- Разумеется, можно. - Она быстро поднялась со стула и пошла вглубь квартиры. Походка у нее была удивительно легкая и быстрая, а движения грациозные, не размашистые. Я последовал за ней, мягко ступая в одних носках. По всему телу опять разлилась боль. Мастерская была просто огромна. Я увидел с полдюжины начатых работ, белые халаты в пятнах краски, палитры, тюбики с красками, кисти, бутылочки скипидара, холст и рамы на большом столе. Анжела подвела меня к портрету без рамы, стоявшему в углу у стены. - Вот он.
Я стал разглядывать портрет. По тому, что я понимаю в живописи, - а мне думается, что я в ней до некоторой степени разбираюсь, - Анжела показалась мне хорошей портретисткой. Если художница не польстила своей модели, - а, судя по остальным работам, увиденным мной в мастерской, Анжела отнюдь не старалась льстить своим клиентам, - то банкир Хельман имел все основания гордиться своей внешностью. Голова благородной формы, теплый взгляд серых глаз, приветливая улыбка, высокий лоб, густые, с проседью волосы ежиком. Порядочность, безусловная порядочность - вот какое впечатление производило это лицо.
- Он выглядит просто великолепно.
- Он и впрямь великолепно выглядел, мсье Лукас. И он был настоящим джентльменом. "Вот как?" - подумал я. - Джентльменом во всем. - Анжела на минутку задумалась. - Это всего лишь мое ощущение, мсье Лукас, всего лишь ощущение, не придавайте этому большого значения…
- Чему?
- Ну, Хельман был необычайно взвинчен и возбужден, когда я его видела при этих последних сеансах. Что-то его ужасно мучило.
- Может быть, это был страх?
- Может, и страх. Я… я… видите, это всего лишь мое ощущение. Но мне показалось, что он пришел ко мне главным образом из-за того, что здесь ему было спокойно. Однажды он мне это даже прямо сказал. Он очень хорошо ко мне относился. Я к нему тоже. Потому-то он часто приглашал меня прокатиться на его яхте. Так было… так было и в этот раз.
- Когда нелады с желудком спасли вам жизнь.
- Да, - сказала она. - Мне очень повезло. Вполне могла бы погибнуть вместе со всеми. И почем знать, не… - Она оборвала себя на полуслове.
Глаза ее потемнели.
- Что вы хотели сказать?
- Ничего.
- О нет, вы хотели.
- Отнюдь, мсье Лукас! Не вернуться ли нам на террасу? - Не ожидая ответа, она пошла вперед, и мы прошли мимо кухни, дверь которой была открыта. Я увидел целую кучу листьев цикория. Очевидно, Анжела мыла их до моего прихода.
На террасе в лицо мне опять пахнуло приятной прохладой.
- Но в этот раз он и здесь не нашел покоя, - сказала Анжела, садясь.
- Почему?
- Ему беспрерывно звонили.
- Кто?
- Ну, его компаньоны.
Я вынул из брючного кармана бумажник и протянул Анжеле список, составленный для меня грустным Луи Лакроссом.
- Может быть, это они и есть? Знаете ли вы этих людей?
Она сказала: "Минуточку" - и побежала в гостиную. Рамы окон были огромные и раздвижные. Анжела вернулась, держа в руке очки в тонкой штразовой оправе, и надела их, садясь.
- Год назад я вдруг стала дальнозоркой. И не могу читать без очков. Вести машину и многое другое могу, а вот читать… Работать тоже приходится в очках. - Она стала изучать список. На ее лице появилось сосредоточенное выражение, какое появлялось каждый раз, когда ей задавали точные вопросы или она хотела дать точный ответ. - За исключением супругов Саргантана я знаю всех этих людей, - сказала она. - Я писала портреты Джона Килвуда, четы Фабиани и Тенедос. Но ближе всех знакома с семейством Трабо. С ними я просто дружна, в особенности с Паскаль. - Она сняла очки. - Это вас удивляет, не правда ли? - И прежде, чем я успел открыть рот для ответа, продолжала: - Я здесь в некотором смысле уникум, - всех знаю. Просто это связано с моей профессией. Меня приглашают на светские рауты, на балы…
- Кто приглашает?
