Зеваки с теткой в белом халате замолкли и внимали происходящему с открытыми ртами. А из здания уже валил народ, едва ли не разбегаясь в разные стороны.
Димин взгляд упал на нас с Катькой.
- Сука! Убить тебя мало! - прошипел он, непонятно, к кому обращаясь.
Первой приехала не "скорая" и не друганы-товарищи, а милиция, которая быстро взяла дело в свои руки. Милиции вообще понаехало видимо-невидимо, потом стала активно подтягиваться братва (такой вывод я сделала, исходя из внешнего виду молодцев, стриженых у одного парикмахера) и заполнила все прилегающие к лаборатории улицы своими навороченными машинами. Вообще-то я не совсем понимала, зачем вызывать "скорую" в медицинское учреждение… Но потом мне стало ясно: приехала реанимационная бригада, которая через пару минут вынесла на носилках Лешку. Мы с Катькой, вцепившейся мне в руку, рванули к нему.
- Гражданочка, гражданочка, вы куда?! - возопил молоденький сержант, пытаясь меня сдержать.
- Это папа! - сообщила ему Катька истеричным тоном, с ужасом глядя на вздымающуюся на Лешкиной груди простыню.
Тут подул ветерок, и простыню откинуло в сторону. В такт биения сердца у Лехи в груди колыхался нож.
Радовало только одно: Лешка был жив. По крайней мере, пока.
Глава 3
Далее последовала пренеприятнейшая процедура объяснения с органами, которые в первые мгновения были готовы заподозрить и меня, и даже десятилетнюю Катьку во втыкании ножа в бывшего мужа и отца. Я не позволила допрашивать дочь отдельно, хотя кто-то из оперов и желал это сделать. Не знаю, разрешено такое по закону или нет, но здесь я проявила твердость.
Наше любопытство тоже удовлетворили, в особенности после свидетельских показаний кого-то из врачей, прибежавших на вопль медсестры, первой обнаружившей тело в одной из лабораторий. Лешка успел сказать врачу: "Хаби - гад", после чего потерял сознание.
- Давно следовало ожидать, - кивнул опер. - А то слишком долго затишье длится. Мы даже беспокоиться начали, что нефтяной рынок у нас давно не делили.
Я непонимающе уставилась на милиционера, потом спросила, кто такой Хаби.
- Это же ваш муж нефтью торгует, не моя жена, - заметил опер. - Неужели не знаете его главного врага и конкурента?
- Он с нами не живет уже двенадцать лет, - встряла Катька.
Опер перевел взгляд на мою дочь, о чем-то задумался, потом глянул в свои бумажки и непонимающе пробормотал:
- Так тебе же десять.
Ну, Катька и ему выдала историю нашей семьи, только с гораздо большим числом подробностей, чем зевакам на улице, и с большим числом комментариев. Я узнавала цитаты из дедушки Вити и дедушки Вовы и не знала, плакать мне, смеяться или просто краснеть. Опер же слушал с повышенным интересом, что-то записывал, к нам подключились еще двое и тоже стали внимательно слушать, наверное, памятуя о том, что устами младенца глаголет истина. Катька была в ударе. Она вообще любит поболтать на публику (это у нее от бабушки-партработницы), а уж перед мужчинами готова выделываться по полной программе (это у нее от дедушки со стороны отца, тот, правда, предпочитал женское общество). Наконец она выдохлась и попросила пить. Ей тут же принесли. Я же устало спросила, будет ли Лешка жить.
- Все зависит от того, что повреждено. Если не умер сразу - шанс есть и неплохой.
- А почему нож тут не вынули? - поинтересовалась я.
Мне пояснили, что нож в данном случае выполняет функцию тампона и сдерживает кровотечение. Поэтому людей с застрявшим в теле холодным оружием, как правило, пытаются довезти до операционной, его не вынимая.
- Так что же произошло? - настала моя очередь задать милиции все интересующие меня вопросы.
