– Ну что, ведешь меня к ней?! – Тимофей зло посмотрел на Егора Петровича. – Не отпирайся, сам обещал!
– А я и не отпираюсь, – спокойно улыбнулся начальник. – Только давай новенького в барак оттащим. А то он до утра не проснется.
– Потом оттащим! – не унимался татарин. – Ничего с ним не станется! Если что, Артурчик за ним присмотрит!
– Да Артурчика самого откачивать нужно. – Егор Петрович недоверчиво посмотрел на спящего кавказца.
– Неправда ваша, – пробубнил сквозь сон Артурчик. – Я еще нормальный. Вы идите, а я потом приду, когда Петрович вернется.
– Вот видишь! – Тимофей схватил шубу и бросился к двери, роняя на пол табуретки. – Придется тебе меня к ней вести!
Егор Петрович заглянул под стол и внимательно посмотрел на Георгия. Но парень спал как убитый, запрокинув голову и разбросав руки, под столом.
– Ладно, пошли, что с тобой поделаешь... – Начальник вздохнул и снял с крюка свою шубу. – Кривое не может сделаться прямым.
Как только они вышли из дому, Мамонтов вскочил на ноги и бросился к окну, зажав рот ладонью. Он следил за их силуэтами, пока они не скрылись в белом мареве метели. Тогда он метнулся к двери и выскочил на улицу.
Чтобы очистить организм от пойла, даже не пришлось совать в рот два пальца.
Когда рвота прекратилась, стало легче. Гоша упал на землю и принялся лихорадочно глотать снег. Потом начал обтирать им лицо, шею, грудь, пока не почувствовал, что весь дрожит от холода.
Артурчик все еще спал, пуская слюни на грязный стол. Мамонтов тихо подошел к нему и аккуратно взял пальцами за шею. Резко надавил за ухом и отпустил. Артурчик только чуть дернулся, открыл глаза, но тут же закрыл их, уснув еще крепче.
Что искать, Мамонтов не знал. К тому же было очень мало времени. Минут семь, не больше. Поэтому он сразу бросился к старому, покрытому ржавчиной, еще довоенному сейфу, который стоял тут, наверное, с тех пор, как построили эту зону.
Открыть сейф при всей кажущейся сложности замка для Гоши было делом плевым. Пришлось немного согнуть один зубчик на вилке. Распахнув тяжелую дверцу, Мамонтов заглянул внутрь.
В сейфе лежал маленький вороненый пистолет "макаров", несколько мешочков с алмазами и стоял старенький приемник "ВЭФ-1". Гоша включил его, но ничего, кроме шипения, не услышал. Хотел поискать какую-нибудь волну, но реле поиска диапазонов было сломано, наверное, отвалилось, когда приемник уронили на пол.
Кроме пистолета, приемника и алмазов, в сейфе ничего не было. Мамонтов лихорадочно обшарил все стенки, прощупал каждый винтик, но так и не нашел никакого потайного отсека.
– Где же ты бумаги прячешь, сука?... – закрыв сейф и воткнув вилку в капусту, Георгий бросился к постели начальника. Под подушкой отыскал книжку. Это были "Дети капитана Гранта" издания года сорок восьмого. Книжка была так замусолена, что название прочитать можно было с большим трудом. Мамонтов долго тряс ее в надежде отыскать какую-нибудь записку, хоть что-нибудь, но тщетно. Никаких записей в ней тоже не было, кроме одной, на последней странице: "Егору от папы с мамой в день двадцатипятилетия. 11 июля 1954 года".
Под кроватью тоже ничего не было, кроме двух пар вонючих сапог. Мамонтов хотел было простукивать стены, но вдруг услышал, как тихо скрипнула дверь в сенях.
Когда Егор Петрович вошел, оба бригадира все еще спали. Сняв шубу, старик подошел к Артурчику, тихо потряс его за плечо и похлопал по спине.
– Эй ты, чудо, просыпайся, хорош дрыхнуть, петушок пропел давно.
– А? Что? – Кавказец вздрогнул и вскочил на ноги. – Где я?
– На звезде. – Старик тихо засмеялся. – Этот тоже спал все время?
