- Телефон он оставил, но просил без крайней надобности не звонить. Сказал, что он живет со старой и очень больной матерью, у которой бзик - до смерти боится телефонных звонков. Поэтому он сам всем звонит. Сказал, что сейчас он меняет место работы и, как только устроится на новом месте, сам мне перезвонит и оставит рабочий телефон.
- Ясно… - сказала Людмила, хотя, на самом деле, ясности для неё становилось все меньше. Вопросы роились в её голове. - Что ж, при случае, если позвонит, передайте ему, что я им интересовалась. Вот моя визитная карточка. На ней указаны мой московский адрес и телефон.
- А вы, значит, всего на день улетаете? - осведомился Садовников, подливая ей чаю и пододвигая поближе к ней коробку шоколадных конфет: он заметил, с каким удовольствием его гостья отправляет их в рот одну за другой. - Зачем же горячку пороть?
- Я думала получить от вас первые рекомендации и за те полдня, что буду в Новосибирске, все подготовить для высадки растений. Чтобы когда я получу их от вас, скажем, к следующему отъезду, я повезла их на уже подготовленное место. Может, заранее надо подготовить питательный раствор, или ещё что-то сделать…
- Ну, насчет субстрата, дренажа и прочего, потребного для высадки именно этого рода орхидей, я вам сейчас напишу, - сказал Садовников. - И первые указания по освещению и допустимому перепаду температур, чтобы вы подобрали самый подходящий уголок в вашей оранжерее. Это недолго. А вы, чтобы не скучать, можете пока поглядеть мои любимые растения. Я, знаете, исхожу из принципа "лучше меньше, да лучше". Никогда не выращивал для себя больше пяти цветков зараз - но зато уж посвящал им все силы.
Он проводил Людмилу в комнату и включил приглушенный свет. Людмила ахнула, хоть орхидеи и были для неё не в диковинку, настолько фантастическим было открывшееся ей зрелище, прежде всего по утонченности и гармонии. И белые бахромчатые звезды с разбросанными яркими пятнами, красными, рыжими, и желтыми - по всей видимости, результат скрещивания "олимпийского огня" с родственным видом более нежных тонов - и синеватые, как июньские сумерки, лелии с бледно-желтыми язычками пламени в горловинах, и группа "драгоценных орхидей" с их небольшими, неприметными, пока не разглядишь их изысканную красоту, цветками и особыми листьями, покрытыми фантастическим узором, который сравнивают то с серебряной инкрустацией, то с золотой вышивкой. В зависимости от того, как падал свет, отчетливей становилось различимо мерцание этих тонких линий, которые не смогла бы вывести ни одна золотошвея, их то золотой, то серебряный отлив, из их переплетения возникали самые невероятные сказочные образы и фигуры.
- Да… - только и смогла выдохнуть Людмила.
- Вон та "драгоценная орхидея" - это макомария, выведенная в прошлом веке знаменитым Вейчем, - кивнул Садовников. - Все её экземпляры давно погибли, и она считается утраченной, но мне удалось её восстановить, разгадав кой-какие секреты создания этого гибридного вида.
- Наверное, Курослепов многое готов отдать, чтобы этот уникальный экземпляр оказался у него, - заметила Людмила.
- Может, и продам ему, - пожал плечами Николай Михайлович. - А то ведь покоя не даст.
- И вам не жалко будет с этим расставаться?
- Я что-нибудь ещё придумаю…
- И подумать только, - Людмила продолжала любоваться открывшимся ей чудом, - что вы умудряетесь делать все это в домашних условиях, не имея тех возможностей и приспособлений, которыми оборудованы, наверно, оранжереи Курослепова.
Николай Михайлович рассмеялся.
- Точь-в-точь такой же вопрос задал мне и ваш "соперник" - тот парень, что приобретал орхидеи "мертвая голова". Очень интересовался особенностями устройства курослеповских оранжерей, а я ответил ему, что можно изобрести любые технические приспособления, но они не будут работать, если не приложишь свои собственные сердце, голову и руки. Хотя ряд ценных советов по устройству собственной оранжереи дал.
