– Он много что мог сделать, но не сделал, – ответила Мадж. – Брайан – крайне беспечный человек, он мог положить письмо в карман или выбросить в мусорную корзину и больше не вспомнить про него.
– В таком случае, возможно, нам удастся что-то отыскать.
– Да, он хранит в секрете тот разговор, который произошел у них с тем неизвестным, но о письме он не подумал. Если так, то мы найдем письмо в столе или в одном из карманов его одежды, в которой он был той ночью.
– Есть одно "но", – задумчиво произнес Калтон. – Письмо могли доставить ему, когда он был между станцией Элизабет-стрит и клубом.
– Мы скоро это выясним, – ответила Мадж, – ведь мистер Роллестон был с ним в тот момент.
– Да, точно, – вспомнил адвокат, – а вот как раз и сам Роллестон! Давайте спросим у него.
Кэб проезжал памятник Берку и Уиллсу, когда внимательный взгляд Калтона заметил фигуру Феликса Роллестона, идущего по левой стороне. Что в первую очередь привлекло внимание Калтона, так это шикарный внешний вид Феликса. Его шляпа сверкала, его начищенные ботинки сверкали, и его кольца тоже сверкали – все в его внешнем виде было таким блестящим, что он был похож на оживший алмаз, идущий по солнечной улице. Кэб подъехал к бордюру, и поскольку Дункан выскочил прямо перед ним, Роллестон остановился. Мадж пригнулась и набросила свою вуаль, не желая, чтобы Феликс узнал ее, поскольку в таком случае эта весть разнеслась бы по всему городу.
– Здравствуй, старина! – поприветствовал Роллестон юриста, не скрывая удивления. – Откуда ты здесь?
– Из кэба, – усмехнулся Калтон.
– Deus ex Machina , – ответил любитель сплетен, попытавшись устроить каламбур.
– Именно, – ответил Дункан. – Слушай, Роллестон, ты помнишь ту ночь, когда убили Уайта? Ты встретил тогда Фицджеральда на вокзале.
– В поезде, – поправил Феликс.
– Хорошо, не важно, ты доехал с ним до клуба?
– Да, и оставил его там.
– Ты не заметил, получал ли он какое-нибудь письмо, пока был с тобой?
– Письмо? – повторил Роллестон. – Нет, мы все время были вместе, и он не разговаривал ни с кем, кроме меня.
– Он был в хорошем настроении?
– Великолепном, смешил меня всю дорогу… Но к чему эти вопросы?
– Да просто так, – ответил Калтон, садясь обратно в экипаж. – Мне нужно было узнать эти детали. Объясню в следующий раз. До встречи!
– Но я хотел… – начал было Феликс, но кэб уже погремел дальше, и мистер Роллестон обиженно отвернулся. – Никогда не любил адвокатов, – сказал он себе. – Пронесся как ураган, ей-богу!
В это время Дункан снова разговаривал с Мадж.
– Вы были правы, – сказал он, – записка, видимо, пришла ему в клубе, потому что, пока он ехал, ничего такого не было.
– И что мы будем делать теперь? – спросила Мадж, которая, подслушав весь разговор, не собиралась расспрашивать Калтона о нем.
– Выясним в клубе, не было ли какого-нибудь письма для него тем вечером, – сказал юрист. Тем временем их кэб уже остановился у дверей Мельбурнского клуба. – Вот мы и приехали.
Пробормотав что-то еще, он побежал в клуб. Зайдя к владельцу узнать, не ждало ли Фицджеральда какое-нибудь письмо, он нашел официанта, которого хорошо знал.
– Слушай, Браун, – начал адвокат, – ты помнишь, вечером в тот четверг, когда произошло это убийство, были ли письма для мистера Фицджеральда?
– Сэр, вы же понимаете, – засомневался слуга, – столько времени прошло, что я почти забыл.
Дункан дал ему соверен.
– Что вы, сэр, дело не в этом, мистер Калтон, – сказал официант, убирая монету в карман. – Я правда не помню.
– Постарайся вспомнить, – резко сказал адвокат.
