- А наш районный прокурор, которому доложили, как ты мне рассказывал, говорит: "Что-то тут притянуто за уши". И я ничем ему не могу доказать, что он не прав.
Донцов долил из графинчика стакан, почесал за ухом.
- Видать, прокурор у вас не дурак.
- В этом нет сомнений.
- Придется раскрыть тебе фотосекрет, чтобы наша дружба не распалась. Дождливым вечером осенью прошлого года заглянул ко мне на огонек Максим Вольфович с бутылочкой коньяка и пожаловался, будто жена, вернувшись с черноморского курорта, воротить нос от него стала. На дачу зачастила. Максим учуял в этом недоброе. Говорит, Саша… Меня здесь все Сашей зовут. Последи, говорит, Саша, и, если увидишь Соню с пришлым джигитом, возьми их в фокус. Буквально на следующий день я и сфокусировал. Однако снимок не стал показывать Максиму. Думаю, Виноградовы между собой побранятся да помирятся, а я идиотом, подглядывающим в замочную скважину, перед Лазаревной на всю жизнь останусь.
- Виноградов интересовался результатом "фокусирования"?
- Спрашивал пару раз, ну как, мол, горизонт у моей дачи? "Чисто, - говорю, - как в ясный день". На том Максим и успокоился, а тут и София Лазаревна бесследно пропала.
- Эх, Григорьич, что ж ты сразу мне это не рассказал?! - с упреком проговорил Голубев.
Донцов указательным пальцем постучал по графинчику:
- Друг мой Слава, я же тебе при первой встрече предлагал: давай, мол, засветим графинчик и потурахтим. А ты что ответил? "Не могу, нахожусь при исполнении служебных обязанностей". Обидел ты меня своим отказом. Я же был известным фотокором. Люди считали за честь со мной выпить, а тут отказ… Думаю, коль ты такой рьяный службист, ну и служи себе на здоровье. Скажи спасибо, что уже тогда фотографию того уголовника отпечатал. А ведь вполне мог промолчать, дескать, моя хата с краю - ничего не знаю… - Донцов поднял стакан с "турахтином" и предложил: - Не сердись, давай за мир-дружбу выпьем…
- Давай, Григорьич! - энергично поддержал Слава: - Но с условием: если что-то интересное здесь приметишь, сразу - мне сигнал.
- Можешь не сомневаться. Сегодня я с тобой хорошо душу отвел. Приезжай чаще, чего доброго, и Софию Лазаревну отыщем. Признаюсь откровенно, почему-то тот улыбающийся уголовник у меня последнее время из головы не выходит. Он здесь прошлую осень возле дачи Виноградовых не один раз кружился, будто других дач в нашем поселке для него не существовало…
Беседу прервал подошедший с пышным букетом разноцветных тюльпанов одесский портной. Остановившись у калитки, старик обратился к Донцову:
- Саша, уезжаю я. Приглядывай надежней.
- Не беспокойся, Лазарь Симонович, порядок будет, как в лучших домах Лондона, - весело ответил Донцов и, указывая на букет цветов, спросил: - Икебану составил для подружки? Присмотрел сибирячку, одессит, а?..
- Эти цветы любила женщина моей мечты, - с неожиданной грустью сказал старик и сгорбленно пошел тропинкой по направлению к железнодорожной платформе.
Проводив его взглядом, Донцов глянул на часы и удивленно спросил Славу:
- Интересно, куда Лазарь уедет?.. Сейчас электричка идет в обратную сторону от Новосибирска.
Голубев мигом поднялся:
- Извиняй, Григорьич. Кажется, мне с ним придется по пути к райцентру.
Глава 14
В наполовину заполненном пассажирами вагоне электропоезда было просторно. Слава Голубев устроился у самого тамбура, чтобы наискосок наблюдать за Лазарем Симоновичем. Старый одессит выбрал свободную скамейку посередине вагона и сел у окна. Склонив лысую голову, он, словно принюхиваясь, почти уткнулся носом в букет тюльпанов, который обеими руками держал перед грудью. Иногда вагон начинал покачиваться с бока на бок, и тогда голова старика с белым венчиком волос на затылке тоже раскачивалась из стороны в сторону, будто старик кого-то осуждал, мол, ая-яй, как нехорошо ты поступил.