- Вы, наверно, не удержались, чтобы не польстить Курослепову, каким интересом и уважением, на грани с завистью, пользуются его оранжереи среди знатоков, - заметила Людмила.
- Боже упаси! - замахал руками Садовников. - При любом упоминании, что кто-то интересовался его оранжереями, он невесть что воображает! И так после этого ограбления ко мне приезжал начальник его охраны, Моховых - ну, тот, которого потом застрелили - и устраивал мне допрос с пристрастием, не было ли в последнее время каких-нибудь странных случаев. Если бы я заикнулся об этом парне, они бы наверняка на него подумали - ведь убили бы ещё сгоряча беднягу, это им как пить дать! Хотя, наверно, попить и не допросишься, если только Курослепов в тебе не заинтересован… Так что и вы молчите об этом покупателе, если встретитесь с Курослеповым.
- Не бойтесь, я не проговорюсь, - ответила Людмила. - Но, выходит, и вам в этом парне что-то показалось странным - раз вы предпочли о нем промолчать?
- Не то, чтоб странным, - ответил Садовников. - Он был каким-то торопыгой, все ему быстрее подавай. И чтобы растения были, готовые вот-вот зацвести. Я объяснял ему, что если он будет выращивать свои цветы из отделенных по ризоме псевдобульб или возьмет у меня "воздушных деток", то, хотя с цветением, возможно, придется ждать до года, растения приживутся намного надежней. Но он нет, ни в какую! Мол, у него не то, что года, у него и месяца нет… - Садовников с подозрением поглядел на Людмилу. - Вы, случаем, не их таких?
- Нет, - засмеялась Людмила. - Я вполне согласна на то, чтобы вы отделили мне несколько псевдобульб. Пусть все будет по науке. Я уже поняла, что лучше вам доверять. Беневоленцев сказал мне, что с вашим мнением считаются не только в России. Вроде, с вами недавно советовался какой-то крупнейший немецкий коллекционер, у которого, кажется, ещё в Варшаве есть оранжереи…
- Немецкий? - Садовников растерянно нахмурился. - Беневоленцев что-то напутал. В последнее время у меня был только один англичанин, но он никакого отношения к Варшаве не имеет.
- Может быть, это я что-то напутала, - сказала Людмила. - Беневоленцев рассказывал несколько сумбурно.
- Да, водится за ним такой грех, - кивнул Садовников.
Она покинула Садовникова минут через пятнадцать, с бумажкой, на которой по пунктам были даны указания, как готовить почву и как заранее создать нужный температурно-влажностный режим, и оставив аванс за орхидеи, которые ей предстояло забрать через три дня. Ей было о чем подумать, пока она ехала в Тушино по поздней пустеющей Москве. У Садовникова побывал Беркутов, это факт. Чтобы в этом не было сомнений, он оставил явное указание на себя: фамилия "Черноорловский", образованная от "черный орел", была прямой перекличкой с фамилией "Беркутов". Но тут начинались вопросы. Зачем было называть себя так сложно, почему просто было не назваться Орловым или Ястребовым? Зачем так явно наводить на свой след? Неужели он оставил свой реальный домашний адрес? Даже "больную мать" упомянул - у его матери психика разрушена алкоголем, и, вполне возможно, страх перед телефонными звонками, на который он сослался, является одним из реальных её отклонений… Но это и намек для понимающих: если захотите отыскать меня по этому адресу, то будьте готовы к любым неожиданностям. И для кого тогда это послание - для нее, в расчете, что она доберется до садовника и поймет все, как надо, или для потенциальных преследователей, чтобы, поманив их "на живца", заманить в ловушку?
Одно было ясно: если она хочет навестить квартиру, адрес которой он оставил у Садовникова, ей следует предварительно позвонить. И сориентироваться в зависимости от результатов этого звонка.
