- Сожалею, но я ограничен во времени, - вежливо отказался викарий. - Вы же знаете, я человек занятой и вскоре должен посетить одну больницу в трущобах. Рад, что оказался вам полезен, полковник. Прекрасно понимаю, какие тяготы вам приходится претерпевать.
В его голосе звучало искреннее сочувствие.
Обед в "Карлтоне" прошел успешно. Викария пригласил полковник Эдвард Трейси, выдвинутый на дополнительных выборах кандидатом от партии консерваторов в Уэст-Стофорде, а поскольку день выборов был назначен на будущий понедельник, полковник сильно волновался и нервничал.
Уэст-Стофорд - важный избирательный округ, а полковник - человек влиятельный и в случае победы будет обязан своему самому рьяному агитатору Холлоуэю значительным количеством голосов.
В успехе полковника викарий не сомневался и был весьма доволен собой.
- Нет ни малейшего повода для опасений, - заверил он с дружеской теплотой. - Большинство избирателей в Уэст-Стофорде - люди умные и умеют распознать лидера, который им требуется. И не важно, консерватор он, либерал или социалист. На их счастье, вы - консерватор. Любезный полковник, я слышал ваше выступление и знаю, о чем говорю. Вот попадете в парламент, расшевелите тамошних бездельников - и наступят кипучие времена, а? А уж когда станете членом кабинета министров, то ли еще будет! - Отец Джеймс понизил голос и многозначительно подмигнул собеседнику.
Лицо полковника вспыхнуло от удовольствия.
Этот священник на удивление славный малый, и когда он займет место в парламенте, то непременно выразит свою благодарность подобающим образом. Полковник попросил счет, и официант принес на подносе белый листок бумаги. Викарий деликатно отвернулся и галантно раскланялся с артисткой варьете, которая выходила из ресторана. "Вы прелестны, как всегда", - говорил его взгляд. Затем преподобный Джеймс встал из-за стола.
- Должен вас покинуть, любезный полковник. Потерял счет времени и не думал, что уже так поздно. Чудесный обед, и в понедельник вечером я первый поздравлю вас с победой. Нет-нет, не провожайте.
Он не спеша прошествовал по залу, горделиво запрокинув голову.
Многие посетители провожали священника взглядом. Викарий знал, какой фурор производит его персона. Например, на открытии Королевской академии святого отца приняли за знаменитого актера.
Вручив гардеробщику полкроны, он вышел на улицу, где его ждал автомобиль "вулзли".
- Езжайте в Ист-Энд, в местный дом призрения для увечных. И поторопитесь, - обратился он к шоферу.
Машина шла на полной скорости по Сити, а викарий отдыхал, откинувшись на спинку сиденья. Еженедельные посещения и беседы с инвалидами требовали большого напряжения ума. Часто люди находились в мрачном расположении духа и ничего не желали слушать, но викарий льстил себя надеждой, что всякий раз производит надлежащее впечатление на несчастных. Джеймс вспомнил, как в прошлом году в Пентонвилле один мальчик проникся к нему симпатией, и это выглядело весьма забавно, и не только он… Машина затормозила возле дома призрения, оборвав ход мыслей викария.
Святого отца встретила улыбающаяся сиделка.
- А мы уж боялись, вы не приедете, мистер Холлоуэй.
- С трудом вырвался, сестра. Пришлось, к всеобщему недовольству, прервать важную политическую встречу.
Нет нужды объяснять, что он был единственным гостем на обеде. Эти сиделки все принимают за чистую монету.
- Мистер Холлоуэй, мы собрали двадцать пять человек в большой палате, и я искренне рада, что вы можете уделить больным часок. Они совсем упали духом, а вы, уверена, приободрите несчастных.
Викарий зашел в палату, и в душу закрались сомнения. Примерно четверть увечных лежали пластом на кроватях, а остальные сидели в инвалидных креслах в окружении подушек.
Вперед выступил суетливый низенький врач.
