- Так всё оно и было, господин начальник! Создателем нашим клянусь! Сижу это я в строительном вагончике… Нет, не подумайте плохого, будто бы службу динамлю. Просто зашёл погреться. Два с половиной часа, почитай, без отдыха, бродил вдоль забора. Снег повалил с неба. Ветер задул. Метель началась. Замёрз. Устал. Дай, думаю, минут пятнадцать-двадцать отдохну. Типа - отогреюсь малость… Сижу это я в строительном вагончике, пью чаёк. И продрогшие внутренности отогреваю, и озябшие ладони - о горячую алюминиевую кружку. В телевизионный экран - от нечего делать - пялюсь. Только старенький мне достался телевизор. Транслирует, тварь упрямая, только один единственный канал. Первый Федеральный, как и полагается… Как сейчас помню. Шла программа - "Время". А о чём и ком там все сюжеты? О том, что наш российский Премьер-министр - самый мудрый, справедливый и крутой. А Президент, понятное дело, ещё круче, мудрее и справедливее. Тьфу, да и только. Чуть, честное слово, не стошнило… Вдруг, за окошком - какой-то шум. Тревожный такой, неприятный, зловещий. Словно бродячая кошка - невзначай - поскреблась острыми коготками по заледеневшему стеклу. Писать, как раз, захотелось. Дай, думаю, выйду на свежий воздух. Прогуляюсь, осмотрюсь, справлю естественную нужду. Выключил телевизор. Щелкнув тумблером, включил лампу, что висит снаружи - справа от входной двери. Вышел на улицу. Лёгкая пороша задумчиво, словно играючи, стелется по земле. То есть, над местными сугробами. Глухая тишина. Никого вокруг. Тоска смертная… Отошёл я от вагончика метров на пять-шесть. Только собрался расстегнуть ширинку - шорох сзади. Оборачиваюсь - матушки мои! Помогите, Святые угодники! Прямо на меня Привидение надвигается. Белое такое, высоченное. А глаза и рот - словно чёрные дырки… Прёт и прёт. Прёт и прёт. Потом как гаркнет, мол: - "Пшёл вон, плесень, отсюда!". Я и пошёл. То есть, побежал со всех ног…
- А как же естественная нужда? - понимающе усмехнулся Сомов. - Так и не справил?
- Оно, блин, само справилось, меня не спрашивая, - засмущался Василич. - Прямо, извините, в штаны… Напрасно, господин майор, вы так недоверчиво мор… извините покорно, физиономию кривите. Мол, сказки это всё, и никаких Привидений, вовсе, не существует в природе. Напрасно… Как сейчас помню. Наступила осень. Прошедшая, имеется в виду. Я тогда трудился сторожем на кирпичном заводе. Ну, на том самом, что расположен на противоположном берегу проклятого пруда. Чего конкретно делал? Охранял узбекских гастарбайтеров. В том плане, чтобы они, чудики, так и не осознав счастья, свалившегося на их черноволосые головы, не разбежались… Так вот. Наступила осень, поздняя. Ударил ранний морозец. Утром выхожу из вагончика, определённого для сторожей, а пруд - застыл. Тонкая-тонкая такая корочка образовалась, наверное, и мышь полевую не выдержала бы. Глядь, а по этой льдистой плёнке бодро и весело шагают-скользят восемь рослых солдат. Одеты в старинную воинскую форму. Ну, как в тех фильмах, что про старинные Времена. Пётр Первый там, Суворов, Кутузов, Наполеон… Только форма вся обтрёпанная-обтрёпанная. Сплошные рваные лохмотья, короче говоря. Да и лиц у служивых нет вовсе. Высокие и нарядные воинские шапки напялены прямо на пожелтевшие уродливые черепа… Господин полицейский, а не будет ли, часом, опохмелиться? По телеку, где-то с месяц назад, показывали один замечательный сериал. Называется - "Улицы разбитых фонарей". Там менты - почти в каждой серии - важным свидетелям чарку наливали…
А, вот, разговор с двумя старшеклассниками (визуально - с записными и хроническими двоечниками), оказался на удивление продуктивным. В том смысле, что появилась некая зацепка. Пусть, и призрачная…
Генерал-лейтенант пожаловал уже ближе к ночи. Причём, непосредственно в купчинскую "двушку" супругов Сомовых, безо всяких предупреждений.