Браун сделал над собой усилие и наконец ответил:
– Нет, сэр, не было.
– Ты уверен? – уточнил Калтон, чувствуя подступающее разочарование.
– Вполне, сэр, – ответил официант без сомнения в голосе. – Я проверял почту несколько раз в тот вечер, и я уверен, что для мистера Фицджеральда ничего не было.
– Ага! Я так и думал, – вздохнул Дункан.
– Подождите! – воскликнул Браун, как будто что-то вспомнив. – В ящике писем не было, но одну записку ему в ту ночь принесли.
– Да? – резко повернулся Калтон. – Во сколько?
– Без нескольких минут двенадцать, сэр.
– Кто принес?
– Молодая женщина, сэр, – сказал официант с ноткой отвращения. – Наглая такая, сэр, и не отличающаяся хорошим поведением. Она барабанила в дверь и кричала: "Он там?" Я сказал ей убираться, иначе вывозу полицию, но она заявила: "Нет, не вызовете" – и сунула мне в руки записку. "Кому это?" – спросил я. "Я не знаю, – ответила она, – там написано, а я не умею читать. Отдайте ему сейчас же!" И она убежала, прежде чем я успел что-либо сказать.
– И письмо было для мистера Фицджеральда?
– Да, сэр.
– Ты отдал его, конечно?
– Да, сэр. Он играл в карты и, посмотрев на конверт, положил его в карман и продолжил играть.
– Он не открыл его?
– Не сразу, сэр, позже, около без четверти час. Я был в комнате, и он открыл его и прочитал. А затем сказал сам себе: "Что за дерзость?" – и положил его обратно в карман.
– Он был рассержен?
– Да, сэр, он выглядел разозленным. Надел пальто и шляпу и вышел где-то без пяти час.
– Ага! И сразу же встретил Уайта, – пробормотал Калтон. – Точно. Письмо назначило ему встречу, и он собирался прийти на нее. Что это было за письмо? – спросил он.
– Очень грязное, сэр, в квадратном конверте. Но бумага была хорошая, и почерк тоже.
– Прекрасно, – сказал адвокат. – Я очень признателен тебе. – И он поспешил к Мадж, которая ждала его в кэбе.
– Вы были правы, – сообщил он ей, когда кэб снова тронулся, – в ту ночь ему передали письмо, и он отправился на встречу. Именно тогда он и встретил Уайта.
– Я так и знала! – радостно воскликнула девушка. – Видите, мы найдем письмо у него дома.
– Надеюсь, – ответил Калтон, – но мы не должны слишком рассчитывать на это, он ведь мог и уничтожить его.
– Нет, он этого не сделал, – заявила Мадж. – Я уверена, оно там.
– Что ж, – кивнул юрист, глядя на нее, – я не спорю с вами, ведь ваша женская интуиция помогла нам намного больше, чем моя мужская логика. Но так часто бывает – женщины бросаются туда, куда мужчина не сунул бы и носа, и в девяти случаях из десяти выходят сухими из воды.
– И горе той десятой! – сказала мисс Фретлби. – Но должно же быть одно исключение, доказывающее истину.
Она вернулась в хорошее расположение духа и была полна уверенности, что спасет своего возлюбленного. Но мистер Калтон видел, что нервы ее были натянуты до предела и что только сила воли удерживала ее от нервного срыва.
– Видит бог, – пробормотал он восхищенным голосом, глядя на нее, – она отважная девушка, а Фицджеральд – счастливый мужчина, коему повезло стать возлюбленным такой дамы.
Вскоре они прибыли домой к Брайану, и дверь открыла миссис Сэмпсон, которая выглядела крайне безутешной. Бедная старушка безжалостно винила себя за ту информацию, которую она дала подставному страховому агенту, и реки слез, которые она пролила, возымели эффект над ее физическим состоянием – теперь она скрипела еще громче, чем обычно, хотя голос ее остался таким же пронзительным.
