Дальняя командировка - Фридрих Незнанский 13 стр.

5

У Александра Борисовича была сейчас, собственно, одна главная цель - малость припугнуть. Но не до такой степени, чтобы жертвы почувствовали себя загнанными в угол и решились бы огрызаться, а чтобы показать "вер­хнюю" власть. Которая, во-первых, всегда видится в от­далении от нее неопределенной и непредсказуемой, и, во-вторых, в этой самой непредсказуемости, что хорошо известно руководителям с холуйским типом мышления, всегда могут найтись варианты - приемлемые либо спа­сительные в той или иной степени. Вот и пусть они пока ищут для себя эти самые варианты, полностью сосредо­точившись на нем, конкретном Турецком, или не менее конкретном Грязнове, который наверняка приедет уже завтра, и не мешают работать остальной группе.

Поэтому Александр Борисович, садясь в машину Затырина, меньше всего думал о том, какие мысли вороча­ются в голове у подполковника. Он же наверняка ни черта не делал. И что никаким документам не дан ход, Турец­кий тоже не сомневался. Было интересно, как станет выкручиваться подполковник. Он, кажется, большой проходимец - этакий провинциальный ловелас, значит, умеет выпутываться из скользких ситуаций.

С папочкой под мышкой он шел по коридору за на­чальником и ловил на себе, мало сказать, колющие взгля­ды. Видно, уже догадывались, кто прибыл и по чью душу. И каждый, поди, желал взглянуть на того человека, от решения которого в какой-то степени зависела или мог­ла зависеть его собственная судьба. А это означало, что каждый тут все-таки чувствовал себя виновным - в про­тивном случае чего бояться? Или они вообще ничего не боялись и провожали его взглядами из чистого любопыт­ства?

Вошли. Затырин поинтересовался, чего бы хотел вы­пить Турецкий - чаю или кофе? Александр Борисович попросил минеральной воды.

- Сделаем, - с готовностью согласился подполков­ник и тут же отдал распоряжение по телефону. А затем сел напротив и уставился на гостя в ожидании вопросов.

- Я что-то должен? - спросил Турецкий. И "дога­дался": - А, вы, наверное, хотите узнать, с чего начнем? А давайте с начала событий. Итак...

Александр Борисович вынул из папки несколько бланков протоколов допроса, достал авторучку и приго­товился писать.

- Итак, вопрос первый: с чего началось? С конфликта с троими милиционерами. Давайте по порядку, расска­зывайте. А ваши сотрудники пусть тем временем прине­сут материалы. Слушаю и записываю.

- Я сейчас выйду и дам соответствующее указание, - подполковник поднялся, но словно ждал разрешения.

- А что, телефонов тут нет?

- Надо же объяснить.

- Ну тогда валяйте, - кивнул Турецкий.

Подполковника словно вымело из кабинета. Через

несколько минут вошел рослый сержант - принес бутыл­ку нарзана и чистый стакан. Положил рядом открывал­ку. Турецкий посмотрел на сержанта. Обратил внимание на полоски пластыря телесного цвета на лбу и скуле. Спросил:

- Как служба?

- Нормально, - недовольно протянул тот, обнажив зубы, и на верхней челюсти, с боков, сверкнули золотые фиксы.

- Спасибо за водичку, я сам открою. Свободен, - холодно сказал Турецкий.

Он вспомнил, что в одном из заявлений по поводу драки с милиционерами фигурировал сержант с клыка­ми золотых зубов. И пластыри, и зубы указывали на то, что это именно он и приходил. Как же его фамилия? Вспомнил, самая подходящая - Малохоев! Небось под­полковник направил его - познакомиться. Мало ли...

- Это тот самый Степан, которому больше других досталось? - небрежно этак спросил Турецкий у вернув­шегося с несколькими папками Затырина.

- Вы про кого?

- А вот воду приносил. С золотыми зубами.

- Похоже, вы говорите о нем. Пострадал парень.

- Да? А что, напарники у него были такие же слаба­ки, как он?

- Да нет, нормальные. Могу позвать.

- Потом. И до них дойдет очередь. А эти бандиты, которых они собирались брать, как всегда, из бывших тяжелоатлетов? Слоны?