- Ну, дирекция казино "Палм-Бич", а также "Муниципаля", приглашают - в зависимости от времени года - то на кинофестивали, то на выставки и прочее, что у нас тут устраивают. Этим всем занимается главным образом общество "Инициатива" - своего рода туристическое бюро здесь, на побережье. Я… - Она немного смутилась. - Благодаря своим работам я приобрела известность в этих кругах. И общество "Инициатива", очевидно, считает меня одной из достопримечательностей Канн.
- Что, без сомнения, верно.
- Спасибо, - улыбнулась она. - Нет, серьезно. За последние годы я и впрямь вписалась в этот мир и, разумеется, чрезвычайно этому рада. Потому что таким путем я и получаю заказы, понимаете. Но, с другой стороны, удовольствие это требует огромных трат. Мне нужны роскошные туалеты, на этих балах нужно быть одетой соответствующим образом. И знаете, мне везет. Я могу надеть платье за двести франков, и другие дамы готовы поклясться, что оно стоило две тысячи и куплено в салоне Пуччи. Несколько по-настоящему дорогих платьев у меня, само собой, тоже есть. Как и меха. И кое-какие драгоценности. Все, что зарабатываю, я вкладываю в драгоценности. Если когда-нибудь придется спасаться бегством, драгоценности легче всего… - Она опять не договорила.
- Вам уже приходилось спасаться бегством? - спросил я.
- Как я уже сказала, всех этих людей я знаю, за исключением супругов Саргантана. - Она не ответила на мой вопрос. - Все они каждый год приезжают сюда на несколько месяцев, и у всех имеются здесь дома или квартиры, Трабо живут здесь девять месяцев, остальное время в Париже. Но если вы меня спросите, эти ли люди звонили, пока мсье Хельмам находился в моей мастерской, я буду вынуждена вас разочаровать. Голоса были мне незнакомы.
- Значит, вы снимали трубку, какие-то голоса просили позвать к телефону мсье Хельмана, и вы передавали ему трубку. С кем он говорил, вы не знаете.
- Ах, вы вот о чем! Конечно, не знаю! Вам подумалось, что эти люди сперва называли себя, а уже потом просили позвать мсье Хельмана.
- Или хотя бы один из них. Да, я именно это имел в виду. Разве такое невозможно?
- Да нет, вполне возможно, - серьезно сказала она. - Странно, что я ни разу об этом не подумала.
- И вы говорите, именно эти звонки выводили его из равновесия?
- Нет, он вообще все эти дни очень волновался. И стал резок. А потом либо очень нервничал, либо впадал в апатию. Но не сказал мне ни слова, в чем дело. А я, разумеется, не спрашивала.
- Когда он был у вас?
- Он приезжал сюда три дня кряду, - сказала Анжела. - Это было всего лишь на прошлой неделе. Потом пригласил меня проехаться с ним на Корсику в компании с супругами Симон и Бинерт. Их я тоже знала.
- Зачем ему понадобилось плыть на Корсику?
- Чтобы встретиться с компаньонами в Аяччо.
- На каком языке велись эти телефонные переговоры?
- На английском. - Пока мы с ней беседовали, в Ницце постоянно взлетали или садились большие авиалайнеры. Они пролетали мимо совсем низко, но грохота их двигателей было почти не слышно.
- А вы говорите по-английски? - спросил я.
- Как и по-немецки.
- Разрешите узнать, о чем шла речь при этих телефонных разговорах? Или вы выходили из комнаты?
- У моего аппарата очень длинный шнур. Я могу его носить по всей квартире. Когда я работаю, он стоит в мастерской. Там он и звонил без конца. Я хотела выйти, но мсье Хельман попросил меня остаться. Но я ничего не уловила из его слов. Речь шла о каких-то сроках и еще о чем-то, на чем мсье Хельман очень упорно настаивал. Но на чем, я, к сожалению, не знаю. Знаю только, что все время повторялось одно английское слово - cover. Нет, два слова: cover и coverage.