- Как мило с вашей стороны, любезный викарий. Больные с нетерпением ждали вашего визита. Даже не представляете, - добавил он шепотом, - каким благом являются ваши беседы. Они вселяют в несчастных желание жить и облегчают нашу задачу. Нет слов, чтобы выразить благодарность. Ведь здесь много очень трудных пациентов, верно, сестра?
Он повернулся к сиделке, и та согласно кивнула. Викарий взял ее за руку.
- Знаю-знаю, какие тяготы вам приходится претерпевать, - шепнул он.
Врач и сиделка вышли, оставив преподобного отца наедине с инвалидами. Джеймс Холлоуэй сразу же вошел в роль утешителя, наделенного хорошим чувством юмора, и благодаря бодрому звучному голосу и личному обаянию вскоре завоевал внимание небольшой группы людей, обреченных до конца дней глазеть в потолок, лежа на спине.
- Пусть вас не смущает мой священный сан, возлюбленные чада, - обратился он к страждущим, сопровождая слова вошедшим в привычку заразительным смехом. - И мне довелось немало пережить в свое время и пообщаться с самыми разными людьми. Да благословит вас Господь, я испытываю те же чувства, что и вы, и понимаю все, что вы не решаетесь доверить врачу и сиделке.
Не представляете, какая для меня радость беседовать с вами сегодня. Напоминает старое доброе время во Франции. (Ах, Париж, Париж!) - Вскоре больные уже вовсю смеялись над рассказами святого отца, собранными со всех концов света.
Преподобный Джеймс всегда считал, что хороший здоровый юмор помогает вызвать интерес к обсуждаемой теме, и с чувством удовлетворения обнаружил, что даже анекдоты пятилетней давности здесь в новинку. Постепенно он перешел к делам сегодняшним и принялся обсуждать скачки, бокс, игру в крикет и даже вопросы политики с самыми серьезными из слушателей.
С политических дискуссий он легко переключился на беспомощность церкви в решении государственных вопросов, а затем подступил вплотную к проблемам религии, о которых, собственно, и намеревался изначально поговорить.
Слушатели этого ждали, ведь к ним в гости пришел проповедник. Выяснив его точку зрения на дела житейские, инвалиды с радостью готовились в полном молчании внимать пастору оставшиеся полчаса.
В тот день викарий превзошел себя в красноречии. Жизнь праведников, как никогда, казалась удивительным стечением благоприятных обстоятельств, и в сравнении с ней грешники влачили унылое и жалкое существование.
- Сегодня в мире множество замечательных возможностей, - вещал проповедник сочным убедительным голосом. - И у каждого имеется шанс исправиться, очистить свой разум от скверны и платить добром за добро. Но, наслаждаясь открывшимися перед нами благами, мы забываем об их Творце.
Лица слушателей залила краска стыда. Они не совсем понимали, куда клонит викарий, а тот сразу же почувствовал, что зашел в дебри, и не замедлил выбраться на более безопасную тропу.
- Да, мы забываем, - продолжил он, ослепительно улыбаясь, - что Господь пришел на грешную землю в человеческом обличье, как мы с вами. Как и мы, он испытал боль и невзгоды и, подобно нам, претерпел беды и гонение. Но мы не помним об этом и, неся свое тяжкое бремя, не взываем к тому, кто как никто другой способен его облегчить, понять нас и помочь. Ведь никто на свете не может сравниться человечностью с Христом. Ибо более тридцати лет он жил среди людей, был одним из них - нищий труженик, сын плотника. Что нам известно о его юношеских годах? Фактически ничего. Но несомненно, там были и радости и горести, которые выпадают на долю каждого. А тот период его жития, который мы знаем из Святого Евангелия (тут преподобный Джеймс понизил голос), полностью подтверждает, что он испытывал чувства, свойственные любому человеку.
Взять хотя бы его преклонение перед Девой Марией, любовь к Лазарю, дружбу с апостолами и сочувствие несчастной Магдалине. Не являются ли они свидетельствами несравненной человечности Христа?