- Да какие там слоны!.. - Подполковник чуть даже не сплюнул.

- Тогда ничего не понимаю... Трое здоровяков ми­лиционеров, я ж видел - у Степана вашего кулак как кувалда, не смогли справиться с двумя обычными граж­данами, которые, как утверждается, были еще и в совер­шенно пьяном состоянии? И больше того, позволили им, едва стоящим на ногах, избить себя, обезоружить да вдо­бавок доставить в отделение? Подполковник! Вы за кого меня держите? Вам не стыдно?

- Нет, подождите, а кто это вам заявил, что тех было только двое? Знаете, сколько там народу собралось? Це­лая толпа!

- Да что вы говорите? Ну давайте внесем в протокол это ваше показание... - сказал Турецкий, записывая. -

Нет, все-таки у меня остаются сомнения. Так и кажется, что никак не могло того быть. Или вы, Павел Петрович, забыли про собственные протоколы? Тогда давайте вспомним вместе. Валяйте выкладывайте.

И Затырин был вынужден подчиниться. Уже проду­манная им комбинация с документами рушилась на ходу.

- Вот, - он не очень уверенно протянул через стол несколько исписанных листков. - Это заявления от по­страдавших.

Турецкий взял, углубился в чтение. Читал он медленно, что-то помечая у себя в блокноте. Закончил с одним, за­нялся другим, потом третьим. Отложил все три в сторону.

- Это хорошо, что вы мне дали их почитать, Павел Петрович. Но я просил не эти. Мне нужны заявления Теребилина и Сороченко. А также их жен и пятерых сви­детелей. Давайте, чего вы ждете? Этак мы никогда с вами не закончим.

Возникла пауза. Затырин молча и бесцельно переби­рал бумаги в папке, но видно было, что делал это чисто формально, никаких других заявлений у него просто не было. И тогда Турецкий пришел ему на помощь:

- Может, забыли? Может, вы, Павел Петрович, дав­но уже передали их в прокуратуру для дальнейшего рас­следования и возбуждения уголовного дела по факту на­падения и так далее? Или эти документы уже отправле­ны в область - по требованию областного прокурора? Вы вспомните.

- Ах ну да, конечно! - обрадовался подсказке под­полковник. Он даже звонко шлепнул себя по лбу, коря за непростительную забывчивость. - Естественно, у меня тех заявлений и быть не может! Вы абсолютно правы, Александр Борисович! Уф-ф, ну просто гора с плеч, - искренне готов был покаяться он.

- Ну вот видите, - хмыкнул Турецкий, - все, ока­зывается, можно вспомнить, когда очень надо. Давайте запишем и это ваше показание... Но вы не огорчайтесь, мы с вами их искать сейчас и не будем, просто отмечаем их отсутствие у вас, указываем причину и... идем даль­ше. Видите ли, ко мне в Москву уже давно поступили копии всех этих материалов. Генерал как раз и захватит их с собой, когда приедет сюда, а вы потом вместе с ним и решите, что там законно, а что нет. Пустяки, пойдем дальше...

Таким иезуитским способом, не повышая голоса, не заставляя Затырина злиться, ибо и повода не было, Алек­сандр Борисович за час-полтора самым натуральным образом вынул из него душу.

Пришлось-таки Затырину рассказывать, как были задержаны "обидчики", как не совсем, мягко говоря, до­стойно вели себя в милиции с женщинами - одна бере­менная, другая - депутат, как затем среди ночи по звон­ку от помощника губернатора их пришлось выпустить и извиниться перед ними. Турецкий все старательно фик­сировал на бумаге.

У подполковника голова шла кругом - все, оказыва­ется, уже знал этот проклятый москвич! А прикидывался простачком! Но вопросы задавались, и на них надо было отвечать. Причем отвечать внятно, следя при этом, что­бы не проговориться случайно и не подставить себя.

Затырин вспотел от напряжения. А Турецкий пил пузырящуюся водичку из стакана, рассматривая ее на просвет, и нудным тоном утомленного человека продол­жал задавать вопросы.

