- Здесь годится?
- В самый раз.
- Тогда - Знакомься. Мой друг - Громак. Пал Андреевич, - Барсов указал на сидевшего на заднем сидении мужчину лет сорока. Можно просто Паша. Пал, ты не обидишься?
Мисюра и Громак обменялись рукопожатием.
Громак заметно уступал Барсову в росте и не имел такой же крупной конструкции, как тот, но судя по всему был не из слабаков.
- Постреляем? - спросил Мисюра, стараясь по ответу понять как относится к созтязанию его соперник.
- А чо? - ответил Громак спокойно. - Почему-ж не бабахнуть?
- Тогда начнем?
Мисюра двинулся в сторону мишенного поля, шагами отсчитывая двести метров, чтобы установить на этой дистанции цель. Громак молча шел за ним. Барсов остался у машины.
Отсчитав сто сорок три пары шагов - метр сорок сантиметров в каждой паре - Мисюра заметил бетонный столбик, который торчал из земли, возвышаясь чуть выше колена. На его боках сверху вниз тянулись надписи, сделанные черной краской: "Не копать" и красовались ломаные стрелки - знаки молнии.
Мисюра вынул из сумки, висевшей через плечо, широкогорлую бутылку из-под кефира. Подбросил ее. Поймал. Посмотрел в горлышко как в телескоп. Положил на столбик. Поднял с земли два камушка и подсунул их под бока сосуда, укрепив его, чтобы не скатился.
Громак молча наблюдал за его действиями, не выказывая ни осуждения, ни одобрения. Мисюра посмотрел на него. Спросил:
- Так устроит?
- Нормально. - Громак с безразличным видом отвернулся и зашагал к огневому рубежу. Он прекрасно понимал, что попасть с двухсот метров в бутылку, лежавшую на столбике будет очень трудно, а если точнее, то просто невозможно. Но не стал спорить, поскольку верил, что Мисюре этот трюк, в такой же степени как и ему, не удастся.
Мисюра вынул из кармана сигарету, задымил и, пуская изо рта струйки дыма, двинулся за ним.
- Стреляешь первым, - сказал Барсов, когда они вернулись к исходной позиции и слегка тронул рукой Громака за плечо. - Потом попросим пульнуть Олега. Надо посмотреть, что он может.
Громак взял винтовку, кивнул на оптику и вопросительно посмотрел на Мисюру.
- Здесь все путем?
- Увольте. - Мисюра посуровел. - Прицел на нулях, а поправки - дело стреляющего. Не дай бог смажете, потом будете думать, что я не то сделал.
- Ладно, посмотрим.
Громак опустился на колени, лег животом на подстилку, раздвинул ноги ножницами, согнул руку в локте, положил на ладонь цевье винтовки, вжал приклад в плечо. Поерзал по земле, устраиваясь поудобнее. Снова замер. Теперь он прицеливался.
Мисюра стоял в стороне, делая вид, что ему безразличны приготовления Громака. Он был уверен в тщетности усилий приятеля и его старания нисколько не беспокоили.
Ударил выстрел.
- Идем, посмотрим, - сказал Мисюра Барсову, после того как Громак открыл затвор и положил винтовку.
Барсов приложил бинокль к глазам.
- Похоже лежит бутылочка.
- Все же надо сходить, взглянуть.
Втроем они прошли к столбику, на котором покоилась нетронутая пулей кефирная тара.
- Нешто в такую цель можно попасть? - Громак сплюнул и пнул сапогом первый, попавшийся под ногу камень. Посмотрел на Мисюру. - Если ты ее собьешь, капитан, кладу на кон сотню штук.
Мисюра пожал плечами.
- Рад бы в рай, да грехи не пускают. Мне лично на кон нечего ставить.
- Я и не требую. Попадешь - сто твои. Не попадешь - нет приза.
Возвращаясь на огневой рубеж, Мисюра усиленно дымил сигаретой. Даже Барсов на это обратил внимание.
- Ты же вроде бы не курил.
- А, - отмахнулся Мисюра, - должно быть волнуюсь…
На самом деле он был спокоен. Сигарета потребовалась ему для того, чтобы поточнее определить силу и направление ветра на директрисе стрельбы. Впрочем, мастер не обязан раскрывать свои маленькие секреты, разве не так?
