Это-то и привело участников приема к вопросу об орудии убийства, о котором прокурор штата сказал, будто оно выброшено в залив. В общем-то, никто и не ожидал от полиции, чтобы она осушила море в поисках хлебного или какого-нибудь другого ножа - газеты попросту описывали орудие убийства как "большой кухонный нож", ссылаясь при этом на информацию, полученную в полицейском управлении или в офисе прокурора штата. Но, судя по тому, что я мог услышать в разговорах, почти каждому казалось очевидным, что нож соответствующего веса и размера, даже будучи брошен в воду и затонув, к этому времени был бы выброшен на берег, тем более что, как заметил один опытный рыбак, сегодня прилив начался в 12.59.
Я слышал, как итальянский живописец кому-то рассказывал на ломаном английском языке, как он летел из Неаполя в Италии через Рим в Нью-Йорк, затем в Майами, а оттуда в Неаполь во Флориде, поскольку лозунгом этого путешествия было "Из Неаполя в Неаполь", вы понимаете? Но открытие галереи ничего, кроме огромного разочарования, не принесло, и в основном из-за того, что его живопись оказалась слишком молодой и экспрессивной для почтенных Флоридских Неаполитанцев. И вот оттуда он приехал в Калузу. Сегодня вечером здесь собралось много приятных, отлично одетых людей с кучей денег в карманах, - и о чем все они говорят? Они обсуждают убийство! Хозяин уверял его, что это в высшей степени необычно, поскольку в Калузе вообще не бывает убийств. Итальянец закатил глаза и простонал:
- Почему он не выбирает другое время?
Сьюзен выглядела очень эффектно.
На ней была шелковая блузка белого цвета, схваченная у талии золотистым плетеным поясом, и длинная юбка в тон блузке. Золотистые сандалии, в ушах золотые серьги в виде больших колец, а на правой руке кованый золотой браслет. Ее волосы были собраны на затылке в узел и держались при помощи золотого гребня. В ней было нечто вкрадчивое и лживое, нечто древнее, греческое. Слегка надутые губы делали ее похожей на хитрого избалованного ребенка. Взгляд томных карих глаз скользил по публике равнодушно и одновременно завораживающе-притягательно.
Взгляды, которые она бросала вокруг себя, весьма отдаленно напоминали честный и прямой взгляд ее матери. Взгляд стал расчетливым, жестким. Она пользовалась им, чтобы создать атмосферу безрассудства: рот полуоткрыт в готовности выразить удивление или ожидание, а вдобавок к этому - чуть прерывистое дыхание. Моя дражайшая женщина флиртовала с возмутительным бесстыдством, а потом с негодованием все отрицала. Глядя через плечо Леоны, она встретилась взглядом с итальянцем, и когда в его глазах мелькнул огонек интереса, она его холодно проигнорировала, внезапно опустив веки и улыбнувшись улыбкой превосходства. Давным-давно, когда я встретил ее, мне захотелось затащить ее в постель именно потому, что она была так чертовски недоступна. Я хотел, чтобы она стонала подо мной и задыхалась от возмущения, взывала о помощи. Я вдруг осознал, что она все еще меня возбуждает. На ней не было лифчика, и блузка тесно обтягивала грудь; я поймал себя на том, что меня тянет заглянуть в вырез блузки…
Мы с Фрэнком пожали друг другу руки, и тут же завязалась неторопливая беседа. Фрэнк рассказал о событиях в конторе, произошедших после моего ухода, а Сьюзен сообщила Леоне о несчастном случае с Себастьяном. По правде говоря, в последнее время все, что бы она ни сказала, меня бесконечно раздражало, но этот ее рассказ о Себастьяне особенно возмутил меня. Мне показалось, что она использует смерть кота, чтобы вызвать сочувствие у собеседников или, что уж совсем непростительно, чтобы привлечь к себе внимание - как к человеку, сраженному тяжелой утратой. В общем, я частично слушал Фрэнка, частично Сьюзен, потом Леона принялась утешать Сьюзен, и вдруг где-то слева я услышал, как какая-то женщина обсуждает совершенные убийства. И мое внимание привлек вопрос, который она задала.