И понял в конце концов Павел Петрович, что ничего у него с обманом не получилось. Концы не сходились. Да и подсказка относительно местонахождения докумен­тов была тоже весьма условной, проверить ведь раз плю­нуть. И что тогда? Ну а тогда можно будет, решил, види­мо, он, снова "поднапрячь память" и неожиданно "вспомнить", что никуда он ничего не отсылал, а запер в дальний ящик стола - подальше с глаз. И что не соби­рался он вести никакого расследования по этим заявле­ниям. Да и не в его это интересах, не говоря уже о мэре и остальных. Но это если уж совсем край.

Одного он не мог учесть: на его красивом, благород­ном лице игра мыслей была слишком заметна опытному взгляду Турецкого. А тот не давил подполковника даль­ше, сделав значительный первый шаг.

- Ну а материалы, которые касаются следующей стычки милиции и населения, мы с вами, Павел Петро­вич, давайте обсудим и проработаем завтра. Я вижу, вы устали. Да и я как бы с дороги. Надо еще устроиться. Во сколько мы завтра встретимся? Лучше, думаю, прямо с утра, в десять. Только вы уж, пожалуйста, приготовьтесь, чтоб мне снова не пришлось вам подсказывать, где мате­риалы искать, договорились?

Турецкий собрал в папочку исписанные листы, под­мигнул по-приятельски, засмеялся и встал. Затырин об­легченно вздохнул и вытер ладонью мокрую красную шею.

На первый раз ему вполне достаточно, решил Алек­сандр Борисович. Вот так, без напряжения, легкими тол­чками в самые болезненные точки, мы его и доведем до полной кондиции. А дальше посмотрим.

Выйдя из управления, он позвонил водителю, попро­сил подъехать, а сам стал прохаживаться по тротуару - вперед и назад, беспечно заложив руки за спину. И спи­ной, затылком ощущал, как неприятные прикосновения, острые уколы, взгляды сотрудников местных правоохра­нительных органов из окон, которыми те провожали каж­дый его шаг и жест. Немного навел шороху - это хоро­шо, думал он.

А в эту ночь придется, пожалуй, и не поспать. Надо будет тайно встретиться с ребятами и получить от них новую информацию, с помощью которой уже завтра с утра окончательно пригвоздить вруна-подполковника к стенке.

Да, ну и городок, будь он неладен! "Городок на Каме... Не дойти ногами... " Век бы сюда не ходить, не видеть...

Глава четвертая. РАСКРУТКА

1

Был поздний вечер, когда у Турецкого едва слышно запиликал мобильник. Денис и Филипп готовы были по­явиться со своим первым отчетом. Но встретиться следо­вало так, чтоб никаких свидетелей при этом не оказалось. А в пансионате, где в соседних комнатах поселились Ту­рецкий с Поремским, сделать это было крайне трудно.

Комнаты хоть и находились на первом этаже, но были до половины зачем-то забраны решетками. Одна радость, что днем здесь ему можно было не находиться. Далее, в коридоре, у телефонного аппарата, постоянно находил­ся дежурный. Зачем? Трудно сказать. Может, для тех, кто не имел своего мобильника? Но такие здесь, по-видимо­му, и не отдыхают. Странно, одним словом.

Территорию пансионата окружала высокая кованая ограда. У ворот находилась будка с охранниками.

Турецкий, поселившись в этом пансионате, сразу понял, с какой целью его устроили именно здесь, - тут он находится под контролем, здесь не может случиться неприятных неожиданностей, будет видно, кто прихо­дит, зачем, когда уходит и так далее.

Александр Борисович даже расстроился, о чем не преминул немедленно сообщить Владимиру Поремскому. Тот рассмеялся.

- Шеф, не берите в голову этих глупостей, как гово­рят в Одессе. Какой надзор? Да я уже имел сегодня кон­сультацию с доверенными людьми, и они мне все в са­мом лучшем виде и объяснили, и показали. Слушайте сюда...

И Володя рассказал, что ходить мимо дежурного нет никакой нужды, поскольку в противоположном конце коридора имеется другой выход, которым и пользуются все, проживающие здесь. А там охраны отродясь не бывало.