Она не хуже Андрея поняла, что Беркутов ищет смерти, и хочет принять эту смерть от её руки. Но когда человек так активно набивается в смертники - за этим может скрываться что-то совсем другое.
Засада? Смешно. Неужели они воображают, будто её можно заманить в какую-либо засаду?
И, кроме того, она не ощущала опасности при мысли о засаде. А чутье её никогда не подводило - то чутье, когда улавливаешь нечто неуловимое в воздухе, и знаешь, что к этому месту приближаться нельзя.
Скорей, она ощущала за всем происходящим твердую режиссерскую руку. А кто, кроме Повара, мог быть этим режиссером, умело разводящим статистов по местам?
Но, если так, то картина получается совсем интересная. Вплоть до того, что её вызов в Москву мог быть отправлен Поваром - или, что этот вызов прошел через руки Повара и был им визирован.
Но тогда…
Во-первых, тогда чек на билет до Франкфурта является предупреждением: именно во Франкфурт ей соваться ни в коем случае нельзя.
А во-вторых… Повар не просто так предоставил Беркутову все возможности мстить и отдал ему голову Курослепова. В обмен, Беркутов должен преподнести ему какие-то другие головы. Очень важные?
Тех чеченцев, вместе с которыми Беркутов добрался до Москвы?
Что же это за чеченцы такие?
И Беркутов должен погибнуть - чтобы не осталось ни единой ниточки, по которой можно узнать, что именно Повар приложил руку к устранению этих особенных чеченцев. Таково условие, выдвинутое Беркутову Поваром - в обмен на право расправиться со всеми, кто погубил его сестру. И, возможно, в обмен не только на право, но и на любую посильную помощь.
И Беркутов принял это условие.
Но, если так, её главная цель - не Беркутов и не Курослепов, а некто иной…
"Черный орел"… Где же она это слышала?
И тут она вспомнила, где! Встали в глазах огромные рекламные плакаты, которые она совсем недавно видела по всему миру.
Впереди показалась площадь, на которой, как и положено, имелось несколько павильонов и палаток, работающих круглосуточно.
Остановив машину возле павильона, торговавшего аудио - и видеокассетами, она зашла вовнутрь.
- Здравствуйте, - обратилась она к сонному продавцу. - Скажите, у вас есть последний фильм Ван Дамма?
- "Черный орел", что ли? - откликнулся тот.
- Он самый.
- Да, конечно, имеется. Вот, пожалуйста.
Она приобрела кассету, вернулась в машину и, усевшись за руль, повнимательнее рассмотрела упаковку, не распечатывая её.
Из довольно бестолково составленной аннотации она поняла только, что, вроде, есть два суперагента - ЦРУ и КГБ - которые гоняются друг за другом, чтобы уничтожить друг друга, хотя им лучше бы объединиться, "чтобы уничтожить всех плохих".
Закурив от волнения и постаравшись сосредоточиться, она прочла все, что было написано на кассете. Подсказка это или совпадение? Вот цифры: год выпуска фильма - 1998, продолжительность - 93 минуты. Могут ли эти цифры что-нибудь значить? Номер телефона? Если эти цифры составить вместе, все равно для номера московского телефона её не хватает. Где надо добавить недостающую, спереди или сзади? И ведь подойти может любая цифра, от "1" до "9". Нет, если добавлять спереди, то надо исключить "6" и "8".
И что-то ещё ей мерещилось, что-то ещё пыталось проклюнуться в памяти - но никак не проклевывалось.
Нет, лучше танцевать от того, что у неё есть наверняка.
Достав мобильный телефон, она, для начала, набрала номер, который Беркутов записал Садовникову
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Пока Богомол колесила по городу в поисках Беркутова, Повар тоже не терял времени даром. Он решил сделать, что называется, "ход конем" оставив, правда, кой-какие пути отступления, чтобы в случае неудачи не положить голову на плаху. Или, по крайней мере, не сразу положить.
