Я сразу выразила свой скепсис по поводу этого макаронного эффекта на голове, но Ирка заявила, что я ничего не понимаю и что этот тип окраски волос – последний писк моды. Я не стала спорить, на сей раз у меня имелась на то причина: Ирка должна была выполнить для меня то, что обещала вчера вечером.
За обедом Ирка спросила:
– Новости смотрела? Что там?
Я кивнула.
– Никаких убийств. Когда идем к дяде Пете?
– Сегодня суббота, – напомнила мне Ирка, – значит, пойдем часа в четыре: они уже точно не работают, но еще не в жопу пьяные.
Так мы и поступили.
Около четырех часов дня мы с Иркой вошли в подъезд пятиэтажной "хрущевки" на окраине 6-го квартала и стали подниматься на пятый этаж.
– А ты уверена, что они здесь? – спросила я Ирку.
– Здесь-здесь, где им еще быть, – уверенно ответила она.
– Странное место для офиса, – заметила я.
– А это не совсем офис, – уточнила Ирина, – это у них что-то вроде комнаты отдыха. Между прочим, новая явка. От старой пришлось отказаться, так как "доброжелатели" засветили ее перед их женами.
– А ты про нее откуда в таком случае знаешь?
Ирка усмехнулась:
– Мне они доверяют, как человеку нейтральному.
Мы поднялись на пятый этаж, и Ирка позвонила в одну из дверей.
Дверь была металлическая, и в дверной глазок пробивался узкий лучик света, видимо, от лампочки, горевшей в прихожей. Через некоторое время за дверью раздался шорох, и лучик в глазке исчез: похоже, нас изучали. Еще через несколько секунд послышался голос:
– Кто там?
Я скептически посмотрела на Ирку, которая только что говорила мне о безграничном доверии родственников. Мою подругу это явно задело, и она со злостью в голосе произнесла:
– Девочки по вызову! Витька, ты кончишь придуряться? Открывай давай!
– Ирк, ты, что ли? – раздалось за дверью.
– А что, в глазок не видно? Или ты не в тот смотрел?
Загрохотал замок, дверь отворилась, и на лестничную площадку вышел племянник и компаньон дяди Пети Виктор.
"Вот он, "новый русский" на отдыхе", – подумала я, оглядывая его с ног до головы.
Рост средний, волосы вихрастые, словно только что поднял голову с подушки, большое довольное лицо. Взгляд прямой, немигающий, с застывшим в нем вечным вопросом российского бизнесмена, адресованным любому собеседнику: "Когда отдашь деньги?" Свежая белая майка, правда, уже слегка заляпанная чем-то, похожим на губную помаду, обтягивала плотный торс. Дорогие, но тоже чем-то заляпанные брюки. Волосатые руки по локоть засунуты в карманы.
– Ты что, не узнал, что ли – полчаса в глазок таращился? – спросила Ирка.
– Я смотрю, ты не одна, с какой-то незнакомкой, – начал оправдываться Виктор.
– Это Ольга, моя подруга, мы с ней вместе у вас квартиру арендуем.
– Да, а чё пришли-то?
– Деньги за сентябрь отдать, да и дело одно есть. Дядя Петя дома?
– Здесь он, здесь. Но если у вас к нему дело, это стремно, наверное, придется отложить. Он уже того – не в рабочем состоянии. Ладно, проходите, сами увидите…
Мы миновали маленькую прихожую и вошли в большую, хотя и проходную, залу двухкомнатной квартиры. Посередине стояли рядом диван и стол. На столе были холодные закуски – порезанная телятина и колбаса на тарелках, вскрытые банки рыбных консервов. Все это было мало тронуто, а вот многочисленные бутылки горячительного изрядно початы. Две уже пустые бутылки из-под водки стояли на полу. К концу подходила литровая бутыль джина. Похоже, или Ирка ошиблась в расчетах, или родственник начал сегодня раньше.
На диване сидел сам король квартирного бизнеса, дядя Петя. Это был крепкий рослый мужчина лет пятидесяти с небольшим от роду. Крупная голова с обширными залысинами покоилась на многоскладчатом, словно мехи гармошки, подбородке. Раскинув руки по спинке дивана, дядюшка смотрел на нас тусклыми глазами без всякого выражения.
