Один из современников Маяковского называет его человеком "с мазохистскими наклонностями". Может быть, Маяковский - страдальческий наркоман, подсел на страдание, получает удовольствие от боли, может быть, Маяковский - мазохист?.. Ну хорошо, допустим, Маяковский - мазохист.
В сексуальном контексте мазохист - это человек, которому для достижения возбуждения и удовлетворения необходимо испытывать физическую боль или унижение. Но когда говорят "мазохист", речь не обязательно идет о сексе. Лилю никто не обвинял в том, что она заковывала Маяковского в наручники, стегала его хлыстом и прочей гадости. Когда Маяковского называют человеком с мазохистскими наклонностями, речь идет о моральном мазохизме: человек получает сладкое удовольствие от подчинения чужой воле, от беспредельной власти партнера, от собственной покорности и беспомощности. Тогда склонность Лили к психологическим и эротическим экспериментам, ее жесткость необходимы ему так же, как ее обаяние, культурность, сила характера. Тогда Лиля - очень правильная для него возлюбленная, с хлыстом.
Но Лиля в других своих связях вовсе не была "с хлыстом". С Осипом у нее были нежные дружеские отношения, с другими возлюбленными, после Маяковского, тоже. Со всеми она была пусть сильной, главной, но больше ни с кем не была "с хлыстом".
А Маяковский, его-то не напрасно назвали мазохистом?!
Как он ведет себя с Лилей? Сначала добивается, чтобы ему сделали больно, а затем, насладившись болью, с таким же наслаждением впадает в депрессию…
Но ведь мазохист всегда ищет боли. И выбор партнера у мазохиста всегда следует правилу: кто угодно, лишь бы мучил, и любовный сценарий всегда повторяется… А Эльза, Эльза?! С Эльзой он вовсе не искал страдания, не наслаждался болью, а вел себя как… как все, как любой мужчина, который не любит, пользуется, то приближает к себе не очень-то любимую женщину, то удаляет, - тогда он что, не мазохист, а садист?! Нормальный мужчина с разными женщинами ведет себя по-разному, и Маяковский был нормальным, не мазохистом, от Лили хотел любви, взаимности, верности, - что такого особенного он хотел, все хотят того же. А что касается страдания, может быть, он и любил страдание, и хотел страдать, - но не столько, не так!
"Общих друзей поражало, как деспотично обращалась с ним Лиля и с каким робким подобострастием этот человек, на вид такой сильный, спешил выполнить каждое желание своей любовницы". А что, собственно говоря, их так поражало? По-моему, все гораздо проще - вовсе они с Лилей не садомазохистская парочка, а просто он ее любил, вот и делал все, что она велела. Например, ходил для нее за автографом к Блоку, хотя ему было очень страшно. Ему двадцать два года - он же еще мальчик, и влюблен как мальчик. Это тяжелое испытание и для взрослого мужчины - знать, что любимая женщина любит другого, спит с другим. Маяковский не верил, что Лиля его любит, ревновал к Осипу, знал, что она любит Брика. Это без гормонов, без биохимии, без психоанализа, просто ненаучный человеческий подход.
Лиля и Маяковский мучили друг друга, не только Лиля его мучила, но и он ее тоже.
Лиля: "…Он напал на меня. Это было нападение".
Вообще-то это означает, что он ужасно прилипчив и требователен и требования его к ней растут, он как будто хочет прорасти в нее всем собой, как будто хочет ее съесть… Ей, должно быть, хотелось закричать: "Но ведь я этого не просила!" Да, он страдает, его ранят разочарования, которые принесла ему эта связь, Лиля недостаточно его любит или неправильно любит! Он плачет, чувствует себя отвергнутым, обиженным, он так глубоко ее любит… Но ведь это же он любит.
Так легко представить, чего Лиля хотела - необременительной связи для развлечения и заполнения жизни, а тут - большой мрачный человек сверкает глазами и пристает со своими нечеловеческими страстями. Угрожает самоубийством. Он манипулировал ею не меньше, чем она им: угрожать самоубийством - это что такое?! За этой угрозой - желание наказать ее, вызвать у нее чувство вины - "ах, так, тогда я себя убью, а ты потом мучайся!". Он не тихий робкий влюбленный, а громкий и навязчивый.
Лиле тоже можно посочувствовать как человеку, которому досаждают. Если все время упрекают - "как ты можешь так поступать со мной?!", хочется оттолкнуть, убежать! Он все время хочет от нее больше, чем она собирается дать. И получается как в детском присловье: много хочешь, мало получишь.
ЧЕЛОВЕК, 13 ЛЕТ
Сегодня мне вдруг стало страшно. Что она с ним делала? Как она могла довести его до того, что он написал: "В мутной прихожей долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав"? Я прямо вижу, как он убегает от нее с дрожащими руками. Он ей сказал самое лучшее, что может быть, про любовь, самое лучшее от самого лучшего мужчины на свете - ей! А она! Ненавижу ее!