– Чтобы такое случилось с моим жильцом! – никак не успокаивалась она. – Я ж так гордилась им, не имея своих детей, кроме одного, который умер и попал на небеса вскоре после своего отца, и я надеюсь, они оба теперь летают там как ангелы и добры друг к другу, и путь через долину смертной тени не восстановил сына против отца, когда ребенок умер от простуды из-за постоянной смены жары и холода, ведь погода здесь такая ужасная…
К этому времени Мадж с адвокатом уже вошли в комнату Брайана, и девушка опустилась в кресло, пока Калтон, которому не терпелось начать поиски, намекал миссис Сэмпсон, что ей пора уйти.
– Я ухожу, сэр, – пропищала старушка, печально кивая головой и открывая дверь, – ухожу, зная, что он невиновен, как младенец, и понимая, что это я все рассказала тому ужасному человеку, которому нет дела до правды вообще… А он теперь в холодной камере… Не то чтобы на улице холодно, нет, ему пока не понадобится камин, если они дадут ему одеяло…
– Что вы рассказали сыщику? – резко спросил Дункан.
– Ах, вы не представляете! – простонала миссис Сэмпсон, скомкав свой потрепанный носовой платок в комок и протирая опухшие красные глаза. Она представляла собой довольно жалкое зрелище. – Этот змей в светлой одежде запутал меня, он хотел знать, всегда ли мистер Фицджеральд приходил домой до полуночи, на что я ответила, что всегда, хотя, если быть точной, иногда он пользовался запасным ключом.
– В ночь убийства, например.
– О, не говорите так, сэр! – воскликнула хозяйка дома с ужасным скрипом. – Я так слаба и хвораю, хотя я из сильной семьи, и все мы доживаем до почтенного возраста, а все благодаря привычке носить фланель, которую отец моей матери считал лучшей защитой от болезней, чем любая химия.
– Умный человек тот детектив, – пробормотал Дункан. – Он хитростью выманил у нее то, чего никогда бы не получил силой. Это веская улика против Фицджеральда, но она ничего не значит, если мы сможем обеспечить ему алиби. Вероятно, вас вызовут в качестве свидетеля для дачи показаний, – сказал он громче.
– Меня, сэр! – проскрипела миссис Сэмпсон. Она ужасно дрожала, из-за чего производила странные звуки, как будто ветер гулял в ветвях старых деревьев. – Я же никогда не была в суде, кроме того раза, когда мой отец взял меня на слушанье дела об убийстве, и это было ничуть не хуже пьесы, его повесили за то, что он ударил свою жену по голове кочергой, когда та отвернулась, а труп закопал на заднем дворе в саду, не пометив могилу даже камушком, не говоря уже об отпевании и отпущении грехов.
– Ну, ну, – нетерпеливо перебил ее Калтон, открывая для нее дверь, – оставьте нас ненадолго, будьте душкой. Мисс Фретлби и я хотим отдохнуть, мы вас позовем, когда соберемся уходить.
– О, спасибо вам, сэр, – сказала слезливая домовладелица. – И я надеюсь, они не повесят его, это был бы ужасный конец, хотя смерть повсюду вокруг нас, – продолжила она несвязные рассуждения, – ведь всем известно, что мы можем в любое мгновенье умереть, и…
На этом адвокат, не выдержав, захлопнул дверь, и они с Мадж услышали, что пронзительный голос миссис Сэмпсон начал удаляться.
– Теперь, – сказал Дункан, – когда мы избавились от этой женщины и ее речей, с чего мы начнем?
– Со стола, – ответила девушка, подходя к нему. – Это самое очевидное место.
– Не думаю, – возразил Калтон. – Если, как вы сказали, Фицджеральд – легкомысленный человек, он не стал бы утруждаться и убирать письмо в стол. Но все же стоит взглянуть.
Стол был в беспорядке ("Как и сам Брайан", – заметила Мадж) – его заполонили неоплаченные счета, старые письма, билеты, программки и высохшие цветы.
– Я не удивлена, – спокойно заговорила мисс Фретлби. – Брайан часто влюблялся в кого-то. Но знаете, как говорил Литтон: "Есть лишь один настоящий Эрот, хотя поддельных сколько угодно" , поэтому я могу позволить себе забыть эти мелочи.