Грозно протопал каблуками по бетонной лестнице, требовательно и длинно позвонил в дверной звонок, прошёл в квартиру, вручил растрёпанной Сашенции тощий букетик слегка подвядших гвоздичек, звонко чмокнул её в румяную щёку и, солидно откашлявшись, заявил:
- Принимайте дорогого гостя, купчинские молодожёны! Я тут винца отменного приволок с собой. Старинные боевые друзья прислали с оказией. Так что, за вами - лёгкий стол. Никаких изысков не надо, так - чего попроще. Посидим на кухне, выпьем, закусим, обсудим некоторые важные аспекты нашей совместной деятельности…
Глава одиннадцатая
Терпкое вино - из ягод дикой сливы
Пашка оперативно застелил кухонный стол чистой скатертью, достал из буфета тарелки, вилки, ножи и фужеры, а из хлебницы - плетёное блюдо с нарезанными ломтями чёрного хлеба. Фирменного "круглого питерского хлеба". Для тех, кто понимает, конечно…
Сашенция отварила в мятом эмалированном ковшике две упаковки толстеньких сарделек, слила воду в раковину, и - прямо в ковшике - выставила на стол. После этого открыла полулитровую стеклянную банку и вывалила в глубокую фарфоровую миску маринованные пупырчатые огурчики. Рядом пристроила вскрытую прямоугольную жестянку с прибалтийскими шпротами.
А генерал-лейтенант, достав из полиэтиленового пакета, торжественно водрузил - рядом с эмалированным ковшиком - пузатую бутылку тёмно-синего стекла.
Расселись вокруг стола на табуретки. Тургаев, умело отвинтив пробку на бутылочном горлышке, наполнил фужеры - на одну треть - тёмно-янтарной жидкостью.
- О, какой чудесный и необычный аромат! - восхитилась впечатлительная Александра. - Слов не хватает! Чем же это пахнет? М-м-м… Далёкими и загадочными странами, вот, чем!
- Угадала, чертовка черноволосая, - умиротворённо улыбнулся генерал. - Сейчас мы с вами, молодожёны, будем вкушать самый знаменитый и легендарный никарагуанский напиток. Знаете, двоечники, такую страну - "Никарагуа"?
- Наслышаны, как же, - хмыкнул Сомов. - Тропические тёплые моря, белоснежные ласковые пляжи, беспокойные вечнозелёные джунгли, шумные попугаи. Говорят, что там революции практически бесконечны. Только завершается одна, так тут же, безо всякого временного зазора, начинается другая…
- Наслышаны они, теоретики… Я же неоднократно - в яркие молодые годы - кувыркался, помогая сандинистам, в тех благословенных и чарующих краях. С верным "Калашниковым" в руках, ясен пень. Вот, никарагуанские друзья, верные товарищи моей боевой юности, презент передали… А по поводу "бесконечных революций" ты, майор, прав на все сто процентов. Беспокойные, гордые и очень активные люди проживают в Никарагуа. Чуть что - сразу хватаются за пистолеты-автоматы. Мол: - "Свободу ущемляют! К оружию, граждане! К ответу - сук коррупционных! Пепел незабвенного Симона Боливара (а также не менее незабвенного Эрнесто Че Гевары), стучит в наших горячих сердцах! Но пасаран! Мочи, не ведая сомнений, сатрапов, губернаторов и прочих казнокрадов!". Хорошие и правильные ребята, короче говоря. Побольше бы таких.
- А как называется этот благоуханный напиток? - заинтересованно подёргивая крыльями курносого носа, спросила Санька.
- Вообще-то, на цветастой бутылочной этикетке значится на испанском языке, мол: - "Терпкое вино - из ягод дикой сливы", - насмешливо прищурился Тургаев. - Но это не совсем так. Стандартная никарагуанская шутка, направленная на снижение акцизного сбора. На самом-то деле крепость этого "вина" находится на уровне пятидесяти пяти-шести алкогольных градусов. Бывает… Ну, молодожёны, вздрогнули! За боевых товарищей! Но пасаран!
- Но пасаран! - поддержал Пашка.
Дружно выдохнув, выпили.
