Следователь: Джентльмен в светлом пальто, видимо, не знал точно, где жил второй джентльмен?
Ройстон: Нет. Он сказал, что это то ли на Экленд-стрит, то ли на Грей-стрит.
Следователь: Вы не удивились этому?
Ройстон: Нет. Я подумал, что, может, они просто из одного клуба.
Следователь: Как долго мужчина в светлом пальто разговаривал с вами?
Ройстон: Около пяти минут.
Следователь: И в это время вы не слышали никакого шума из экипажа?
Ройстон: Нет. Я подумал, что джентльмен заснул.
Следователь: И после того, как мужчина в светлом пальто пожелал спокойной ночи вашему пассажиру, что произошло?
Ройстон: Он закурил сигарету, дал мне полсоверена и пошел в сторону Мельбурна.
Следователь: Вы не заметили, был ли у джентльмена в светлом пальто с собой платок?
Ройстон: Да! Он протер свои туфли платком. Дорога была очень пыльной.
Следователь: Вы заметили что-нибудь странное в нем?
Ройстон: Нет. Разве что бриллиантовое кольцо на пальце.
Следователь: Что необычного было в этом?
Ройстон: Он носил его на указательном пальце правой руки – я никогда раньше такого не видел.
Следователь: И когда вы это заметили?
Ройстон: Когда он зажег сигарету.
Следователь: Сколько раз вы пытались заговорить с пассажиром, когда ехали до перекрестка?
Ройстон: Три или четыре раза. Затем я остановился, вышел и увидел, что он мертв.
Следователь: Как он лежал?
Ройстон: Он был скрючен в углу экипажа, почти так же, как я посадил его. Его голова была склонена набок, и вокруг рта был завязан платок. Когда я дотронулся до него, он упал в другой угол экипажа, и тогда я обнаружил, что он мертв. Я сразу же поехал в Сент-Килда в участок и рассказал все полиции.
В заключение показаний Ройстона, во время которых Горби делал записи, позвали Роберта Чинстона. Он доложил: "Я квалифицированный практикующий врач, проживаю на Коллинз-стрит. Я провел посмертное обследование тела жертвы в пятницу".
Следователь: Это было через несколько часов после его смерти?
Чинстон: Да, судя по платку, пропитанному хлороформом, мужчина умер от паров, и, зная, как быстро действует этот яд, я сразу же провел обследование.
Следователь: Продолжайте, сэр.
Чинстон: С виду тело выглядело здоровым и ухоженным. Не было никаких признаков насилия. Пятна на ногах и на теле свидетельствовали о посмертном застое крови. При внутреннем обследовании я увидел, что мозг был переполнен кровью, и особенно заметна закупорка мелких сосудов. Болезней мозга не обнаружено. Легкие были здоровы, но также слегка переполнены кровью. При вскрытии грудной клетки послышался едва различимый спиртовой дух. В желудке находилось около пинты полностью переваренной пищи. Сердце оказалось слабое. В правом отделе обнаружилось большое количество темной, очень жидкой крови. У органа наблюдалась тенденция к ожирению. Я считаю, что жертва умерла от паров такого яда, как хлороформ или метилен.
Следователь: Вы сказали, что была склонность к ожирению сердца. Имеет ли это какое-то отношение к смерти жертвы?
Чинстон: Само по себе нет. Но хлороформ при таком состоянии сердца вполне мог косвенно повлечь летальный исход.
После этого доктора Чинстона отпустили, и на дачу показаний был вызван Клемент Рэнкин, второй кэбмен. Он рассказал следующее: "Я кучер, проживаю в Коллинвуде и обычно езжу на двуколке. В прошлый четверг я отвез одну компанию в Сент-Килда и возвращался обратно около часа ночи. Недалеко от гимназии меня остановил джентльмен в светлом пальто. Он курил сигарету и попросил меня отвезти его на Паулет-стрит в Восточном Мельбурне. Так я и сделал, и он вышел на углу Веллингтон-Пэрейд и Паулет-стрит. Он заплатил мне полсоверена и затем пошел по Паулет-стрит, а я поехал обратно в город".
Следователь: В котором часу вы остановились на Паулет-стрит?
Рэнкин: Ровно в два часа.
Следователь: Как вы это узнали?
Рэнкин: Была тихая ночь, и я слышал, как часы на почтамте пробили два.
Следователь: Вы заметили что-нибудь странное в мужчине в светлом пальто?
Рэнкин: Нет! Он выглядел абсолютно обычно, как все. Я подумал, что это какой-то щеголь возвращается с очередной вечеринки. Его шляпа была опущена на глаза, и я не мог разглядеть его лицо.
Следователь: Вы заметили у него кольцо?
Рэнкин: Да! Когда он дал мне полсоверена, я увидел у него на указательном пальце правой руки бриллиантовое кольцо.