Письмо тем не менее так и не нашлось на столе, как и вообще в гостиной. Мадж с Дунканом поискали в спальне, но также безрезультатно. Девушка уже готова была сдаться, когда вдруг взгляд Калтона упал на корзину для мусора, которую по каким-то непонятным причинам они пропустили. Корзина была наполовину пустой, даже почти пустой. При взгляде на нее адвокату в голову вдруг пришла мысль. Он позвонил в колокольчик, и снова появилась миссис Сэмпсон.
– Сколько времени эта корзина стоит здесь вот так? – спросил он.
– Это единственный недостаток, который я замечала за ним, – сказала хозяйка. – Он был такой неопрятный, что не давал мне вынести мусор, пока все не начинало вываливаться оттуда. Он говорил, что ему может понадобиться пересмотреть вещи, которые он выбросил, поэтому я не трогала ее почти шесть недель, надеюсь, вы не подумаете, что я плохая хозяйка, ведь это лично его желание, он не может расстаться с мусором.
– Шесть недель, – повторил Калтон, глядя на Мадж. – А письмо он получил четыре недели назад. Если все так, мы найдем его.
Мисс Фретлби, упав на колени, перевернула корзину на пол, после чего они вместе начали копаться в клочьях бумаги.
– Надеюсь, они не сошли с ума, – пробормотала Сэмпсон, подходя к двери, – хотя похоже на то…
Вдруг Мадж вскрикнула, достав из кучи бумаг полуобгоревшее письмо, написанное на плотной бежевой бумаге.
– Наконец-то! – воскликнула она, вставая с колен и разглаживая одежду. – Я знала, что он не уничтожил его.
– Ну, почти, – сказал юрист, быстро пробегая взглядом по письму. – Оно практически бесполезно в таком виде. На нем нет имени.
Он взял остатки письма, подошел к окну и разгладил их на столе. Лист бумаги был грязным и наполовину сгоревшим, но все-таки это была улика.
– Боюсь, нам это мало что даст, – грустно сказала Мадж. – В нем говорится о встрече, но где?
Калтон не ответил. Обхватив голову руками, он пристально смотрел на письмо, а потом вдруг подпрыгнул с криком:
– Я понял! Посмотрите на бумагу – видите, какая она здесь бежевая, а здесь белая, а сверху, посмотрите в уголке "…OT VILLA, TOORAK".
– Значит, он ездил в Турак?
– За час туда и обратно – вряд ли!
– Значит, письмо пришло не оттуда?
– Нет, оно написано в мельбурнских трущобах.
– Откуда вы знаете?
– Вспомните, какая девица принесла его, – быстро объяснил Дункан. – Какая-то наглая женщина – скорее всего, она из трущоб, а не из Турака. Что же касается бумаги, то три месяца назад в Тураке было ограбление, и этот лист – один из тех, что были украдены.
Мадж промолчала, но ее сияющие глаза и дрожь выдавали ее волнение.
– Я увижусь с детективом сегодня вечером, – сказал Калтон, – и выясню, откуда это письмо и кто написал его. Мы спасем его, – сказал он, аккуратно убирая драгоценное письмо в блокнот.
– Думаете, вам удастся найти женщину, которая написала это письмо?
– Хм, – задумался адвокат, – возможно, она мертва, поскольку в письме говорится о ее плохом состоянии. Тем не менее, если я смогу отыскать женщину, которая принесла письмо в клуб, и того, кто ждал Фицджеральда на углу Берк– и Рассел-стрит, этого будет достаточно. Все, что мне необходимо доказать, – это то, что его не было в кэбе с Уайтом.
– Думаете, у вас получится?
– Все зависит от этого письма, – заявил юрист, похлопав по блокноту. – Я скажу вам завтра.
Вскоре они покинули дом, и когда Калтон посадил Мадж на поезд до Сент-Килда, на душе у нее было намного легче, чем в начале дня.