На огневом рубеже Мисюра разрядил магазин, высыпал патроны на ладонь. Осмотрел каждый. Выбрал один и вогнал в патронник. Прилег. Покрутил винты оптического прицела, ввел поправки, которые рассчитал в уме. Раскинул ноги ножницами. Поплотнее уперся локтями в землю. Стал не спеша прицеливаться…
Барсов и Громак стояли за его спиной, внимательно следя за приготовлениями. Оба молчали, словно боясь что-то сказать под руку стрелку.
Щелкнул выстрел.
Барсов вскинул бинокль к глазам. Повторил фразу, которую уже однажды здесь же и произнес:
- Похоже лежит бутылочка…
Мисюра встал, разрядил винтовку, выбросил стреляную гильзу. Сказал с унынием.
- Может не поленимся, сходим еще разок? Всякое бывает. Вдруг пока подойдем она упадет?
Они подошли к столбику. Громак остановился и громко выругался. Не зло, восхищенно. Что поделаешь, мат в русских устах не всегда звучит оскорбительно. Порой выражает такие сильные чувства, которые выказать иным способом бывает трудно.
- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! Надо же!
- Да… - протянул изумленно Барсов и взял в руки бутылку. Ее дно было напрочь выбито пулей. - Да…
Громак полез во внутренний карман - доставать портмоне.
- Слушай, капитан, ты прости, увидел - и нет слов… Сорвалось…
- Ладно, - сказал Барсов, - едем ко мне домой. Посидим, потолкуем. Такой выстрел надо достойно отметить.
Трехкомнатная квартира Барсова в пятиэтажном кирпичном доме поразила своей нежилой атмосферой. Закрытые жалюзи на окнах. Полиэтиленовые чехлы на мягкой мебели. Отсутствие каких-либо вещей на вешалке в прихожей.
- Мои уехали, - предупреждая вопросы, пояснил Барсов. - В Россию, к родственникам. А обед я сейчас разогрею. Пельмени будешь? Домашние…
- Что за вопрос.
Они прошли на кухню. Хозяин поставил на плиту кастрюлю с водой. Показал Мисюре на стул возле обеденного стола.
- Садись. Подождем, пока закипит.
Они сели.
- Может выпьем, пока сидим без дела? - Мисюра спросил осторожно, прощупывающе. Он мог и не пить, но так уж принято: если мужики собираются поговорить "за жизнь", то не дерябнуть просто неудобно. Не обязательно надираться до посинения, но пропустить по махонькой - дело святое. Отказаться от такого предложения осмелится редкий мужик. Чтобы облечь предложение в ощутимую плоть, Мисюра добавил. - У меня с собой есть бутылочка. В кейсе.
- Нет, - сказал Барсов и легонько пристукнул по столу своим ластом. Стол дрогнул. - Мне надо с тобой поговорить серьезно. Потому не хочу, чтобы ты думал, будто я находился под газом.
- Понял.
Вода в кастрюле начала закипать. Барсов встал, открыл крышку кастрюли, посолил кипяток, бросил в него лавровый лист, перец-горошек. Полез в морозильник. Вынул оттуда холщовый мешочек, в котором сухо гремели пельмени.
- Сколько тебе? Десятка три?
Было видно - Мисюра колеблется.
- Ладно, кладу сто на двоих. Думаю, вытянем. - Барсов лукаво улыбнулся. - Ты морпех по случаю или по убеждению?
- Кем мне еще быть?
- Хорошо, пусть тебе вопрос не покажется странным. У тебя не бывает желания кого-нибудь убить?
Несмотря на предупреждения вопрос прозвучал столь неожиданно и вне всякой связи со всем, что говорилось до того, что Мисюра слегка растерялся.
- В смысле?
- А вот так взять и шлепнуть. В надежде, что кому-то станет в жизни легче.
- Раньше такое бывало. Теперь прошло. Понял - дураков и подлецов никогда меньше не станет.
- Занятно, - сказал Барсов раздумчиво, - но логично. А вообще ты убивал?
- Не знаю.