Она интересовалась, были ли изнасилованы Морин и обе девочки. Я подозревал, что она нарочно уводила разговор в лабиринты секса, но ее сосед намека не понял и добросовестно углубился в длинное исследование сексуальных преступлений, когда-либо совершенных в Америке. Он подкрепил свои выкладки статистикой количества убийств и случаев тяжких телесных повреждений, связанных с изнасилованием. Бенни Фрейд, адвокат по уголовным делам, которого я пытался навязать Майклу, как-то сказал мне: "Мэтт, никогда не бывает никаких загадок. Есть только преступления и их мотивы".
Похоже, единственного, чего у Майкла Парчейза не было, - так это мотива. Я попытался вспомнить, что он рассказывал сегодня днем. Пока вокруг жужжали, так и сяк обсуждая убийства, пока Фрэнк рассказывал о визите агента по вопросу оценки наследства покойного клиента, пока Сьюзен пыталась объяснить, что за увечья повлекли за собой смерть Себастьяна, - я старался воспроизвести в памяти - предложение за предложением - весь мой с Майклом диалог. Я смог припомнить суть нашей беседы и многие детали, но дословно я воспроизвел только отрывки - а я был уверен, что очень важно вспомнить все, что он говорил, если намерен узнать в точности, что же произошло на самом деле.
Он сообщил, что именно Морин была той женщиной, которая ему позвонила; что она хочет с ним встретиться и попросила приехать к ней домой. Она назвала его сестер маленькими девочками, да, точно, именно так он и выразился - что маленькие девочки и Морин, все трое, были там. Но с какой стати она сообщала все это? Или она сделала это для того, чтобы убедить его, что она одна, если не считать детей? Может, потом она добавила, что Эмили и Ева уже спят - намекая тем самым, что горизонт чист?
"Она была напугана".
"Почему?"
"Она… она не знала, что ей делать".
"В каком смысле?"
"Не знаю".
У Майкла Парчейза была весьма своеобразная манера не знать и не помнить. Он смог в деталях описать вышитую розетку на ночной рубашке, но при этом никак не мог вспомнить, почему схватил кухонный нож и погнался за своей мачехой в спальню. Поцеловал ее. "Я обнял ее и поцеловал". Может, он пытался признаться мне в том, что изнасиловал ее? Может, именно это он и старался забыть - что был вынужден убить ее, потому что прежде изнасиловал? Но ведь он уже говорил мне, что не насиловал Морин, и, похоже, был искренне потрясен, когда признался в том, что поцеловал ее. "Он была женой моего отца, а я ее поцеловал!" Юренбергу он сообщил только, что крепко обнял ее - так что, возможно, он постепенно подводил нас к истине: "Я сжал ее в объятиях, я поцеловал, я изнасиловал ее, да!"
"Ты поцеловал ее, когда она уже была мертва?"
"Да".
В этом случае, предположив, что слово "поцеловал" было не чем иным, как более мягким выражением ужасного, можно было понять, что Майкл Парчейз не отправился в полицию. Возможно, он и был тем, кем назвал его Джейми, - чудовищем.
"Эмили ты тоже поцеловал?"
"Нет, только мою мать".
"Свою мать?"
"Морин".
У меня отпало всякое желание продолжать дальнейшие исследования. Поэтому я полностью отключился от нашего с Майклом разговора - так же, как и от всех этих разговоров об убийстве. Наш хозяин беседовал с итальянцем, улещивая его и утверждая, что открытие галереи прошло просто замечательно.
Хозяйка уже звала нас к столу.
Домой мы вернулись без двадцати двенадцать. Я заглянул к Джоанне, увидел, что она крепко спит, и прошел к себе в кабинет, чтобы прослушать автоответчик. Первый звонок был от клиента, для которого я недавно составил завещание. Он сообщил, что его сын был арестован за ведение мотоцикла со скоростью девяносто миль в час в сорокамильной зоне. Я пометил себе на календаре позвонить ему утром и снова включил аппарат. Следующей была Карин Парчейз. Она оставила свой номер телефона и просила, чтобы я срочно перезвонил ей. Если судить по тому, что Джейми рассказал Юренбергу, его дочь последние три года проживала в Нью-Йорке. Однако ее телефонный номер был явно калузским. Я тут же набрал его.