– Этот? – Артур заглянул под стол. – Ах, Тарзан... Храпел, как паровоз.
– Как паровоз, говоришь? – Егор Петрович огляделся, но ничего подозрительного не заметил. – Ну и хорошо, что как паровоз. Помоги мне его в барак отнести, а то еще обоссытся на полу, убирай за ним потом.
Мамонтова отнесли в барак и бросили на нары.
– Слабый у вас бригадир оказался! – засмеялся Артурчик. – Пить совсем не умеет, прямо баба.
Гоша поднял голову и что-то промычал в ответ, но никто его не понял.
Глава 31
Лондон
Ее не выпускали дальше внутреннего двора. Может, устроили такой своеобразный карантин? Впрочем, в этом даже был какой-то плюс. Отдыхай себе, телик смотри, спи сколько влезет. Давно Марго не дрыхла так крепко и долго.
Она уже ни о чем не думала. Просто решила не забивать себе голову. Будь что будет...
После сытного обеда ее по извилистым коридорам проводили в огромную комнату, где она могла подобрать себе одежду на любой вкус. Этакий склад домашнего платья. Предусмотрительные эти англичане, ничего не скажешь. Тряпки на все случаи жизни. У них в Гармиш-Партенкирхене "костюмерная" была беднее.
А в начале пятого вечера в ее комнату вошел старый знакомый – Патрик Силлитоу. И по его цветущему виду Ляффон мгновенно определила, что явился он явно с хорошими намерениями.
– Отличная работа, Лидо. – Он протянул ей раскрытую ладонь. – Спасибо тебе, агент.
– Вы получили информацию? – на всякий случай уточнила Марго.
– Да.
Значит, ребята все-таки успели... Интересно, каким деликатесом французская перебежчица намеревалась угостить своих английских коллег? Согласитесь, не мешало бы это знать. И желательно во всех подробностях.
– Мы гонялись за этим материалом шесть лет, с тех пор как узнали о его существовании. – Патрик растянулся в низком кожаном кресле и опять задымил своей вонючей сигарой. – Ты даже представить себе не можешь всю ценность той услуги, что нам оказала.
– Мы в расчете, – улыбнулась Ляффон. – Когда я получу свободу действий?
– Скоро, – неопределенно произнес Силлитоу.
– Мне нужен конкретный ответ, – сурово посмотрела на него Марго.
– Я пока не могу назвать точной даты. Все будет зависеть от расторопности наших дешифровщиков. – И через небольшую паузу, во время которой он выпустил в потолок несколько табачных колечек, Патрик торжественно проговорил: – А сейчас с тобой хочет познакомиться один человек.
– Тебе что-нибудь говорит фамилия Аффенгеймер? – спросил Силлитоу, когда они с Марго опускались в кабине скоростного лифта куда-то глубоко под землю.
– Хм... Скорей нет, чем да. – Ляффон наморщила лоб. – Но фамилия очень знакомая, похожа на Маннергейм... Так кто это?
– Сейчас ты его увидишь, – с мрачноватой интонацией произнес Патрик. – Он давно уже хочет поговорить с тобой с глазу на глаз.
– Значит, он большая шишка?
– Что-то вроде того...
– И чем же ему так приглянулась моя персона?
Створки лифта распахнулись, и Марго поняла – впереди ее ждут неприятности и встреча с таинственным господином Аффенгеймером не сулит ничего хорошего.
Они оказались в огромном зале со стеклянными стенами, по которому блуждали хмурые люди в белых халатах. От яркого света рябило в глазах. Весь этот антураж очень смахивал на больничный, но в том, что это была не больница, можно было не сомневаться.
– Садись, – Силлитоу указал на деревянное кресло с высокой спинкой и массивными подлокотниками.
Марго повиновалась. Но не успела она принять удобную позу, как Патрик прикрепил ее запястья кожаными ремнями к подлокотникам, а подскочившие люди в белых халатах начали прилаживать на ее груди какие-то датчики с длинными разноцветными проводами, бравшими свое начало в недрах мудреных электроприборов.
– Что все это значит?
