Володя выехал на грунтовую дорогу и подпрыгивая на ухабах, зорко всматривался вперед. Вот и лесополоса. Вокруг никого, как и ожидалось. Он осторожно съехал с дороги, завилял между деревьями и наконец остановился, убедившись, что с дороги его никто не мог увидеть. Сел в кустах и закурил. Часа полтора в запасе у него было. Еще раз прокрутил в мыслях план, который ему предложил Турецкий. За всей простотой этого плана скрывалось множество подводных камней. И Володя прикидывал, как поступить в любом из случаев, если ситуация изменится. Конечно, он оценил смелость москвича, но все-таки предприятие ожидалось очень неспокойным. И это в лучшем случае. События могли развернуться так, что Турецкому действительно угрожала опасность.
Время тянулось долго, он уже выкурил три папиросы, тщательно потушил их и решил больше не курить. Вот-вот на дороге могли появиться люди Куренного. Или Кудри. Смотря кто нетерпеливее.
В тишине послышался звук моторов нескольких машин, как будто приближался целый караван. Володя улегся на землю и сквозь ветки деревьев начал наблюдать, как со стороны Ворыпаевки показались три машины. Они остановились там, где и предполагал Володя. Две из них развернулись в обратную сторону. Захлопали дверцы машин, Володя быстро пересчитал вышедших – восемь человек. Они о чем-то переговаривались, Володя через оптический прицел углядел Кудрю. Он единственный был лысый и выделялся среди своих телохранителей. Володя прицокнул языком:
– Як в тире, прости, Господи...
Опять послышался звук работающих моторов. От станицы, слева по дороге, приближались еще три машины. Они совершили тот же маневр и остановились метрах в двадцати от ворыпаевских. Синхронность действий напоминала сцены из боевиков. Володя тихо пробормотал:
– Ничего за десять лет не поменялось...Ну, давай, "важнячок"...Не подкачай...
Турецкий не показывался. Володя перевел оптический прицел поочередно на каждую машину и увидел его на переднем сидении первой машины. Зато на дороге появились Куренной, Димон и Клест. Они шли не спеша к ворыпаевским. Остальные казаки остались у машин. Ворыпаевские поступили точно так же. Трое отделились от толпы и пошли навстречу казакам. У всех были суровые напряженные лица. Все остановились и один из ворыпаевских сделал шаг вперед.
– Здорово, Андрей. Зачем звал? Шо стряслось?
Куренной сухо ответил:
– У меня, Сергун, брата убили.
– Знаю. Мои соболезнования. Чем можем – поможем...
Куренной подался всем телом к ворыпаевским и веско добавил:
– Перерезали горло. У нас, в нашей станице...
– Цэ вэлыкэ горе. У тебя шо, уже какие-то мысли на эту тему есть? Скажи...
Куренной демонстративно заглянул за плечо Сергуна и с ехидцей спросил:
– А шо там Кудря маячит и колесо пинает? Вы ж всегда разом, как на картинке...Нехай тоже к нам подойдет. Раньше на смыках он нас не гнушался...
– Та он чеснока поел, а зубы не почистил. Стесняется, – хохотнул Сергун.
Куренной оглянулся на своих и парировал:
– Ничего, мы потерпим. Да, хлопцы?
Клест кивнул головой и крикнул:
– Кудря, иди до нас!
Кудря поднял голову, но остался стоять на месте. Вмешался Димон, который с раздражением прикрикнул:
– Шевели копытами...
Сергун обернулся к Кудре и спокойно позвал его:
– Кудря, иди сюда, а то казачкам не нравится горло драть.
Турецкий приоткрыл окно и наблюдал за встречей казаков и ворыпаевских, удовлетворенно отметив, что все идет по плану. Прямо ему в затылок шумно дышал здоровенный казак. Водитель напряженно вглядывался в стекло и нетерпеливо ерзал на сидении. Видно, сам хотел участвовать в знаменательной встрече.
Кудря отделился от своих и медленно направился к парламентерам. Турецкий пробормотал:
– А время-то остановилось в вашем Новом Орлеане...
Водитель в недоумении взглянул на него:
– Шо ты там балакаешь?
