Светлана обратила в полумраке комнаты внимание на черные пятна на простыне, на подушках, разбросанных по кровати:
– Что это?
Тимур проследил ее взгляд:
– Кровь.
Сейчас кровь воспринималась Светланой как явление само собой разумеющееся. Светлана почувствовала, что у нее горят огнем плечи и горит огнем грудь. Светлана покосилась на свою грудь – та была в крови. Но кровь не пугала и даже не смущала Светлану… Женщине было так хорошо. Она ведь только что родилась в этот мир и издала первый крик. И прозрела… Она поняла со всей ясностью, что такое любовь…
А у Тимура были расцарапаны плечи.
Невидящим взглядом он смотрел в потолок и отдыхал.
Возбужденное дыхание его еще не улеглось. Светлана видела, как хищно расширяются его ноздри. Ей все больше нравился этот загадочный мужчина, – про которого она ничего не знала, да, пожалуй, и не хотела знать… Главное, что он был и что был он рядом, и что был горяч, как печка.
Поднявшись на локте, Светлана поцеловала Тимура в висок:
– Ты замучил меня чуть не до смерти. Я чувствую, что буду жить теперь сто лет.
Он улыбнулся в полумраке:
– Я отдохну немного. И минут через десять ты скажешь, что будешь жить лет двести.
Светлана тихо засмеялась и положила голову ему на грудь:
– Кто ты? Я ничего о тебе не знаю…
Она не видела, как он досадливо скривился:
– Считай, что спортсмен.
Светлана вдруг пожалела его:
– Ты же не выспишься. Как будешь завтра?
– Высплюсь. У меня только после полудня.., встреча с тренером.
Они минут пять лежали молча. Светлана вдруг покосилась на обрывки своей одежды:
– Кофточку жалко. И юбку. Она мне очень нравилась.
– Мне тоже, – Тимур спустил руку с кровати, пошарил в темноте на полу, поднял брюки; вытащил что-то из кармана и бросил на подушку. – Не пойми меня только превратно…
– Что это? – покосилась Светлана на подушку.
– Пара тысяч баксов. Тебе хватит, чтобы купить себе что-нибудь нарядное…
– Деньги? – женщина изменилась в лице. – Ты решил мне заплатить? Но я же…
– Брось… Не делай из этого проблем. Я порвал у тебя что-то – считай, я заплатил штраф.
– Но я же не проститутка!..
Он захохотал:
– Но я же даю тебе не двадцать долларов. Давай договоримся: ты – моя женщина…
Светлана молчала минуту, потом улыбнулась:
– Хорошо… – такой вариант ее устраивал. Виктория Макарова, 2 часа 20 минут ночи, 24 марта 1996 года, у себя дома
Виктория вернулась в комнату и помогла Ольге Борисовне раздеть и уложить старика. По старой конспиративной привычке он уже включил радио погромче, чтобы сделать невозможным прослушивание.
– Что там творится, девочка? – спросил он ее домашним голосом.
Виктория, с которой сошел налет официальности и показной бодрости, ответила ему таким же семейным тоном:
– Не знаю, дедушка, нельзя понять, кто какую игру затеял. И, чувствую, это сложно не только для меня.
То, что арестовали Глушко, возможно, еще ничего не значит…
Дед ласково взял ее за руку:
– Что тебя беспокоит, давай разберемся?
– Дело в том, что Кожинов ожидал каких-то событий именно вокруг фигуры Смоленцева, причем беспокойство и интерес проявил совсем недавно.
– Интересно, и в чем это выражалось?
– По его заданию я вела наружное наблюдение за Смоленцевым в день убийства.
– Надо же, какой прозорливый! – похвалил старик. – И что интересовало Кожинова?
– Контакты. Он все время повторял мне про них…
Значит, он пытался отследить какие-то нежелательные или опасные связи Смоленцева.