- Это мы хотели бы услышать от вас, - ответили мне, после чего нас на пару с Катькой заставили пройти весь наш путь с момента забегания в здание.
Я мгновенно заблудилась, Катька же показала, под какой лестницей ей удалось спрятаться и как она там сидела, пережидая, пока папа с "дядей" Димой пронесутся мимо, а потом тихонечко выбралась и тем же путем отправилась на улицу, потому что "мы с мамой всегда встречаемся у выхода".
- А вы все-таки где были?
Я рассказала, как взбежала по первой лестнице, идущей от главного входа, потом прошла по второму этажу вправо, в конец, там поднялась на третий по другой лестнице, побегала по третьему этажу, поднялась на четвертый, затем… Все переходы теперь казались мне похожими.
- А в лаборантской были? - спросил допрашивавший меня опер, который вел записи.
- Нет, ни в какие комнаты не заходила. Бегала только по коридорам и лестницам.
Другой милиционер предложил нам проследовать за ним.
- Не надо бы Катю туда вести, - пролепетала я, уверенная, что нас поведут на место трагедии.
- Не волнуйтесь. Ребенку мы ничего не покажем. Пойдемте.
Вскоре мы оказались на лестнице, где, как мне сказал тот самый парень в медицинском халате, внизу закрыт вход. Я, разумеется, поведала милиции о встрече, показала место, где мы с ним столкнулись, а потом вдруг вспомнила про кровь у него на правой руке…
Увидев выражение моего лица, милиционеры поняли, что ко мне пришло осознание, и попросили очень подробно описать парня.
- Придется проехать к нам и сделать фоторобот, - наконец заявил один из них.
- Хочу в "Баскин Роббинс", - встряла Катька.
- Чуть-чуть попозже, - ответили ей.
Я все-таки попросила показать мне место, где на Лешку было совершено покушение.
Лаборантская находилась на втором этаже, это была первая дверь направо от входа с лестницы.
- По всей вероятности, вашего мужа специально ждали, - сказали мне. - Кто еще, кроме вас, знал, что он сегодня будет в этом учреждении?
Я пожала плечами. Могла назвать Диму, фамилии которого не знала, своего отца и свекра, безвылазно сидящих на даче. Насчет Надежды Георгиевны никаких версий не имела, но мать, по моему мнению, не могла желать зла своему единственному сыну. Она, кстати, никогда не сомневалась, что Витька с Катькой - ее родные внуки и все время находила в них свои черты.
- Почему Алексей Владимирович вдруг решил установить свое отцовство? - заинтересовались милиционеры.
- Это надо у него спрашивать.
- Но вас его желание не удивило? - не отставали от меня.
Удивило, ответила я, но мне было все равно, так как я не сомневалась в результате анализа.
- Почему вы согласились?
- Чтобы отстал. Если он втемяшит себе что-то в голову, от него не отвяжешься, пока не сделаешь так, как он хочет.
- Не очень-то вы жаловали пострадавшего, - заметил допрашивавший нас с Катькой опер. - А ведь нефтяной король как-никак. Такие мужья на дороге не валяются.
- Предпочла бы его никогда не видеть, - ответила я. И это было правдой.
Глава 4
Домой мы с Катькой приехали только вечером, усталые и голодные, хотя милиционеры и угостили нас бутербродами. Мужики никак не могли успокоиться, увидев, на чем ездит жена нефтяного короля, а узнав, где мы живем с детьми и моим отцом, долго качали головами.
- Я - бывшая жена, - как мне надоело повторять одно и то же! - И Лешке всегда было плевать и на меня, и на детей. Если бы не Надежда Георгиевна, мы бы не видели вообще ничего из нефтяных денег.
- Но ведь если он умрет, ваши дети становятся наследниками огромного состояния, - напомнил настырный опер.
Мне он порядком надоел, поэтому я решила окрыситься и поинтересовалась, не считает ли он, что это я специально заманила бывшего мужа в лабораторию, чтобы он удостоверился в своем отцовстве, и воткнула нож ему в грудь.