– Да это я так, сам с собой разговариваю. Привычка у меня такая, – объяснил не без иронии в голосе Турецкий, не отводя взгляда с дороги.
В открытые окна машины хорошо было слышно каждое слово, которыми обменивались обе стороны.
– Хай Кудря скаже, где вчера вечером был с девяти до одиннадцати, – обратился Куренной к Сергуну.
– Спроси у него... – осклабился тот.
– Може, тебе рапорт нарисовать? – огрызнулся Кудря. – Так не по чину будет...А если тебе так уж интересно, то дома я был, телевизор смотрел. Ведущий подтвердить може, – ухмыльнулся он.
– Брэшеш, – резко оборвал его Куренной. – Тачку твою бачили в Орлянке вчера вечером. И тебя...С братом моим.
– Это шо за предъявы? – фальшиво возмутился Кудря. – У вас свои дела, у нас свои. Я ж у тебя не спрашиваю отчета, где ты вчера був.
Куренной уже отвернулся от Кудри и обратился к Сергуну.
– Сергун, прямо сейчас скажи мне, шо ты ничего про это не знаешь. Ни про смерть Бэмби, ни про золото. И мы разойдемся. Скажи как бывшему дружбану. Только его мы с собой возьмем, – и он кивнул в сторону Кудри. – У нас еще к нему вопросы есть.
У Володи уже устал палец на спусковом крючке. А события на дороге разворачивались, на его взгляд, слишком медленно.
– Ну, давайте хлопцы. Начинайте уже, – подгонял их шепотом Володя. – А то ж я сейчас первый выстрелю.
Он скользнул прицелом по коленям переговорщиков и азартно закусил губу.
Сергун хмуро смотрел на Куренного.
– Шось ты, Андрей, як я бачу, сейчас не в себе. Я понимаю, горе у тебя. Тогда давай завтра побалакаем. А то сгоряча глупостей наделаешь, а потом нам всем расхлебывать. Ни вам, ни нам война не нужна.
Куренной сквозь зубы процедил:
– Не чую ответа.
Как всегда нетерпеливый Клест выскочил перед всеми и зачастил:
– Та шо ты с ним цацкаешься, Куренной?
Он резко повернулся к Кудре:
– Ты вчера Олежку зарезал, Кудря! А ну, падла, смотри мне в глаза! В глаза смотри!
Кудря презрительно окинул взглядом худощавую неказистую фигуру Клеста:
– Нагибаться неохота...
– Ах ты!.. – Клест яростно сплюнул под ноги Кудри, но сдержался, потому что Димон положил свою тяжелую руку ему на плечо, придерживая горячего казачка.
Димон, который до сих пор с кривой ухмылкой слушал перепалку Клеста и Кудри, обратился к Куренному:
– Смотри, как у лысого руки трясутся...Шо-то он слишком нервничает.
Кудря злобно зыркнул на атамана казаков:
– Эй, Куренной, уйми своих казачков. Шо они гавкают? Собрал около себя девок, типа Бэмби...
Он не успел закончить фразу, как Клест неожиданно сделал резкий выпад ногой прямо в пах Кудре. Тот согнулся от боли, но выхватил пистолет и дважды вслепую выстрелил. Одна из пуль попала в ногу Клесту, тот вскрикнул и с изумлением взглянул на расплывающееся небольшое пятно крови на штанах. Выстрел Кудри как будто дал команду к перестрелке. С обеих сторон началась беспорядочная пальба. Димон и Клест решили не геройствовать и, отстреливаясь, отступали к машине. Кудря остался лежать на земле и продолжал стрелять, пока не закончилась обойма.
Володя удовлетворенно прицокнул языком и перевел прицел на машину, в которой сидел Турецкий. Он увидел, как из нее выскочил здоровенный казак с помповым ружьем и что-то крича во все горло, обежал машину и начал пальбу в сторону ворыпаевских. Турецкий, как это и предполагалось по плану, нагнулся, а Володя выстрелил в лобовое стекло.
– Не зашиб? – пробормотал он, вглядываясь в прицел.
