- Нет. Здешние края до сих пор остаются малонаселенными. Правда, время от времени сюда забредают туристы.
Значит, маловероятно, чтобы кто-то обнаружил его звездолет. Одной заботой меньше. Сейчас главное - найти звездолет без Либби. Наверное, легче всего будет уйти с рассветом, уехать в ее средстве передвижения.
Уехать можно только завтра… В нем все забурлило от нетерпения. Только сейчас он понял, насколько драгоценно время. Время драгоценно и… непредсказуемо, и он не имеет права его терять.
- Мне здесь нравится, - сказал он совершенно искренне. Ему действительно нравилось сидеть на прохладной траве и слушать журчание ручейка. Интересно, что будет на этом месте через двести лет? Что он здесь найдет, если вернется в свой мир?
Гора наверняка останется; окружающий лес тоже. И ручеек будет по-прежнему бежать по тем же камням. Но Либби уже не будет… Ему стало больно.
- Когда я вернусь домой, - медленно проговорил он, - я буду вспоминать о тебе.
Будет ли он вспоминать? Либби смотрела в воду. На ее поверхности плясали солнечные блики. Почему ей так не хочется думать о том, что он скоро уедет?
- А может, ты еще когда-нибудь вернешься в наши края?
- Когда-нибудь вернусь. - Он рассеянно играл с ее рукой, перебирая пальцы. Если он вернется сюда через двести пятьдесят лет, она превратится в призрак, в мираж, воспоминание о несбыточном. - Ты будешь по мне скучать?
- Не знаю. - Руку Либби не выдернула, потому что поняла, что скучать будет, и гораздо больше, чем он того заслуживает.
- А по-моему, будешь… - Кэл забыл в эти мгновения и свой звездолет, и свои вопросы, и свое будущее. Все заслонила собой Либби. Он начал вплетать ей в волосы сорванные цветы. - Звезды, луны и галактики называют именами древних богинь, - прошептал он. - Потому что они считаются сильными, красивыми и таинственными. Мужчина, простой смертный, никогда не мог по-настоящему завоевать их.
- Почти у всех народов есть своя мифология. - Либби откашлялась и принялась разглаживать складки на своих мешковатых брюках. - В Античности астрономы…
Не дослушав, Кэл развернул ее лицом к себе.
- Я сейчас не о древних мифах. Хотя с цветами в волосах ты в самом деле похожа на богиню. - Он легко тронул лепесток, коснувшись ее щеки, и продекламировал: - "Меж дев волшебными красами пленяя взор, ты дух тревожишь мой, и, слаще музыки над синими волнами, мне мил, прелестен голос твой" [1] .
Либби встрепенулась. Оказывается, он еще опаснее, чем ей казалось. Мужчина, который умеет так улыбаться и при этом читает стихи Байрона, по-настоящему опасен. Да еще с глазами цвета предзакатного неба - темно-голубыми, почти синими. Она никогда не думала, что способна забыться от одного взгляда…
- Пора возвращаться. У меня еще много дел, - строго сказала она.
- Ты слишком много работаешь.
Либби, насупившись, отвернулась, и Кэл удивленно спросил:
- Что я опять сказал не так? Нажал не на ту кнопку?
Злясь больше на себя, чем на него, она пожала плечами:
- Я злюсь потому, что все мне так говорят. Иногда я даже сама себя спрашиваю, почему я столько работаю.
- Но ведь это не преступление, верно?
Либби невольно рассмеялась - до того покаянно он на нее смотрел.
- Нет, во всяком случае - пока.
- Разве преступление - взять на день выходной?
- Нет, но…
- Нет - и хватит. Скажи себе: настало время "Миллера". - Натолкнувшись на ее ошарашенный взгляд, Кэл развел руками: - Как в рекламе…
- Да, понимаю… - Она внимательно разглядывала свою руку, лежащую на коленях. То цитирует Байрона, то повторяет глупую рекламу пива. - Хорнблауэр, время от времени я сомневаюсь в том, что ты настоящий.