- Нет, идея, как мы проверили, исходила от него, - сообщили мне (а разговор проходил уже после составления фоторобота в кабинете настырного опера, где сидели еще трое). - И вы действительно с ним не встречались больше двух лет. Да и выкидной финкой, наверное, не смогли бы воспользоваться.
- И на том спасибо, - сказала я, подумав, что подобные ножички видела лишь в фильмах, а сама в руках никогда не держала.
Опер посмотрел на меня внимательно, потом извлек из своего захламленного стола какую-то папку, порылся в ней и разложил передо мной веером несколько фотографий, сделанных в разных местах. Не было только стандартных - в фас и в профиль, - хотя, по его мнению, теперь появилась надежда, что и они вскоре присоединятся к коллекции. На всех был изображен "медик", с которым я встретилась на лестнице: развлекающийся в сауне с очаровательными юными леди, за столом в ресторане с отталкивающего вида друзьями, пьющий пиво в одиночестве на фоне какого-то собора, явно заграничного.
- Вам крупно повезло, - сказал мне опер. - Ну, может, потому, что у этого типа имеется одна слабость: женщины. Но все равно будьте осторожны. Я на всякий случай оставлю вам свою визитку. Если вдруг появится на горизонте - звоните немедленно.
- Как его хоть зовут? - устало спросила я.
Присутствующие в комнате дружно засмеялись.
- Как зовут сейчас, сказать затруднительно. Изначально был Виталием Суворовым. В последний раз, когда мы выходили на его след, - Владиславом Суриковым. То есть всегда инициалы В. С. Он носит, не снимая, на правой руке перстень с таким вензелем.
- Понятно, - сказала я, вставая.
Самый старший по возрасту мужчина в кабинете, сидевший напротив того, которому поручили мое дело, внезапно задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Странно, что Суворов не убил с одного удара. На него не похоже.
- Ну, у всех случаются осечки, - заметил третий, находившийся в комнате. Четвертый кивнул.
На меня больше не обращали внимания, обсуждая, как повезло моему бывшему и что же сегодня случилось с господином Суворовым, любителем ножей и женщин. Оказалось, что он в состоянии бросить свое любимое холодное оружие на десять метров из любого положения и попасть точно в сердце. Или на этот раз он слишком торопился? Я не стала ждать продолжения дискуссии, да и меня, пожалуй, тут больше не желали видеть.
Уходя, я заметила среди множества бумаг на столе самого старшего мужчины один из своих шедевров под названием "Маньяк и принцесса" с закладкой где-то посередине. Неужели и в милиции читают то, что я кропаю поздними ночами? Или это вещдок?
Интересно было бы узнать мнение представителей компетентных органов о собственных опусах, но я постеснялась представиться. Хотя, может стоило попросить у них материала для будущих шедевров?
* * *
Катьку и себя я накормила тем, что вчера привез Лехин телохранитель по его приказу.
- А это что за бутылки? - спросила дочь, уставившись на помойное ведро.
Я пояснила.
- С закручивающимися крышками, - отметила Катька. - Для сока пойдут. Скоро смородина созреет. - Катька у меня не по годам хозяйственная и уже здорово мне помогает. С другой стороны - опять гены. У моей мамы тоже была такая страсть к домашним заготовкам. Но сейчас мои мысли занимала совсем не обработка будущего урожая.
Не успела я помыть посуду, как раздался телефонный звонок. К нам в гости собиралась Надежда Георгиевна.
- Готовься встречать бабушку, - сказала я Катьке.
Она появилась довольно быстро, так что я могла сделать вывод: звонила она из машины. У свекрови имелся верный шофер, который возил ее еще в советские времена, правда, теперь он из "волги" переместился в "вольво". Надежда Георгиевна, в отличие от сына, шофера на улице не бросала и относилась к нему трепетно.
- Коля в комнате посидит, телевизор посмотрит, - безапелляционно было заявлено мне.