- Кха-кха. Бож-ж-жественно… Сплошное тропическое разнотравье, - жадно впиваясь белоснежными зубами в аппетитный бок сардельки, похвалила Александра. - В груди стало горячо-горячо. Вдоль позвоночника - неудержимым ручейком - побежали шустрые колючие мурашки. В голове тихонечко зашумело… Замечательная штуковина!
- А то, - браво отправляя в рот пригоршню консервированных прибалтийских килек, глухо хохотнул генерал-лейтенант. - Тимофей Иванович плохим напитком не угостит. И совета дурного никогда не даст… Хотите, ребятушки, я вам стишок зачту? Ну, тогда слушайте…
Иногда, на розовом рассвете,
Кажется, всё это - не всерьёз…
Солнышко, оно так ярко светит,
Солнышко, за окнами - мороз…Иногда, под заревом заката,
Всё мечтается - о южной стороне,
Где был счастлив я порой, когда-то,
Как-то - по весне…Скоро, братцы, вновь я уезжаю.
Всем подружкам - от меня - привет!
В ту страну, где стаи попугаев
Радостно приветствуют рассвет…В те края, где помнят Че Гевару,
Где Калашников - легенда из легенд.
А девчонки - красивей не знаю!
А вино? Его прекрасней нет…То вино - из ягод дикой сливы…
С кем воюем? Право, всё равно.
Мы - повстанцы! Мы - неотвратимы!
На привале - терпкое вино…Всюду бродят полчища загадок,
По ночам - нездешний веер снов…
Главное, без всяких непоняток,
Прочих всех - негаданных загадок,
С лёгкостью - мочить там очень модно
Холуёв - всех местных пидоров…
- Извини, конечно, красна девица, за последний казарменный термин. Виноват, каюсь. Но, как известно, слов из песни не выкинешь.
- Ничего, я девушка понятливая и в меру современная, - успокоила Сашенция. - А по сути - всё верно. Мочить их, тварей, не перемочить. Хорошее стихотворение, с глубинным смыслом и подтекстом… Возьмёте с собой в следующий отпуск?
- Почему бы и нет?
- Может, тогда по второй? Типа - за будущую успешную поездку и за стаи беспокойных попугаев?
- Повременим, - посуровел взглядом Тургаев. - Сперва поговорим о делах насущных. С тебя, Сашутка, и начнём… Приняла дела у Антонова? Заступила на ответственный пост?
- Так точно. И приняла, и заступила… А Гриня с Совой уже укатили. Неужели, наш Брюс по серьёзному решил стать мирным нижегородским фермером? Не верится как-то, честное слово…
- Всё в нашей грешной жизни - относительно и курьёзно. Это в том плане, что всё можно успешно и, главное, с пользой для общества сочетать. Например, фермерство и активную жизненную позицию… В Нижнем Новгороде тоже работает филиал Дозора. Сейчас его возглавляет Ольга. А месяцев через пять, когда она уйдёт "в декрет", это место займёт Гриня. Диалектика. Из серии: - "Свято место - пусто не бывает…". Как оно будет потом, когда Сова родит, а ребёночек подрастёт? Пусть сами разбираются, не маленькие. Мол, кому быть главным нижегородским "дозорным", а кому его верным помощником. Или там - помощницей… Давай, по своим делам. Докладывай.
- Есть! - браво мотнула угольно-чёрной гривой волос Александра. - Две недели назад из колонии строгого режима освободился злостный рецидивист Прохоров С. А., прописанный по улице Белградской. Уголовное погоняло - "Лысак". Это была его пятая ходка. Осуждался данный индивидуум - за свою долгую криминальную жизнь - по целому "букету" статей Уголовного Кодекса РФ. Там и двойное убийство, и групповое изнасилование, и растление малолетних… Короче говоря, мои ребята заглянули - в плановом порядке - к Лысаку в гости и доходчиво объяснили, что в Купчино его присутствие крайне нежелательно. Возможны серьёзные эксцессы. Фигурант оказался на удивление понятливым и, оперативно выписавшись из питерской квартиры, спешно отбыл в Иркутскую область, где сорок восемь лет назад и изволил родиться.
- Неплохо, конечно, - задумчиво почесал в затылке генерал. - В том плане, что сработано оперативно. Спора нет. Только, красотка хитрющая, ребята из иркутского Дозора тебе за это "спасибо" не скажут. Спихнула, что называется, собственную головную боль на головы других.