Вспомните, как он разгневался во храме, не доверял фарисеям. Всё это дорогие нашему сердцу человеческие качества. И наконец, смертные муки на кресте. Разве не кричал он от боли, как обычный человек?
Викарий, сбившись с дыхания, замолчал. Слушатели явно находились под впечатлением от речи. Он в очередной раз вышел победителем.
Вдруг из дальнего конца палаты раздался голос, принадлежавший сердитому старику, который не принимал участия в беседе.
- А я-то думал, Христос - сын Божий, - изрек он.
В палате наступило неловкое молчание, и застигнутый врасплох викарий на мгновение растерялся.
- Верно, - мягко согласился он. - Сын Божий.
Однако было уже поздно. Колдовские чары развеялись, и преподобный Джеймс покинул палату, осознавая свое поражение.
Пробило шесть часов, и вскоре в кабинете появился дворецкий.
- Изволите принять мисс Уильямс, сэр? - осведомился он.
- Да-да, разумеется. Проводи ее ко мне. Мы договорились о встрече, да я забыл предупредить.
Викарий допил совершенно необходимую в данный момент порцию виски с содовой и поставил стакан на миниатюрный буфет, предназначенный именно для подобных целей.
В комнату зашла изящная брюнетка, и хотя выглядела Мэри Уильямс не лучшим образом, викарий тут же определил, что девушка очень хорошенькая.
- Присаживайтесь, - любезно предложил он.
Гостья молча села и ждала, что скажет священник. Джеймс Холлоуэй откашлялся. Ситуация начинала его заинтриговывать.
- Милое дитя, - ласково начал он, - хочу, чтобы вы видели во мне старшего брата, более опытного в житейских делах, который направляет все свои, к сожалению, весьма скромные силы на заботу о благополучии ближних, беря на себя часть их бремени. Однако я не только старший брат, но и священник, а стало быть, пекусь как о вашем духовном, так и мирском благополучии.
Он умолк, девушка тоже не произносила ни слова и лишь не сводила с него испуганного взгляда.
- А потому, - продолжил викарий, - хочу услышать вашу версию истории, которую поведал утром лорд Крэнли. Прошу, не утаивайте ни единой подробности, как бы ни было это неприятно.
Девушка вспыхнула и опустила глаза.
- Я впервые встретилась с Томми в прошлом семестре, - тихо начала она. - Мы отдыхали с подругой и наняли лодку. Должно быть, он все рассказал. Я тогда служила компаньонкой у миссис Грей. Она живет в Оксфорде и уезжает за границу, как только в университете начинаются каникулы.
Томми с приятелем познакомились с нами, когда мы вместе укрывались под деревом от ливня. Мы подружились и весело проводили время вместе. Пили чай.
Потом договорились о новой встрече и стали видеться с Томми, как только удавалось улучить свободную минутку. Вскоре он признался мне в любви. Не следовало его слушать, но я не справилась с собой, и когда он первый раз меня поцеловал, поняла, что люблю его больше всех на свете. Мы строили планы, как замечательно проведем каникулы. И я решила… не поняла… вообразила, что он собирается на мне жениться.
С каждым днем я любила все сильнее, а потом в тот злосчастный вечер на реке… Томми стал меня целовать, и я позабыла обо всем. Думаю, он вам рассказывал. Мне так стыдно. Не понимаю, как это произошло…
Викарий прикрыл рот рукой, скрывая улыбку. Жалкое оправдание. Подумать только, не знает, как все случилось! Разумеется, не знает, иначе не сидела бы сейчас в кабинете.
- Да, - вздохнул священник, закрывая глаза. - И что дальше?
- Через пару дней Томми уехал на каникулы, миссис Грей отправилась за границу, а я осталась с друзьями. Писала ему чуть ли не каждый день, но ответа так и не получила. Не могла понять причину молчания. Ведь не сомневалась, что Томми хочет на мне жениться. Чувствовала себя такой одинокой и несчастной. И тут друзья стали замечать, что я очень бледная.