- Вот те на! Воевал же в Чечне?
- Воевал. И когда стрелял, старался не промахиваться. Заполошно пули в небо не гнал. А вот убивал или нет - не знаю. - Мисюра подумал. Добавил жестко. - И узнавать не хочу.
Они помолчали. Потом спросил Мисюра.
- А ты убивал?
Барсов погладил щеку, словно проверял качество бритья.
- Не осуди, убивал. Глистов.
- Шутка?
- Почему? Если ты заметил за этих паразитов не заступаются даже добровольные охранители природы. Змей, скорпионов, тарантулов заносят в Красные книги, запрещают уничтожать, а глисты - вне сожалений. Я сегодня к этой категории паразитов отношу весь криминал, который сосет соки из всего, что трудится. Это - зло. А убивать зло просто необходимо. Мало того, хочу и тебя убедить в этом. Убежден - если не обуздать беспредел, Россию растащат. Даже стен не останется. Потому сейчас твердая рука нужна. Диктатор.
- Лебедь, - назвал Мисюра фамилию с уверенностью оракула. И тут же спросил: - Разве не так?
Барсов вздохнул тяжко, как косец, который прошел делянку и остановился на меже отдохнуть.
- Черт его знает, вроде и народ вы, вояки, толковый, а послушаешь, хреновину прете один почище другого.
- Почему? - Мисюра решал - обидеться или сделать вид, что не заметил колкости.
- Вы же мужики при чинах и обязаны знать историю. Хотя бы военную. Уже давно известно, что полководцы с птичьими фамилиями России кроме позора ничего не приносят. Казалось бы, должно хватить на все времена одного опыта с Куропаткиным, так нет же, отыскали Грачева. И до сих пор невдомек, что перья летели не из хвостов этих птиц, а из репутации государства.
Мисюру шпилька о незнании истории уколола.
- Тогда дело за Барсовыми или Медведевыми. Так?
- А что, не плохая мысль. Во всяком случае на своей земле мы бы смогли навести порядок.
- Кто же мешает? Сейчас только и говорят о предпринимательстве.
- Вот именно говорят. Но едва доходит до дела, кому кем быть решает чиновник. А то кто стоит за его спиной, даже не надо угадывать. Допустим, дали бы мне наш лес. Сказали: давай, Барсов, работай, богатей. Я бы сразу стал хозяином и воровать не позволил, тайгу курочить не разрешил. Потому лес отдали не мне, русскому мужику, а корейцам. Приезжайте, фазаны, и все, на что глаз упадет - крушите. Ты знаешь, сколько их сюда понаехало? Они и крушат. Чтобы не возникало шуму, отстегивают куш кому надо. Все шито-крыто.
- И ты не мог здесь найти себе дела? Что-то мало верится.
Барсов горестно вздохнул.
- Я тебе сказал, капитан, сейчас в цене не хозяева, а хищники. Такие, что способны раздербанить богатство страны на части, хапнуть деньжат и смыться. А хищников в этом краю навалом. Ты даже не представляешь, сколько здесь осело и гужуется уголовников… Не собираюсь обманывать, Олег. Ни тебя, ни себя: простить того, что со мной и моими партнерами проделали, не могу и не собираюсь.
- Кто он?
- Роман Быков.
Мисюра ничем не выказал удивления.
- И ты решил с ним воевать?
Мисюра чувствовал, что слова о его готовности стать наемником, брошенные в минуту опьянения, приобретали силу морального императива.
- Решил. Из желания не быть бараном, которого остригли, а он ко всему еще и доволен. Ты обратил внимание, как нас убеждают, что главные черты русского человека - долготерпение и покладистость. Чтобы проверить, сколь можно далеко заходить, людей лишили права на бесплатное образование, лечение, им по полгода не платят заработки. И что? Терпят. Значит, быдло. Я в таком стаде оставаться не хочу. Потому скажу прямо: жажду не правосудия, а мести. Или возмездия, понимай как угодно. По моим сведениям Быков в ближайшее время вывезет с моего прииска добытое зимой золотишко. Я собираюсь его оприходовать.