Воздается ли нам по заслугам? Добром за добро - это было бы хорошо, сделал хорошее, тебе тоже кто-нибудь сделает хорошее. А если злом за зло? Я не буду писать, что я сделала плохое, но я унизила одного человека так, что он плакал. Мне его не очень жалко, больше всего я боюсь - а не вернется ли ко мне это ужасное, что я сделала.
…Вернулось. Мне тоже сделали плохое. Я плакала, но теперь мне гораздо, гораздо легче - ведь это уже все, круг замкнулся. Больше плохого не будет.
Глава 6
Пермена участи
Может быть, хватит уже про это? Про мазохизм, про секс, про любовь. У них все же были и другие занятия, помимо романов.
Со встречи с Бриками у Маяковского началась другая жизнь. Но не только Лиля влияла на Маяковского - помыла, пригладила, ввела в свой круг, но и Маяковский влиял на Бриков, и его влияние было больше, значительно больше, чем галстуки, цилиндр и новые зубы.
И, может быть, вообще все было не совсем так. Не то чтобы Маяковский был совсем уж жалким малюткой, которого пригрели Брики. Есть воспоминания, в которых написано, что вовсе не богатые Брики пригрели бедного Маяковского, а наоборот, Маяковский был Брикам "чрезвычайно выгоден".
Каменский, вместе с которым Маяковский ездил в турне с футуристическими действами: "У него было имя на всю Россию, слава была уже такая, что он сам не знал, чего ему надо. Он же зарабатывал в это время просто тысячи, и он все спускал, страшный был игрок. Он чувствовал за собой силу, прогрессивным образом он увеличивал свои гонорары и возможности, все ему легко давалось. Деньги просто сыпались со всех сторон. Начиная с турне, уже все было. Но, знаете, игроки время от времени нуждаются. Он на деньги эти, как на окурки, смотрел…
…И эта так называемая любовь, которая, конечно, очень быстро его разочаровала. И вполне понятно.
…Я чувствовал, что конец наступил после первой встречи, может быть, не прошло двух-трех недель. А тогда всем казалось - вот любовь! Все это была игра. Он в жизни игроком был, он и тут играл. Правда, там о нем заботились, потому что Володя был чрезвычайно выгоден - это был настолько широкий, Атлантический океан. Если он выигрывал шестьсот рублей вечером, он тут же выкидывал их на стол. Это нравилось - схватить такие деньги. А там были новые проекты, новые выступления. И все это ему нравилось. Это уже 1915–1916 годы, в особенности 1915-й".
Ну и где правда, кто кого пригрел, кто кому был выгоден?..
Маловероятно, что Каменский прав, что Брики сразу же воспользовались славой Маяковского и его деньгами, - все-таки тогда еще не было ни славы, ни денег. Но Маяковский был им очень полезен.
В сущности, он дал другое направление их жизни, до него они были обычная буржуазная парочка, а теперь стали - необычная. Брики были люди "другого круга", но ведь и Маяковский был "другого круга" - его круг были поэты, писатели, художники. Маяковский был гениальный поэт, а Брики - фармацевты. Фармацевтами насмешливо называли людей, которые хотели принадлежать к богеме, но не принадлежали. Брики ходили в "Бродячую собаку", как все фармацевты, по билетам, а Маяковский был - свой.
Считается, что у Бриков и до встречи с Маяковским были друзья "из мира искусства": танцовщица Екатерина Гельцер и чудный, милый Михаил Кузмин, талантливый поэт и музыкант. Но одна танцовщица не могла составлять никакой круг, а Михаил Кузмин не был в числе их знакомых, - он вел подробнейшие дневники, описывая каждый свой день, и в его дневнике за пятнадцатый год ни разу не упомянуты Брики. Кузмин появился у них на встрече шестнадцатого года, когда уже был Маяковский. Это не придирка, это важно: до Маяковского круг общения у Бриков был совершенно буржуазный, друзья их были "светские люди", и по тому, как мгновенно они поменяли образ жизни, очевидно, что он им наскучил до смерти.
У Бриков был дом, они были приятной парой, но теперь дом из просто жилья Лили и Оси превратился в "салон".
Это была маленькая квартирка, в которой всегда был накрыт стол к чаю. Лиля была правильная хозяйка, не из тех, кто полдня обдумывает меню, а когда приходят гости, не в силах общаться, беспокойно поглядывает на накрытый стол, не забыла ли чего-то. У Лили все было как будто само собой, и чай, и блины.