Следователь: Он не сказал, почему находится на Сент-Килда-роуд в такое время?
Рэнкин: Нет.
Клемента Рэнкина отпустили, и следователь подвел итоги получасового допроса свидетелей. Он подчеркнул, что не остается никаких сомнений: смерть жертвы вызвана не естественными причинами, а отравлением. Пока что улик по этому делу совсем немного, и единственным человеком, которого можно обвинить в совершении преступления, является незнакомец в светлом пальто, который сел в экипаж вместе с жертвой в пятницу утром на углу подле Шотландской церкви, рядом с памятником Берку и Уиллсу. Было доказано, что убитый, садясь в экипаж, выглядел здоровым, хотя и находился в состоянии алкогольного опьянения. Тот факт, что после ухода мужчины в светлом пальто жертва была найдена с платком, пропитанным хлороформом и завязанным вокруг рта, доказывает, что она погибла из-за паров хлороформа, который был умышленно нанесен на ткань. Все улики в деле косвенные, но тем не менее они показывают, что речь идет об убийстве. Учитывая наличие подобных улик, коллегия не могла поступить иначе, кроме как вынести приговор в соответствии с заключением полиции.
Коллегия удалилась на совещание около четырех часов и спустя четверть часа вернулась со следующим вердиктом: "Жертва, чье имя не установлено, умерла двадцать седьмого июля от отравления ядом, а именно хлороформом, который был намеренно применен неизвестным человеком; члены коллегии под присягой утверждают, что указанный неизвестный злоумышленно и намеренно убил жертву".
Глава 3
Награда в сто фунтов стерлингов
СОВЕРШЕНО УБИЙСТВО.
НАГРАДА 100 ФУНТОВ.
В пятницу 27 июля в двухколесном кэбе было найдено тело мужчины, имя которого неизвестно. На следствии, проведенном в Сент-Килда 30 июля, был вынесен вердикт с обвинением неизвестного лица в предумышленном убийстве. Убитый среднего роста, с темным цветом лица, темными волосами, чисто выбрит, имеет бородавку на левом виске, был одет в вечерний костюм. Обращаем внимание, что награда в сто фунтов стерлингов будет выплачена государством за информацию, касающуюся убийцы, которым предположительно является мужчина, севший в двуколку вместе с жертвой на углу Коллинз– и Рассел-стрит утром 27 июля.
Глава 4
Горби берется за дело
"Что ж, – сказал мистер Горби, обращаясь к своему отражению в зеркале, – я раскрывал тайны последние двадцать лет, но над этим делом придется попотеть".
Сэмюэль Горби брился и одновременно по привычке разговаривал со своим отражением. Работая детективом и будучи очень скрытным по природе, он никогда не рассказывал о своих расследованиях и не доверял никому свои мысли. Когда ему хотелось излить душу, он уходил к себе в спальню и разговаривал с зеркалом. Такой способ работал безотказно, поскольку это помогало снять напряжение, не подвергая тайное риску быть услышанным.
Цирюльник царя Мидаса, когда узнал, что скрывалось под короной повелителя, тяготился тайной до тех пор, пока однажды не выпалил шепотом: "У царя Мидаса ослиные уши", укрывшись в камышах у реки. Так и Горби иногда чувствовал настойчивое желание поделиться с кем-нибудь своими сокровенными мыслями, но, не имея ни малейшего стремления заявлять о чем-либо во всеуслышание, поверял их только зеркалу. Ему нравилось созерцать свое веселое красное лицо, похожее на мандарин, серьезно кивающее с той стороны сверкающей глади. Если бы дешевое зеркало, к которому следователь обращался каждое утро, могло заговорить, какие бы откровения ожидали слушающего, откровения о секретах и нравах Мельбурна! Но, к счастью для многих, мир наш – не волшебная страна, а потому, какого бы высокого мнения ни был Горби о своем зеркале, заговорить оно никак не могло.
Нынешним утром детектив разговаривал с зеркалом особенно оживленно и временами выглядел не на шутку озадаченным. Дело об убийстве в кэбе доверили ему, и теперь он думал, с чего же начать.
– Черт, – сказал он, задумчиво затачивая бритву, – если есть конец, то должно быть и начало, ведь если нет начала, как дойти до конца?