Однако все же до него дошло, что явились особи женского пола. Взгляд его слегка потеплел, и он покосился на Виктора:
– Вить, а ты что, еще телок вызвал?
– Какие телки, совсем сбрендил, старый дурень?! – бесцеремонно ответил ему Витек. – Это племянница твоя пришла, Ирка, с подругой.
– А… то-то я смотрю, что-то знакомое, – протянул дядюшка, уставившись на меня.
Однако, так и не найдя во мне черт своей любимой племянницы, он задал еще один вопрос все тому же Витьку:
– А зачем они пришли?
– Дело у них к тебе есть, – сказал Виктор, усаживаясь на табуретку. Руки он вынул наконец из карманов и положил перед собой на стол ладонями вниз.
– Дело? – переспросил дядюшка и, вздохнув, закрыл глаза. Видимо, от этого слова его клонило в сон.
– Дядь Петь, – заговорила Ирка и подсела к дядюшке на диван. Дядюшка тут же открыл глаза и автоматически обнял Ирку.
– Ира, это ты? – спросил он, уставившись на нее. Виктор воздержался от комментариев, лишь устало покачав головой.
– Да я, я, – созналась Ирка. – Дядь Петь, у меня к тебе дело.
– Никаких дел на сегодня, – решительно сказал дядя Петя и, потянувшись к столу, свободной от объятий рукой налил себе еще джину. – Сейчас Витек сбегает еще за водкой, потом позвонит в агентство "Кристина" и вызовет нам девочек.
– Водки у нас – залейся, – тут же возразил Виктор. – А баб мы уже вызвали. Они в соседней комнате сейчас, уже два часа дрыхнут.
– Да? – снова переспросил дядя. – А почему? Я их что, так утомил?
Дядюшка уже начал было раздуваться от гордости за свершенные им сексуальные подвиги.
– Нет, утомил их я! Обеих! – с довольным видом осадил его Виктор. – А ты их просто достал своей половой несостоятельностью и назойливым трепом.
– Да? – уже с грустью переспросил дядюшка и поднес наполненный почти до краев стакан к лицу.
– Дядь Петь, может, ты не будешь пить? – предложила сидящая с ним в обнимку Ирка.
Дядюшка задумчиво смотрел на прозрачную жидкость в стакане, потом слегка плаксивым голосом заговорил:
– А может быть, я хочу напиться и… и…
Дядюшка медлил и не решался произнести это роковое слово. За него докончил Витька:
– И обдуться! Знаем, плавали. Всю обшивку у дивана пришлось сменить.
Дядюшка посмотрел на своего помощника и грустно сказал:
– Злой ты, Витек. Нехороший. Выгоню я тебя.
– Ну да, "выгоню". А кто, в натуре, вместо тебя, когда ты в запое, работать будет?
Дядюшка не ответил и начал медленно, но уверенно и не морщась поглощать содержимое своего стакана.
В этот момент Ирка поняла, что от дядюшки сегодня уже действительно толку не добиться, и обратилась к Виктору:
– Вить, раз такое дело, нам с тобой поговорить надо.
– О чем поговорить?
– Вопрос один есть. Может быть, ты нам поможешь.
– Ну, пошли, поговорим. – Виктор встал, опять засунул руки в карманы и заорал: – Ленка!
Из соседней комнаты вышла высокая светловолосая девица в мужской рубашке, наброшенной на голое тело.
– Ну чего? – лениво спросила она, облокотившись на дверной косяк.
– Займи их сиятельство.
Труженица на ниве любви перевела взгляд на дядюшку и уныло спросила:
– Чё делать-то?
– Что хочешь, лишь бы он не скучал.
Девица плюхнулась на диван рядом с дядей Петей. Тот тут же машинально обнял ее, как только что Ирку, и положил голову на ее пышную грудь.
Мы втроем вышли на кухню, Виктор закрыл дверь и спросил:
– Ну, что у вас там? Выкладывайте…
– Во-первых, на тебе двести рублей за сентябрь.