Частые остановки следовали одна за другой, но Лазарь Симонович словно не замечал их. Оживился он лишь после того, как хриплый динамик объявил конечную. Старик сразу вскинул голову, уставился взглядом в окно и с интересом стал рассматривать окраинные домики райцентра.
Когда электропоезд с шипением начал тормозить, пассажиры гурьбой устремились в тамбуры, вроде опасаясь, что не успеют выйти из вагона и уедут дальше. Лазарь Симонович вышел на перрон последним. По тому, как он спокойно направился через привокзальную площадь к автобусной остановке, Голубев с удивлением подумал, что одесский портной в райцентр приехал не первый раз. Стараясь не попадаться ему на глаза, Слава среди других пассажиров тоже втиснулся в автобус и, не выпуская из вида Лазаря Симоновича, доехал до конечной остановки маршрута у районной больницы, через дорогу от которой по иронии судьбы начиналось городское кладбище.
Здесь старик опять удивил Славу. Выйдя из автобуса, он уверенно пошел к кладбищу. Туда же гуськом двинулись еще несколько человек, и Голубев удачно вписался в их число. На кладбище Лазарь Симонович вроде бы заблудился. Недалеко от входа свернул влево, растерянно оглядел несколько могилок и вернулся на дорогу, по которой обычно въезжали похоронные процессии. Немного прошел по ней и опять повернул налево. Оглядевшись, пробрался тесными проходами к невысокому гранитному обелиску, обнесенному синей металлической оградкой. Вошел в узкую калиточку и, поклонившись чуть не до земли, положил на отшлифованную из камня могильную плиту букет тюльпанов. После этого уставился на овальную фотографию на обелиске и, беззвучно шевеля губами, вроде бы заговорил.
Медленно шагая по дороге, Голубев поравнялся с Лазарем Симоновичем и от неожиданности остановился. На обелиске бронзовыми буквами было написано: ВИНОГРАДОВА Ольга Модестовна. Ниже указывались даты: рождения - 15 апреля 1917 г. и смерти - 1 августа, как отметил про себя Слава, прошлого года. С фотоснимка манерно улыбалась очень красивая молодая женщина, судя по прическе и платью с большим отложным воротом, сфотографированная в самом начале сороковых годов, когда ей было лет двадцать пять или близко к этому.
Старый одессит присел на краешек могильной плиты и, не отрывая грустного взгляда от фотографии умершей, просидел почти час. За это время Голубев успел рассмотреть все могилы вдоль дороги как слева, так и справа. Он уже начал было подумывать, что Лазарь Симонович вознамерился заночевать здесь, но тот наконец тяжело поднялся. Словно прощаясь, опять низко поклонился и, выйдя на дорогу, направился с кладбища. Голубев решил обогнать его. Когда он поравнялся со стариком, тот неожиданно спросил:
- Молодой человек, не подскажете, где находится районная прокуратура?
- Не только подскажу, но и проводить могу, - живо отозвался Слава. - Я как раз иду туда.
- Благодарю за любезность, - Лазарь Симонович мельком глянул на Голубева. - А вы, случайным образом, не знакомы с прокурором Бирюковым?
- Антон Игнатьевич мой давний приятель, - чуть слукавил Слава.
- Говорят, он хороший человек…
- Очень хороший, - уточнил Слава. - У вас к нему дело?
- Да, мне посоветовали обратиться к товарищу Бирюкову. В прошлом году у меня без вести пропала единственная дочь. Только что я проведал ее свекровь, Оленьку Виноградову. Пока Оленька была жива, в нашей семье все было благополучно. Стоило ей уйти из этого сумасшедшего мира, и вскоре исчезла моя Соня. Я человек не суеверный, но сейчас беседовал с Оленькой: не забрала ли она Соню к себе? Молчит Оля…
- Она в райцентре жила? - сдерживая все более нарастающее удивление, поинтересовался Слава.