Маяковский познакомил Бриков со своими друзьями - молодыми поэтами (это были Пастернак, Бурлюк, Хлебников, Асеев) и художниками (Филонов). Теперь за Лилиным столом собирались совсем другие люди - самые талантливые, самые лучшие. Тогда у Бриков и сложился стиль жизни, который поддерживался всегда, в самые трудные годы, - "салон": стихи, чай, разговоры об искусстве. Стиль богемный, но за внешней богемностью все-таки была устоявшаяся буржуазная жизнь - уютное жилье и чай с вареньем.
В центре салона - Лиля.
Вот деталь: на стене висел огромный лист бумаги, на котором каждый гость должен был что-нибудь написать - все равно что, но про Лилю, только про Лилю… Все-таки Лиля была очень уверена в себе!
Как это у них было? Вокруг самые талантливые, самые лучшие разговаривают об искусстве, читают стихи… И что же, Лиля каждому гостю говорит: "Напишите вот здесь что-нибудь про меня, у нас так принято - писать только про меня". Она, конечно, хозяйка салона, но как-то это нескромно… А может быть, это Осип говорил: "Напишите здесь что-нибудь на память, но только про Лилю".
Никто не сказал, что Лиля - дамочка-дурочка. Лиля всем понравилась, всех очаровала.
"И вот я введен в непохожую на другие квартиру, цветистую от материи ручной раскраски, звонкую от стихов, только что написанных или только что прочитанных, с яркими жаркими глазами хозяйки, умеющей убедить и озадачить никогда не слышанным мнением, собственным, не с улицы пришедшим, не занятым у авторитетов. Мы… были взяты в плен этими глазами, этими высказываниями…" - так писал Асеев. Что делало Лилю королевой среди очарованных подданных?.. Умение вести беседу? Что?
"Она никогда не была красива, но неизменно была желанна. Ее греховность была ей к лицу, ее несомненная авантюрность сообщала ей терпкое обаяние; добавьте острый и цепкий ум, вряд ли глубокий, но звонкий, блестящий, ум современной мадам Рекамье, делающий ее центром беседы, естественной королевой салона; добавьте ее агрессивную женственность, властную тигриную хватку - то, что мое, то мое, а что ваше, то еще подлежит переделу, - но все это вместе с широтою натуры, с демонстративным антимещанством - нетрудно понять ее привлекательность" .
Нетрудно?! Очень трудно! Каждое слово само по себе понятно, но как это - "авантюрность, агрессивная женственность"?! Ясно только одно: другой женщине находиться с Лилей в одной компании невозможно. Другой женщине нужно смотреть во все глаза, как бы Лиля мгновенно не переделила мужчину, которого эта другая считала своим, да еще при этом чувствовать себя неодушевленным предметом, беспомощно улыбающимся диваном, или вешалкой, или и вовсе пустым местом…
В Лилином "салоне" не только читали стихи. Стихи перемежались картами: покер-стихи-винт-стихи-железка-стихи… Лиля была увлеченная картежница и играла много, и всегда на деньги. Но она не была такой болезненно азартной, как Маяковский, игровой зависимости у нее не было, она могла играть, могла не играть.
У Лили были и собственные, отдельные от Маяковского и Брика, интересы - она вдруг увлеклась балетом. В конце пятнадцатого года она начала брать уроки у танцовщицы, которая прежде танцевала с Нижинским в Париже. Это, вообще-то, немного странно - балет и двадцатипятилетняя женщина. Многие в двадцать пять лет считают, что им уже все поздно, к примеру, пойти на кислотную дискотеку или влюбиться как в омут с головой. А Лиля считала, что ей никогда ничего не поздно, в двадцать пять лет всерьез нарядилась в пачку, и - гран плие, деми плие…
Лиля - балерина, хозяйка салона, начинающая муза Маяковского, а Осип? Что делал Осип, пока у Лили были роман и балет, Маяковский учился быть взрослым, Эльза страдала? А Осип, пока все романились, резко переменил свою жизнь.
У Осипа, как мы помним, не было филологического образования, он был юрист, коммерсант, а к литературе имел отношение только как страстный читатель и собиратель книг. Но оказалось, что и он способен на неожиданные поступки, - Лиля увлекалась балетом, а Осип увлекся Маяковским и футуризмом.
Осенью пятнадцатого года Брик с Маяковским собирали материал для футуристического альманаха со странным названием "Взял".
