Скромная и застенчивая Глория ведет тихую и неприметную жизнь в сверкающем огнями Лос-Анджелесе, существование ее сосредоточено вокруг работы и босса Карла. Глория - правая рука Карла, она назубок знает все его привычки, она понимает его с полуслова, она ненавязчиво обожает его. И не представляет себе иной жизни - без работы и без Карла. Но однажды Карл исчезает. Не оставив ни единого следа. И до его исчезновения дело есть только Глории. Так начинается ее странное, галлюциногенное, в духе Карлоса Кастанеды, путешествие в незнаемое, в таинственный и странный мир умерших, раскинувшийся посреди знойной мексиканской пустыни. Глория перестает понимать, где заканчивается реальность и начинаются иллюзии, она полностью растворяется в жарком мареве, готовая ко всему самому необычному И необычное не заставляет себя ждать…
Джесси Келлерман, автор "Гения" и "Философа", предлагает читателю новую игру - на сей раз свой детектив он выстраивает на кастанедовской эзотерике, облекая его в оболочку классического американского жанра роуд-муви. Затягивающий в ловушки, приманивающий миражами, обжигающий солнцем и, как всегда, абсолютно неожиданный - таков новый роман Джесси Келлермана.
Содержание:
-
Глава первая 1
-
Глава вторая 5
-
Глава третья 7
-
Глава четвертая 8
-
Глава пятая 10
-
Глава шестая 14
-
Глава седьмая 16
-
Глава восьмая 17
-
Глава девятая 18
-
Глава десятая 20
-
Глава одиннадцатая 21
-
Глава двенадцатая 23
-
Глава тринадцатая 25
-
Глава четырнадцатая 28
-
Глава пятнадцатая 29
-
Глава шестнадцатая 30
-
Глава семнадцатая 32
-
Глава восемнадцатая 34
-
Глава девятнадцатая 37
-
Глава двадцатая 38
-
Глава двадцать первая 40
-
Глава двадцать вторая 43
-
Глава двадцать третья 44
-
Глава двадцать четвертая 48
-
Глава двадцать пятая 50
-
Глава двадцать шестая 51
-
Глава двадцать седьмая 54
-
Глава двадцать восьмая 56
-
Глава двадцать девятая 60
-
Глава тридцатая 64
-
Глава тридцать первая 68
-
Глава тридцать вторая 69
-
Благодарности 72
-
Примечания 72
Джесси Келлерман
Зной
Глава первая
Позаботься тут обо всем, пока меня не будет.
Землетрясение началось в три двадцать четыре утра, а закончилось через семьдесят три секунды. К четырем Глория Мендес убедилась, что серьезного урона ее квартира не понесла.
Пострадало совсем немногое. Чего наверняка нельзя было сказать о квартирах ее незамужних подруг, начавших ни с того ни с сего накапливать свидетельства своего одиночества: обрамленные фотографии ушастых, как Микки-Маус, племянников и племянниц; кожаные мини-юбки в изрядном количестве; сувениры, купленные на трех разных горнолыжных курортах, которые они посетили с тремя разными мужчинами. Сиамских котов и кошек, получавших имена наподобие Фонц или Джон Бон Джови - или их, подруг, воображаемых дочерей. Алексис. Саманта. Клэр. Вещицы, которые можно собирать без опасений, что ни один полоумный карапуз не поцарапает их, не разобьет, не подавится ими и не утопит в детском питании, отрыгнув его вперемешку с наполовину переваренной морковью.
По контрасту с жилищами подруг квартира Глории выглядела пустой. У нее даже зеркала в спальне не было. Чтобы полюбоваться своим отражением, ей приходилось идти в ванную комнату, а чтобы посмотреть, как сидят на ней "ливайсы", - вставать на цыпочки перед письменным столом.
Впрочем, такого труда она себе не давала, поскольку сидели они всегда превосходно.
Слово "спартанское" описывало ее жилье не очень точно. Она предпочитала другое - "нестесненное". Не обременяя себя сантиментами, Глория могла менять свою жизнь по собственному усмотрению; вольна была давать пристанище любому человеку - двум, трем другим людям. Глория считала, что после тридцати пяти одинокая женщина оказывается на распутье: она может либо надеяться на лучшее, либо смириться с судьбой. Однако смириться - значит проделать половину пути, ведущего к смерти, поэтому Глория предпочитала надежду.
А кроме того, в наше время женщины обзаводятся детьми позже, чем в прежнее. Двоюродная сестра Барб Оберли родила своих близнецов в сорок шесть. Что, впрочем, отдавало уже Ветхим Заветом.