- Настоящий, можешь не сомневаться. - Кэл потянулся и посмотрел на небо. Под ним прохладная и мягкая трава; ветерок лениво шелестит в кронах деревьев. - Что ты видишь там, наверху?
Либби запрокинула голову.
- Небо. Голубое небо, и на нем, слава богу, всего несколько тучек, да и те уйдут к вечеру.
- Тебе никогда не было интересно, что там, дальше?
- Где - дальше?
- За этой синевой. - Полузакрыв глаза, Кэл вспомнил бесконечные россыпи звезд, черноту космоса, безупречную симметрию, спутники, которые вращаются по орбитам планет. - Ты никогда не представляла, сколько там, вдали, других миров?
- Нет. - Она видела лишь голубой небесный свод, и на его фоне горы. - Наверное, потому, что я больше думаю о мирах, которые существовали раньше. В силу своей работы я смотрю вниз, на землю, а не на небо.
- Если хочешь, чтобы мир и красота сохранились, почаще смотри на звезды. - Кэл одернул себя. Глупо тосковать по тому, что так легко потерять. Как странно, что он так много думает о будущем, а Либби - о прошлом, хотя у них есть настоящее здесь и сейчас. - Какие ты любишь фильмы и какую музыку? - сухо спросил он.
Либби покачала головой. Как у него скачут мысли!
- Раньше ты говорила, что для развлечения смотришь кино и слушаешь музыку. Вот я и спрашиваю, что тебе нравится?
- Мне много чего нравится. А фильмы… И хорошие, и плохие. Вернее, я во всем могу найти что-то хорошее.
- Какой у тебя любимый фильм?
- Трудно назвать сразу… - Но он так настойчиво смотрел на нее, так серьезно, что Либби наугад выбрала один из списка своих самых любимых: - "Касабланка".
Ему понравилось звучание слова, то, как она его произнесла.
- О чем он?
- Перестань, Хорнблауэр! Уж "Касабланку"-то видели все, а кто не видел, все равно знает, о чем там речь!
- Я его не смотрел и ничего не знаю. - Он быстро, невинно улыбнулся; таким улыбкам, как знают все женщины, доверять нельзя. - Наверное, занят был, когда он вышел.
Либби снова рассмеялась, тряхнула головой, и в ее глазах заплясали веселые огоньки.
- Ну да, конечно! Мы с тобой оба, наверное, были ужасно заняты в сороковых годах.
Кэл сделал вид, что пропустил колкость мимо ушей.
- Так в чем там дело? - Сюжет Кэла не волновал. Ему просто хотелось послушать ее голос и понаблюдать за ней.
Пожав плечами, она начала рассказывать. Сидеть у воды и мечтать так приятно… Кэл слушал ее взволнованный рассказ об утраченной любви, героизме и самопожертвовании. Но еще больше ему нравилось, как она жестикулирует, как голос от волнения то замирает, то повышается. И как все переживания тут же отражаются на ее лице; когда Либби поведала ему о встрече бывших влюбленных, которых вновь разлучила судьба, взгляд ее потемнел.
- Конец несчастливый, - заметил Кэл.
- Да, но мне всегда казалось, что Рик еще встретит ее… через много лет, после войны.
- Почему?
Либби легла на спину, закинув руки за голову.
- Потому что они созданы друг для друга. Когда так бывает, люди находят друг друга, что бы ни случилось. - Она повернула к нему улыбающееся лицо и тут же посерьезнела, когда заметила, как он на нее смотрит. Ей показалось, что они одни во всем мире. Не просто одни в горах - а совершенно, полностью одни во всем мире, как Адам и Ева.
Сердце пронзила острая тоска. Впервые в жизни она затосковала - телом, душой и сердцем.
- Не надо, - тихо попросил Кэл, когда она привстала, и едва заметно дотронулся рукой до ее плеча. Она застыла. - Жаль, что ты меня боишься.
- Я тебя не боюсь, - задыхаясь, словно на бегу, проговорила Либби.
- Чего же ты тогда боишься?
- Ничего. - "Какой у него бывает нежный голос, - подумала она. - Такой нежный и ласковый, что даже страшно…"
- Ты как натянутая струна. - Своими длинными гибкими пальцами он начал массировать ей мышцы шеи. Он перевернулся, и его губы оказались у ее виска, прохладные, как летний ветерок. - Признайся, чего ты боишься?