Поскольку зеркало не ответило, Горби нанес пену на лицо и начал бриться. Мыслями полностью погруженный в дело, он продолжил разговор:
– Есть мужчина – а именно джентльмен, – который напивается и не понимает, что происходит. Другой джентльмен, находящийся неподалеку, замечает его и останавливает для него кэб. Сначала он говорит, что не знает его, а потом ясно показывает, что они знакомы, сгоряча уходит прочь, но передумывает, возвращается и садится в кэб, приказав вознице ехать в Сент-Килда. Затем он потчует пьяного хлороформом, выходит из кэба, садится в другой и, выйдя на Паулет-стрит, исчезает – вот головоломка, которую мне необходимо разгадать; думаю, даже загадки сфинкса были не столь трудны. Необходимо выяснить три вещи – во-первых, кто жертва? Во-вторых, за что его убили? И, в-третьих, кто убил? Как только я выясню первое, остальные два пункта будет нетрудно разгадать, ведь, зная жизнь человека, можно с легкостью сказать, было ли в чьих-то интересах списать его со счетов. У мужчины, который убил, должен был быть серьезный мотив, и мне предстоит выяснить, что это за мотив. Любовь? Нет, не то – в реальной жизни мужчины не пойдут на такое ради любви, они так поступают только в романах и пьесах, и я никогда не встречался с этим в своей жизни. Ограбление? Нет, в его карманах осталось много денег. Месть? Да, возможный вариант – подобное чувство заводит людей гораздо дальше, чем они предполагают. Но не было никакого насилия, ведь одежда не порвана: значит, его застали врасплох. Кстати, кажется, я недостаточно тщательно осмотрел его одежду, там может быть подсказка. В любом случае стоит взглянуть. С этого я и начну.
Одевшись и позавтракав, Горби направился к полицейскому участку, где попросил показать ему одежду жертвы. Получив ее, он отошел в угол и начал обстоятельный осмотр.
В пиджаке не было ничего примечательного. Это был обычный хорошо сшитый пиджак, поэтому Сэмюэль, недовольно что-то проворчав, отложил его в сторону и взял жилет. В этой вещи было нечто, что смогло заинтересовать его, – карман, пришитый на внутренней стороне слева.
– И какого черта он здесь делает? – спросил Горби, почесывая голову. – Насколько я знаю, для вечерних жилетов не приняты внутренние карманы, более того, это не работа швеи: он сделал карман своими руками, причем, надо сказать, весьма паршиво. Видимо, он потрудился пришить карман самостоятельно, чтобы никто не узнал о нем, и предназначен этот карман для чего-то ценного, раз он носил это с собой даже в вечернем наряде. Ага! На верхнем краю небольшой надрыв – что-то было резко выхвачено отсюда. Кое-что начинает проясняться. У жертвы есть вещь, необходимая убийце, и убийца знает, что жертва носит эту вещь с собой повсюду. Он видит его пьяного, садится с ним в экипаж и пытается достать то, что ему нужно. Жертва сопротивляется, из-за чего мужчина убивает ее с помощью хлороформа, который был у него с собой. Боясь, что экипаж остановится и кучер все увидит, он хватает то, зачем пришел, так быстро, что надрывает карман, и затем сбегает. Это понятно, но вопрос в том, что ему было нужно? Футляр с драгоценностью? Нет! Это было что-то легкое, иначе жертва не носила бы эту вещь везде с собой в жилете. Это было что-то плоское, что могло незаметно лежать в кармане, – например бумага. Какая-нибудь ценная бумага, которая была нужна убийце и за которую он убил несчастного.
Детектив положил жилет и поднялся.
– С этим все понятно, – сказал он. – Я разобрался со второй загадкой раньше, чем с первой. Первая же заключается в том, кто жертва. Этот мужчина явно приезжий, иначе кто-нибудь бы уже опознал его по описанию. Интересно, есть ли у него здесь родственники? Нет, вряд ли, они бы уже начали разыскивать его. Впрочем, один момент очевиден: он у кого-то снимал квартиру – не спал же под открытым небом! Он не мог жить в отеле, потому что владелец любого отеля в Мельбурне уже узнал бы его по описанию, особенно учитывая то, что весь город только об этом убийстве и говорит. Скорее всего, это были частные комнаты, и владелица не читает газет и не имеет привычки сплетничать – в противном случае она бы уже давно обо всем узнала. Далее, если он жил, как я полагаю, в съемных апартаментах и вдруг исчез, хозяйка не молчала бы. Прошла уже целая неделя после убийства, и, поскольку от жильца не слышно ни слова, хозяйка должна начать беспокоиться. Но если, как я считаю, жилец неизвестен в городе, то она не будет знать, к кому обратиться, и, исходя из данных обстоятельств, вполне естественно думать, что она подаст объявление в газету. Пожалуй, стоит просмотреть газеты.
Горби взял стопку разных газет и внимательно просмотрел те колонки, в которых обращаются к пропавшим друзьям и к тем, кто слышал что-нибудь о них.
– Его убили, – напомнил себе следователь, – в пятницу утром, между часом и двумя, поэтому до понедельника его исчезновение могло не вызвать никаких беспокойств. В понедельник же хозяйка уже начала бы волноваться, и во вторник она бы подала объявление в газету. Таким образом, – продолжал говорить Горби, проводя толстым пальцем по колонкам в газете, – меня интересует среда.