- Отель "Калуза Бэй", добрый вечер, - послышался голос в трубке.
- Будьте добры, попросите мисс Карин Парчейз, - сказал я.
- Одну минуту, сэр.
Я ждал. Слышно было, как на другом конце линии звонит телефон. Я принялся считать звонки. Я уже собрался повесть трубку, когда послышался женский голос:
- Алло?
- Мисс Парчейз?
- Да.
- С вами говорит Мэттью Хоуп.
- О, здравствуйте, мистер Хоуп. Я ждала вашего звонка, а сколько сейчас времени? Я была в душе, куда же я положила свои часы? Без четверти двенадцать - это не слишком поздно? Мне бы хотелось встретиться с вами. Вы не могли бы подъехать сейчас? Это так важно…
- Ну…
- Номер четыреста первый, - перебила она. - Нельзя ли минут через десять? Я буду ждать. - И с этими словами она повесила трубку.
Глава 12
Карин Парчейз, высокая, гибкая, была одета в полосатый восточный халат, застегнутый до горла, с разрезами по бокам. Голубые глаза ее были подкрашены синим, а влажные волосы были закутаны полотенцем под цвет халата. Открыв дверь, она проговорила:
- Входите, как вы быстро добрались, - глотая слова так, что они слились в одно приглашение-наблюдение. Она повернулась и стремительно прошла в комнату, прикрыв за собой дверь.
Она очень походила на своего отца. Те же светло-голубые глаза и изогнутые брови, такой же выступающий вперед нос и тонкие губы. Но, кроме всего этого, в ее хрупкости было нечто чисто женское: широкие рукава халата скрывали тонкие руки, в боковых разрезах халата мелькали стройные ноги.
- Не хотите ли выпить? - спросила она. - Немного коньяку? Мятного ликера?
- Коньяк, если можно, - попросил я, и, к моему удивлению, она тут же подняла трубку телефона, чтобы сделать заказ. Позже я сообразил, что молодая женщина, путешествующая в одиночку, обычно не отягощает свой чемодан комплектом напитков. Я чувствовал себя неотесанным увальнем. Холодная самоуверенность Карин Парчейз вызывала неловкость: она была еще слишком юной. Какой возраст назвал тогда Джейми? Двадцать два?
- Говорит мисс Парчейз из номера четыреста первого, - сказала она в трубку. - Пожалуйста, пришлите в номер коньяк и "Гранд Марнье", - она посмотрела на меня, - "Курвузье" подойдет?
- Да, - ответил я.
- Пусть будет "Курвузье", благодарю, - сказала она, повесила трубку и сразу добавила: - Я обо всем прочитала в "Пост", эта газета выходит в Нью-Йорке. Вам она знакома? Там было сказано, что мой брат признался в убийстве Морин и девочек. - Она покачала головой и достала сигарету из пачки, лежавшей на туалетном столике. Прикурив, она продолжала: - Из Нью-Йорка есть рейс в пять сорок пять. - Она погасила спичку, выдохнула струю дыма. - Я прилетела в начале одиннадцатого и позвонила вам сразу же, как только очутилась в номере.
- Почему именно мне?
- В газете говорилось, что Майкла представляете вы. Разве не так?
- Более или менее.
- Как вас понимать, мистер Хоуп?
- Это значит, что, похоже, ваш брат не желает, чтобы его интересы представлял кто-либо.
- Я люблю своего брата, но он кретин…
- Примерно так я ему и сказал.
- Он не совершал этих убийств.
- Он утверждает обратное. Я присутствовал, когда он делал свое заявление полиции.
- Мне наплевать, что он говорил в полиции, - заявила Карин. - Мне известно другое.
- В ваших словах чувствуется убежденность.