Лазарь Симонович закивал лысой головой:
- Да, да, в райцентре. У нее была очень тяжелая судьба.
- Ваша фамилия Химич? - отважно спросил Голубев.
Старик растерянно посмотрел на него:
- Как узнали?
- О вашей беде мне рассказывал Александр Григорьевич Донцов. Знаете такого?
- Это наш сосед по даче. Саша хороший человек, но немного лишнего увлекается вот этим… - Лазарь Симонович щелкнул себя по горлу и внезапно прищурился: - Извините, ваше лицо мне представляется знакомым.
- Сегодня я в гостях у Донцова был. Мы с вами ехали из Родниково в одном вагоне электропоезда.
- Как же вы оказались на кладбище?
- Помог попутной старушке отыскать сюда дорогу.
В подслеповатых глазах Лазаря Симоновича мелькнула ироничная искорка:
- Оказывается, вы из бюро добрых услуг?..
- Нет, я из уголовного розыска, - решил больше не лукавить Голубев.
На лице старого одессита не появилось ни испуга, ни удивления. Он спокойно сказал:
- Тогда вы должны знать товарища Шахматова.
- Виктор Федорович мой вышестоящий начальник, - ответил Слава. - Не так давно я присутствовал при вашей беседе с ним.
- Не помню. Но именно Шахматов посоветовал мне обратиться к прокурору Бирюкову…
За разговором незаметно дошли до прокуратуры. У входа им встретилась, как показалось Голубеву, озабоченная Галактионова. Сухо поздоровавшись с ним и не обратив ни малейшего внимания на старика, Юлия Николаевна торопливо зацокала каблучками по дорожке между цветочными клумбами к автобусной остановке.
Антон Бирюков находился в своем кабинете со следователем Лимакиным. Они оживленно, как понял Слава, что-то обсуждали, но с появлением худощавого Лазаря Симоновича сразу умолкли. Голубев представил старика. Бирюков предложил Химичу стул и участливо сказал:
- Рассказывайте, Лазарь Симонович, с чем пришли…
Химич осторожно сел.
- Я старый одесский портной… - старик тяжело вздохнул и слово в слово повторил историю поиска своей дочери при поездке в Красноярск, которую Голубев слышал от него в кабинете начальника областного отдела розыска Шахматова.
Бирюков хотя и знал об этом со слов Голубева, однако выслушал старика внимательно. Только после того, как Химич умолк, Антон спросил:
- Какую помощь, Лазарь Симонович, хотите получить от нас?
Старик развел руками:
- Не могу вычислить убийцу моей дочери.
- Вы уверены, что она убита?
- Мое старое сердце это подсказывает, но не знаю, что делать дальше. Как искать Соню? Шахматов, хороший человек, утешает, что доведет розыск до конца. Говорит, вроде бы в вашем районе намечается какой-то след, но все это так ненадежно. Мне мало осталось жить и, если не отыщу перед смертью свою единственную дочь, ее никто не… - у Химича перехватило в горле, и Бирюков постарался его утешить:
- Мы сделаем все возможное, чтобы установить истину.
- К слову, Антон Игнатьевич, - обратился к Бирюкову Слава Голубев. - В райцентре, оказывается, жила сватья Лазаря Симоновича. Виноградова Ольга Модестовна…
- Да, да, - подхватил Химич. - В августе прошлого года мы с Максимом ее похоронили. Тогда с нами еще была Соня.
- Долго Ольга Модестовна здесь жила? - заинтересовался Бирюков.
- С пятьдесят седьмого года. После реабилитации, вернее, до того Олю определили сюда на поселение.
- Она отбывала наказание? За что?