Мы с Колей были давно знакомы, он мне кивнул и отправился туда, куда сказала начальница. Свекровь без приглашения проследовала на кухню.
- Катенька, пойди телевизор посмотри с дядей Колей, - просюсюкала она внучке.
- Не пойду, - последовал ответ.
- Катя, если взрослые говорят… - тон тут же изменился.
- Все равно не пойду.
- Оля, как ты ее воспитываешь?! Что ты ей позволяешь?! - Надежда Георгиевна перешла на вопль.
- Давайте оставим тему воспитания на потом, - ответила я, наверное, излишне резко. - Я устала. И она устала. Да и вы тоже. Лучше скажите, как там Леша?
Поняв, что ей с нами больше делать нечего, а я намерена в самое ближайшее время отправить бабушку по месту прописки, Катька удалилась сама и стала что-то обсуждать с дядей Колей. Мы с Надеждой Георгиевной остались на кухне вдвоем.
Оказалось, что бывшему мужу сделали операцию и сейчас он находится в реанимации. К счастью, лезвие не задело не только сердце и его оболочку, как боялись врачи, а вообще ничего жизненно важного, поэтому жить Лешка будет. "Если, конечно, не добьют в больнице", - почему-то подумала я, но вслух мысль озвучивать не стала. Неизвестно, как бы свекровь отреагировала на подобное заявление, а мне ругаться с ней не хотелось. Да и жалела я тетку: Лешка - ее свет в окне.
Но Надежда, словно подслушав, объявила, что в больнице рядом с палатой реанимации службой безопасности "Алойла" установлено круглосуточное дежурство. Завтра Лешку из реанимации должны перевести в обычную палату (то есть "люкс"), там дежурить будет гораздо проще и удобнее. Она уже со всеми в больнице, милиции, прокуратуре и где там еще требовалось, договорилась, а службе безопасности дала соответствующие указания.
Затем меня в подробностях расспросили о случившемся, окуривая папиросами без фильтра. Меня всегда поражала эта ее привычка. Ладно, если бы Надежда Георгиевна была какой-нибудь диссиденткой, в советские времена работала не на родную партию, а на радио "Свобода" и закалялась в борьбе с агентами КГБ, продавая секреты агентам ЦРУ. Так нет же! Почему-то в моем сознании создаваемый ею образ больше соответствовал врагу пролетариата, ругавшему на кухне существующий строй (в советские времена), а затем вставшему на путь демократии и активно ее защищавшего. Эта тетка не примкнула к демократам, порвала с коммунистами, в политической жизни города и страны не участвовала, а только активно занималась бизнесом. Ну и любимым сыном, конечно.
- Ему кто-то угрожал? - робко спросила я у свекрови, когда та закончила свой рассказ.
- Олечка, детка, ну неужели ты не знаешь, что такое современный бизнес, в особенности нефтяной? Хотя бы догадываться-то должна, что по лезвию бритвы ходим.
- Я была уверена, что у вас со всеми все улажено.
- Улажено. Конечно, улажено… Да не всегда возможно обойти все острые углы.
Надежда Георгиевна тяжко вздохнула и спросила, есть ли у меня водка и шарахнула полстакана, как воду, закусив хлебной горбушкой. От прочей еды отказалась.
Я ожидала продолжения. Не вдаваясь в детали, она рассказала, что в настоящий момент в городе действуют две крупные нефтяные корпорации, есть еще всякая мелочь, которая большой роли не играет. Кого-то пустили в область, и они сейчас там ставят бензоколонки, но Питер поделен, можно сказать, на две равные части. И Надежде Георгиевне с Лешей, и другой семейке, контролирующей вторую корпорацию, это не нравится (конечно, и те, и другие жаждут сами управлять всеми нефтяными потоками). Но две семьи долго сохраняли нейтралитет. Сегодня ситуация изменилась.
- Вы уверены, что это вторая семья наняла киллера? - спросила я.