- Потому что так оно и есть, - сказала она и поднялась, чтобы взять со стула у окна кожаную сумочку. Она порылась в сумочке и достала оттуда белый конверт стандартного размера. - Я получила это письмо от Майкла на прошлой неделе, - сказала она. - Мне кажется, вам следует это прочесть.
Письмо было адресовано мисс Карин Парчейз на ее адрес в Сентрал-Парк-Уэст. Обратный адрес Майкла был указан в верхнем левом углу конверта. Я открыл конверт и вытащил из него четыре отпечатанных на машинке листа. В листки был вложен еще один конверт цвета овсянки. На втором конверте от руки был написан адрес Майкла в Бухте Пирата. На конверте стояли инициалы Б. Дж. П.
- Это от моей матери, - заметила Карин.
- Которое мне следует прочесть в первую очередь?
- Письмо Майкла. Там имеется ссылка на ее письмо.
Я снял со стула сумку Карин, поставил ее на пол, уселся и только начал читать письмо, как в дверь постучали. Карин пошла открывать. Вошел посыльный с подносом, на котором были два бокала, два стакана с водой и счет.
- Добрый вечер, - поздоровался он.
- Добрый вечер, - отозвалась Карин. - Поставьте на туалетный столик, пожалуйста.
Он опустил поднос. Карин едва взглянула на счет. Она дала чаевые, поставила подпись и сказала:
- Благодарю вас.
- Спасибо, мисс, - поблагодарил посыльный. Он не хотел встречаться со мной взглядом. Стояла глубокая ночь, леди была одета небрежно и, кроме того, заказала в номер напитки для двоих. Посыльный понимал толк в любовных свиданиях. Недаром он прожил на свете целых девятнадцать лет и уже начал отращивать усы. Пятясь, он вышел из номера. Карин прикрыла и заперла за ним дверь. Она вручила мне мой "Курвузье", вернулась к столику за своим бокалом и присела на ручку кресла.
- Можно, я буду читать через ваше плечо? - спросила она.
- Да, конечно.
На письме стояла дата - 25 февраля, среда.
"Дорогая сестренка!
Не знаю, что мне делать с этим последним письмом от мамы. Как видишь, она снова пытается повесить на меня свои проблемы с папой. На этот раз - потому что он прекратил выплату алиментов. Я не знаю, какого черта ей от меня надо, действительно не знаю. Сам я живу на катере папы. Она что, хочет, чтобы я отправился к нему и потребовал, чтобы он снова начал платить алименты? Он наверняка вышибет меня с катера, а я не могу сейчас себе этого позволить, так как коплю деньги на обучение. Во всяком случае, Кар, я даже не уверен, что в этом случае согласен с мамой.
Он уже восемь лет как женат на Морин, у него другая семья и другая жизнь. Единственное, что его связывает с мамой, это чеки, которые он посылал ей каждый месяц. Прошлой ночью я долго беседовал с Морин. В основном о моей учебе, но и об алиментах тоже. Кар, это было очень тяжело для папы. Он работал еще больше, чем раньше, ходил на работу даже по средам, хотя это его выходной. Выключал телефон и занимался бумагами, до которых не мог добраться в течение недели.
Морин рассказала мне, что в прошлом году они только раз съездили в отпуск - в Монреаль на неделю. А ты знаешь папу, он любит ездить в отпуск. Но здесь он берет всего неделю, а ты знаешь так же, как и я, что прошлым летом мама провела шесть недель в Италии и на Рождество ездила в Австрию на две недели. По договору она получила двести тысяч долларов и имеет с этого капитала проценты. Если бы она их вложила во что угодно, она получала бы железные восемь процентов в год. Хотел бы я получать такие деньги, ничего не делая, а только оставаясь в живых. Кто-то наверняка страдает. Кар, но, во всяком случае, не мама, и я на самом деле думаю, что папа имеет полное право послать ее к черту. У него своя жизнь, и он хочет жить, не имея никаких связей с женщиной, о которой он даже не вспоминает.