Нестесненная, открытая для любых возможностей. Когда Глория отправлялась с подругами пить кофе, она временами казалась себе куда более легкой на подъем, чем те, кто ее окружал, возвышавшейся на дюйм-два над толпой.
Почти полное отсутствие лишних вещей имело и еще одну приятную сторону - облегчало уборку квартиры, а Глория любила завершенность во всем, строгий порядок.
Барб Оберли говорила, оглядывая ее стены: "Повесь ты на них хоть что-нибудь, заради Христа. А то начинает казаться, что тут Кубрик кино снимает".
Чувство юмора было у Барб развито сильнее, чем у других подруг Глории. Вероятно, это имело какое-то отношение к тому, что Барб давно уже была замужем, хоть Глория и не могла с уверенностью сказать, какое из этих двух обстоятельств являлось причиной, а какое следствием.
Второй, более слабый подземный толчок заставил Глорию добежать до двери и встать в проеме. А когда все закончилось, она пошла посмотреть, как чувствует себя кухня. И в кои-то веки порадовалась дурному качеству своей мебели. Дверцу буфета вечно заклинивало, и это спасло посуду от участи леммингов. Глория смела в совок осколки вазы и то, что осталось от стоявших на буфете банок и их содержимого. Под раковиной обнаружилась лужица отбеливателя, она вытерла ее, отставив подальше флакон "Виндекса". При смешивании этих средств образуются ядовитые пары, и уж если ей суждено умереть нынешним утром, она предпочла бы, по крайней мере, умереть стоя.
Радио поставило землетрясению пять с плюсом. "Калтех" пока своего вердикта не обнародовал, но "кабинетные сейсмологи" (что бы сие ни означало) оценили его как не превысившее шести баллов по шкале Рихтера. Следует ожидать закрытия некоторых шоссе и правительственных учреждений. Следует ожидать перебоев в подаче электроэнергии. Следует ожидать перебоев в работе кабельного телевидения, телефонной связи и Интернета. Провайдеры сотовой связи обеспокоены возможностью повреждения вышек; проявляйте терпение, старайтесь дозваниваться, не исключено, что сотовая сеть вскоре заработает. Не покидайте ваших домов, если не почувствуете запах газа. Если почувствуете, то покидайте. Закон округа требует, чтобы все здания, построенные в последние пять лет, были оборудованы клапанами автоматической блокировки подачи газа; если вам не известен возраст вашего дома, рекомендуем выяснить его. На всякий случай пользуйтесь фонариками, а не свечами. И помните о том, что вторые и третьи толчки могут оказаться столь же, если не более, опасными, как первый, в особенности с учетом изношенности…
Глория выключила радио.
Она попробовала обзвонить подруг, выяснить, как они, однако городская телефонная связь оказалась отключенной. А вот сотовая, вопреки мрачным прогнозам радио, работала; Реджи оставил сообщение на ее голосовой почте. Хотел убедиться, что с ней все в порядке. Сейчас он страшно занят, но попозже, когда у него появится возможность потратить хотя бы минуту на телефонный разговор, попробует перезвонить ей.
Глория попыталась сама дозвониться до него - все номера оказались занятыми.
Возвращаться в постель никакого смысла не имело. Однажды проснувшись, она уже не могла убедить свой организм, что ему дается второй шанс поспать. Глория совсем было собралась залезть в ванну, и вдруг в голове ее всплыла записка Карла.
"Позаботься тут обо всем, пока меня не будет".
Статуэтки.
Она сжевала банан, оделась и отправилась в офис.
По краю тротуара прохаживались люди в халатах, немногочисленные впрочем, куря и крутя ручки транзисторов. Мужчина в одних полосатых пижамных штанах сидел, пощипывая струны гитары, на капоте "фольксвагена". С шеи мужчины свисали деревянные бусы, он развлекал свою подружку, хрипло напевая мелодию, бывшую, вспомнила Глория, популярной полгода назад.
Когда она проходила мимо, эти двое уставились на нее, словно желая спросить: "Какого хрена ты делаешь тут, одетая?" Она помахала им и продолжила свой поход по предрассветному, только что пережившему стихийное бедствие городу.
Глории никогда еще не случалось пешком одолевать две с половиной мили, которые отделяли ее дом от работы. Она переходила из делового квартала в жилой, а из него снова в деловой, пересекая чередующиеся очаги истерии и оцепенения. Рядом с "Беверли-центром" в унисон завывали разноголосые системы тревожной сигнализации нескольких десятков магазинчиков. Вспыхивали и сгорали искажаемые эффектом Допплера арии авариек, которые летели по бульвару Уилшир усмирять обратившиеся в гейзеры пожарные гидранты и горящие электропровода. Глория наслаждалась всем этим, шагая по тротуарам, разыгрывая редчайшую из ролей: пешехода в Лос-Анджелесе.