– Это еще ни о чем не говорит, девочка, – вздохнул Прокофий Климентьевич. – Он мог получить сведения о том, что на Смоленцева давят, и занимался комплексом охранных мероприятий. Обычное дело…
– Конечно, само по себе это ни о чем не говорит, – Виктория благодарила судьбу, что у нее есть такой дед, с которым всегда можно посоветоваться. – Кроме того, после совещания я должна была вести его дальше и с двоими сотрудниками обеспечить круглосуточное наблюдение.
– А вот это уже поинтересней: похоже, Кожинов всерьез садился ему на хвост.
– Но не успел…
– Это все твои подозрения?
– Нет. С утра я отвозила Смоленцеву бумаги и передала ему на словах, что он должен составить полный список необходимого его телекомпании. Надо понимать, наверху хотели узнать уровень его претензий.
Прокофий Климентьевич задумался:
– Чье это было поручение?
– Принцессы.
– А Кожинов отдал свой приказ о наружном наблюдении…
– ..после того, как я доложила ему о поручении, – закончила фразу Виктория.
Старик убежденно покачал головой:
– Здесь я не вижу ничего удивительного, – он просто мог посчитать нужным проследить, с кем Смоленцев отправится обсудить свою "заявку".
– Ты прав, дедушка. Но после убийства все смотрится по-другому…
– Конечно. Однако можно увлечься и искать связи там, где их никогда не было. И в помине. Правда и то, что еще опаснее не заметить связи между "случайными" событиями, – старик серьезно взглянул на внучку. – Короче говоря, у тебя есть подозрения, что это убийство было умело подготовлено и является провокацией или ударом?
– А как еще думать? – шепотом спросила Виктория.
Старик причмокнул губами:
– Кто мог подготовить акцию такого уровня и каким способом?
– Над этим я и ломаю голову.
– И единственное, что в нее приходит, девочка, это то, что никто в Кремле не владеет ситуацией настолько, чтобы провести такую акцию и выйти сухим из воды. Так?
– Так.
– За одним исключением… Ты, разумеется, думаешь о Кожинове, и это тебя мучает?
Виктория сидела на постели рядом с дедушкой, Ольга Борисовна не мешала им разговаривать, хлопотала на кухне.
Прокофий Климентьевич продолжил, не дождавшись ответа:
– А что говорят данные прослушивания и видеослежения? Кожинова ведь и назначили вести расследование из-за того, что эти пленки никому нельзя давать в руки.
– Не знаю, их видит только он, – глаза девушки блестели в полумраке. – Кассеты были сразу же изъяты – первым делом, – здесь Виктория припомнила:
– Есть еще такой момент: на допросе Глушко предъявили ручку, которую он якобы потерял во время перетаскивания трупа. Но я участвовала в осмотре места преступления и никакой ручки там не видела. Это откровенная фальсификация. Зачем она Кожинову? Я этого не понимаю, – следовательно, у меня нет уверенности…
Прокофий Климентьевич резонно рассудил:
– Если на основании данных электронного шпионажа Кожинов с абсолютной точностью установил преступника, то какая разница, что он предъявит на суде в качестве доказательств. Ведь пленки.., сама понимаешь.
– А если все же…
– А вот это полезнее выбросить из головы, – довольно резко перебил Викторию дедушка. – Насколько я помню, не тот он человек. А человек в основе своей на протяжении жизни не очень-то и меняется, поверь… – тут он заговорил громче:
– Позови, будь ласкова, Олю, пусть заварит липы, попью перед сном. А то что-то худо себя чувствую.
Виктория не стала звать, пошла сама.
На кухне оказалось, что липа давно настаивается и ждет своего часа.
Виктория подала дедушке чашку:
– Спасибо тебе за тестирование майора.
– А, пустяки, – отмахнулся дед.
– Как он тебе глянулся?
– Глянулся, – последовал твердый ответ. – Это боевой офицер, который сам лезет под пули. Можешь посмотреть в папках, там было несколько упоминаний о нем. Я вспомнил это несколько погодя.
– Вот как? – приятно удивилась Виктория.