Затем он пояснил, что автоматические ворота пред­назначены для проезда автомобилей, а не для людей. Последние уже давно приспособили для себя более удоб­ный проход в ограде. Тропинка прямо от входа пансио­ната была протоптана в глубь декоративных посадок и выводила точно к дыре, проделанной в чугунной решет­ке. Фактически официальный проход, все им пользуют­ся, и мало кому приходит в голову постоянно отмечаться у охранников на выходе. Тоже, между прочим, сугубая формальность, сохраняемая неизвестно с какой целью. Прибыл - отметился в книге, отбыл - то же самое.

- Так что проблем нет, шеф, - закончил Володя. - А вы собирались ночью куда-нибудь улизнуть? Амурные дела, шеф? Впрочем, молчу. Вопрос не по чину. Да, тут есть, есть, на кого обратить внимание, я видел, даром что глухая провинция! А на самом деле больше напоминает парник, где вызревают приятные душе цветы!

- Босяк ты, вот что, - засмеялся Турецкий. - Я ду­мал, что мы встретимся нынче с ребятами.

- Вы имеете в виду кого-то конкретного, шеф? - сохраняя серьезность, продолжал слегка дурачиться Поремский.

- А я вот не знаю, что лучше - их позвать к нам или нам отправиться к ним?

- Я считаю, лучше туда. У них там все классно обо­рудовано.

- Слушай, откуда тебе это известно? - удивился Ту­рецкий. - Когда успел?

- Сегодня, шеф. - И заговорил уже серьезным то­ном: - Я отправил к тебе водителя... Кстати, он как тебе?

- А что? Нормальный мужик. По-моему, даже со свое­образным чувством юмора. А у тебя иное мнение?

- Он мне категорически не нравится, шеф. Навер­няка стукач и сволочь.

- Ну-у, милый друг! - восхитился Турецкий. - А ты чего хотел? Подпольщика для вербовки? Да хрен с ним, кем бы он ни был, просто разговоры из машины вести не следует, а также не ездить туда, куда можно дойти пеш­ком, вот и вся недолга... "Стукач"! Конечно, а кто бы к нам иного приставил, сам подумай. Ну ладно, значит, тебе известно, где ребята?

- И девчата - тоже, шеф. Исходя из текущей надоб­ности.

- Так, - строго сказал Турецкий, старательно пряча улыбку, - приказываю успокоиться!

- Слушаюсь, шеф. Я уже спокоен. Когда выходим в ночь?

- А тебе, может, и не надо никуда выходить.

- Нет, без сопровождения я тебя, Александр Бори­сович, не оставлю, это уж как хочешь. Мне Константин Дмитриевич лично велел. И не возражай, шеф. А вот по­явится Вячеслав Иванович, тогда гуляйте себе вдвоем.

- Он, кстати, не звонил?

- Звонил, я доложил обстановку. Ты как раз сидел у руководства, он и не стал отрывать. Прибудет завтра, в первой половине дня. С утра задержится у Седлецкого - у них там, сказал, свой разговор.

- Ну вот, знаешь столько полезной информации, а не докладывал...

- Не успел. Предлагаю переодеться во что-нибудь темное и спортивное. Ночь сегодня будет не очень хо­лодная, но шапочки нам Филя выдал. Вы ж не взяли с собой, верно? И я не захватил. Вот и сияли бы в ночи как два подсолнуха...

Это он намекал на свою и Турецкого головы - оба были светловолосые, только Александр Борисович чуть потемней.

Полчаса спустя, когда уже совсем стемнело, они, в темных спортивных костюмах и черных кроссовках, с шапочками на головах, покинули пансионат, заперев свои комнаты и не сдавая ключей дежурному, выбрались наружу и потопали друг за другом в глубь территории, к "официальной" дыре в заборе.

Сотрудники мифического "секретного подразделе­ния" были предупреждены, что к ним сегодня пожалуют ночные гости.

Денис и Филипп, остановившиеся у егеря, чувство­вали себя в полной безопасности. Сам егерь слыл среди соседей человеком нелюдимым, и его без нужды никто старался не тревожить. Да, кроме того, все знали, какие высокие гости навещали его порой, чтобы побаловаться ружьишком или рыбалкой, а где такие гости, там и свя­зи, жить без которых другой раз куда спокойнее. Так что отношение местного населения к Воробьеву было нейт­ральным, или скорее, прохладным. Жил один, воспиты­вал дочку, в чужие дела не лез, но и в свои никого не пус­кал.

