Когда они вошли, гадалка подняла голову и, прикрыв глаза костлявой рукой, внимательно посмотрела на посетителей. Калтон подумал, что никогда раньше не видел такую мерзкую старую каргу. И действительно, уродство этой женщины настолько бросалось в глаза, что было под стать работам Гюстава Доре. Ее лицо было испещрено бесчисленными морщинами, которые были еще более отчетливыми из-за въевшейся грязи, густые серые брови нависали над проницательными черными глазами, чья ясность не была затуманена прожитыми годами, а завершали эту картину крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы, тонкие губы и рот без зубов. Ее волосы были очень густыми, почти белыми, и завязаны в толстый пучок грязной черной лентой. А при взгляде на ее подбородок Дункан невольно процитировал строчки о ведьмах из "Макбета":
Я счел бы вас за женщин,
Но отчего же бороды у вас?
Карга ничем не уступала тем ведьмам.
Когда незваные гости вошли, гадалка злобно взглянула на них, спрашивая:
– Какого черта вам здесь надо?
– Хотят вашей выпивки! – крикнула девочка с дьявольским смешком.
– Убирайся отсюда, жалкое отродье, – прохрипела старуха, погрозив костлявым пальцем, – или я выпорю тебя.
– Да, она может идти, – сказал Килсип, кивнув девочке, – и вы тоже свободны, – резко добавил он, поворачиваясь к молодому человеку, который до сих пор держал дверь открытой.
Посетитель гадалки хотел было поспорить с детективом, но потом все-таки послушался, пробормотав что-то о "неслыханной наглости заявляться в чужую спальню". Ребенок последовал за ним, не без помощи Старьевщицы, которая с отточенной годами сноровкой сняла с ноги туфлю и бросила ее в голову выходившей девочки.
– Вот погоди, изловлю я тебя, Лиззи, – прокричала она, щедро сопроводив бранью, – да башку разобью!
Лиззи в ответ лишь пронзительно засмеялась и исчезла за дверью, закрыв ее за собой.
Когда она ушла, Старьевщица сделала глоток из колотой чашки и, с деловым видом собрав вместе свои грязные карты, вкрадчиво посмотрела на Калтона косым взглядом.
– Вы хотите заглянуть в будущее, голубчик? – прохрипела она, быстро перетасовывая карты. – Старьевщица расскажет…
– Нет, не расскажет, – перебил ее детектив. – Я пришел по делу.
Старуха удивилась такому повороту событий и пристально посмотрела на него из-под своих густых бровей.
– Что на этот раз задумали мальчишки? – хрипло спросила она. – Здесь нет никакой добычи, черт тебя задери!
В этот момент больная женщина, все это время ворочавшаяся на лежанке, начала петь из старой песни "Барбара Аллен" :
Ах, матушка, готовьте одр -
Ногами чтоб к порогу.
Ведь умер он из-за меня -
И мне к нему дорога.
– Проклятье! Заткнись! – закричала Старьевщица. – Или я вышибу твои мозги. – И она схватила бутылку, собираясь осуществить свою угрозу, но затем, передумав, налила себе еще содержимого бутылки в колотую чашку и выпила его залпом.
– Она выглядит очень больной, – заметил Калтон, бросив нервный взгляд на постель.
– Так и есть, – простонала гадалка. – Ей место в психушке, да-да, вместо того чтобы лежать здесь и петь какой-то вздор. У меня от нее мурашки по коже. Вы только послушайте, – злобно добавила она, когда больная продолжила петь:
Прости, мой край! Весь мир, прощай!
Меня поймали в сеть.
Но жалок тот, кто смерти ждет,
Не смея умереть!
– Чтоб тебя! – продолжила возмущаться старуха, выпивая еще джина. – Она постоянно говорит о смерти, как будто больше не о чем.
– Что за женщина умерла здесь три или четыре недели назад? – перебил ее Килсип.