По дороге она решила сделать крюк и заглянуть к Барб.
Оберли жили на Камден-драйв, в южной части Беверли-Хиллз, к их старинному испанскому дому вела через лужайку дорожка, мощенная глазурированной плиткой. Что всегда поражало Глорию, так это сама лужайка, подстриженная так гладко, точно каждую травинку подравнивали отдельно. Кении Оберли торговал автомобилями класса люкс, и на подъездной дорожке его дома часто появлялась новехонькая, обтекаемой формы машина.
В этом месяце таковой была "инфинити" его любимого цвета - бледно-палевого. В чем Кении не откажешь, так это в последовательности, подумала Глория. Качество прилипчивое: выйдя за него замуж, Барб тоже обратилась в человека привычки - правда, умеющего посмеяться над собой.
- В следующий раз мы думаем пуститься во все тяжкие, - говорила она, - и пересесть в серую.
На дверной звонок никто не ответил. Глория вошла в калитку сбоку от дома, обогнула его и легко взбежала на заднюю веранду - трапецию, выложенную искусственно состаренным кирпичом. Она постучала ногтем по стеклу кухонного окна, и из дома донесся какой-то невнятный шум.
Кто-то пробормотал: "О господи…"
Сонная Барб отвела занавеску задней двери, произнесла одними губами: "Глория?" - и исчезла, сдвигая засов, за вернувшейся, щелкнув, на место тканью.
Глория посмотрела на часы. Четыре сорок пять утра. Об этом она не подумала, поскольку чувствовала себя такой бодрой - сна ни в одном глазу, субботний полдень, время отправляться за покупками или соорудить и съесть сэндвич.
Первым, о чем спросила Барб, было:
- Ты чего пришла?
- У вас все в порядке?
- Все хорошо. Аманда в постели с Кении. Джейсон собирает в своей комнате книги. Ты-то что здесь делаешь, Глория?
- Я не смогла заснуть.
Барб посмотрела на нее, округлив глаза, и рассмеялась:
- Ладно.
Пришлось улыбнуться и Глории. Какая нелепость.
- У меня в квартире темень кромешная, - сказала она. - Вот мне и захотелось выбраться из дома.
- Хорошо, - сказала Барб, - входи. Гостем будешь.
Они сели за кухонный стол: свечи, немытые ложки как будто Барб только что общалась с духами.
- Могу предложить еле теплый кофе или сухую овсянку. Выбирай.
- Нет, спасибо.
Когда воображение Глории рисовало ее будущую семейную жизнь, оно редко заимствовало что-либо у семейства Оберли, в котором единственным источником трений была, судя по всему, чрезмерно развитая ироничность, каковую Барб и Кении делили поровну и каким-то образом ухитрились передать по наследству своим детям. (Пятилетний Джейсон как-то сказал Глории: "Неплохо выглядишь. Для твоих-то лет".) Глории нравилось, что повседневная их жизнь течет без сучка без задоринки: все в ней работало, как бытовой прибор немецкого производства. Но, поскольку сама она никогда в такой семье не жила, ей трудно было представить себя членом еще одной, похожей на эту.
Впрочем, и ту, в которой выросла она, воспроизводить ей ничуть не хотелось.
Ее будущая семья, верила Глория, выберет средний путь. Не такой ухабистый, как пройденный ею, но и не такой нормальный, как у Оберли.
- Вообще-то, - сказала Глория, - я в нашу контору иду.
- Голубка. - Барб взяла ее за руку, словно собираясь объяснить бедняжке, откуда берутся дети. - Сегодня никто работать не будет. Мы только что пережили землетрясение.
- Я знаю.
- А и не было бы его, нельзя же приходить на работу в пять утра.
- Я знаю, Барб.
- А если бы такое время и годилось для работы - ты разве не в отпуске всю эту неделю?
- Я хочу убедиться, что там все в порядке. Статуэтки Карла…
Ответом ей стала ухмылка Барб.
- Карл любит их, - сказала Глория. - Если они разбились… да и вообще, там, наверное, полный кавардак.
- Нормальное дело во время стихийного бедствия. Полный кавардак.
- Мне все равно заняться больше нечем, - сказала Глория.
Барб пожала плечами:
- Тебе следует стать президентом.