Единственный, кто терпеть не мог Тихона Платоновича, был участковый Сенькин. Он его ненавидел, при­чем в первую очередь по причине лютой зависти. Аргу­мент у Сенькина был прост. Ведь вот сколько раз к нему гости всякие именитые наезжали, а он ни разу не при­гласил, не представил как местную власть. За стол не позвал. Да ладно, просто иной раз стакана не налил, хотя мог бы, сволочь!

И не было покоя душе майора Сенькина, раздирае­мой злобой и завистью.

А еще ему не давала покоя мысль о том, что егерь же виноват и в той громкой огласке, которую получила опе­рация по зачистке, проведенная в районе. Некоторые агенты участкового, которых он вербовал среди бывшей заводской пьяни, подбрасывая им по мелочи и требуя, чтоб они узнавали, кто чем занимается, с кем и о чем бол­тает по пьяному делу и вообще, тоже не жаловали егеря. А вот один из платных доносчиков сообщил как-то, что когда в город приезжали бабы из правозащитных орга­низаций, так они даже целый день провели у егеря, и тот им якобы подробно описывал, что происходило тогда в городе. Называл имена тех, кто участвовал в операции по зачистке, а также многочисленных жертв. И те все за­писывали, но опросить всех пострадавших не успели, поскольку их побыстрее вытурили обратно, в Москву. Однако вредный егерь на этом не успокоился и снова как бы воду мутит, письма куда-то рассылает.

Вот и рассуждал Сенькин, что делать. Вызвать к себе егеря и допросить его с пристрастием? Так ведь пошлет подальше и не явится. А какое ему обвинение выдви­нешь? "Говорят, мол"? Это не факт. К нему явиться и ус­троить форменный допрос? А он, как и в прошлый раз, зарядит свои стволы - вот и войди! И конфисковать ору­жие не получится, все у него с документами в порядке. Да потом и неизвестно еще, кто стоит за его спиной, а то можно так нарваться, что мало не покажется. Прямо-таки душевно страдал Сенькин, оттого что не мог прижучить хитрого егеря.

Днем у Сенькина было немало работы. Всякая быто­вая мелочь, драки, семейные мордобои, мелкое воров­ство. К тому же на последнем совещании, которое про­водил с ними, участковыми уполномоченными, подпол­ковник Затырин велел им всем регулярно обходить на­селение, особо имея в виду тех, которые подверглись сан­кциям, и строго предупреждать о молчании. Ас кого по­лучится, брать и подписки о неразглашении - пусть пу­стая бумажка, а лишний повод рты заткнуть.

Но вечерами его так и тянуло, так и влекло на тот конец города, где в непосредственной близости к лесу была расположена небогатая усадьба Воробьева - доб­ротный дом, пара сараев, в одном из которых стояла ло­шадь, и клетушки всякие для домашней живности. Сенькин обходил кругами усадьбу, приглядывался, прислуши­вался, но... только снова и все больше огорчался - нуж­ных фактов не находилось.

Правда, в последние день-два на занавесках освещен­ных окон вроде бы пару раз мелькнула тень мужской го­ловы, но это мог быть и сам Воробьев. А как проверить? Вот и приходилось ему просиживать час-другой под за­бором как в засаде. А мысли его при этом невольно кру­тились вокруг одного предмета - вокруг Нинки, будь она проклята...

Конечно, у него имелась под рукой Люська, всегда готовая выполнить любое его желание, но временами она ему надоедала. Хотелось чего-то нового...

На Нинку у Сенькина был иной взгляд, хотя он по­нимал, что ему ничего не светит, однако втайне надеял­ся. А вдруг? Нет, чувствовал, что не совладает с ней Сенькин, не про него девка, и оттого тоже злился и сильнее ненавидел эту чертову семейку.

Он и сам не мог бы объяснить себе, какая острая нуж­да вывела его сегодня на охоту.