– Откуда мне знать? – ответила Старьевщица угрюмо. – Я ж не убивала ее. Это все бренди, пила без остановки, будь она проклята.
– Вы помните ту ночь, когда она умерла?
– Нет, – честно ответила старуха. – Пьяна была, абсолютно, беспросветно пьяна, господи помилуй.
– Вы всегда пьяны, – заметил сыщик.
– Ну и что? – возмутилась женщина, схватив бутылку. – Вам-то что до этого? Да, я пьяница. Я всегда пью. Была пьяна вчера, позавчера и собираюсь напиться сегодня. – Бросив выразительный взгляд на бутылку, она продолжила: – И завтра, и так будет всегда, пока я не сыграю в ящик.
Калтон содрогнулся, настолько ее голос был полон злобы и ненависти, но детектив, в свою очередь, лишь пожал плечами.
– Тем хуже для вас, – только и сказал он. – Вспомните, в ту ночь, когда умерла так называемая "Королева", сюда приходил джентльмен?
– Говорит, что да, – ответила Старьевщица. – Но, видит бог, я ни черта не знаю, была пьяна.
– Кто говорит? "Королева"?
– Нет, внучка моя, Сал. "Королева" послала ее за джентльменом. Хотела, чтобы он увидел свою работу, полагаю, будь он проклят. И девчонка стащила бумагу у меня из коробки, – пропищала гадалка с негодованием. – Стащила, когда я была слишком пьяна, чтобы остановить ее.
Следователь бросил взгляд на Калтона, который кивнул ему в ответ с благодарным выражением лица. Они были правы: бумага украдена с виллы в Тураке.
– Вы не видели джентльмена, который пришел? – спросил Килсип, снова повернувшись к старой ведьме.
– Да нет же, чтоб вас! – ответила она. – Он пришел около половины второго утра, вы же не думаете, что я не смыкаю глаз всю ночь напролет?
– Половина второго, – повторил адвокат. – Как раз. Это точное время?
– Провались я на этом месте, если это не так, – подтвердила Старьевщица. – Внучка может подтвердить.
– Где она? – грубо спросил Килсип.
На этом старуха откинула голову и застонала.
– Она бросила меня, – выдавила она, стуча ногами по полу. – Ушла и бросила свою бабку, присоединилась к Армии спасения, чтоб они провалились!
В этот момент больная на койке снова завыла:
В лесу цветы давно сошли…
– Придержи язык! – закричала Старьевщица, встав и подбежав к кровати. – Я придушу тебя, слышишь? Ты хочешь, чтобы я убила тебя, для того и поешь свои песенки про смерть?
В это время детектив скоро переговаривался с мистером Калтоном.
– Единственный человек, способный доказать, что мистер Фицджеральд был здесь между часом и двумя ночи, – торопливо начал он, – это Сал Роулинз, так как все остальные либо спали, либо были пьяны. Поскольку она теперь в Армии спасения, я с самого утра отправлюсь в их казармы и найду ее.
– Я надеюсь, у вас получится, – ответил Дункан, глубоко вздохнув. – Человеческая жизнь зависит от ее показаний.
Они собрались уходить, и Калтон дал гадалке несколько серебряных монет, которые она тут же схватила мертвой хваткой.
– Вы пропьете их, – уточнил адвокат, отойдя от нее подальше.
– Скорее всего, – согласилась старая ведьма, мерзко улыбнувшись и спрятав деньги у себя в подоле. – На мне публичный дом, и выпивка – моя единственная радость в жизни.
Вид денег возымел должный эффект, и она держала посетителям свечу, чтобы те могли спуститься без риска разбить голову. Когда сыщик с адвокатом наконец сошли на первый этаж, свет пропал, и сверху снова послышалось пение больной, но теперь это уже была "Последняя роза лета" .
Уличная дверь была открыта, и, на ощупь пройдя по темному коридору с прогнившими досками, они все-таки вышли на улицу.