- Рискованно…
- А что ты делал без риска? Ко всему задарма? Здесь за один или два выстрела получишь полмиллиарда…
- Деревянных?
- Что за вопрос? Для тебя эти полмиллиарда будут сделаны из красного дерева.
- Откуда такие бабки?
- Расчет простой. Сегодня золотишко на мировом рынке идет по триста баксов за тройскую унцию.
- Это мне ничего не говорит. Сколько тянет грамм?
- В тройской унции тридцать один грамм с маленьким хвостиком. Значит, грамм потянет где-то на десять зеленых. Если на долю каждого участника выпадет по десять кэгэ, по нынешним ценам можно взять почти полмиллиарда. За такую цену при капитализме - а нас в него вогнали силой - люди идут на любые деяния.
- Маркс вроде бы говорил о преступлениях…
Мисюра сказал и посмотрел на Барсова с хитрецой.
- А разве преступление не деяние?
- Еще вопрос. Почему ты обратился ко мне? Мы недавно познакомились, а обсуждать такие дела с человеком, которого мало знаешь… Разве не рискованно?
- Объясняю. Крылов мой племянник. Он тебя рекомендовал. Сказал, что ты бросаешь службу и готов заработать хорошие деньги. Я могу их дать. Кроме того, я имел разговор с Ферапонтом.
- Что он сказал?
- Если дословно, то так: "Атеист, но благочестия в нем больше, чем у православного попа. Ему можно полностью доверять. Даже если он не пойдет с тобой…" Теперь решай. Согласишься или разговора не было. Скажу честно: ты мне нужен.
- Забито. - Мисюра протянул руку Барсову. - Работа вполне по специальности.
- Похоже так, - согласился Барсов и крепко сжал Мисюре ладонь. Тот напрягся, но пожатие выдержал.
- Похоже, не то слово, Андрей. Из меня готовили сторожевого пса. Учили рвать и убивать тех, кто позарится на хозяйское добро. Теперь, когда хозяева сменились и меня перестали кормить, все выглядит иначе. Кое-кто верит, будто пес и голодный будет сидеть у конуры, поджав хвост…
- Есть основания - другие сидят.
- Вся беда от того, что мы всегда глядим, как ведут себя другие. А правят бал те, кто действует сам по себе. Я перехожу в их разряд.
- Тогда самое время выпить. Ты не против?
- Ну, вопросик! Кто же о таком спрашивает? Наливай!
- Достойный ответ. - Барсов удовлетворенно хмыкнул. - По сколько примем?
Вопрос был ритуальным и требовал точно такого же ритуального ответа. Он был известен только посвященным. Мисюра сделал вид будто задумался.
- Давай так. По сто - мало. По двести - много. Нормально - два раза по сто пятьдесят.
- Истинно православная душа! - Барсов вынул из буфета бутылку. Разлил гремучую жидкость по стаканам. Мелким крестом осенил жерло стаканчика. - Изыди нечистая сила, останься чистый спирт!
Мисюра жахнул налитое ему не задумываясь, и тут же окаменел с открытым ртом: воистину свершилось чудо: в глотку вылился чистый, обжигающий спирт. Вот что значило время произнести заклинание!
Смачно выдохнув весь воздух, находившийся в легких, он запил проглоченное холодной водой из под крана. Вспомнил слова Ферапонта:
- Стомаха ради! Прошло, как по рельсам.
Куда глаже прошла вторая чарка.
- Сведения насчет транспорта точные?
Мисюра задал вопрос только сейчас, хотя он возник у него значительно раньше, при первом упоминании о золоте.
- Тебе может не понравиться, но мне б этом сообщил Рамаз Чхония.
- Ему можно доверять?