– Да. Бондарович – не очень расхожая в России фамилия. Друзья его именуют – Банда…
– Банда? Вот уж никак не подходит! Он может быть таким галантным кавалером. И спокойный… А Банда – это такой, что на месте не сидит.
– Вот именно! – согласился дед. – Такой этот парень и есть. Он еще в РУОПе досрочно получил очередное звание.
Виктория не ответила, задумалась. Потом как будто спохватилась, сорвалась с места:
– Ой, правда, надо посмотреть, что у тебя есть. Ты – лучший в Москве справочник. Что бы я без тебя делала? – Виктория, удобно устроившись возле картотеки, заметно оживилась и нашла возможным подпустить деду немного лести – приятное слово порой действует не хуже лекарства.
– Занималась бы спортом, а не интригами, – искренне посоветовал старик. – И нечего тратить на бумажки время, поспи лучше.
– Да, да! Сейчас…
Прокофий усмехнулся:
– Майору твоему лучше держаться от этого дела подальше. Не годится парень для него. Он, конечно, не Дон-Кихот, на мельницу не будет наскакивать с копьем, но обязательно постарается сам разобраться в ситуации, прежде чем принять решение. Как и всякий уважающий себя самостоятельный человек. А любое самостоятельное действие закончится для него очень печально, – Прокофий Климентьевич вздохнул. – Какое ты к нему имеешь отношение, девочка?
– Я назначена опекать его.
– Не нравится мне все это, – задумчиво сказал Прокофий. – Когда ты не поладила с Принцессой, дело было – полбеды. Можно всегда свалить на женские штучки… А вот Кожинов тебе не простит ни малейшей ошибки… Ты думаешь, чего Кожинов ждет от тебя? Не случайно же он назначил опекать майора…
– Чего?
– Хочет, чтобы ты этого майора отодвинула.
– Возможно… Кажется, я это и делала сегодня".
Виктория еще долго молча рылась в документации старика. Александр Бондарович, 2 часа 30 минут ночи, 24 марта 1996 года, у себя дома
Лифт не работал, из экономии его отключали после десяти вечера.
Пришлось подниматься пешком на восьмой этаж.
После развода жена вместе с сыном уехала к себе в Самару, – к родителям; Александр остался жить в двухкомнатной квартире один, точнее – "сам-с-котом", как он шутил. В чем-то так было и проще… Если, разумеется, забыть про сына. Но про сына Бондарович забыть никак не мог, поскольку очень любил его и скучал… Как еще устроится с этим! И надо ли, чтобы как-то устраивалось?.. Жена – Бог с ней. Не сошлись характерами, разошлись пути… Но чтоб мальчик рос безотцовщиной – больно!..
В первое время после развода Александр очень страдал, только о сыне и думал. И в каждом мальчишке, пробегающем по двору, только его и видел. Расшумятся под окнами пацаны, раскричатся, играя, а Бондаровичу все кажется, что среди них и его сын. Потом стало полегче…
Поднялся наконец на этаж. Достал ключи.
Бесшумно открылся замок, Александр специально ставил именно такой, чтобы щелканьем не будить семью – возвращаться за полночь приходилось постоянно.
А жена за полночь обычно уже спала – при бигуди, естественно… Боже! Кто б знал, как его злили в те дни эти бигуди. А сейчас, по прошествии времени, – вроде ничего, мысль о них даже не раздражала…
Александр шагнул в коридор и замер.
В слабом свете, пробивавшемся из зала, бросилось в глаза тело крупного черного кота, которое неподвижно лежало посреди прихожей.
В доме кто-то был, и следующие действия Бондарович совершал автоматически: он бросился вперед, выхватывая из кобуры оружие. Ворвавшись в комнату, он искал стволом цель, передвигаясь при этом вправо, а потом влево и вперед, чтобы затруднить прицельный огонь "вероятному противнику". При этом Александр старательно добавлял оглушительные шумовые эффекты, в которых смысл слов не имел никакого значения, и роль играли только громкость и агрессивность голоса:
– Стоять! Лежать! Стреляю!..