– Слава богу, – вздохнул Калтон, снимая шляпу. – Слава богу, мы вышли целыми из этого притона!
– В любом случае наше приключение случилось не зря, – заметил детектив, когда они пошли по улице. – Мы выяснили, где был мистер Фицджеральд в ночь убийства, значит, он в безопасности.
– Это зависит от Сал Роулинз, – угрюмо возразил Дункан. – Но сейчас давайте выпьем по стакану бренди, а то мне не по себе от такого визита.
Глава 16
Пропавшая
На следующий день Килсип зашел в офис к Калтону, который с нетерпением ждал его. Лицо детектива было мрачным, и адвокат не смог обнадежить его.
– Ну! – нетерпеливо начал он, когда Килсип закрыл дверь и присел. – Где она?
– Именно это я и хочу выяснить, – спокойно ответил следователь. – Я пошел в штаб-квартиру Армии спасения и навел справки о ней. Оказалось, что она была членом этой организации около недели, а потом устала и сбежала со своим дружком в Сидней. Она продолжила свой разгульный образ жизни, но, видимо, дружку она надоела, и последнее, что о ней слышали, – что она связалась с каким-то китайцем в тамошних трущобах. Я тут же отправил туда телеграмму и получил ответ, что полиции не известно ни о какой Сал Роулинз, но они пообещали навести справки и дать мне знать, если будут какие-то результаты.
– Ага! Конечно, она поменяла имя, – задумчиво сказал Калтон, почесав подбородок. – Интересно почему?
– Чтобы увильнуть от Армии спасения, полагаю, – пояснил Килсип. – Блудной овечке не хочется быть загнанной обратно.
– А когда она присоединилась к Армии?
– На следующий же день после убийства.
– Очень неожиданный шаг.
– Да, но она сказала, что смерть той женщины в четверг так поразила ее, что она сразу же отправилась в Армию, чтобы быть ближе к религии.
– Это все испуг, я уверен, – сухо заметил Дункан. – Я встречал огромное количество примеров такого преображения, и, как правило, это не длится долго. "В тревогу – мы к богу, а после тревоги – забыли о боге". Она привлекательная?
– Так себе, кажется, – ответил Килсип, пожимая плечами. – Совсем неграмотная, не умеет ни писать, ни читать.
– Это объясняет, почему она сама не позвала Фицджеральда – она не знала, за кем ее послали, и не могла прочесть его имя на письме. Тем не менее, если полиция не может найти ее, мы можем поместить объявление в газету о награде и развесить такие же объявления на улице. Мы должны найти ее. Жизнь Брайана Фицджеральда висит на волоске, и его единственный шанс – это Сал Роулинз.
– Да, – согласился сыщик, потирая руки. – Даже если мистер Фицджеральд признает, что был у Старьевщицы в ту ночь, ей придется доказать, что он был там, ведь никто больше его не видел.
– Вы уверены?
– Насколько это возможно в такой ситуации. Было поздно, когда он пришел, и все уже спали, кроме умирающей женщины и Сал. И поскольку первая мертва, остается только вторая, и лишь она может доказать, что он был там в момент убийства.
– А Старьевщица?
– Была пьяна, как сама и призналась. Она думала, что если кто-то и заходил, то это был другой джентльмен.
– Другой? – повторил Калтон неуверенным голосом. – Какой другой?
– Оливер Уайт.
Дункан, пораженный, поднялся на ноги.
– Оливер Уайт? – произнес он, как только к нему вернулся дар речи. – Он часто ходил туда?
Килсип устроился в кресле поудобнее и наклонился вперед, внимательно посмотрев в глаза Калтону.
– Послушайте, сэр, – начал он низким, проникновенным голосом, – в этом деле много непростых аспектов, и на самом деле чем дальше мы заходим в расследовании, тем запутаннее оно кажется. Я сходил к Старьевщице этим утром, и она сказала мне, что Уайт приходил к "Королеве" несколько раз, пока она была больна, и что он, кажется, был хорошо с ней знаком.