- Вот этого. - Она оттолкнула его руки. Не знаю, как бороться с тем, что я сейчас чувствую.
- А зачем бороться? - Он положил руку ей на талию, изумленный силой своего желания.
- Все так быстро происходит… - Она больше не отталкивала его. Ее сопротивление таяло в потоке горячего, острого желания.
- Быстро?! - Смех вышел натужным; он зарылся лицом в ее волосы. - Да мы знакомы почти триста лет!
- Калеб, прошу тебя. - В голосе Либби послышались тревожные, молящие нотки. Голос ее беспомощно затих. Почувствовав ее трепет, Кэл понял, что победил. Но в ее глазах он заметил смущение и понял: если он сейчас воспользуется плодами своей победы, она его, наверное, не простит.
Безумное желание, которое он испытывал, натолкнулось на что-то новое, непонятное. Он отвернулся от нее и встал. Повернувшись к ней спиной, принялся смотреть, как пляшут на поверхности воды солнечные зайчики.
- Ты всех мужчин доводишь до безумия?
Либби плотно прижала колени к груди.
- Нет… Конечно нет.
- Значит, мне крупно повезло. - Он поднял глаза к небу. Ему хотелось снова оказаться там и пронзать пространство. Одному. На свободе.
Рядом зашелестела трава. Она встала. Интересно, сумеет ли он когда-нибудь по-настоящему освободиться от нее.
- Я хочу тебя, Либби.
Либби промолчала. Она вдруг лишилась дара речи. Еще ни один мужчина не говорил ей этих простых слов. И даже если бы она уже слышала их от тысяч других мужчин, сейчас они прозвучали бы по-новому. Никто не сумел бы произнести их вот так…
Доведенный до края пропасти ее молчанием, Кэл круто развернулся к ней. Теперь перед Либби был не прежний дружелюбный симпатяга, а разгоряченный, отчаянный и очень опасный мужчина.
- Черт возьми, Либби, ты думаешь, я каменный? По-твоему, мне легко притворяться рядом с тобой? Неужели у вас такие законы, которые запрещают говорить и чувствовать, что хочешь? Тогда вот что: к черту их! Я хочу тебя, и, если пробуду рядом с тобой подольше, я тебя получу!
- Получишь меня? - От внезапно охватившей ее истомы Либби не могла даже злиться. Но его слова мигом отрезвили ее, и она вся сжалась, словно пружина. - Как новую игрушку? Как машину с витрины? Кэл, ты можешь хотеть все, что заблагорассудится, но, когда такие желания касаются меня, я тоже имею право голоса!
Она вся пылала, в глазах плясала ярость, в волосах цветы. Вот такой он и запомнит ее - навсегда. Он понимал, что воспоминание будет горьковато-сладким.
- Ты имеешь все права на свете! - воскликнул он и, схватив за обе руки, притянул ее к себе. - И все же я кое-что получу от тебя, прежде чем уйду.
На сей раз она сопротивлялась. Гордость и гнев заставляли ее вырываться. Подавив сопротивление, он прижал ее к себе и, заглушая бурные возражения, впился в ее губы страстным поцелуем.
Он целовал ее совсем не так, как в первый раз. Тогда он ее соблазнял, убеждал, искушал. Сейчас он ею обладал - и не так, словно имел на нее какое-то право. Он просто брал, что хотел, не обращая внимания на ее приглушенные вскрики, на попытки освободиться. По спине у нее пробежал холодок, тут же сменившийся жаром чистого, беспримесного желания.
Либби не любила, когда ее к чему-то принуждают. Она привыкла все решать сама. Как твердил ей разум - и разум, конечно, прав. Но тело, не слушаясь разума, рвалось на свободу. Она наслаждалась своей силой, напряжением, даже злостью. На его натиск она отвечала своим натиском, на его силу - своей силой.