- Cover, - повторил я. - И coverage.
- Погодите-ка, я возьму с полки словарь… - Она скользнула в гостиную и вернулась с англо-французским словарем. Надев очки и натянув поглубже шапочку, съехавшую немного на лоб, она нашла нужное слово и зачитала его: "Первое значение cover - крышка, покрышка, обертка, чехол, оболочка, укрытие, защита…" Она подняла на меня глаза. - Дает это что-нибудь?
- Возможно, - ответил я. - Пока не знаю. Продолжайте, пожалуйста.
- Обшивка, покрытие… Второе значение: покрывать, прикрывать, укрывать, прятать… Ну как?
Я только пожал плечами.
- А вот это: ограждать, защищать… Не проливает света?
- Если бы - ответил я. Ее шапочка опять съехала на лоб. Она сдвинула ее назад. Прядь ярко-рыжих волос упала на высокий загорелый лоб. - …целиться (о стрелковом оружии), обстреливать (местность из орудий), охватывать, включать в себя; сообщать о, затрагивать вопрос, тему (в газетах)… Coverage: сообщение, репортаж…
- Нет, пожалуй, это уже не то, что нужно.
- А что же? Уверяю вас, это слово повторялось без конца. Практически только об этом и шла речь.
- Мадам, как вы считаете: взрыв яхты - несчастный случай или преступление?
- Преступление, - ответила Анжела, не задумываясь.
- Почему вы так думаете?
- Мсье Лакросс сказал мне, что был взорван большой заряд динамита.
- Ах, вот как, поэтому.
- Не только поэтому. А еще и из-за того, в каком состоянии находился мсье Хельман! В первую очередь из-за этого.
- А что это было за состояние? Только страх?
- Страх тоже.
- Но и злость, горечь, ожесточение?
- Все вместе. - Ее голос звучал мелодично и приятно, эта женщина не повышала ни голоса, ни тона, она все время держалась ровно и спокойно.
- Не могло ли это состояние возникнуть в результате телефонных переговоров?
- Я думаю, так оно, наверняка, и есть. Но с чем это связано, я действительно не знаю. Да и отнюдь не доказано, что мсье Хельман говорил тогда именно с этими людьми… - Она указала на список. - Или хотя бы с одним из них.
- Он был в отчаянии?
- Да, пожалуй, можно так сказать…
- Значит, возможно себе представить, что он захотел свести счеты с жизнью?
- Таким способом? Чтобы и других людей утащить с собой в могилу? Никогда! Вы не были знакомы с мсье Хельманом. Абсолютно исключено! Если бы он решил наложить на себя руки… не знаю, по какой причине… то он сделал бы это, не подвергая опасности других людей. Головой ручаюсь! - Она задумчиво поглядела на меня. - Я вам не очень-то помогла, да?
- Вы мне необычайно помогли, мадам, - сказал я. Она улыбнулась мне. Я невольно улыбнулся в ответ. - Так, значит, cover.
- И coverage, - добавила она.
- И еще один, последний вопрос. Странно все-таки, что все эти люди на этот раз съехались в Канны почти одновременно - или так было всегда?
- Нет, обычно они приезжали в разное время. А в этом году они собирались отпраздновать день рождения мсье Хельмана - ему исполнилось бы шестьдесят пять.
- Ах, вот оно что.
- Его сестра сказала мне это по телефону. Между одиннадцатью и двенадцатью часами в этих кругах обычно происходит обмен телефонными звонками. Все звонят друг другу. Мадам Хельман часто и мне звонила. Чтобы меня пригласить. Или просто поболтать. Она ведь нездорова…
- Я знаю. А как же вы писали ее портрет?
- Для этого мне пришлось приезжать к ней. Она редко выходит из дому. С трудом передвигается. Портрет висит в ее доме.
- А когда должен был праздноваться день рождения Хельмана?
- Сегодня, - сказала Анжела. - Он должен был быть сегодня. Тринадцатого мая.
- Н-да, - протянул я и взял из ее рук список. - Я вам чрезвычайно благодарен. Вы мне очень помогли.