– Но какого черта ее зовут "Королевой"? – раздраженно поинтересовался адвокат. – Кажется, она является причиной всего произошедшего, куда ни глянь, все ведет к ней.
– Я почти ничего не знаю о ней, – ответил Килсип, – кроме того, что она была привлекательной женщиной, ей было около сорока девяти лет, и она приехала из Англии в Сидней несколько месяцев назад… А вот как она попала к Старьевщице, я не понимаю, хотя и пытался выяснить у старой карги. Но та молчит в тряпочку, и мне кажется, ей известно больше об умершей женщине, чем она нам говорит.
– Но что такое она могла сказать Фицджеральду, чтобы он повел себя так глупо? Незнакомка, приехавшая из Англии и умершая в мельбурнских трущобах, едва ли могла знать что-либо о мисс Фретлби.
– Если только мисс Фретлби не была тайно замужем за Уайтом, – предположил сыщик, – а "Королева" знала об этом.
– Не может быть, – отклонил предположение Калтон. – Она же ненавидела его и любила Фицджеральда, и, кроме того, с какой стати ей выходить замуж тайно и доверить это какой-то женщине из низов Мельбурна? Когда-то ее отец хотел, чтобы они с Уайтом поженились, но она наотрез отказывалась, и он в итоге сдался и дал согласие на ее помолвку с Фицджеральдом.
– А Уайт?
– У него была ссора с мистером Фретлби, и он, разъяренный, покинул их дом. В ту же ночь его убили из-за каких-то бумаг, которые были у него при себе.
– Ну, это просто догадка Горби, – сказал Килсип саркастичным тоном.
– Мне это тоже кажется возможным, – твердо пояснил Калтон. – У Уайта были какие-то ценные бумаги, которые он всегда носил с собой. Умершая женщина, видимо, сказала Фицджеральду, что бумаги всегда у него при себе – я сделал такой вывод на основе его случайно брошенной фразы.
Килсип выглядел озадаченным.
– Должен признаться, все очень запутанно, – сказал он наконец, – но если бы только мистер Фицджеральд заговорил, все бы прояснилось.
– Все о чем – о человеке, убившем Уайта?
– Что ж, если это ему неизвестно, он мог хотя бы подсказать нам мотив для убийства.
– Возможно, – ответил Калтон, – но это бесполезно. Фицджеральд по той или иной причине, очевидно, решил ничего не рассказывать, поэтому наша единственная надежда – найти девчонку.
– Если она еще в Австралии, можете быть уверены, сэр, мы ее найдем, – твердо ответил Килсип, уже готовый уйти. – Мир теснее, чем вам кажется.
Но если Сал Роулинз и была в Австралии, то она точно находилась в какой-то очень отдаленной части страны. Все попытки найти ее были безуспешны. Вопрос о том, жива она или нет, оставался открытым: казалось, что она просто испарилась. Последний раз ее видели в Сиднее с китайцем, которого она потом оставила, и с тех пор о ней ничего не было известно. Во всех газетах, австралийских и новозеландских, объявления обещали большую награду за информацию о ее местонахождении, но на них никто не откликался. А поскольку сама Сал не умела читать, ей вряд ли было известно об этих объявлениях, и если, как предположил Калтон, она сменила имя, никто не стал бы ей о них рассказывать. Едва ли девушка могла услышать о них где-то случайно, иначе она бы сама уже объявилась. Если она бы вернулась в Мельбурн, она бы, безусловно, пошла к своей бабке – у нее не было причин поступать иначе. Поэтому Килсип приглядывал за домом миссис Роулинз, к ее большому недовольству, ведь, как истинная англичанка, она противилась любой слежке.