Когда она вдруг ожила в его руках, Кэл забыл, кто он, где и почему. Едва он ощутил ее страсть и мощь, исчез окружающий мир и время, в котором этот мир существовал. Все стало таким же новым, волнующим и пугающим, как и для нее. Он ни о чем не думал. Не мог ни о чем думать. Она была такой же неотразимой и неодолимой, как земное притяжение, которое удерживало их на земле, в то время как сердца готовы были выскочить из груди.
Он осыпал ее поцелуями.
Вокруг все кружилось. Застонав, она обхватила его руками, словно боялась упасть. Мир вокруг вертелся все стремительнее, неудержимее… Либби перестала что-либо понимать. Ей стало трудно дышать. Наконец она задохнулась и обмякла. Потом услышала журчание ручейка, шепот ветра в соснах.
Сверху пекло солнце. Либби казалось, что она поднимается вверх на вращающемся облаке.
В этот миг она со всей очевидностью поняла, что влюблена.
Она тихо охнула, признавая свое поражение. И сдалась. Уступила Кэлу. И себе.
Он прошептал ее имя. Острая боль пронзила его - желание достигло новых, небывалых высот. Рука, которой он гладил ее по голове, инстинктивно сжалась в кулак. Он почувствовал, как сминаются цветочные лепестки, почувствовал их сладкий аромат.
Потрясенный, он отпрянул. На его ладони лежал цветок - хрупкий и изуродованный. Он не отрывал взгляда от губ Либби, еще теплых, припухших от его поцелуев. Его била дрожь. Изнутри поднималась волна отвращения к себе. Никогда, никогда еще он не брал женщину силой! Сама мысль об этом была ему противна; насилие казалось ему самым постыдным грехом. То, что произошло, непростительно - и хуже всего, что она значит для него гораздо больше, чем любая другая женщина.
- Я сделал тебе больно? - с трудом выговорил он.
Либби покачала головой - слишком уж быстро все произошло. Больно? Не то слово. Она опустошена. Одним поцелуем он опустошил ее, показал, что ее волю можно смять, как цветок, и забрать ее сердце.
Кэл отвернулся, стараясь успокоиться. Сейчас лучше не извиняться. Через некоторое время он сможет рассуждать здраво. Но он не станет извиняться за то, что хочет ее, за то, что уступил своему желанию… По крайней мере, у него останется воспоминание…
- Не могу за себя поручиться, но постараюсь, чтобы этого больше не повторилось. Иди в дом.
"И это все?" - подумала Либби. После того как Кэл обнажил все ее чувства, он спокойно приказывает ей возвращаться домой? Она открыла было рот, чтобы возразить, но одернула себя.
Конечно, он прав. То, что сейчас случилось, больше не должно повториться. Они чужие люди, хотя сердце противится, подсказывает, что все наоборот. Не говоря ни слова, она повернулась и ушла, оставив его одного у ручья.
Позже, когда солнце склонилось за горы, а тени вытянулись, он разжал пальцы, и смятый цветок упал в воду. Он долго следил, как его уносит течением.
Глава 5
Либби никак не могла сосредоточиться. Она смотрела в монитор, пытаясь вызвать в себе интерес к тем словам, которые написала. Островитяне Колбари и их ритуальный лунный танец больше не привлекали ее. Она надеялась, что диссертация поможет ей справиться с собой - надо только с головой погрузиться в работу. Раньше никто и никогда не отвлекал ее от исследований. В колледже, пока соседки по комнате устраивали шумные вечеринки, она в уголке ухитрялась писать курсовые. Благодаря своей способности сосредотачиваться ей и удалось сделать научную карьеру. Бывало, приходилось писать статьи в палатке, при свете керосиновой лампы, читать записки, сидя верхом на муле, и готовиться к лекциям в джунглях. Как только она приступала к работе, все остальное теряло смысл.
В третий раз прочитав один и тот же абзац, она поняла, что может думать только о Кэле.
"Лучше бы в свое время побольше интересовалась химией", - подумала Либби, снимая очки и массируя веки. Если бы разбиралась в химии, то, возможно, поняла бы, почему ее так влечет к нему. Надо будет найти книгу, в которой, без сомнения, объясняется природа влечения. Тогда она сумеет все обдумать, проанализировать. Ей не хочется отдаваться на волю чувства, отринув логику. Мечтать о любви и романтических отношениях - одно. А испытывать сильные чувства - совсем другое.