Турецкий поднял голову и оглядел поле боя через разбитое вдребезги окно. Водитель, для которого выстрел в лобовое стекло был полной неожиданностью, вскрикнул:
– Мать твою! Сволочи! Мать твою...
Он выскочил из машины и метнулся в сторону, но Володя уже перехватил его в прицел и выстрелил ему в колено. Водитель упал, как подкошенный, и вьюном пополз в канаву, приволакивая ногу.
– Ну, давай, важнячок, тикай, сейчас хороший момент, – прошептал Володя.
Он перекинул ствол приклада, выстрелил в плечо кому-то из ворыпаевских – тот целился в Турецкого. Ворыпаевский уронил пистолет и схватился за раненую руку, согнувшись от боли пополам.
Дальше события разворачивались совсем не по плану, который они так детально обсуждали с Турецким. Володя с изумлением уставился на Турецкого, когда тот вместо того, чтобы бежать под его прикрытием, сначала присел за машиной, а потом отполз от нее к обочине. Володя тихо выругался, не понимая, что задумал "важнячок". А когда увидел, что произошло дальше, и вовсе растерялся. Куренной, пробегая мимо Турецкого, споткнулся и упал, выронив пистолет. Его уже настигал Кудря, и не целясь, выстрелил в Куренного. Тот ухватился за раненое плечо. Совсем пришлось бы плохо Куренному, если бы не Турецкий. Он вскочил, когда Кудря поравнялся с ним, и с силой толкнул его на машину, ударив об капот. Этим воспользовался Куренной, быстрым движением подхватил свой пистолет и несколько раз выстрелил в Кудрю. Володя увидел, как Кудря упал. А Турецкий опять начал действовать не по плану. Он подхватил раненого Куренного и затащил его в машину.
– Шо ж ты робишь? – возмутился Володя, как будто Турецкий мог его услышать. – Тикай сюда, мать твою. Шо ты творишь?!
Тем временем машины ворыпаевских сорвались с места и умчались так быстро, словно участвовали в гонках на выживание. Да по сути так и было. За ними, зажав рану рукой, прихрамывая побежал Клест, стреляя им вслед:
– Лови свинец, хлеборобы! – орал он, передергивая затвор.
Казаки собрались возле машин, погалдели, помахали в запале руками, видимо, решая, стоит ли пускаться в преследование. Наконец все расселись по машинам, и Турецкий сел вместе с ними.
Володя, ничего не понимая, чувствовал себя полным идиотом.
– Шо ты задумал, скаженный? – растеряно вопрошал он у москвича и злился на него, потому что измененный план был уже вовсе не планом, а вообще неизвестно чем. И какова отводилась роль ему в этой стихийной разборке было непонятно. Он смотрел вслед уезжающим машинам. Наступила тишина, как будто ничего и не было. Только Кудря остался лежать на дороге бесформенным кулем. Хоть какая-то польза от перестрелки бандитов – и тех, и этих, – немного успокоил себя Володя. Он снял с плеча карабин и положил его на траву.
– Ну и шо мне теперь прикажешь робить? – укоризненно произнес он, обращаясь к невидимому собеседнику Турецкому. Было очень обидно, что ему не удалось нанести существенный урон обеим сторонам. А ведь так хотелось! Под шумок с его позиции можно было запросто уложить еще несколько братков. И если бы не предварительная договоренность с московским важняком, он так бы и сделал, нарушая закон. А какой, на хрен, закон, если в станице царит настоящее беззаконие? – в мыслях гневно вопрошал у Турецкого Володя, толкая мотоцикл вверх по невысокому склону. Ветки кустов цеплялись за колеса, он пыхтел и потел и все сокрушался, что план сорвался. А ведь так хорошо все было задумано.
Володя выкатил мотоцикл на дорогу и не спеша двинулся в станицу. Приедет живой и здоровый Лене на радость. Но на душе было очень погано. Не удалось отвести душу и хоть ненадолго почувствовать себя боевым другом. Но еще больше его мучила мысль о том, что Турецкий так и остался в плену у казаков. А как действовать в таком случае, они не договаривались. Надо обдумать, что теперь делать, чтобы освободить московского важняка.