Виктор вынул правую руку из кармана и тут же засунул ее обратно вместе с деньгами.
– Чё еще? – спросил он.
– Вить, в подъезде, где мы живем, у вас есть еще какие-нибудь хаты, которые вы в аренду сдаете?
Виктор несколько секунд размышлял, потом ответил:
– Наших нет, но недавно я одной тетке из однокомнатной на втором этаже нашел жильца, она просила. Сама у дочери живет, квартира стоит пустая. Вот она и обратилась ко мне, помоги, мол, только чтобы приличный человек был…
– А кто этот жилец? – спросила я.
– Вам-то он на хрена сдался?
– Да понимаешь, вчера Ольгу какой-то мудила у самого подъезда с ног сшиб. Бежал как оглашенный, а за ним еще два урода. Мы ему хотим иск вчинить за порванный плащ и колготки и за моральный ущерб, – соврала Ирка, не моргнув и глазом.
– Знаете, невысокий такой, толстенький, волосы ежиком, – начала я описывать внешность фотографа.
– Похож на Андрюху, – кивнул Витька.
– Он, по-моему, фотографом работает. Я его раньше с сумкой для аппаратуры встречала.
– Точно, он! – подтвердил Виктор. – Он и хату-то снял для того, чтобы фотолабораторию иметь. Дома у него условий нету.
– А где его можно найти?
– Не знаю, – пожал плечами Виктор, – наверное, в этой квартире и можно, что в вашем подъезде. А кто, ты говоришь, за ним гнался?
– Кабы мы знали, – вздохнула Ирка. – Так ты говоришь, второй этаж, номер-то квартиры какой?
– Пятый.
– Ну, ясненько. Раз ты о нем больше ничего не знаешь, тогда мы пошли.
– Ну, вообще-то адрес, где он прописан, у меня есть, – нерешительно протянул Виктор, – но, по-моему, он там не живет. Так, во всяком случае, мне сказал, а там кто его знает…
Виктор достал из заднего кармана брюк записную книжку и, полистав ее, сказал:
– А, вот он. Андрей Канарейкин, Буровая, 15.
– Спасибо, Витя, – поблагодарила его Ирка.
Мы вышли из кухни и через залу отправились в прихожую. На диване царила идиллия: дядя Петя, словно большой младенец, посапывал на груди у девицы, она же, в свою очередь, прикорнула, уткнув лицо в его обширную лысину.
Глава третья
Когда мы с Иркой подходили к своему подъезду, у меня родилась идея.
– Ирк, давай поднимемся на второй этаж и навестим фотографа в его жилище, – озвучила я мысль подруге.
– Да его там наверняка нет, – отмахнулась Ирка.
– Ну и что, – не отставала я, – попробовать-то можно.
С этими словами я направилась по лестничному маршу на второй этаж.
– Вот, черт. Сдался он тебе, – устало произнесла Ирка, но все-таки пошла вслед за мной.
Остановившись у квартиры номер 5, я коротко позвонила. Подождала несколько секунд, потом повторила попытку. За дверью царила тишина.
– Ну, что? Убедилась? Пошли домой, – сказала Ирка и подошла к лифту с намерением его вызвать. Я на всякий случай еще раз нажала на кнопку звонка и в некотором раздражении слегка ткнула ногой дверь.
К моему и Иркиному удивлению, дверь оказалась не заперта, а лишь плотно прикрыта. От моего пинка она медленно распахнулась, издав омерзительный, протяжный скрип, который оборвал лишь тупой удар створки о стену прихожей.
Перед нами открылся коридор обычной однокомнатной квартиры. Голые обшарпанные стены, старенькая, видавшая виды дверь санузла. В общем, ничего особенного. Однако меня охватила какая-то странная нервная дрожь. Нечто подобное, видимо, происходило с моей подругой. Она немигающим взглядом уставилась в открытую дверь.
Я решила воспользоваться случаем, пока Ирка не спохватилась и не запричитала, что пора домой, и переступила порог квартиры. Ирка машинально и, слава богу, молча последовала за мной.