Глубоко вздохнув, Либби немного отъехала на стуле от стола и поджала под себя ноги. Не отрываясь от монитора, она поставила локти на колени, а подбородком оперлась о кулаки. "Я не влюблена", - твердила она себе. Просто сработал рефлекс… Так быстро не влюбляются. Можно испытывать симпатию, влечение… иногда даже сильное. Но для любви нужно еще много всего другого.
Общие взгляды, общие интересы. Вот что всегда имело для Либби смысл. Как она может влюбиться в Кэла, когда он сам признался, что любит только одно - летать? И есть, добавила она, невольно улыбнувшись.
Влюбленные должны хорошо знать друг друга, иметь общие цели в жизни. Конечно, именно это жизненно необходимо для любви. Как она может влюбиться в Калеба Хорнблауэра, если она ничуточки его не понимает? Его чувства для нее загадка, о его жизненных целях она не имеет ни малейшего понятия, а что касается характера… Похоже, настроение у него меняется по сто раз на дню.
Он часто тревожится. Почему? Либби вспомнила, какой у него порой делается рассеянный и обеспокоенный взгляд и на лбу обозначается морщинка. Он производит впечатление человека, который повернул не туда и в одночасье очутился в незнакомой, чужой стране.
Да, он встревожен, но и сам заставляет ее тревожиться, напомнила себе Либби, боясь, что сочувствие одержит верх над здравым смыслом. У него слишком сильный характер, слишком много обаяния, и он слишком уверен в себе. В ее тщательно распланированной жизни нет места для такого мужчины, как Кэл. Одним своим присутствием он превратит ее жизнь в хаос.
Либби услышала, как он вошел в дом, и тут же напряглась. Пульс участился, кровь быстрее побежала по жилам. Опять рефлекс!
Недовольная собой, она снова придвинула кресло к столу. Пора поработать. Более того, она будет работать до полуночи, а о Кэле даже не подумает. Она заметила, что снова грызет ногти, и возмутилась:
- Черт побери, да кто такой этот Калеб Хорнблауэр?
Меньше всего Либби сейчас надеялась получить ответ на свой вопрос и очень удивилась, когда откуда-то сбоку послышался тоненький металлический голосок. Она схватилась за край стола, чтобы не упасть, и с раскрытым ртом уставилась в монитор, на котором появились слова:
"Хорнблауэр Калеб, капитан МКВ в отставке".
- О господи! - Схватившись за горло, она покачала головой. - Нет, подождите…
- Есть подождать.
Либби закрыла рот дрожащей рукой. Наверное, у нее галлюцинации. Вот именно, галлюцинации. От напряжения, переутомления и недосыпа ей мерещится невесть что. Закрыв глаза, она сделала три глубоких вдоха. Но, когда открыла глаза, оказалось, что слова по-прежнему на экране.
- Какого черта здесь происходит?
- Запрос отклонен. Введите дополнительные данные.
Дрожащей рукой Либби отодвинула стопку документов и увидела часы Кэла. Она готова была поклясться, что голос, который она слышала, исходит из них. Нет, этого не может быть! Кончиком пальца она тронула тоненький, с нитку, прозрачный проводок, который шел от часов к жесткому диску.
- Какую игру он ведет?
- На данном устройстве доступны пятьсот двадцать игр. Какую предпочитаете?
- Либби! - Калеб возник на пороге и сразу все понял. Нет смысла упрекать себя за забывчивость. Более того, подсознательно он, наверное, даже хотел оказаться в таком положении, чтобы пришлось сказать ей правду. Но теперь, когда она повернулась, он уже не был так уверен, что правда пойдет кому-либо из них на пользу. Либби не просто испугалась, она в бешенстве!
- Ну, Хорнблауэр, рассказывай, что здесь происходит.
Он попробовал беззаботно, по-дружески улыбнуться.
- Где?
- Да здесь же, черт побери! - Либби ткнула пальцем в компьютер.