- Всё, шеф, было сделано в полном соответствии с вашими мудрыми инструкциями.
- Не понял…
- Ну, как же. Цитирую последний судьбоносный тезис Начальника Питерского ГУВД, мол: - "Где родился, там и пригодился…".
- Уела, декадентка памятливая. Пусть будет по-твоему… Есть ещё новости?
- Три часа назад цыганский барон - "Митря", контролирующий часть местного рынка героина, попал под маневровый локомотив. Пьян, наверное, был. Присел отдохнуть прямо на железнодорожные рельсы. Ну, оно и того. Размазало. Несчастный случай, как ни крути.
- Это где произошло? Возле железнодорожной станции Купчино?
- Обижаете, начальник, - лучезарно улыбнулась Сашенция. - Под посёлком Вырица, на окраине которого означенный Митря и проживал - в трёхэтажном кирпичном коттедже, как по его высокой должности и полагается. То есть, полагалось. Надеюсь, что со стороны областных "дозорных" претензий не будет. Наоборот, обрадуются…
- Ну-ну, тебе виднее. Взрослая уже дама. Даже замужняя… Давай, майор, перейдём к твоим делишкам. Ставлю в известность, что завтра утром отрезанную голову неопознанного гражданина у районных экспертов изымут. Интересуешься, мол, кто?
- Вообще-то, да. Интересуюсь.
- Я "фээсбэшников", пользуясь старинными связями и знакомствами, подключил к процессу… Вы, голубки влюблённые, смотрите телевизионный сериал - "След", транслируемый в вечернее время по "Пятому" каналу? Очень поучительная и грамотная киношка. Для людей причастных к сыску, я имею в виду. Так как, смотрите?
- Редко очень, - смущённо переглянувшись с женой, пробубнил Пашка. - Что называется, от случая к случаю…
- Типа - в редких перерывах между жарким супружеским сексом? - радостно хихикнул генерал-лейтенант. - А чего это, родные, вы засмущались? Медовый месяц - дело святое… Итак. В сериале "След" рассказывается о некой Федеральной Экспертной Службе. Там следователи, оперативники и эксперты, оснащённые - по самое не могу - современными хитрыми и навороченными приборами, успешно расследуют изощрённые преступления. Одна часовая серия - одно раскрытое преступление. Фантастика, одним слово. В том смысле, что и Службы такой не существует в природе, да и сверхударные темпы раскрытия - вымысел чистой воды. Но, как известно, дыма без огня не бывает… Короче говоря, при российской ФСБ реально существуют многопрофильные экспертные лаборатории, оснащённые - чёрт знает чем. То бишь, ни на грамм не хуже, чем аналогичные лаборатории при хвалёном ЦРУ. Или, к примеру, при непогрешимой СИС … Значится так. "Фээсбэшные" умники поместят отрезанную мужскую голову в специальную камеру. Многократно сфоткают со всех ракурсов. Просканируют - со всех сторон - хитрющими лучами. Потом все эти сведения поступят в мощный компьютер, и соответствующая компьютерная программа "нарисует" прижизненный портрет покойного. И в фас, и в профиль. Далее с полученным портретом поработает следующая компьютерная программа, в которую заложены всевозможные "фотографические" Базы. Шанс на успех, как меня заверили, достаточно высок. Было бы, конечно, надёжней, если неизвестный душегуб подбросил бы - вместе с головой - и руку покойного. Тогда бы "пробили" и по отпечаткам пальцев… А ты, майор, чем порадуешь?
- Подростки, встретившиеся с Тощим бастардом в тот вечер - в трёхстах пятидесяти метрах от перекрёстка Димитрова и Бухарестской - утверждают, что в руках у подполковника находился объёмный полиэтиленовый пакет.
- Эге. Намекаешь, что это Назаров собственноручно подбросил отрезанную голову к строительному вагончику? Мол, он и является подлым злодеем-душегубом? То бишь, одним из членов искомой банды злоумышленников?
- Почему бы и нет? - пожал плечами Сомов. - Вполне жизненная, на мой взгляд, версия.
- Ну-ну… Знать, будешь просить санкцию на комплексную "прослушку" Тощего бастарда?
- Буду. Вернее, уже прошу.