- О, это романтическая история… - Химич ладонью провел по пушистому затылку. - Мы с Олей - одногодки, буревестники революции… Родились и выросли в Одессе. Одесса - это город моря, кораблей и красивых женщин. Мой папа был известным портным. Он шикарно наряжал лучших дам Одессы. А папиросы, выпущенные фабрикой Олиного папы, курили одесские джентльмены. Когда мы с Олей подросли, от этого остались только воспоминания. Но унывать нам и в головы не приходило. Оля от природы была одаренной пианисткой, а мне от папы достался портняжный талант. Вместе поступили в театр. Оля - пианисткой, я - костюмером. Если бы вы слышали, как вдохновенно Оленька играла!.. Если бы вы видели, в какие костюмы всех времен и народов я наряжал актеров… - Старик, закрыв глаза, покачал головой. - У нас с Олей была красивая любовь, хотя от претендентов на ее руку не было отбоя. Сейчас в это трудно поверить, но тогда я был совершенно иной внешностью. Мы собирались пожениться, но… началась проклятая война. Когда немцы захватили Одессу, я ушел к партизанам в знаменитые катакомбы у села Нерубайское. Правда, я не умел далеко бросать гранаты и строчить из пулемета. Но командир отряда сказал мне: "Лазарь, строчи иглой!" И я строчил, ремонтируя партизанское обмундирование, пока Одессу не очистили от оккупантов…
Химич, словно потеряв мысль, надолго замолчал. Бирюков вынужден был поторопить его:
- Что же дальше было, Лазарь Симонович?
- Дальше началась трагедия… Я отыскал Оленьку Виноградову с полугодовалым Максимом на руках. Оказывается, пока я в катакомбах при керосиновой коптилке строчил иглой, Оля влюбилась в оберлейтенанта вермахта Вольфа Швабауэра. Эта любовь обошлась ей в четырнадцать лет сталинских лагерей и вечным поселением в Сибири. В приговоре было указано: "За связь с фашистами в период оккупации", хотя, кроме половой связи, у Оли никаких других связей с оккупантами не было… - Химич, будто снимая паутину, провел ладонью по лицу. - Из застенков той поры люди быстро не возвращались, и я потерял всякую надежду дождаться Олю. Через два года после нашей последней встречи я завел семью, а еще через год у нас с женой появилась дочь Соня. В это время в одном из детских домов я разыскал Олиного Максима. Хотел усыновить, но власти не разрешили. Пришлось содержать его в семье на правах приемыша. Максим рос способным мальчуганом. Был примерным студентом автомобильного института и в конце концов стал прекрасным мужчиной. Вам трудно понять мою радость, когда он полюбил Соню. На их свадьбе я сказал: "Пусть ваша судьба будет счастливее судьбы ваших родителей". Так бы оно и вышло, но… с прошлой осени Сони не стало. Вы можете мне верить или не верить, но никогда не убедите меня в том, что Соня изменила Максиму…
- А Максим ей изменял? - внезапно спросил Бирюков.
Лазарь Симонович затряс головой:
- В это поверить еще труднее!
- Он знает, что вы разыскиваете Софию Лазаревну?
- Я не хочу его расстраивать и отвлекать от дела. Однако Максим - неглупый. На днях спросил: "Отец, чувствую, ты разыскиваешь прошлогодний снег?" Я сказал ему: "Мне уже трудно искать, но, если на свете есть бог он жестоко покарает убийцу нашей Сони".
- Почему сам не пытается возобновить розыск?
- Максим разочарован в возможностях нашего розыска еще с прошлого года. Он приложил много стараний, чтобы отыскать Соню по горячим следам, но, кроме путаницы, из этого ничего не вышло. Сейчас у него осталась одна забота - бизнес.
- В какой фирме работает?
- В последнее время - один из видных брокеров Российской товарно-сырьевой биржи.
- До этого где работал?
- Входить в бизнес начинал с пустяка. Организовал с комсомольцами видеосалон по прокату зарубежных фильмов. Мне очень не понравилась его затея и я спросил: "Максим, вот на этой хохме ты и хочешь сделать большие деньги?" Он послушался. Ушел в кооператив "Автосервис", где в руководстве подобрались одни кавказцы. Не хочу обижать всех, но в бизнес ударились не лучшие представители этих народов. И я опять сказал Максиму: "Уходи из этой шайки, пока не подвели тебя под монастырь". Вы можете со мной не согласиться, но мужчине, знающему три иностранных языка, общаться с кучкой полуграмотных ухорезов - смешное дело, но не бизнес.
