запричитала громко-громко и как-то очень по-деревенски, тыча пальцем в Талию: "Глебушка, да что же ты на кого позарился-то? Да что ж, тебе настоящих баб да девок не хватает? Да как же я теперь людям в глаза смотреть-то буду?" Я не выдержал прямоты поставленных передо мною вопросов и проснулся. Часы показывали час дня. Раздумывать о странном сне времени не было, надо было ехать к тетке.
Суббота, вторая половина дня
К шестнадцатиэтажному дому в муниципальном районе Зюзино, где после сноса ее хрущобы получила очень приличную однокомнатную квартиру тетка Эльмира, я подъехал в два десять и сразу увидел монументальную тетушкину фигуру, стоящую у подъезда, и уже высматривающую меня, приложив руку козырьком ко лбу. Со своим гренадерским ростом, стоя на широко расставленных ногах, она напоминала сейчас Родосского колосса, освещавшего в древности кораблям вход в бухту Всеволодии. Одета она была в какой-то немыслимый кремовый балахон, на плечах у нее была белая шаль из плотной не по сезону ткани, а на голове - розовая широкополая шляпа от солнца. На сгибе локтя у нее болтался белый лаковый ридикюль, а в другой руке она крепко сжимала старомодный остроконечный зонт.
- Глеб, мальчик мой! - увидев меня, закричала тетушка на весь двор. - Я заждалась совсем. Мы не опоздаем?
Я уверил тетушку, что времени у нас просто валом, помог ей, шляпе и зонту не без труда разместиться на тесном заднем сиденье моей "десятки" (на переднем пассажирском месте тетка не ездила, как не делала многого, из принципа), и мы отправились.
По дороге тетка вкратце рассказала мне основные вводные. Оказалось, что ехали мы в контору с несколько странным на мой взгляд названием "Московский Законник". Я не стал растолковывать тетушке, что слово "законник", кроме своего основного значения - "блюститель закона", на блатной фене означает еще и "вор в законе" и вообще любой, живущий "по понятиям". Но самому мне название юридической фирмы как-то резануло слух. Там нас ждал директор фирмы некто господин Шуляев, с которым тетка Эльмира лично хорошо знакома, правда, общались они только по телефону. "Шуляев, Шуляев, - наморщил, вспоминая, лоб я. - Нет, наверное, не знаю". Уже около года тетка вела телефонные переговоры с "Московским Законником", который по поручению швейцарской адвокатской конторы "Бернштейн и Сын" разыскивал на территории России наследников некоего князя Нарышкина. Тетка даже передавала "Московскому Законнику" большое количество ксерокопий документов для подробного изучения темы вопроса. Больше точно тетушка ничего не знала кроме того, что вчера уже под вечер ей позвонил сам господин Шуляев и попросил быть ее вместе со мной сегодня в три у них в конторе, потому, что, как он сказал, "вопрос решен" и что дело осталось только за тем, чтобы во всем убедился сам господин Бернштейн, который по счастливой случайности как раз сейчас находится в Москве. "Все остальное ты сможешь увидеть сам", - сказала в заключение тетка и замолчала. Как раз мы и приехали. Я приткнул машину у обочины, причем с трудом нашел место между десятком Мерседесов и БМВ, припаркованными у дома с номером 12/5.
Он-то нам и был нужен. Это оказался трехэтажный особняк стандартных для центра Москвы бело-желтых цветов, судя по архитектуре - постройки старинной. Однако видно было, что совсем недавно весь дом подвергся капитальному и весьма дорогому ремонту. Фасадная стена здания по обе стороны от темно-коричневой резной входной двери была вся улеплена блестящими желтыми табличками - вывесками с названиями фирм, располагавшихся в стенах этого особняка. На самой большой из этих табличек было выгравировано: "Российский региональный союз адвокатов. Адвокатская контора "Московский Законник". Да, арендовать площади в таком особняке могли позволить себе только о-очень солидные конторы. Мои опасения, вызванные неблагозвучным названием фирмы, улетучились, и я нажал кнопку переговорного устройства на входной двери. Домофон мелодично блямкнул, и тотчас же прожужжала и уставилась на нас черным блестящим, как маслина, глазом, миниатюрная камера вверху под козырьком. "Простите, вы к кому?" - раздался из динамика вежливый металлический голос. "Мы в фирму "Московский Законник", к господину Шуляеву", - ответила, прижавшись губами чуть не к самой решетке домофона, тетка Эльмира. "Проходите", - через секунду произнес тот же робо-голос. Щелкнул электрический замок, и дверь приоткрылась. Я взялся за большую удобную латунную ручку с намерением галантно распахнуть дверь перед теткой, но обычное с виду деревянное дверное полотно на поверку оказалось толстенным и тяжеленным, так что открыть его мне стоило немалого труда. Похоже, дверь была не просто стальная, а бронированная, - к вопросам безопасности в особняке явно относились весьма серьезно. Сразу за дверью оказался просторный прохладный вестибюль, пол и стены которого были облицованы красивым бело-розовым мрамором. В глубине вестибюля начиналась ведущая на верхние этажи широкая мраморная же лестница, по обе стороны от которой стояли высокие кованые антикварного вида торшеры с завитушками. К лестнице вела, и дальше змеилась по ступеням старомодная бордовая ковровая дорожка. Все выглядело богато и в высшей степени респектабельно. Пока я глазел по сторонам, тетка Эльмира деловым шагом направилась вперед. Навстречу ей из-за деревянной конторки у входа на лестницу поднялся рослый детина, одетый по стандартной охранной манере - черный костюм и белоснежная сорочка и с черным же галстуком - селедкой. "Вы к кому?" - трубообразным басом, похожим на сигнал локомотива, угрожающе прогудел цербер. Тетка, как минуту назад перед дверью, по второму разу рассказала монстроидальному охраннику, к кому мы, но на этот раз пришлось еще и представиться. Охранник долго шелестел какими-то списками, пока, наконец, не пропустил нас, рукой, визуально тяжелой, как шлагбаум, указав на путь вверх по лестнице. Мы поднялись на второй этаж, и без труда нашли дверь с такой же, как внизу, табличкой "Московский Законник".
Адвокатская контора занимала половину этажа. "Ай-яй-яй, сколько зелени слюнят адвокаты хозяевам здания ежемесячно!" - позавидовал я. Новенький, с иголочки, евроремонт, все обставлено стильной итальянской офисной мебелью. Круто, черт побери! И почему батя отдал меня в МВТУ, а не на юридический? А тем временем, как давеча внизу, навстречу нам поднялась на этот раз уже потрясающая брюнетка-секретарша с ногами длиною в жизнь. "Господа Неказуевы? - с обворожительной улыбкой обратилась к нам офис-дива. - Присаживайтесь, я сейчас доложу Вадиму Львовичу". И она с грацией участницы гран-дефиле прошествовала, бесшумно ступая высокими шпильками по мягкому ковролину, к одной из трех дверей, выходивших в приемную, табличка на которой гласила: "Адвокат Шуляев Вадим Львович".
- Он здесь главный, - шепнула мне тетка Эльмира, усаживаясь на одно из двух свободных кожаных кресел, видимо, специально предназначенных для ожидания клиентами аудиенции у господ адвокатов.
Секретарша скрылась за дверью и, не пробыв там и десяти секунд, вышла и, сопроводив слова: "Прошу вас!" приветливым жестом, пригласила нас вовнутрь. Мы вошли в кабинет.