Но в газетах за среду не нашлось ничего подобного, как и в газетах за четверг. Зато в пятничном издании, ровно неделю спустя после убийства, Сэмюэль вдруг наткнулся на следующее объявление: "Если мистер Оливер Уайт не вернется на виллу "Опоссум", Грей-стрит, Сент-Килда, до конца недели, его комнаты будут сданы другим жильцам. Рубина Хэйблтон".
– Оливер Уайт, – медленно повторил Горби, – инициалы на носовом платке, который, как доказано, принадлежал жертве, были "О. У.". Значит, его зовут Оливер Уайт, так? Интересно, знает ли Рубина Хэйблтон что-нибудь о произошедшем? В любом случае, – добавил сыщик, надевая шляпу, – морской бриз мне по душе, поэтому я прогуляюсь до виллы "Опоссум", Грей-стрит, Сент-Килда.
Глава 5
Миссис Хэйблтон рассказывает все
Миссис Хэйблтон была вечно чем-то недовольна, что вскоре выяснял каждый, кому доводилось с ней познакомиться. Еще Биконсфильд заметил в одном из своих романов, что ни один человек не вызывает большего интереса, чем когда он говорит о себе, и если рассматривать Рубину Хэйблтон с этой точки зрения, то она была удивительно занимательной личностью, поскольку ни при каких обстоятельствах не говорила ни о ком, кроме себя. Какое ей дело до русской угрозы, пока есть личные драмы, о которых можно причитать? Вот если они вдруг кончатся, тогда можно подумать и о таких пустяках, как дела Австралии.
Одной из излюбленных тем миссис Хэйблтон была нехватка денег. Конечно, это довольно распространенная проблема. Но, услышав это, она тут же возразила бы: "Понятно, но есть люди, совсем не похожие на остальных". Смысл таинственной оговорки вот в чем. Женщина приехала в колонию очень давно – в те дни, когда заработать большие деньги было не таким сложным делом, как сейчас. Но из-за никчемного мужа ей это все-таки не удалось. Покойный мистер Хэйблтон – он уже давно ушел из жизни – имел пристрастие к алкоголю, и в то время, когда ему полагалось работать, его обычно можно было найти в какой-нибудь захудалой пивной спускающим деньги своей жены на себя и друзей. Непрекращающееся пьянство и жаркий климат Виктории свели его в могилу, и когда Рубина убедилась, что супруг окончательно упокоился на кладбище в Мельбурне, она вернулась домой, оценить свое положение и понять, как можно улучшить дела. Собрав остатки своего разграбленного состояния, она воспользовалась дешевизной земли, купила небольшой участок в Сент-Килда и построила дом. Она обеспечивала себя, служа домработницей, занимаясь шитьем и подрабатывая в качестве сиделки у больных, так что благодаря всем этим заработкам ей удавалось неплохо существовать, даже класть средства в банк. Но женщина злилась на мир за то, как он с ней поступил, и часто высказывалась по сему поводу: "Мне б иметь собственную коляску, а ему б сидеть в парламенте, когда б не оказался он таким нехристем. Но из скотины не сделать человека, что бы там ни говорили дружки Дарвина". По правде говоря, миссис Хэйблтон приходилось нелегко. В то время, когда стоило уже отдыхать и пожинать плоды своей деятельности, ей приходилось продолжать тяжкий труд, и притом не по собственной вине. Похоже, памятуя о том, что Адам разозлился на Еву из-за яблока, стоившего ему райского сада, потомки первого человека мстили и мстили дщерям Евы за грехи матери. Миссис Хэйблтон была одной из многих трудолюбивых и бережливых от рождения, но заимевших мужа, ставшего бременем для жены и всей семьи. Неудивительно, что все свое мнение о противоположном поле Рубина Хэйблтон могла выразить в одной горькой фразе: "Мужики – нехристи". Она была твердо в том убеждена, и кто сможет обвинить ее в недостаточности оснований? "Нехристи и есть. Женятся, сделают жену вьючным животным и сидят попивают пиво, считая себя венцом творения".
Вилла "Опоссум" представляла собой скромное здание с одним резным окном и узкой верандой впереди. Дом был окружен маленьким садом, в котором росло несколько цветных кустов – особая радость миссис Хэйблтон. Она любила повязать старый платок и пойти в сад, чтобы копать и поливать свои любимые цветочки, пока они в отчаянии не отказывались расти, осознавая, что их никогда не оставят в покое. Именно этим она и занималась через неделю после того, как ее жилец пропал. Женщина не понимала, куда он делся.
– Бьюсь об заклад, лежит пьяный в публичном доме, – сказала она, злобно выдергивая очередной сорняк, – тратит денежки за съем и накачивается пивом. Мужики – нехристи, чтоб им пусто было!