6
Валя изо всех сил старалась изображать на своем лице неубывающий интерес к рассказу тетки. Они уже и поужинали, и муж благополучно смылся якобы выносить мусор, а на самом деле, она не сомневалась, пристроился к соседям-собачникам покурить да поговорить за жизнь. По вечерам они собирались на детской площадке, собаки орошали прибитую травку и загребали свое добро в песочницу, куда на следующий день мамаши выводили своих детишек. Детишки совочками выкапывали непонятные продолговатые камешки и выкидывали их из песочницы, они мешали делать им куличики и строить песочные города. Так что муж, исполнив свой родственный долг перед собственной теткой, поужинав с ней и некоторое время послушав ее занимательные рассказы, был теперь свободен, как птичка. А Вале, как всегда, оставалось сидеть и внимать каждому слову тети Марты, потому что та требовала не только внимания, но и своевременной реакции. Валя то говорила "угу", то "не может быть", то "все-таки какие они гады". Разговор, как обычно, шел о бывших родственниках тети Марты, к которым каким-то боком притулился и Влад, троюродный племянник тети Марты и единственный ее родственник, с коим она еще сохранила нормальные отношения и где ее принимали. И то только потому, что между ними изначально не стояли общие имущественные интересы. Валя думала, что если бы тетка не была так занята бесконечными судебными процессами с родственниками, она могла бы написать познавательную книгу о многолетней борьбе за разные виды наследства, подкрепляя их примерами из собственного опыта. А наследство было немалое, не одно поколение родственников потрудилось, чтобы накопить его. Только не думал и не гадал ныне покойный патриарх рода Теодор Сикорский, что его многочисленные потомки будут грызться из-за огромного участка с ныне сгоревшей трехэтажной дачей, которой до пожара владели четыре семьи Сикорских. Тетя Марта помимо земельного участка присовокупила к наследству могилы общих предков на Новодевичьем кладбище, могилы других общих предков на Введенском кладбище, и даже заявила права на квартиру своего покойного брата, которую захапала его вдова, причем, как считала тетя Марта, абсолютно незаконно. Потому что она, родная сестра, прожила вместе с братом пятьдесят лет, пока они не разъехались по разным квартирам, а эта посторонняя женщина, хитростью окрутившая убежденного холостяка Стасика, успела с ним пожить всего четыре года. Ну и что, что эту квартиру Стасик получил путем размена общей с Мартой квартиры? Он ведь прожил с сестрой неизмеримо дольше, чем с женой. Марта каждый раз подчеркивала, что Стасик женился не по своей доброй воле, а исключительно потому, что эта женщина окрутила его хитростью.
– Почему хитростью? – однажды спросила Валя, подозревая какие-то интриги со стороны той чужой женщины, ради которой дядя Стас бросил родную сестру тетю Марту, разменял родительскую квартиру и женился на своей сотруднице.
– А как же еще? – удивилась тетя Марта. – Они двадцать лет вместе работали, она перед ним мелькала, мелькала, и все-таки своего добилась – женила на себе. А теперь живет в его квартире, хочет оттяпать могилы наших родственников и часть нашего дачного участка. На правах вдовы. А нас там и так полна коробочка, никак не можем разделиться.
– А зачем ей чужие могилы? – не очень поверила тете Марте Валя, потому что ей, например, претендовать на чужие могилы и в голову не пришло бы.
– Своих родственников хоронить, – сердито ответила тетя Марта. – У нее пять сестер и два брата. Да у всех семьи – жены, мужья, дети... Как ты не понимаешь? Могила – это не просто могила, а участок. А в Москве участок на приличном кладбище на вес золота. Вот ты, допустим, когда-нибудь...ну в общем все мы не вечны. Ты подумала, куда тебя Влад повезет?
– Да уж где-нибудь закопает, – беспечно махнула рукой Валя. – На земле не оставит. Всем место находится в конце концов.