- Боюсь, что это не так.
- Именно так, - возразил я.
Она опять улыбнулась мне, когда я встал и немного скованно поклонился ей. Я оставался серьезен. Мы пошли в комнаты и вернулись в маленькую прихожую. Я быстро завязал галстук, сунул ноги в туфли и надел пиджак. При этом заметил, что Анжела пристально за мной наблюдает.
- Итак, до свидания… - Я протянул ей руку.
Рука повисла в воздухе.
- Мсье… - Ее голос звучал очень тепло.
- Да? - Я вдруг смешался.
- Мсье Лукас, мне хочется вас кое о чем спросить. Но вы не обидитесь на меня, обещаете? Ведь я не имею в виду ничего плохого.
- Обещаю. О чем вы хотели спросить, мадам?
- Вы когда-нибудь смеетесь? - спросила Анжела. - Вообще - умеете ли вы смеяться?
- Я… Что-то не возьму в толк…
- А вот засмейтесь, - сказала эта странная молодая дама.
Я засмеялся, громко и деланно.
- Это не смех, - сказала она.
- Смех, - настаивал я.
- Нет.
- Ну, мне конечно трудно смеяться по заказу…
- Разумеется. Это было бестактно с моей стороны.
- Да что вы. Просто я показался вам этаким сухарем-немцем, да?
- Вы вовсе не сухарь и не типичный немец.
- А какой же я?
- Послушайте, мсье Лукас, - сказала Анжела. - Вы можете, разумеется, отказаться и счесть меня наглой или невоспитанной. Но… но я, тем не менее, скажу. Видите ли, дело в том…
- В чем?
- Ну, дело в том, - сказала она, уже не запинаясь на каждом слове, - что вы в самом деле взяли с собой не те костюмы, какие надо. И туфли тоже. Во вторую половину дня мне нужно поехать в город. Купить красок и забрать кое-какие вещи в магазине готового платья на Антибской улице - их там подогнали мне по фигуре. Вы мне очень симпатичны, мсье, очень симпатичны.
- Этого мне еще никто не говорил.
- Я знаю.
- Откуда?
- Просто знаю, и все. Мсье Лукас, разрешите мне сопровождать вас, когда вы отправитесь по магазинам, чтобы купить себе вещи по здешней погоде? Ведь вам придется пробыть здесь еще довольно долгое время, как мне кажется, не правда ли?
- Да.
- И женщина лучше знает, что подходит мужчине, у нее на это наметанный глаз.
- Вы хотите пойти со мной по магазинам? Чтобы купить мне новые вещи? Я безобразно одет, да?
- Совсем не безобразно, вы преувеличиваете. Просто непрактично. Итак?
- Я с радостью принимаю ваше предложение, - сказал я и вдруг почувствовал, как радостно забилось сердце. - Действительно, мадам, я очень рад. Но тогда разрешите мне, пожалуйста, до этого пригласить вас пообедать вместе.
- С удовольствием. Но предупреждаю: аппетит у меня волчий.
- Когда за вами заехать?
- Скажем, в час?
- Хорошо, в час. Я закажу столик в "Мажестик".
- Столик лучше закажу я. В другом месте.
- Хорошо. Значит, в час. И я… Я рад. Я очень рад.
- Тогда и я рада, - сказала Анжела. - Сейчас я вызову такси. Стоянка здесь, в двух шагах. Пока вы спуститесь в лифте, машина будет уже ждать вас. - Она протянула мне руку и крепко пожала мою. А я оглянулся, бросил взгляд на гостиную, на полки со слониками. И сказал как круглый идиот:
- Знаете, я ведь тоже коллекционирую слонов. Ваши мне очень нравятся. В особенности маленький, забавный, из черного дерева.
- Вы суеверны, да?
- Очень.