Лиля: "Володя давно уже жаждал что-нибудь назвать этим именем: сына или собаку, назвал журнал". Вообще-то имелась в виду фраза из альманаха "Футуризм взял Россию мертвой хваткой". Кроме Маяковского, в альманахе принимали участие Пастернак, Шкловский, Хлебников и… Брик. В этом альманахе Брик напечатал свою первую критическую работу о поэме "Облако в штанах". Ох, какой же Осип оказался способный и к бизнесу, и к литературе - Брик выступил одновременно и критиком, и издателем поэмы, который рассчитывает на ее коммерческий успех. В этой статье Брик назвал всю современную русскую поэзию - Блока, Бальмонта, Гумилева, которые прежде были его кумирами, - приторными пирожными, а "Облако" - хлебом. "Радуйтесь, кричите громче: у нас опять есть хлеб! Не доверяйте прислуге, пойдите сами, встаньте в очередь и купите книгу Маяковского "Облако в штанах"". С кумирами Брик расстался довольно хладнокровно, чужое назвал плохим, свое хорошим, в общем, это был простодушный и гениальный рекламный ход - сам издаю и сам хвалю… Стиль Брика очень простой, остроумный, его слова легко расходятся на цитаты, он как будто проник в будущее и где-то там, в будущем, изучил пиар.
Лиля: "Ося заважничал", и понятно, почему, - для первого опыта это было потрясающе успешно. Знаменитый Дмитрий Философов сказал: "Единственный опытный журналист у нас - Брик". Приятно.
Публикация поэмы "Облако в штанах" придала всем троим новый статус: Маяковский теперь не эстрадный скандалист в желтой кофте, а автор книги, Лиля не просто Лиля, а муза поэта, Осип - издатель и критик, - вот такой результат одного вечера.
Осип начал всерьез заниматься литературой. В шестнадцатом году он издал сборник филологических статей по теории поэтического языка, и теория Брика не просто была - подумаешь, еще одна теория, никто не обратил внимания, а совершенно поразила специалистов.
У Брика был талант. "Способность у него была исключительная", - сказал о нем Роман Якобсон, друг детства Эльзы и друг Бриков. Впоследствии знаменитый лингвист, он тогда был просто мальчик, начинающий филолог. Он говорил, что у Брика блестящий ум, но совершенно нет амбиций. "У него нет амбиций" означало, что Брику интересно придумать идею, но не интересно ее реализовать.
Но разве у Брика не было амбиций? Просто "иметь амбиции" для каждого человека означает разное. У Осипа Брика были амбиции, очень даже были - не развивать свои идеи, не стать знаменитым в своей узкой области, а другие - влиять, организовывать вокруг себя жизнь, быть в центре. Но чтобы никто о нем по-настоящему ничего не знал. Быть как бы в центре и одновременно как бы в стороне. Брик - человек модного слова "как бы". Как сказал о нем его близкий друг: "Не вполне ясна его нравственная физиономия"? И Якобсон говорит о Брике то же самое. В те годы, во время Первой мировой войны, многие уклонялись от призыва - не считали, что эта война имеет к ним хоть какое-то отношение, не хотели погибнуть на фронте, да и просто они были - не для войны.
Якобсон рассказал такую историю о Брике: "Меня он вообще любил, но когда я пришел к нему и сказал, что мне грозит попасть в дезертиры, он ответил: "Не вы первый, не вы последний"". Якобсон был обижен, и действительно, услышать такое от друга неприятно и больше не хочется дружить, дальше можно только общаться на тему поэтического языка и тому подобного. Но он такой, Осип Брик, - осторожный, отстраненный, неэмоциональный, "уклоняющийся и отсутствующий".
Да. Да, но… Маяковским и футуризмом Брик увлекся безумно.
Лиля: "Мы любили тогда только стихи. Мы были как пьяницы. Я знала все Володины стихи наизусть, а Ося совсем влип в них". В Маяковского влюбился как мальчик, даже подражал его походке, в стихи "влип" - все это входит в противоречие с его всегдашней бесстрастностью и рационализмом - значит, не такой уж он был бесстрастный.
В том же пятнадцатом году Лиля с Маяковским шли по Жуковской, Маяковский читал Лиле свою новую поэму "Дон Жуан".
Лиля: "…Володя неожиданно прочел мне ее на ходу, на улице, наизусть - всю. Я рассердилась, что опять про любовь - как не надоело! Володя вырвал рукопись из кармана, разорвал в клочья и пустил по Жуковской улице по ветру".
В поздней версии своих воспоминаний Лиля сама себя редактирует: ей не понравилось, что опять про несчастную любовь.
Лиля - молодец! Понимает, что получается неловко: она муза, а музы не ведут себя с великими поэтами как капризные дурочки, поэтому строго заказывает - не пиши про несчастную любовь, пиши про счастливую!
На самом деле ее можно понять и даже пожалеть: Маяковский читал про свою горячую любовь к ней и поглядывал на Лилю тревожно - нравится-не нравится-любит-не любит-бросит-не бросит… Лиля слушала, и в ней постепенно нарастало раздражение - какая-то у него не любовь, а мания, как же это все навязчиво, невыносимо, назойливо даже… и сказала - "надоело!". А когда он рвал листки с поэмой и театральным жестом бросал по ветру, думала: "Вот в Осе совсем нет этой театральности, люблю Осю…"