- Во всяком случае я доверяю. Мы с Рамазом знакомы лет двадцать, если не больше. Еще с советских времен. Я познакомился с ним в Кобулети. Отдыхал на море, встретились в ресторане. Слово за слово, рублями по столу - душа широкая, пошла гульба. Знаешь, как у грузин: если надо себя показать, то штаны продай, но гонор не урони. Правда, меня в тот раз ни перепить, ни деньгой перешибить Рамазу не удалось. Я его - уже готовенького - увез к себе в санаторий, как говорят выспал, опохмелил и утром проводил домой на такси. С тех пор мы схлестнулись. Он узнал что я дальневосточник. Сразу закинул удочку на шахер-махер. Интересовала икра. Я его свел с нужными людьми. И пошло дело. Еще раз скажу, что чужих баб он отсюда вывозить никогда не собирался. Для Светки Рамаз стал простым слоником. Она подсела на его хоботок и укатила в Россию. Уверен, там сделает Рамазу ручкой: "Гуд бай, май лав, гуд бай!" Не она, так он сам ей скажет: "Слезай, дэтка, с мине, ты уже приехал"…
- Ладно, оставим эту тему, - Мисюре не хотелось ворошить то, что уже нельзя было ни переиграть, ни исправить сочувствиями и соболезнованиями. - Вернемся к делу.
- Хорошо, это я так вспомнил, к слову. Что касается дела, то в последний приезд Чхония сказал: "Артем, мне предложили металл. Как я понимаю - твой. Потому, если скажешь не брать - не возьму. добавил с грузинской пылкостью: "Слово чести". Я спросил: много золота? Он ответил: сорок…
- Все ясно, можно не продолжать.
- Хорошо, - согласился Барсов. - Теперь о команде. Всего нас будет четверо. Я, Громак, Крылов и ты. При этом главная роль во всем твоя. Груз, который нужно взять, Бык не собирается отдать государству. Этот навар он предназначил себе. Добычу они повезут вертолетом. В машине будет всего двое: сам Бык и пилот Рогов, тот, который убил Дубова и покушался на меня. Оба заслуживают одного…
- Я понял. Моя задача?
- Опустить вертолет одним выстрелом. Максимум - двумя. Мы все работаем на тебя. Не стану говорит, что у тебя нет права на промах. Промахнуться может каждый и этого сделать не запретишь. Но тогда мы потянем пустышку, а Бык обретет новую силу…
- Сделаю.
Голос Мисюры прозвучал твердо. Он не сомневался, что сделает. Волна бунта, стихийно всколыхнувшегося в его душе приобретала силу волевого решения и оттого становилась грозной и действенной.
Принято считать, что революции связаны со всеобщим взрывом народного недовольства, которое влечет за собой слепое насилие, вооруженную борьбу, погромы, огромные жертвы - людские и материальные. Все это так. Но сам механизм возникновения революций находится в душах отдельных людей и начинается с их бунта против того, что их окружает, против порядков, с которыми они не могут примириться, против условий жизни, которые не согласны принять.
Бунт одиночек не страшен обществу и его проявлениями власти чаще всего пренебрегают. Подумаешь, какой-то псих решил осуществить самосожжение в приемной демократического президента страны. Да нехай горит! Газеты напишут, но читатели об этом забудут уже на следующий день. Однако как в любой цепной реакции, когда число бунтующих достигает некой критической массы, начинается революция. И сдержать ее уже невозможно. Она будет бушевать, пока сама не исчерпает внутренней энергии, которая ее питает.
Сколько человек в обществе в каждый момент ощущает силу бунта внутри себя, не может сказать никто.
Что может дать прибавление к их числу еще одного бунтаря, спрогнозировать никому не по силам…
Главная тяжесть подготовки операции легла на плечи Крылова - энергичного и настырного. Ему в первую очередь предстояло выяснить время, когда Быков собирается улететь в Тучар и когда будет возвращаться оттуда. Сделать это было не так-то просто. За грузом на прииск Тучар отправлялся вертолет, принадлежавший частной компании самого Быкова и его полеты никакими расписаниями не регламентировались. Единственным путем выяснить то, когда и куда сделаны заявки на полеты машины "Тучарзолото" было обращение в службу воздушного движения. Официальной справки о таких заявках постороннему там никто бы не дал, а обращение к чиновникам, которых прикармливал из своих рук Быков, вызвало бы подозрения. Поэтому Крылов предпочел другой ход - через женщину.
Из трех дам, работавших в авиационном учреждении на роль информатора больше всего подходила Надежда Рябая, работавшая сменным диспетчером местного аэропорта, незамужняя и весьма осведомленная. Показать ее Крылову вызвался Барсов.