– Будь он проклят! – хрипела она за вечерней выпивкой какой-то старой карге, не менее злобной и сморщенной, чем она сама. – Почему бы ему не пойти к себе домой, не оставить меня в покое и не перестать бродить повсюду и совать нос в чужие дела, отвлекая людей от зарабатывания куска хлеба и от выпивки по вечерам?
– Что ему надо? – спросила ее подруга, потирая свои старые скрипящие колени.
– Надо? Он хочет, чтобы ему перерезали глотку, – сказала Старьевщица. – Что я с радостью и сделала бы как-нибудь ночью, пока он бродит возле нас, как будто тут преступник на преступнике. Он может раздобыть информацию, пока здесь ошивается, – но я знаю кое-что, что ему неизвестно, черт его возьми!
Она безумно засмеялась, а ее приятельница воспользовалась случаем выпить побольше джина, пока гадалка выговаривалась. Старьевщица заметила это и схватила несчастное создание за волосы, после чего, несмотря на увядающие силы, ударила подругу головой об стену.
– Я еще покажу тебе, – простонала пострадавшая, ковыляя так быстро, как могла. – Вот увидишь!
– Пошла к черту! – прокричала Старьевщица безразличным голосом, наливая себе еще выпивки. – Еще раз увижу тебя здесь покушающейся на мою выпивку, дьявол тебя забери, я перережу тебе горло!
Гостья что-то невнятно простонала, услышав это любезное приглашение, и поковыляла из комнаты еще быстрее, оставляя разъяренную гадалку наедине с ее прелестью.
К тому времени Калтон виделся с Брайаном уже несколько раз и перебрал все аргументы, какие мог придумать, чтобы тот ему все рассказал, но заключенный либо сохранял полное молчание, либо просто отвечал:
– Это разобьет ей сердце.
После долгих расспросов он признался адвокату, что был у Старьевщицы в ночь убийства. После того как он бросил Уайта на углу церкви, как показал и возница Ройстон, он пошел по Рассел-стрит и встретил Сал Роулинз рядом с гостиницей "Единорог". Та отвела его к Старьевщице, где он увидел умирающую женщину, рассказавшую ему нечто такое, о чем он не мог сказать вслух.
– Что ж, – сказал Калтон, выслушав это признание, – ты бы мог сильно облегчить нам дело, если бы признался в этом раньше, при этом сохранив свой секрет. Если бы ты так и сделал, мы бы могли застать Сал Роулинз, прежде чем она покинула Мельбурн, но теперь одному богу известно, найдем мы ее или нет.
Брайан не ответил: казалось, что он едва ли думает о том, что говорит ему адвокат, но в тот момент, когда Калтон собрался уходить, он спросил:
– Как Мадж?
– А сам-то ты как думаешь? – не выдержал Дункан. – Она очень плоха, и все из-за беспокойства за тебя.
– Моя дорогая! Бедняжка! – закричал Фицджеральд внезапно, обхватив руками голову. – Я сделал это, только чтобы спасти тебя!
Калтон подошел к нему и положил руку на плечо.
– Мой дорогой друг, – мрачно произнес он, – доверие между адвокатом и клиентом должно быть таким же, как между священником и грешником. Ты должен рассказать мне свой секрет.
– Нет, – стоял на своем Брайан, – я никогда не повторю то, что та карга сказала мне. Я не сказал раньше, когда от этого зависела моя жизнь, поэтому едва ли расскажу сейчас, когда это ничего уже не изменит.
– Я никогда больше не спрошу тебя об этом, – сказал Калтон раздраженно, подходя к двери. – Что же касается обвинения в убийстве, то если я смогу найти ту девчонку, ты в безопасности.
Когда адвокат вышел из тюрьмы, он направился в офис к Килсипу, чтобы узнать, есть ли новости о Сал Роулинз, но, как обычно, ничего нового не выяснилось.
– Точно бороться с самой судьбой, – грустно заметил он, уходя. – Его жизнь зависит от чистой случайности.