Дело в том, что Повар понимал: он дошел до того этапа, дальше которого в одиночку можно и не пробиться. А довести дело до победы было жизненно необходимо - иначе полетит все наработанное за многие годы. Так что рискнуть стоило.
И ещё Повар понимал, что дни людей, которые могут похоронить его и "камнем придавить тяжелым, чтоб встать он из гроба не мог" за срыв операции "Миротворец" - операции, которая самому Повару все больше представлялась нелепой и почти бессмысленной в свете надвигающихся перемен - что дни этих людей сочтены. Они зарвались, слишком рано поверив, что высшая власть в стране сама плывет к ним в руки - и они слишком плохо представляли себе, чем живет страна, чем дышит, что в ней происходит.
- Ох, уж, эти старики… - проворчал Повар, скривившись так, как будто хотел оскомину сплюнуть.
Себя он стариком не считал. "Старики" было для него понятием скорей не возраста, а отношения к жизни, к умению или неумению проникаться её токами и, когда нужно, брать нахрапом, а когда нужно, лестью и лаской. "Стариками" он называл тех людей, для которых бумажная жизнь начинала заслонять настоящую. И которые, главное, в погоне за властью начинали утрачивать безошибочный инстинкт власти - которые, при всей безошибочности их логических расчетов, при всем умении безошибочно плести интригу переставали чуять запах власти как волк чует запах крови от подраненного оленя и бросается наверняка, зло и беспощадно. Кружить прихотливыми петлями и принюхиваться волк будет только до тех пор, пока не подвернется случай загрызть добычу. Интригой можно подготовить почву для броска - но ещё ни разу не бывало, чтобы добычу заваливали не броском и клыком, а интригой.
Поэтому не считал он стариком и президента, Большого Хозяина. Тот действительно был Большим Хозяином, недруги которого - от политиков до газетчиков - могли сколько угодно издеваться над "живой мумией", бормочущей в Кремле. Как первые пристрелочные залпы ещё довольно далекой предвыборной компании такая пропаганда была вполне понятна, но что до её истинности… Повар только посмеивался про себя. Ему это напоминало вопли из "Маугли", что "Акела промахнулся!" Что ж, у Большого Хозяина, как и у Акелы, случались промахи, но запах крови он все равно чуял как никто, а его челюсти оставались такими могучими, что он до сих пор был способен перемолоть на них любую стаю охотников за властью.
Да, Повар многое видел и понимал. И анализировать умел как никто иначе бы не был он Поваром. Сейчас, когда ему предстояло отдать на заклание людей, которые, в общем-то, были ему не безразличны (хотя ради "пользы дела" Повар мог любого отправить на заклание), ему важно было убедиться, что эти жертвы не будут принесены впустую. Потому что хорошие работники это слишком ценный материал, чтобы разбрасываться им зря.
"Старики", увязшие в бумажной жизни и переставшие разбираться в реальной, скоро полетят под откос, факт. Но когда наступит это "скоро"? Через месяц, два, три? За это время они успеют десять раз погубить Повара, прознав о его обмане. Значит, надо заранее опереться на того, кто придет на их место. А кто придет?
Повар пристально и тщательно присматривался ко всем, стоящим сколько-то в досягаемости от вершины власти. И, среди многих и многих, выделял того, на кого вряд ли кто-нибудь, кроме него, решился бы в тот момент сделать ставку. "Хороший исполнитель, не более", - говорили об этом человеке. Но за неброской внешностью и скромными повадками "хорошего исполнителя" Повар ощущал матерого волка - такого, который, однажды став вожаком, способен спокойно и уверенно, без лишней суеты, всю страну повести в нужном направлении, не натворив тех ошибок и бед, которые обязательно натворят признанные "государственные мужи".
Этому человеку Повар и позвонил, несмотря на поздний час.
- Это очень срочно, - коротко объяснил он. Собеседник Повара не любил лишних слов. - Надо принимать решение, от которого зависит очень многое.
- Хорошо, приезжайте, - услышал он в ответ.