Глава 14
Еще один в игре
Есть народная мудрость, гласящая: "Свой своего ищет". В пару этому высказыванию, наверное, подошла бы поговорка, звучащая так: "Чужой чужого за милю обходит". Но Провидение, столь охочее до того, чтобы пощекотать людям нервы, порой сводит чужих вместе, провоцируя вечные конфликты в союзах, члены которых никак не подходят друг другу. Горби был хорошим детективом и хорошо сходился со всеми, кроме Килсипа. Оба они хорошо знали свое дело, оба были всеобщими любимцами и тем не менее ненавидели друг друга. Они были как огонь и вода, и каждый раз, когда они встречались, случалась какая-то беда.
Килсип был высоким и стройным, Горби был низким и тучным. Килсип выглядел умным, а на лице Горби всегда сияла самодовольная улыбка, которая не позволяла ему выглядеть так же. И все же, как ни странно, именно эта улыбка оказывалась наиболее полезной для Сэмюэля Горби при достижении целей. Она позволяла ему достать информацию там, где попытки его внимательного коллеги были тщетны. Милая улыбка и вкрадчивый тон открывали Сэмюэлю путь к сердцам всех людей, а при появлении Килсипа люди обычно замолкали и спешно удалялись, как потревоженные улитки в свои домики. Горби врал и недоговаривал, особенно в общении с теми, кто считал правду святой. Килсип же, в свою очередь, с его ястребиными чертами лица, черными сверкающими глазами, крючковатым носом и тонкими губами, сам поддерживал это мнение. Его кожа была бледной, а волосы иссиня-черными. В целом он представлял собой не самое приятное зрелище. В его умениях и хитрости было что-то змеиное. До тех пор, пока он вел расследование втайне от всех, ему сопутствовал успех, но стоило ему появиться собственнолично, и неудача настигала его. Таким образом, в то время как Килсип слыл более умным, Горби неизменно оказывался более успешным.
Поэтому, когда дело об убийстве в двуколке передали в руки Горби, Килсипа поглотила зависть. И когда Фицджеральд был арестован и оказалось, что все улики, собранные Сэмюэлем, указывают на его виновность, Килсип не смог спокойно смотреть на успех своего врага. И хотя он был бы и рад сказать, что Горби поймал не того, тем не менее улики были настолько убедительны, что такая мысль не приходила ему в голову, пока он не получил от мистера Калтона записку с просьбой зайти к нему в офис вечером около восьми и обсудить это дело.
Килсип знал, что Дункан Калтон был адвокатом заключенного, и догадывался, что ему хотелось найти новые улики. И он решил пойти на все, о чем бы ни попросил Дункан, лишь бы доказать неправоту Горби. Он был так счастлив от одной лишь возможности восторжествовать над своим врагом, что, встретив его случайно на улице, остановился и пригласил его выпить. Такое неожиданное и необычное дружелюбие сразу возбудило у Сэмюэля подозрения, но, поразмыслив, он принял приглашение.
– Эх! – начал Килсип своим тихим мягким голосом, потирая тонкие белые руки, когда они сели за столик. – Как же вам повезло так быстро разобраться с этим делом об убийстве в кэбе!
– Да, не буду скрывать, все сложилось очень хорошо, – сказал Горби, зажигая сигару. – Я и не представлял, что это будет так просто, – хотя все же я долго размышлял, прежде чем начать.
– Полагаю, вы уверены, что поймали того человека, – мягко продолжил его соперник, сверкая черными глазами.
– Конечно, уверен! – надменно ответил Сэмюэль. – В этом не может быть никаких сомнений. Я готов поклясться на Библии, что он убийца. Они с Уайтом ненавидели друг друга. Он говорил Уайту: "Я убью тебя и сделаю это у всех на глазах". Он встретил Уайта, когда тот был пьян, и сам это подтвердил. А потом он приходит в себя, и кэбмен клянется, что он вернулся, он садится в двуколку к живому человеку, а когда выходит, человек уже мертв. Он едет в Восточный Мельбурн и приходит домой в то время, которое его домовладелица может подтвердить – как раз в то время, которое потребовалось бы кэбу, чтобы доехать от гимназии на Сент-Килда-роуд. Если вы умны, Килсип, вы поймете, что здесь не может быть никаких сомнений.