А от Томми не было вестей, хотя я знала, что он в Лондоне. Слышала, что появляется на танцевальных вечерах. И вот однажды я потеряла сознание. К счастью, рядом никого не оказалось, но я перепугалась, тайно поехала в Лондон и сходила к врачу.
Доктор объяснил, в чем дело. Понимаю, это выглядит безнравственно, но мне хочется родить ребенка. Ведь теперь Томми на мне женится. Я написала ему и переехала к сестре в Сент-Джонс-Вуд. А когда встретилась с Томми, он сказал, что о браке не может быть и речи.
Я и сейчас ничего не могу понять. Уму непостижимо. Пожалуйста, мистер Холлоуэй, расскажите, что он вам говорил сегодня утром. Вы же видите, я его люблю и не могу без него жить… особенно сейчас.
Викарий видел, что глаза у девушки на мокром месте и она вот-вот разрыдается от безысходности.
- Ну же, милая, не терзайте себя, а лучше попытайтесь найти утешение. Прошу выслушать меня, не перебивая. Попробую объяснить сложившееся положение. Я намерен вам помочь и, как никто другой, понимаю, что вам пришлось пережить. Но и вы, в свою очередь, должны проявить благоразумие и смириться с тем, что Господь пустил нас в этот мир не только для радостей, но и для скорби. И за греховное счастье приходится расплачиваться слезами и страданием. Что посеешь, то и пожнешь. И сейчас вы расплачиваетесь за ту ночь в лодке и за то, что ей предшествовало.
Приходила ли вам в голову мысль, что ваша главная вина заключается в легкомысленном проявлении благосклонности к совершенно незнакомому молодому человеку?
- Никогда об этом не думала, - пролепетала девушка, заикаясь.
- Разумеется, не думали. И теперь пришел час держать ответ за беспечность. Возможно, вы и сами не понимаете, но если эту историю предать гласности, люди скажут, что вы преследовали лорда Крэнли, имея виды на его богатство, титул и многое другое, с ними связанное.
- Неправда! Ничего подобного! - задыхаясь, прошептала Мэри.
- Вполне возможно. Но любой другой человек, кроме меня, - к примеру, семья молодого человека, - подумает именно так. В вас даже могут заподозрить девицу легкого поведения, которая хочет спасти себя от участи проститутки и утверждает, будто благородный пылкий юноша - отец ее ребенка, хотя на самом деле он таковым вовсе не является.
- Нет, нет! Как вы можете?
- Я лишь озвучиваю, что скажут люди, а они, боюсь, очень суровые критики и судьи. Хочу, чтобы вы осознали положение, в котором окажетесь, если станете добиваться справедливости от семьи вашего любовника. Кроме того, следует помнить, что лорд Крэнли вскоре унаследует титул графа Хавершема и станет одним из самых видных людей в обществе. У него появится множество ответственных обязанностей, одна из которых - сочетаться браком с представительницей столь же знатного семейства, как его собственное. Говорите, вы любите лорда Крэнли? И при этом хотите погубить его карьеру? Неужели не понимаете, что нужно немедленно исчезнуть из его жизни, пока не причинили еще больше вреда? Это и станет величайшим доказательством вашей любви.
Лицо девушки покрыла смертельная бледность, и викарий не на шутку испугался, что она лишится чувств.
- Да, понимаю, я должна оставить его в покое, - с расстановкой произнесла она. - И что же мне делать?
Слова священника потрясли Мэри до глубины души, и она утратила способность думать.
- Я позабочусь о вашем безбедном существовании, - проникновенным голосом заверил Джеймс Холлоуэй. - В Уимблдоне живут две знакомые мне дамы, добрейшей души создания. Они присмотрят за вами до рождения ребенка. Сестре об этом знать не следует. Скажете, что живете у подруг.
А когда все закончится, вам лучше уехать за границу. Супруга одного миссионера в Индии, очаровательная добросердечная женщина, возьмет вас своей компаньонкой.