Я закрыла за нами дверь и прошла в комнату. Это была обычная комната, сдаваемая в аренду жильцам. Минимум мебели, минимум уюта. Обои не менялись уже лет десять, с потолка кусками осыпалась побелка. Но даже то небольшое количество мебели и вещей, которое присутствовало в комнате, было буквально перевернуто вверх дном. Матрас, подушка и одеяло, скинутые с кровати, валялись на полу, причем матрас был вспорот. Из старого комода вытряхнули все имеющиеся в нем ящики, двери пустого шкафа были распахнуты настежь. Посреди комнаты валялся перевернутый стул, рядом с которым лежал кусок бечевки.
Любой дилетант в криминальных делах, попавший в подобную обстановку, без труда сделал бы вывод, что в этой комнате происходили борьба, обыск, захват заложника. Располагая дополнительным объемом информации, я могла сделать вывод, что, видимо, бечевкой фотограф был связан, но ему удалось каким-то образом освободиться и бежать. Причем последнее было неожиданностью для его стражей, поскольку фора, имевшаяся у беглеца перед преследователями, была значительной.
Что искали бандиты в квартире фотографа – мне было ясно, поскольку волею случая искомое находилось теперь у меня. Однако я забыла о немаловажной вещи: были ведь негативы, с которых делались снимки. О них я вспомнила, когда осматривала ванную комнату, на полу которой валялись несколько проявленных и высушенных фотопленок. Я просмотрела все их, но той, с которой были сделаны имеющиеся у меня фотографии, среди них не было. Или эту пленку унес с собой фотограф, или ее забрали бандиты.
В ванной комнате на тумбочке стояла уже знакомая мне кожаная сумка фотографа. Она была раскрыта. Осмотрев ее содержимое, я пришла к выводу, что все вооружение фотографа на месте, по крайней мере, с моей непрофессиональной точки зрения. Фотоаппарат был не заряжен, задняя крышка открыта. В специальных гнездах покоились фотовспышка и аккумуляторные батареи. Тут же находился сменный фотообъектив для дальней съемки. Вся аппаратура была дорогой. Почему же фотограф за ней не явился ни вчера, ни сегодня, хотя никакой засады в квартире не было?
С моей точки зрения, это означало лишь одно: убежать фотографу не удалось. Его или убили, скрыв тело, или снова взяли в плен.
Тут наконец опомнилась молча ходившая за мной по пятам Ирка.
– Оль, – взяла она меня за локоть, – пошли отсюда.
– Да, – согласилась я, – пожалуй, можно уже уходить. Все, что можно было узнать от посещения этой берлоги, я уже узнала.
Мы молча двинулись к выходу.
Выйдя вслед за Иркой на лестничную клетку, я аккуратно прикрыла дверь, и мы поднялись пешком на свой пятый этаж. Когда за нами закрылась дверь, Ирка, видимо, почувствовав себя на своей территории, вновь осмелела.
– Ну, и скажи мне на милость, какого хрена мы поперлись в эту конуру на втором этаже?
– Мы узнали очень важную вещь, – буркнула я в ответ, снимая туфли, и, сунув ноги в тапочки, сразу же отправилась в свою комнату. Настроение у меня было далеко не самое лучшее, и мне хотелось побыть одной. Но Ирка не собиралась оставлять меня в одиночестве.
Уже через минуту она появилась в моей комнате, застегивая на ходу халат.
– Ну, позволь узнать, какую же важную информацию ты получила, роясь в сумке этого, как его, Канарейкина?
Я молча натянула домашние шорты и, сняв лифчик, надела легкую футболку. Убрав вещи в шкаф, я решила, что довольно тянуть паузу, и ответила уже начавшей терять терпение подруге.
– Он в плену или убит, – коротко и категорично констатировала я.
– С чего это вдруг ты делаешь такие выводы? – несколько опешила Ирка.
– С того, что будь он на свободе или жив, он вернулся бы за своей аппаратурой.
– Но ведь тела не обнаружили, – парировала Ирка, – сама говорила.
– Тело могли скрыть, но давай думать, что он жив. По крайней мере, мне так комфортнее, – сказала я.
– А зачем ему возвращаться из-за какой-то аппаратуры? – не унималась Ирка. – Здесь же могла быть засада!