– Вот, видишь, какая ты недальновидная, – упрекнула ее тетя Марта. – Тебе уже будет все равно, а Владу сплошное беспокойство. Потому что тебя ни на Новодевичьем, ни на Введенском не похоронят. Там участки Сикорских и Егоровых. – Она поджала губы и подозрительно посмотрела на Валю. Может, та не беспокоится о своем будущем потому, что тоже претендует на чужие могилы и за ее спиной тайком уже собирает всякие документы...
– Пусть отвозит меня в Саранск, у нас там вся родня похоронена, – правильно поняла ее Валя и решила сразу же успокоить, дескать – на чужие могилы она рот не разевает.
– Расходы-то какие... – покачала головой тетя Марта, как будто Валя уже собралась помирать и вопрос о погребении стоял очень остро. Вале стало смешно, тема собственных похорон ей казалась нелепой, потому что в свои тридцать пять лет она была абсолютно здорова и строила на будущее большие планы. Почему-то тетя Марта решила похоронить ее раньше Влада, хотя тот был старше Вали на пятнадцать лет, курил как паровоз и очень любил поесть на ночь жирненького. Так и говорил: "Дай мне что-нибудь жирненькое, а то не усну, голод замучит".
За окном уже совсем стемнело, тетя Марта наконец стала собираться, пообещав подарить внучатым племянницам к свадьбе по серебряной ложечке из фамильного столового серебра. Девочки обрадовались, хотя одной было восемь, а второй одиннадцать лет. До свадьбы еще ждать да ждать.
– Да, сами мне не звоните, – предостерегла в очередной раз тетя Марта Валю, – соседи все разговоры подслушивают. Я вам с улицы позвоню, из автомата.
– Так они же живут этажом выше, – не преминула напомнить Валя тетке, что та в полной безопасности. Все-таки не в коммунальной квартире живет, где один телефон на всех соседей. Но тетю Марту было не переубедить. Как вбила себе в голову, что соседи сверху следят за ней уже лет десять, так и остерегалась их. К телефону лишний раз не подходила и даже не снимала трубку, когда Влад, спохватившись, вспоминал, что давно не слышал ее голоса. Жива ли? Здорова ли? Не наездишься проверять, потому что она жила на другом конце Москвы. К тому же и дверь могла не открыть, если предварительно не согласовать день и час посещения. Приходилось посылать телеграмму, а для этого нужно было съездить на почту. В общем – увидеться с тетей на ее территории было все равно, что просить аудиенцию у королевы Англии.
– Я точно знаю: подслушивают и следят! Когда я на дачу ездила (тетка наконец начала строительство маленькой дачки на фамильном участке и разрывалась между судебными процессами и строительством, что делало ее жизнь очень насыщенной), они проследили и забрались в мою квартиру.
– Откуда вы знаете? – Валя не верила ни единому слову тетки, зная ее мнительность.
– А куда тогда девалась моя коричневая юбка? И все документы были переворошены. Свидетельство о рождении Стаса лежало снизу под всеми документами, а очутилось в середине стопки...А папино свидетельство о рождении так и пропало! Это его жена их подговорила, и они ключи подобрали.
Валя поняла идею Марты – родственники теперь подбираются и к документам. Заодно и юбкой не погнушались. Но не стала спорить. Старенькая коричневая юбка, конечно, ценная добыча. Пускай так и будет, раз тетя Марта в это верит.
Тетя Марта вышла на улицу и подумала, что Валя хоть и провинциалка, и, видать, проныра, раз выйдя замуж за Влада приобрела и московскую прописку, и квартиру, но человек неплохой. И выслушает, не перебивая, и посочувствует, когда надо. Конечно, ею двигало чувство корысти, когда она выходила замуж за Влада. Все-таки разница в возрасте значительная, он ей почти в отцы годится. Но Влад выглядит вполне довольным своей судьбой. И хотя нет у него ни дачи, ни машины, он и словом не заикнулся, чтобы тетя Марта оставила на него завещание на свою долю дачного участка и машину, которую она не водит уже лет десять и та гниет во дворе, потому что гараж тетушка продала, чтобы окупить свои судебные тяжбы. "А про юбку Валя не поверила!" – вдруг пришла запоздалая мысль и тетя Марта даже остановилась. Стало обидно. А она так верила, что Валя относится к ней с искренним участием!