В комнате никого не было, однако на телефонном столике лежал маленький щелевой фонарь, какой применяют профессионалы и грабители, чтобы не создавать лишней подсветки в окне. Узкий луч освещал разобранный телефонный аппарат. На кровати лежали чужие куртка и кепка…
– Что за дьявол!
Александр окинул взглядом все возможные укрытия – но их просто не существовало в этой комнате: под тахту не мог проникнуть даже кот, занавески – прозрачные, за стойку с телевизором и музыкальной аппаратурой Банда заглянул сразу… Что еще? Открытые стеллажи, два стула…
Бондаровичу потребовалось меньше секунды, чтобы оценить эту обстановку и проследовать в том же стремительном темпе на балкон.
Пусто. Александр перегнулся, выглядывая вниз – и тут же получил в лицо тугую струю из газового баллончика.
Спасли только отработанная реакция и привычка оперативника не застывать в неподвижной позе, заботясь о том, чтобы противнику было сложно в тебя прицелиться или ударить. Поэтому основная струя прошла все-таки мимо.
Александр задержал дыхание и отвернулся в сторону, но на несколько секунд сознание помутилось, и он, будто через вату, услышал, что человек, оказавшись на нижнем балконе, выламывает с треском дверь в квартиру.
Придя в себя, Бондарович кинулся через свою квартиру на лестничную площадку.
Неведомый "гость" с газовым баллончиком уже открыл незнакомые замки на выходной двери в нижней квартире.
И, грохоча каблуками по ступенькам, бежал по лестнице вниз. Скорости ему было не занимать.
На этот раз Бондарович, преследуя взломщика по лестнице, не стал выкрикивать традиционные, как лай гончих, формулы: "Стой! Стрелять буду!" Убегающий явно не собирался стоять, а Бондарович – стрелять, хотя бы потому, что беглец опережал его примерно на два пролета и не был виден. Разве что мелькала время от времени на перилах рука… Так что не стоило будить посреди ночи жильцов напрасной пальбой. Бондарович просто поднажал, чтобы не упустить беглеца на улице, где того наверняка ждала машина.
Вылетев из подъезда, Александр заметил, как силуэт бегущего мужчины скрывается за углом дома. Бондарович бросился за ним. Поворачивая, он обнаружил, что никого поблизости нет, значит, незнакомец скрылся за вторым поворотом и находится на обратной стороне дома. Однако и за вторым поворотом взломщика не оказалось; Александр оглянулся, внимательно осматривая местность.
Он не успел поднять глаза вверх. Со ступеньки пожарной лестницы, начинавшейся на уровне двух метров от земли, спрыгнул человек. В полете он выбросил ногу вперед и ударил Бондаровича в правое плечо, отчего тот свалился на землю и выронил пистолет Спрыгнувший человек тоже не удержался на ногах, он мягко перекатился по земле и тут же поднялся, готовый перейти в новую атаку.
Бондарович вскочил на ноги и провел прямой удар в голову и одновременно левой – в корпус, однако ни головы, ни корпуса не достал. Противник же в это время проводил умелую подсечку. Его ловкости можно было позавидовать.
Бондарович снова оказался на земле, проиграв третий раунд подряд.
Больше шансов ему, увы, не оставили: взломщик снова выхватил баллончик и выпустил прямо в лицо Бондаровичу полную дозу парализующего газа. Увернуться не удалось…
* * *
Александр очнулся через несколько минут с тяжелой головной болью, полностью дезориентированный.
Потребовались еще несколько минут, чтобы, сидя на земле, собраться с мыслями и силами. Банда оглянулся и подобрал пистолет, – нападавший и не подумал прихватить с собой личное оружие Александра. Следовательно, в его цели входило только одно – избавиться от преследования.
Особых повреждений на теле не было.
Бондарович поднялся и, тяжело ступая, побрел домой.
На седьмом этаже он постучал в квартиру соседей снизу.
Почти сразу ему открыл испуганный мужчина.
Бондарович, напрягая память и все еще слыша гул в голове, с трудом вспомнил его имя:
– Милицию вызвали, Иван?