Я хочу сказать, сестренка, что мама проделывает один и тот же номер уже в течение десяти лет, и в письме, которое я прилагаю, - все то же самое. Я безумно ее люблю и все на свете для нее сделаю, я действительно так чувствую. Но отчасти это из-за того, что она постоянно вселяла в меня чувство жалости к ней, разыгрывая безутешную престарелую одинокую женщину, а ведь ей всего сорок два! Я не знаю, что мне делать, Карин, действительно не знаю. Наверное, я позвоню ей и попрошу ее бросить все это и оставить наконец папу в покое, ради всего святого! Но с другой стороны, я боюсь, что она начнет кричать, а я всегда теряюсь, когда она в истерике. Сестренка, пожалуйста, прочти ее письмо и дай мне знать, что, по твоему мнению, мне следует предпринять. Возможно, я позвоню ей прежде, чем дождусь от тебя ответа, потому что ты же знаешь маму, она впадает в неистовство, как только ей кажется, что ею пренебрегают.
Целую, Майкл
P. S. Двенадцатого марта у Морин день рождения. Было бы здорово, если бы ты отправила ей открытку".
- Что скажете? - спросила Карин, соскользнув с ручки кресла.
- Я хотел также прочесть письмо вашей матери.
- Самое главное - письмо Майкла, - сказала она. Она уже стояла у столика, достала из пачки новую сигарету и прикурила. - Похоже это на человека, который собирается совершить убийство?
- Совершенно не похоже.
На другом конце комнаты Карин уселась в кресло перед телевизором. Цель была достигнута, ее лицо выражало самодовольство: она не зря прокатилась в Калузу, она вручила адвокату своего брата документ, который наверняка спасет жизнь брату. Я вытащил из конверта письмо ее матери и развернул его. Посередине страницы стояли инициалы Б. Дж. П. По краю листа бумаги шла коричневая полоска. Бетти Парчейз пользовалась темно-коричневыми чернилами. На листке стояла дата - 21 февраля, суббота. Без сомнения, Майкл получил его в начале прошлой недели и тут же написал своей сестре, в среду, двадцать пятого, за четыре дня до убийства!
"Дорогой Майкл.
Как я тебе уже говорила по телефону, пошел второй месяц, как твой отец уклоняется от выплаты алиментов. Предполагается, что он посылает мне чек пятнадцатого числа каждого месяца, значит, пятнадцатого числа я должна держать его в руках. Чек на 2.500 долларов. Сегодня уже 21-е. Я подождала, прежде чем позвонить тебе, потому что хотела удостовериться, что чек не пришел с утренней почтой. Так вот - его там не было.
В прошлый раз, в январе, когда чек так и не появился, я говорила с твоим отцом, и он сказал, что не собирается мне больше платить. Майкл, теперь я в этом уверена. Это значит, что мне придется обратиться в суд и потратить кучу денег, чтобы получить то, что причитается мне по праву, в то время как он вместе со своей Златовлаской купается в роскоши. Майкл, я хочу, чтобы к нему отправился ты - меня он не захочет слушать. Скажи ему, что платить мне каждый месяц - его долг. Он захотел свободы, и я ее предоставила, но при этом он подписал соглашение, которое обязан выполнять. Майкл, когда-то я была его женой. Похоже, он об этом забыл.
Похоже, он забыл и о том, что, когда он учился, я работала и приносила домой деньги. И теперь мне кажется, я вправе рассчитывать на небольшую часть его дохода. Я скромная женщина, Майкл, и не предъявляю чрезмерных требований. Мне бы хотелось, чтобы ты с ним увиделся и попросил выслать мне деньги. Я бы это оценила, сынок. Пожалуйста, позвони мне, когда получишь это письмо, так как я хочу знать, собираешься ты помочь мне или нет.
С любовью, мама".
Я сложил письмо, вложил обратно в конверт, взял бокал и отхлебнул глоток коньяку.
- Майкл ей позвонил? - спросил я.
- Да.
- Откуда это известно?
- Я получила письмо…
- Когда это произошло?
- В субботу утром. Я сразу же позвонила своей матери. Она сообщила мне, что уже говорила с Майклом и он отказался выполнить ее просьбу.
- Каковы были ее дальнейшие планы?