- Какие вопросы? Бери лист бумаги и пиши - на моё имя - официальный рапорт. Мол, так и так: - "Подозреваю подполковника Назарова Г. П. в том-то и том-то…". Далее - по установленной форме. Действуй.
Пашка отправился в комнату - строчить рапорт. А Трофим Иванович извлёк из нагрудного кармана генеральского кителя ярко-зелёный мобильник и, подслеповато потыкав корявым указательным пальцем в крохотные кнопки, поднёс телефон к морщинистому уху.
- Слушаю, господин генерал, - секунд через пять-шесть оповестила трубка.
- Как дела, Глеб Петрович? - приторно-медовым голосом поинтересовался Тургаев. - Гуляешь? Типа - дышишь свежим купчинским воздухом и придаёшься воспоминаниям? Ну-ну, дело, однозначно, полезное… Я чего звоню-то. Завтрашнее совещание отменяется… Нет, ничего не случилось. Просто засиделся немного с товарищами по оружию. Так что, пообщаемся послезавтра. Катенька известит - о времени и месте… И тебе, подполковник, всего наилучшего.
В кухню - с листом бумаги и шариковой ручкой в руках - вернулся Сомов.
- Давай сюда рапорт, подмахну, - велел генерал. - А ты, майор, столбом-то не стой. Фужеры-то наполняй, наполняй… Сашенька, душа моя, а гитара-то у вас есть?
- Обижаете, начальник.
- Тащи. Что-то меня на песенки потянуло…
Поздняя весенняя ночь. Неожиданно потеплело. С крыш срывалась звонкая капель. Под ногами журчали бодрые ручейки.
Подполковник Назаров размеренно шагал по ночным купчинским улицам и, не обращая никакого внимания на капель и ручьи, вспоминал, вспоминал, вспоминал…
Глава двенадцатая
Чукотские воспоминания. Единственная…
От пятнадцатой буровой дорога круто уходила в буро-сиреневые сопки, солнышко припекало по-взрослому, пот лил ручьями. Мокрый, как последняя полевая мышь, он, всё же, взобрался на перевал и надолго застыл, поражённый открывшейся взгляду красотой.
Внизу, как на ладони, лежала широкая долина Паляваама. Река текла десятками отдельных проток-рукавов. Эти рукава причудливо пересекались, то сливаясь в несколько широких, то опять разделяясь на десятки узких. Были видны многочисленные острова, старицы, пороги и водопады…
Насмотревшись вдоволь на природные красоты, Глеб заметил, что стоит в десяти-двенадцати метрах от неуклюжего сборно-щитового домика. Из-за покатой крыши высовывался чёрный деревянный крест церкви. Рядом с домом располагались три большие застеклённые теплицы. Из крайней выбрался молодой русобородый мужик - в чёрной опрятной рясе и кирзовых сапогах, безбожно заляпанных грязью.
- Здравствуйте, отец Порфирий! - широко улыбнулся Назаров.
- И тебе здравствовать, отрок проходящий, - добросердечно откликнулся монах (поп, батюшка, инок - кто их разберёт?). - На рыбалку, смотрю, намылился? Бог тебе в помощь! Рыбки наловишь - заходи на обратном пути. Ты меня рыбкой угостишь, а я тебя - дыней настоящей, - батюшка с гордостью кивнул на теплицы.
Неожиданно пошёл мелкий и нудный дождик. Над долиной Паляваама ещё ярко светило солнце, а над противоположной стороной перевала, откуда пришёл Глеб, зависли серые скучные тучи.
- Если что, у меня в кельи можешь переждать дождь, - радушно предложил отец Порфирий. - Торопишься? Тогда, мой тебе совет: сворачивай налево, там, на Палявааме, стоит неплохая избушка. В ней и перебедуешь непогоду… Кто это тебе наплёл про "тёмное место"? Врут всё, пренебреги. Обычное там место, просто людишки гнусные взяли моду - наведываться туда. Но сейчас для них ещё не сезон, - непонятно объяснил батюшка. - Они, ироды непочтительные, только по ранней весне, да ещё по зрелой осени безобразят. А сейчас и нет там никого. Так что, ступай со спокойным сердцем…
"Не соврал Шурик", - невольно отметил про себя Назаров. - "Глаза-то у батюшки - как у больной собаки: тоскливые и безразличные, пустые какие-то…".