– Ты должна говорить правду, и только правду. – Силлитоу присел рядом с Марго на корточки, пронзительно сверля ее взглядом. – Детектор лжи последнего поколения, вероятность попадания девяносто восемь процентов. Надеюсь, ты понимаешь, что с этой игрушкой лучше не шутить?
– Оставьте нас, – раздался за спиной Марго чей-то властный мужской голос.
Силлитоу вскочил и, не оборачиваясь, быстрым шагом удалился к лифту, прямо как ветром сдуло.
А через секунду Ляффон могла разглядеть лицо господина Аффенгеймера. Ничего выдающегося... Вылитый бур. Отнюдь не красавец, лет под пятьдесят, подтянут (не иначе как армейская выправка), плечи узкие, маленькие, близкопосаженные глазки, чуть вздернутый нос, тонкие губы, бородка клинышком, на лоб падает аккуратная челка, щеки впалые, но гладкие и загорелые.
– Фамилия, имя, дата и место рождения? – теперь он стоял перед Марго, деловито уперев руки в бока. – Отвечайте быстро, не задумываясь. И учтите... Я и так знаю о вас практически все.
– Агнешка Лябушински, тринадцатое сентября шестьдесят девятого, Лодзь.
– Когда ты перебралась на постоянное место жительства во Францию?
– В семьдесят пятом.
– Твои родители?
– Мать жива. Отец умер три года назад.
– Где сейчас находится твоя мать?
– В Лодзи.
– Где ты познакомилась со своим будущим мужем?
– На вернисаже абстрактной живописи.
– Когда это произошло?
– Точно не помню... Мы повенчались пятого ноября девяносто второго.
– Муж изменял тебе?
– Нет.
– Ты уверена в этом?
– Не знаю...
– А ты ему изменяла?
– Нет.
– Где ты работала?
– В салоне-парикмахерской, мастером модельных причесок.
– Ты училась на парикмахера?
– Да, я закончила курсы.
– Когда тебя завербовали?
– В восемьдесят девятом.
– Твой муж знал об этом?
– У меня тогда не было мужа.
– А позже, когда появился?
– Нет, не знал.
– Кличка агента, который тебя вербовал.
– Адольф.
– Тебя часто подключали к работе?
– Да.
– Твоя последняя миссия?
– Контакт в качестве газетного журналиста с послом Зимбабве, проникновение в его резиденцию под предлогом интервью и установка подслушивающей аппаратуры.
– Кто передал тебе микрофильм с планом "Кристалл"?
"Какой еще "Кристалл"?!.. Спокойно! Представь, что ты на автомобильной свалке! Вокруг куча искореженного металла. Разглядывай каждую железяку. Созерцай. Заставь свое сердце биться медленно, ровно".
– Я не могу раскрыть эту информацию.
– Отвечать! – сжав кулаки, гаркнул Аффенгеймер. – Кто передал тебе микрофильм с планом "Кристалл"?
– Это очень ценный агент.
– Имя! Кличка!
– Вы играете не по правилам.
– Я сам устанавливаю правила!
– А я не имею права раскрывать агента и тем самым обрекать его на провал. Он действует без прикрытия. Он очень рискует жизнью. Его имени не знал даже мой непосредственный начальник.
– Он нам очень нужен.
– Мы так не договаривались. Я его не сдам, и не надейтесь.
– Ты забыла, что теперь работаешь на нас?
– Нет, не забыла.
– В таком случае, в чем проблема? Твой осведомитель автоматически становится нашим осведомителем. Мы не причиним ему зла. Мы выполним все его условия.
– Это уже другой разговор. Если вы хотите выйти с ним на связь – пожалуйста. Но только через меня.
Марго устало прикрыла глаза. Смерть прошла совсем рядом.
Глава 32
Париж
Кати ждала его у закрытых дверей кафешки, зябко пританцовывая на одном месте. Люк уже давно сдал смену, но пока бегал за цветами, пока снимал наличные деньги с кредитной карты (на непредвиденные расходы, а в том, что они будут, он не сомневался), часовая стрелка успела сделать круг.