- Среди них Асултанова Магомета Саидовича не знаете? - заинтересовался Бирюков.
Лицо Химича стало тревожным. Словно опасаясь, что его подслушают, Лазарь Симонович заговорил тихо:
- Магомет - главный заводила в той, с позволения сказать, фирме. Он несколько раз приезжал к Максиму, после чего я испугался за своего зятя. Порвав с "Автосервисом", Максим нынче зимой на три месяца улетел в Англию для брокерской стажировки. Вернулся оттуда иным, целеустремленным, и занялся настоящим делом. А это, скажу вам, очень нелегкое занятие - быть умным в стране дураков…
Антон улыбнулся. Химич, видимо, посчитав, что тот не поверил в его выводы, торопливо стал убеждать:
- Да, да! Послушайте старого человека. Приведу сногсшибательный пример. Совсем недавно, когда повысили цены на бензин, я сказал соседу по даче Саше Донцову, что скоро наверняка подешевеют автомобили. Это происходит во всех нормальных странах. Решив сделать бизнес, Саша за семьдесят пять тысяч быстренько продал свои "Жигули", и что вы думаете?.. Вместо того, чтобы подешеветь, такой автомобиль, как Сашин, теперь стоит на черном рынке почти полмиллиона! Скажите, разве можно в этой ненормальной стране что-то вычислить?..
- Вы правы, Лазарь Симонович, многое у нас противоречит здравому смыслу, - согласился Бирюков и сразу спросил: - Каким образом Максим оказался в Сибири?
- После института взял направление сюда. Было у него намерение приютить опальную маму Олю. Однако дружбы с ней не получилось. В сорокалетнем возрасте Оленька вышла из лагеря разбитой старухой. У нее образовалась непонятная болезнь со страшными болями. Врачи, пытаясь облегчить страдания, пичкали Олю наркотиками и приучили к этому яду. Последнее десятилетие она без наркотиков уже не могла обходиться. Перед смертью от нее остались в полном смысле кожа да кости. Мы долго искали фотографию Оли для памятника. Оказывается, после лагеря она ни разу не фотографировалась. Пришлось поместить на памятнике портрет довоенной поры.
- Максим часто приезжал в райцентр к матери?
- Нет. Но деньгами помогал постоянно. Уговаривал переехать к нему в Новосибирск, но Оленька отказалась наотрез. Она жила в каком-то своем, нереальном мире. Завела массу кошек и ухаживала за ними как за малыми детьми. Пыталась импровизировать на пианино, которое по ее просьбе купил Максим. Проще говоря, окружающего для нее не существовало. Жизнь для Оли кончилась в сорок втором году, когда родился Максим.
- Где она здесь жила?
- Недалеко от кладбища в маленьком казенном домике на двоих хозяев. Общалась только с одинокой молодой соседкой Ниной, которая бескорыстно помогала Оленьке поддерживать существование.
- По делам Максим сюда не приезжает?
- Какие могут быть дела у преуспевающего брокера серьезной фирмы в этом заштатном городке? - словно удивился Лазарь Симонович. - Последний раз он здесь был на похоронах мамы Оли.
Бирюков посмотрел на Голубева:
- С Галактионовой сейчас не встретились?
- Встретились, Антон Игнатьич, - сразу уловил суть вопроса Слава. - Со мной Юлия Николаевна, хотя и сухо, но поздоровалась. На Лазаря Симоновича - ноль внимания.
- Вы - о той милой барышне, которая вышла из прокуратуры, когда мы сюда входили? - догадался Химич.
- Да, - ответил Бирюков. - Кстати, она тоже из Одессы. Случайно, не знакомы?
- Нет, Одесса - большой город… - Химич вздохнул. - Не видел эту женщину и среди знакомых Максима.
- Много их у него?
- Максиму пятьдесят. Для мужчины - это еще не старость. Полгода он без жены и, если сказать, что ему не нужна женщина, то в это может поверить только ребенок, - уклончиво ответил Лазарь Симонович.
- Говорят, он недавно приезжал на дачу с молодой обольстительницей, - сказал Голубев.