Повар тяжело поднялся из кресла и велел подать машину. Заодно он поинтересовался, прибыл ли рейс из Парижа.
- Самолет ещё в воздухе, но уже на подлете в Москве, - доложили ему.
- Хорошо, - Повар кивнул. - Не тащите "Литовца" прямиком сюда, дайте ему время передохнуть. Пусть устроится и, вообще, нарисуется в Москве как положено. Раньше семи утра он не понадобится.
До того приказанием Повара было привезти к нему Литовца немедленно, и подчиненный, которому Повар отдал новые распоряжения, понял: изменение в планах связано с предстоящим разговором, на который генерал Пюжеев наконец решился и от которого ещё не знает толком, чего ждать.
Повар не даром опасался предстоящего разговора. Он знал, что главной помехой к тому, чтобы завоевать доверие собеседника будет его собственная, Повара, репутация. Когда такой человек как Григорий Ильич является на ночь глядя к человеку, с которым у него до этого не было особенных дел, то, учитывая грызню, царящую в верхах (бестолковую грызню, по глубокому убеждению Повара), этот видит вполне мог выглядеть провокацией.
И точно, Повара встретила ледяная волна недоверия. Впрочем, Повара это не смутило - он был к этому готов.
- Вы… эг-м… выбрали довольно поздний час для своего неожиданного визита, - своим обычным спокойным, почти безразличным, голосом заметил его собеседник.
- Потому что решение надо принимать немедленно, - сказал Повар. - И мне больше не к кому обратиться.
- Допустим. Но при чем тут я?
- Вам ведь известно об операции "Миротворец"? - с ходу бухнул Повар.
- Так, в общих чертах. Насколько ход этой операции касался того круга дел, которым занимаюсь я. Но тогда тем более не понимаю, почему с этим надо обращаться ко мне. Операцией управляют люди, которые стоят и надо мной, и над вами. По-вашему, я могу отменять их решения? Или срывать проведение их решений в жизнь?
- По-моему, можете, - сказал Повар. И быстро добавил. - Да-да, я понимаю, что это смахивает на провокацию. Но это не провокация. Как по-вашему, операция "Миротворец" действительно поможет установить мир в Чечне?
- Мир в Чечне, - скучным голосом проговорил собеседник Повара, наступит только тогда, когда через Чечню станет невыгодно отмывать деньги. Я имею в виду не только то, что Чечня - это сейчас центр терроризма, наркобизнеса, похищений людей и торговли оружием. Я имею в виду прежде всего прочные связи между воротилами в Москве и в Грозном, благодаря которым нефть списывается сгоревшей в Чечне, а деньги за неё оседают на западных банковских счетах, то же самое происходит со сталью, самолетами, инвестициями из федерального бюджета и многим другим.
- А чем больше гибнет и чеченцев и русских, тем легче в этой кровавой каше прятать концы в воду, - подхватил Повар. - При ста убитых виновные были бы схвачены за руку и пошли под суд. При ста тысячах убитых и раздутой ненависти народов друг к другу виновные никому не видны. Наказать их можно только одним способом - сделать так, чтобы их деньги не попадали на западные счета. А если бы и попадали - то блокировались бы там. Иначе никакой самый хороший правитель ничего не изменит. Вроде, Масхадова тоже сперва считали нормальным человеком, с которым можно договориться - а теперь не поймешь, кто он, президент или заложник собственных подданных. И бессмысленно требовать от него каких-то разумных действий. Финал операции "Миротворец" может оказаться приблизительно таким же.
- Вот что вас… эг-м… смущает? - без всякой заинтересованности в голосе осведомился собеседник Повара.
- Приблизительно да. Дело в том, что возникает вариант получше. Американцы хотят голову Курослепова. Нам это тоже на руку. Но, если мы сыграем с ними в эту игру, нам придется пожертвовать - в какой-то степени пожертвовать - операцией "Миротворец".
- Это интересно… Но почему вы обращаетесь с этим ко мне… А не на самый верх, к тем, кто курирует операцию?