- Я тоже. - Она открыла входную дверь. Я подошел к лифту, нажал на кнопку и стал ждать, когда кабина поднимется. При этом я обернулся. Анжела стояла на пороге полуоткрытой двери и засмеялась, встретившись со мной взглядом. Я тоже попытался засмеяться, однако у меня ничего не вышло. Мне вдруг стало так тошно на душе, но я бы не мог сказать почему. Кабина подъехала. Входя в нее, я видел, что Анжела все еще стояла в дверях и смеялась. Тут она помахала мне рукой. Я тоже помахал. Двери кабины захлопнулись, и я нажал на кнопку первого этажа. Лифт с тихим жужжанием заскользил вниз. Внутри было ужасно жарко. На уровне головы висело зеркало. Я посмотрел в него и попытался засмеяться. Ничего не получилось, кроме жалкой гримасы. Вдруг опять разболелись те места, по которым меня били в последнюю ночь. А я-то уж было совсем позабыл об этом. И вдруг я ощутил совсем другую боль - не в тех местах, по которым меня били: по всему телу разлилась какая-то другая боль, я бы не мог сказать, какая. Самое странное во всем этом: боль, пронзившая меня, была удивительно приятная, благостная и никогда еще мной не испытанная.
19
- Убийство. - Хрипло, едва слышно и умоляюще звучал голос Хильды Хельман. - Конечно, убийство. Подлое, коварное убийство!
Она сидела в огромной кровати с завитушками в стиле рококо в полутемной спальне тоже огромных размеров. Теперь я понял, почему мой шеф Бранденбург и весь цвет международного общества называли ее "Бриллиантовая Хильда". Даже в постели на ней было кольцо с удлиненным изумрудом, обрамленным бриллиантами, в общей сложности никак не меньше двадцати карат. На левом запястье у нее болтался широкий изумрудный браслет, в котором каждый камень тоже был обрамлен бриллиантами, а на шее - такой же работы колье. Ничего подобного я еще никогда не видел. Колье состояло из восьми частей. В середине каждой из них находился крупный изумруд удлиненной формы, обрамленный орнаментом из листьев, усеянных бриллиантами. Впереди висел огромный каплевидный изумруд и два бриллианта в форме полумесяца, соединенных круглым камнем. В ушах у Хильды, разумеется, висели еще и серьги из каплевидных изумрудов, обрамленных бриллиантами. Все это вместе стоило наверняка многие миллионы. И все это Хильда нацепила на себя, лежа в постели, неухоженная и не подкрашенная. У нее была очень бледная кожа и красноватые глазки альбиноски. Черный парик слегка съехал на бок и обнажил ее почти совершенно лысый череп; поверх ночной кружевной рубашки она набросила застиранную светло-зеленую пижамную курточку. Она явно зябла. А я впервые здесь мог свободнее дышать. Температура воздуха в спальне, как и во всем доме, регулировалась кондиционером. В комнате сладко пахло цветами.
- И какое жестокое убийство, - добавила Бриллиантовая Хильда.
От Анжелы Дельпьер я поехал на такси сначала к Луи Лакроссу в его контору у Старой гавани, затем в "Мажестик" и лишь потом сюда, в западную, аристократическую часть города Ле Валлерг. Здесь у Хельманов была своя вилла. Шоферу достаточно было назвать фамилию владельцев, - он знал, куда ехать. Эта вилла принадлежала некогда одному из русских великих князей, поведал мне таксист. Она была окружена огромнейшим парком, а парк обнесен высокой каменной оградой, защищенной сверху стальными остриями и колючей проволокой, в которой, по-видимому, находились и провода электрической сигнализации. Из сторожки вышел привратник в белой ливрее. Таксист сделал ему знак открыть ворота. Но те не открылись. Из маленькой калитки в воротах, отперев ее ключом, вышел к нам слуга в ливрее и заявил, что такси не разрешается въезжать в парк и что мне придется выйти. Было без десяти одиннадцать, на одиннадцать я условился по телефону из конторы Лакросса о встрече с Хильдой Хельман. В конторе у грустного коротышки крутились сразу три вентилятора, и, тем не менее, дышать было нечем, Я еще рано утром позвонил Лакроссу и сообщил о совершенном на меня нападении и о происшествии с Николь Монье и Аланом Деноном, и он обещал что-нибудь выяснить.
- Итак?