Он был, что называется, примерным семьянином. Для него жена и дети всегда стояли на первом месте, ему и в голову не приходило "сходить налево". Наверное, некогда было. Все работа, работа, работа... И вдруг – случилось. Он никогда прежде не бывал в подобных ситуациях и сейчас совершенно не знал, как себя вести. Он боялся. Он думал о том, что совершает предательство, но в следующую секунду убеждал себя – нет, это всего лишь невинное увлечение, оно не зайдет далеко. И чем его привлекала Кати? Верней, не привлекала, а будто магнитом притягивала... А может, потому и притягивала, что была негритяночкой? Многие друзья Люка говорили ему, что если не попробовать негритянку, значит, жизнь прожита зря.
– Ты опоздал, – в этих словах не было ни недовольства, ни укора. Простая констатация факта.
– Так уж получилось. – Он протянул ей букет цветов. Недорогой, но составленный с тонким вкусом.
– Работа?
– Работа...
– Кстати, а почему ты не говоришь, где работаешь? Боишься, что я буду доставать тебя телефонными звонками? Не бойся, я не такая...
Он подавленно молчал, внимательно разглядывая носки своих ботинок.
– А хочешь, я угадаю?
– Попробуй.
– Ты физик-ядерщик, – прищурив глаза, таинственно произнесла Кати. – Ты разрабатываешь секретное оружие массового поражения и к тому же дал подписку о неразглашении военной тайны. Близко?
– Почти в точку попала, – натянуто заулыбался Люк.
– Почти? – Девушка радостно запрыгала на одной ножке. Господи, какая она молоденькая и цветущая! – Что значит – почти?
– Ты же сама сказала, что я давал подписку. Поэтому я не имею права отвечать на твой последний вопрос, – нашелся Люк, окончательно переводя весь этот томительный разговор в шутку.
Ему надо было срочно брать инициативу на себя, но он растерялся, как ребенок. Счастье, что Кати уловила его пораженческие настроения и сама пришла на выручку.
– Ну мы так и будем здесь торчать до ночи?
– Я не знаю... – пожал плечами Люк. – Все будет зависеть от твоего желания...
– Ты на самом деле такой скромный и стеснительный?
– Нет, притворяюсь...
– В таком случае своди же меня куда-нибудь! Будь джентльменом!
– А куда?...
– Ты меня спрашиваешь? – рассмеялась Кати. – Боже мой, с кем я связалась, мамочка дорогая! Ладно, так уж и быть, я тебя поведу. Тут неподалеку есть одно местечко. – Она ловко взяла его под руку и действительно властно повела Люка вдоль по улице, положив голову ему на плечо.
С этого момента он пребывал на вершине блаженства и потерял всяческий контроль над своими действиями и поступками.
Вечер выдался очаровательный. Люк и Кати провели его в безлюдном и очень уютном баре на окраине Парижа. Под тихие звуки сентиментальной музыки они тянули через соломинку терпкий коктейль и молча смотрели друг на друга. Слова им только мешали.
Люк даже не задумывался о том, что его ждут дома. Он словно впал в глубокий гипнотический транс. И был счастлив.
– Поедем ко мне? – предложила Кати. Не предложила даже, а констатировала факт, как что-то само собой разумеющееся.
И он с детским восторгом воспринял эту идею, чуть не расплакавшись от радости. Они покинули райское местечко, быстро поймали такси...
– Раздевайся и ложись. – Они едва успели войти в квартиру, как Кати бросилась в ванную, по дороге скидывая с себя одежду. – Я мигом...
И он разделся. И лег в постель. И уже сгорал от нетерпения.
Люк лежал на мягкой перине, слушал доносившуюся из ванной капель и рассеянно разглядывал изящное убранство маленькой комнатки, которая одновременно была и спальней, и столовой, и гостиной. Стоявший на тумбочке электронный будильник светился нулями, показывая полночь.
За окном продребезжал последний трамвай, и Люк проснулся. Он сел на кровати, тряхнул головой, ошарашенно глянул на будильник. Половина третьего... Он не сразу вспомнил, где находится и что здесь делает. А когда вспомнил...
Поспешно натягивая брюки, он выбежал в прихожую. Из ванной все еще доносился плеск воды. Наверное, именно он так сладко убаюкал его.