– Он мог прийти сюда вместе с ментами, наврав им что-нибудь. А аппаратура, насколько я понимаю, у него дорогая. Один фотоаппарат "Nikon" несколько тысяч стоит.
– Откуда это ты все знаешь? – недоверчиво спросила Ирка.
– В школе фотографией увлекалась, даже в фотокружок ходила в восьмом-девятом классах.
Ирка несколько секунд размышляла над моими словами, после чего круто сменила тему:
– В общем, так: я устала от этих бесконечных базаров о фотографе. Я есть хочу, а сегодня, между прочим, твоя очередь готовить.
Вечером мы ужинали в зале за просмотром какого-то скучного детектива. На ужин я пожарила картошки и вскрыла последнюю банку маминых малосольных огурцов. Мать, зная о моей любви к соленьям, постоянно тащила с собой эти тяжелые банки, когда приезжала навестить меня. Я пыталась протестовать, просила маму больше не надрываться, но в душе всегда была очень рада этим подаркам.
Ирка же, равнодушная к соленому, налегала больше на картошку. Поэтому я, не стесняясь, съела и ее порцию малосольных огурчиков.
Фильм был абсолютно неинтересным. А может быть, выдуманная интрига не могла конкурировать с реальной, в которой я волей случая оказалась задействована. Мысли мои постоянно возвращались к бедолаге фотографу с такой смешной фамилией – Канарейкин, влипшему, отчасти из-за меня, по самые уши. Хотя для этого было не так уж много оснований, я все же переживала.
Ведь если предположить, что его поймали и требуют фотографий, бедняга понятия не имеет, где их искать. А от этого, может, зависит его жизнь.
Фильм закончился. Я так и не поняла чем, так как почти не смотрела его. Иринка встала, собрала посуду с остатками пищи и отправилась на кухню мыть ее. Я осталась сидеть у телевизора, медленно дожевывая последний огурец. И вдруг, неожиданно для самой себя, перестала жевать и переключила все свое внимание от невеселых мыслей, бродящих у меня в голове, на экран телевизора.
На экране после очередного рекламного ролика появился солидный мужчина возраста лет пятидесяти в сером твидовом костюме и дорогом, модном галстуке с золотой заколкой. Остатки седых волос были тщательно уложены, взгляд темных глаз излучал спокойствие и уверенность в себе. Под стать ему был и голос: ровный, с легкой хрипотцой.
Мужчина сидел в рабочем кабинете за обширным столом, удобно расположившись в большом кожаном кресле. До меня словно из далека донеслись его слова.
– Уважаемые избиратели! – говорил он своим ровным баритоном. – Я не сомневаюсь, что вы сделаете достойный выбор из предложенных вам кандидатур. Некоторые из кандидатов в депутаты, повинуясь законам предвыборной борьбы, стараются приукрасить в речах, на митингах и встречах с избирателями свои заслуги и щедро раздают обещания. Ничем подобным я заниматься не буду – заявляю это со всей ответственностью! Я не собираюсь скрывать свои доходы и менять образ жизни, который эти доходы позволяют мне вести. Я не собираюсь также сулить вам золотые горы и райские кущи. Не собираюсь и морочить вам голову, уверять, что, став депутатом, буду участвовать в принятии каких-либо законов, которые якобы улучшат вашу жизнь где-нибудь и когда-нибудь. – Мужчина выдержал театральную паузу и продолжал: – Моя программа четкая и реалистичная: все ее пункты – это конкретные мероприятия, связанные с вложением денег, которые я имею. Если эти пункты будут выполнены – а они обязательно будут выполнены в случае моего избрания, – округ, в котором я баллотируюсь, получит реальную пользу, выраженную материально: новый водопровод взамен изношенного, отремонтированную автодорогу, новый детский садик с льготами для детей малоимущих родителей и прочее по пунктам программы, которые изложены в моих листовках. Выбор за вами, господа избиратели! Или поддаться уговорам кликуш и лгунов, или получить в свое пользование конкретные материальные ценности! Не ошибитесь, господа! Спасибо за внимание, до свидания.