- Компании?
- Соединенных Штатов. В городе никто, кроме тебя, на работу сейчас не идет. Подобное трудолюбие не помешало бы избираемым нами лидерам.
- Но это же важно. Для Карла.
- Ну еще бы.
Глория полагала, что намерения у Барб самые добрые: она помогает подруге "не стоять на месте" - или как там это называется в "Редбуке"? Но Глорию это злило ужасно. Ничего такого, что ей следовало бы "преодолеть в себе", у нее не было. Была возможность, а возможности следует принимать с открытыми объятиями.
- Он в Мексике, - сказала Глория.
- Там он в большей безопасности, чем здесь. - Барб встала, подошла к холодильнику и принялась наводить порядок среди расползшихся по его дверце магнитиков с зажимами для бумаг. - Один поехал?
- Да.
- А ты, стало быть, преследовать его по пятам не захотела, верно?
- Ты нынче не в духе, - сказала Глория.
Барб выпрямилась, держа в руке табель успеваемости сына.
- Ну, сейчас пять утра, нас только что тряхануло. Впрочем, ты права. Я лезу не в свои дела.
- Вот и не лезь, пожалуйста, ладно?
Они обернулись на шлепки босых ног.
- Мам… о, привет.
Присутствие Глории Джейсона ничуть, похоже, не удивило. Пламя свечей отражалось в его чумазых очках. Одет он был в одни трусы. Грудь у мальчика была немного впалая - подарок от родни со стороны Кении. Раздетым Джейсон выглядел младше своих девяти лет; одевшись, обретал такую профессорскую уверенность в себе, что Глории начинало казаться: еще немного, и он получит в каком-нибудь университете пожизненный пост.
- Лампа разбилась, - сообщил он Барб.
- Какая?
- В кабинете.
- Я же сказала тебе, Джейсон, не заходи в кабинет. Там стекло может быть на полу.
- Там и есть стекло, - терпеливо объяснил Джейсон. - Потому что лампа разбилась.
Барб посмотрела на Глорию: "Видишь?"
- Закрой дверь и не суйся туда. И обуйся. И закончи приборку в твоей комнате.
- Я закончил. Можно я теперь с "Плейстейшн" поиграю?
- Электричества же нет.
- Ну, я все-таки попробую, можно?
Барб кивнула, и Джейсон удалился, на ходу почесывая плечо.
- Спит еще наполовину, - сказала Глория.
- Да. - Барб взглянула ей в глаза и мягко сказала: - Насчет Карла. Я ничего такого в виду не имела. Просто выглядит это странно, вот и все. Бежишь в офис мужчины, как будто ты его…
Она не закончила, и Глории захотелось подсказать: "Жена? Рабыня?"
- В конце концов, на дворе уже девяностые, - сказала Барб.
- Уже нет.
- Да знаю. Просто "девяностые" произносить легче, чем "двухтысячные". А кроме того… - Барб вздохнула, - мне хочется, чтобы все еще были девяностые.
- Не понимаю, какое отношение это имеет к тому, что я иду в его офис.
- Ты могла бы не только в офис ходить, но и на свидания с мужчинами. И вообще, тебе не следует бегать туда-сюда, точно ты его… он же достаточно стар, чтобы быть твоим…
- Барб.
- Покопайся в Интернете. Или… у Кении полным-полно друзей…
- Ладно, я пойду.
Барб прошлась с ней по заднему двору. Сюда долетал вой сирен и стрекот вертолетов, однако все остальное - все живое, то есть, - попряталось. Не было слышно ни сверчков, ни птиц, ни шелеста листвы. Внезапно включился висевший на боковой стене дома прожектор, - у Глории от его холодного света волосы встали дыбом.
- Если увидишь, что здание ненадежно, не заходи в него, - сказала Барб.
- Я тебе скоро позвоню, - пообещала Глория.
Когда за ней закрылась калитка, она ощутила себя брошенной на произвол судьбы, одинокой, пытающейся устоять на ногах в самом эпицентре головокружительного перепляса, в который пустился город. Офис может и подождать. Зловещая влажная ночь грозит ей бог знает какими ужасами. Ну и какими? Мародерами? Рыскающими по улицам бандами насильников?
Глупости, сказала себе Глория. В самом деле, не бомба же атомная взорвалась, все это просто утренний посттравматический шок. Да и сама мысль о возвращении домой была чревата депрессией. Там нет ни сына, задающего детские вопросы, ни мужа, успокаивающего в соседней комнате перепуганную дочку. На работе у нее, по крайней мере, дело найдется, и не одно.