"Сколько можно мыться? – заторможенно подумал Люк. – Понимаю, если бы она работала на рыбном комбинате..."
Телефон оказался на кухне. Поставив на плиту чайник, незадачливый любовник зябко поежился и набрал домашний номер. Жена сняла трубку мгновенно.
– Я на работе, – стараясь придать голосу деловитую бодрость, произнес Люк. – Да, задержусь... Милая, это не телефонный разговор... Не знаю... Как только, так сразу... Дети спят? А что с ним? Сколько? Тридцать семь и пять? Не пускай его завтра в школу. Постараюсь быть до утра. Хорошо. Целую.
На душе было гадко. Он чувствовал себя подонком. А все из-за Кати, это она его спровоцировала, сам бы он никогда в жизни! Люк вдруг так люто возненавидел негритяночку, будто она действительно затащила его в свою каморку под угрозой смерти.
– Грязнуля чертова, – злобно пробормотал он.
Люк дождался, пока закипит чайник, медленно, по глоточку, выпил чашку пустого кипятка, затем оделся и еще какое-то время тупо торчал в прихожей, раздумывая, попрощаться ли ему с грязнулей или же уйти по-английски. Выбрав первый вариант, настойчиво постучал в дверь ванной.
К тому моменту он окончательно проснулся, а еще через мгновение его хватил паралич.
Дверь оказалась не заперта. От его прикосновения она распахнулась, открыв Люку следующую картину – Кати болталась в петле, безобразно выкатив глаза и вывалив лиловый язык. Из ее рта хлопьями стекала пузырчатая пена. Другой конец веревки был прикреплен к трубе, торчавшей из стены под самым потолком. На зеркале губной помадой было выведено: "Я ухожу из жизни добровольно. В моей смерти прошу винить Люка Бартеза. Он разбил мне сердце. Кати".
Он стоял в оцепенении, как любители живописи стоят перед полотнами великих художников. И не мог пошевелиться. И не слышал, как кто-то отпирал входную дверь. Он очнулся только тогда, когда ему дали понюхать нашатырь, но еще долго не мог прийти в себя, сидел на табурете и, раскачиваясь всем телом, повторял:
– Это не я... Это не я... Это не я...
Его окружали люди в штатском. Трое мужчин. Один из них, самый старший, присел перед ним на корточки и грубо произнес:
– Хватит врать! Хватит притворяться! Мы знаем, что это твоя работа! Признавайся, сволочь!
– Кто вы такие? – Люк наконец сумел сфокусировать взгляд.
– Здесь вопросы задаю я! – рявкнул мужчина, размахивая перед его носом какой-то тетрадью. – Мы сравнили почерк Кати с надписью на зеркале. Так вот, это не ее рука! Рассчитывал таким образом запутать следствие? Тебе не удалось, голубчик! Несчастная девушка так громко звала на помощь, что ее крики услышали соседи и вызвали полицию, то есть нас.
– Это не я... – уже без особой уверенности пробормотал Люк.
Бабушка как-то рассказывала, что в детстве он страдал лунатизмом, мог целую ночь расхаживать по квартире, а наутро ничего не помнил. С возрастом эта болезнь прошла, но вдруг ее симптомы опять проявились. Да еще в такой зловещей форме.
– Знаешь, что тебя ожидает? – хищно зашипел второй незнакомец, молодой смуглолицый парень, внешне похожий на итальянца. – Тебе обрежут воротник, подведут к гильотине и отрубят голову. Она покатится по полу, а потом ее бросят в корзину. Нет, сначала ее сфотографируют и передадут снимок твоей жене. А твоя жена поместит его в семейный альбом и будет показывать детям. Смотрите, детки, это ваш папа. А детки будут спрашивать, почему у папы нет туловища? А мама скажет, что папа изнасиловал одну тетю, а потом зверски убил ее. И за это суд вынес ему высшую меру наказания.
– Хватит! Замолчите! – Люк закрыл уши руками. Он находился в столь расстроенных чувствах, что напрочь забыл о том, что во Франции давным-давно отменили смертную казнь. – Не смейте трогать моих детей!