– Не догнал его? – ответил вопросом на вопрос мужчина.
– Нет… – соврал Александр, подавив мысль: "Как же, догнал.., на свою голову".
Сосед расслабился:
– Не, милицию не вызывали, ждали тебя, я слышал, что ты за ним побежал.
– Что он у вас натворил?
Иван развел руками:
– Да ничего особого и не произошло: вышиб щеколду на балконе, пробежал по квартире, напугал, открыл замок и все. Только топот по лестнице, – сосед бросил взгляд на лестницу. – Он от тебя спрыгнул?
– Да, воришка мелкий. Я его врасплох застал…
– Что с тобой, ты плохо выглядишь? – забеспокоился сосед. – Переволновался?
– Немного газа из баллончика попало, пойду глаза промывать. Так будешь милицию вызывать?
– Не, мне завтра с утра в рейс. Да и что толку?..
У меня ж, вроде, все в порядке, – сосед через силу улыбнулся. – Жена выпила валерьянки и легла уже.
– Ну и хорошо, спокойной ночи, – Бондарович зашагал вверх по лестнице.
В прихожей на полу слабо шевелился кот. Голова его, как теперь разглядел Александр, лежала на черной лыжной шапочке. Присев над котом, Александр вытащил шапочку и сразу отнес ее в ванную и бросил в воду.
Картина нападения прояснялась: крупный полусиамский кот Филя всегда обладал завидными мужеством и отчаянностью. Хрипло завывая, он пошел в бой на врага, когда взломщик появился на пороге, а тот не нашел ничего лучше, чем схватить на полке первую попавшуюся вещь, прыснуть на нее из баллончика и прижать к морде кота. Можно было бы завтра отыскать этого умника по царапинам, но что толку.
Бондарович отнес боевого товарища, подававшего все новые признаки жизни, на кухню.
Кот замурлыкал, ощутив руки хозяина. Александр налил ему воды из-под крана, и кот стал жадно лакать ее.
Хозяина тоже начала мучить жажда.
В комнате Бондарович осмотрел телефон. Так и есть, к схеме уже был присоединен "жучок", взломщик не успел только собрать аппарат и тихо удалиться из квартиры.
Ему не хватило нескольких минут – тогда хозяин, вернувшись, ни о чем бы и не заподозрил. Разве что подивился бы вялости и чрезмерной жажде Фили.
Александр сложил куртку, засунул ее вместе с кепкой в полиэтиленовый пакет и полез под душ.
"Я вовремя пришел". Виктория Макарова, 8 часов 20 минут утра, 24 марта 1996 года, кабинет генерала Кожинова
Генерал выглядел очень измотанным. Припухшие веки, мешки под глазами… Спать, скорее всего, он не ложился вовсе. Он пил чай из большой полулитровой кружки, – пил как-то по-крестьянски: шумно отхлебывая и отдуваясь. Изредка вскидывал глаза на Викторию Макарову.
Виктории сесть не предложил.
Лейтенант Макарова докладывала:
– К отказу на участие в допросе Бондарович отнесся на удивление спокойно. Я отвезла его домой и побеседовала вместе с дедушкой…
– Действительно на удивление… Я предполагал, что он будет скандалить.
– Насколько я помню, он даже улыбнулся, когда я передала ему отказ.
– И что ты думаешь об этом майоре? – повел бровью генерал Кожинов.
– Очень собранный, опасный, рационально мыслящий человек, – чеканила слова Виктория. – При этом в какой-то степени идеалист, очень скептичен. Двойственная личность и именно поэтому труднопредсказуем, способен на творческий подход к делу. Если заглянуть к нему в личное дело, наверняка обнаружится, что майор Бондарович Александр Владимирович родился под знаком Близнецов…
Кожинов удовлетворенно хмыкнул:
– Тебе в отделе кадров работать, если научишься не только понимать, но и использовать людей. Кстати, знаешь, как работают лучшие кадровики?
– Как, товарищ генерал? – внешне Виктория не проявила особого интереса.