- Конечно, - свекровь смотрела на меня, как на полную идиотку. - И не только я, а даже все менты, не говоря уже о сотрудниках нашей компании. Началась война.
Надежда Георгиевна тяжко вздохнула.
- И что вы собираетесь делать дальше? - опять робко спросила я.
Она внимательно посмотрела на меня, выпуская изо рта сизый дым, а потом заявила безапелляционным тоном, что намерена вводить меня в руководство "Алойла".
- Нет! - непроизвольно вскрикнула я так, что из комнаты тут же прибежала Катька, оторвавшись от мультфильма, который смотрела вместе с дядей Колей. Бабушкиного шофера дочка обожала и знала, что у него есть две внучки - одна старше ее, другая младше. Николай любил возиться с детьми и всегда сажал Катьку на колени, шушукался с нею, рассказывал ей любопытные истории. Поэтому она ждала приезда бабушки с радостью, уверенная, что также появится и дядя Коля.
- Мамочка, что случилось? - Катька посмотрела обеспокоенными глазами вначале на меня, потом на бабушку.
- Все в порядке, зайчик, - Надежда Георгиевна изобразила специальную улыбку, предназначенную только внукам. - Иди к дяде Коле. Нам с мамой надо поговорить.
Но Катька не собиралась уходить, вместо этого устроилась на табуретке. Бабушка позвала Николая, которому минут через десять все-таки удалось уломать ее внучку пойти досмотреть мультфильм. Я во время этого процесса обдумывала последние слова Надежды Георгиевны.
- А почему бы и нет? - невозмутимо сказала она, когда Катька с Николаем нас наконец покинули. - Захочешь - научишься. Ты же не дура. Я помогу, пока жива. И ведь Лешку надо на кого-то оставлять, когда помру. Более надежных рук, чем твои, я не знаю. А там и детки подрастут. Отправим их учиться в Англию, или еще куда-нибудь. Потом тоже введем в руководство компании. А за ними опять же глаз да глаз нужен. Кто, кроме тебя, сможет им посоветовать, что делать? Кто примет их интересы близко к сердцу? Как свои собственные?
- А если Алексей женится еще раз?
- Не женится - я не позволю. Да и сам он прекрасно понимает, что жениться не к чему. Ну, если только снова на тебе, Я ему об этом, кстати, уже больше года твержу.
- О чем? - почти шепотом произнесла я, не веря в услышанное.
- О том, чтобы снова с тобой расписался, - невозмутимо повторила Надежда Георгиевна. - Лучшей жены он все равно не найдет. Тем более, ты - мать его детей.
- Но ведь другая женщина тоже сможет родить ему детей, - заметила я, откровенно признаться, так пока и не разобравшись в Надеждиных целях.
Моя свекровь никогда ничего не делала просто так. Если она решила снова поженить своего сына и меня - значит, это зачем-то нужно. Да, в последние годы у нас с ней установились ровные отношения без любви или ненависти. Мы принимали друг друга такими, как есть, она многое сделала для меня, а я никогда не ограничивала ее в общении с внуками, которые были ее второй и третьей любовью после единственного сына. Я не настраивала ее сына против нее, ничего не требовала ни для себя, ни для детей, с благодарностью принимая то, что она давала. В конце концов, можно сказать, я приютила ее бывшего мужа, обстирывая и не давая спиться на пару со своим отцом. Благодаря мне, Петрович чувствовал, что он кому-то на старости лет нужен. В общем и целом я приняла условия ее игры.
- Лешка больше не может иметь детей, - заявила Надежда, глядя мне прямо в глаза. - У него был сифилис, гонорея - дважды, трихомонады находили не помню сколько раз, и еще куча всякой дряни. Естественно, все это и сказалось.
Затем она поведала мне, что лично ее смутило слишком большое количество дамочек, объявлявших Лешке о своих намерениях сделать его отцом. Я заметила, что это не должно казаться странным: почему бы не родить от нефтяного короля, тем более холостого. Ведь о существовании меня и детей мало кто знал.