- А как же ребенок? - с подозрением в голосе спросила Мэри, и в ее глазах застыл страх.
- Разумеется, вы должны себя подготовить к тому, что от ребенка придется отказаться. Малыша поместят в замечательный приют в графстве Суррей. Я один из его попечителей. Вы ведь и сами понимаете необходимость такого поступка?
Девушка встала со стула.
- Благодарю за беспокойство, - тихо сказала она. - Думаю, пора идти. Если что-нибудь понадобится, я напишу.
Викарий пожал плечами. Кажется, девица вовсе не испытывает чувства благодарности. Интересно, на что она рассчитывала?
- До свидания, дитя мое. Надеюсь получить от вас известие через пару дней.
Мэри Уильямс закрыла за собой дверь. Что ж, разговор оказался не из легких, но, похоже, она больше не станет докучать лорду Крэнли своими претензиями.
Как бы там ни было, мальчишка выпутался из переделки. Сегодня днем он звонил, сообщил, что уезжает в Шотландию вечерним поездом и проведет там месяца полтора. В Шотландии неприятная история быстро выветрится из памяти. Викарий бросил взгляд на часы. Господи! Он и не думал, что уже так поздно. А в четверть девятого надо быть на обеде с балом, который устраивает герцогиня Аттлборо.
- Стыдитесь, Джеймс! Какая дерзость заставлять меня смеяться над вашими россказнями! Немедленно подите прочь, проказник!
Герцогиня игриво оттолкнула викария, изображая юную шалунью.
Дама была искренне привязана к священнику, но обожала притворяться, будто его поведение шокирует. Джеймс Холлоуэй поймал руку герцогини и не позволил ускользнуть.
- Нора, - упрекнул он, - какая несправедливость! Сначала вы усаживаете меня рядом с собой, а потом сетуете, что я стараюсь вас развлечь. Может быть, предпочитаете, чтобы я занял место по соседству с вон той прелестной юной леди в розовом платье? Она глаз с нас не сводит.
Девушку викарий видел впервые, а та, услышав замечание святого отца, покраснела, ибо, подобно многим, считала Джеймса Холлоуэя очень привлекательным мужчиной.
Герцогиня снисходительно улыбнулась:
- Не позволю даже словом с ней перемолвиться, пока не научитесь прилично себя вести.
Он что-то шепнул герцогине на ухо, и та залилась звонким смехом.
- Вы неисправимы! А в церкви Святого Суизина требуете от меня серьезности. Какова тема завтрашней проповеди?
- Еще не решил, - небрежно бросил викарий.
Он всегда делал вид, что не готовится заранее к проповедям. Герцогиня с укором покачала головой и вскоре подала гостям знак встать из-за стола.
- Приехал оркестр, - объявила она. - Все мужчины должны танцевать. Даю вам десять минут и ни секундой больше.
Мужчины встретили ее слова смехом и стали неуклюже вставать с мест. Герцогиня в компании нескольких очаровательных дам покинула зал, и они снова удобно расположились за столом и принялись обсуждать хозяйку. Женщинам, чьи мужья отсутствовали, перемыли все косточки, а супругам присутствующих джентльменов выразили должное восхищение.
Кто-то сделал пару остроумных замечаний по поводу скандала, разыгрывающегося вокруг имени известной светской красавицы, а один из гостей разразился наводящими тоску рассуждениями о старинном фарфоре. Впрочем, едва он открыл рот, как было решено подняться наверх и приступить к танцам, так что зануду оборвали на полуслове.
Несколько дам не принимали участия в танцах, а сидели в уголке и наблюдали за другими. Викарий не замедлил направиться к ним, дабы подтвердить репутацию самого остроумного и веселого человека в Лондоне.
Серьезный тон сменялся искрометным юмором и обезоруживающей доверительностью. Будь на то их воля, дамы держали бы при себе викария весь вечер, но тут на выручку пришла герцогиня и приказала незамедлительно продемонстрировать искусство танцора.