- Динара - врач-патологоанатом, - пояснил Хвостов. - Это наш эксперт Смыслов Владислав Николаевич. - Из-под мохнатых бровей старика блеснули неприветливые глаза. - Ну, а в машине шофер Алик. - Курчавый водитель нагнулся, чтобы получше меня разглядеть и кивнул. - Вот и вся наша группа. Все в сборе, можно ехать.
Хвостов, словно шезлонг, разложился на сиденье рядом с водителем. В салон микроавтобуса первым, кряхтя и отдуваясь, влез Смыслов. Динара, ойкнув, поскользнулась в сапогах на шпильке и чуть не упала в лужу, но Женя вовремя подхватил ее и помог подняться в машину. Потом он пропустил меня и влез сам.
Очевидно, микроавтобус использовали для различных целей, в том числе и для перевозки преступников на небольшие расстояния, поэтому полукруглые окна, которые шли по верху машины, были наглухо заварены листовым железом. От кабины нас отделяла железная стенка с зарешеченным окошком. Там торчали головы Хвостова и Алика.
Женя захлопнул дверцу - в салоне стало темно, как в контейнере. Машина мягко выехала со двора. Я ни черта не видел и не имел ни малейшего представления, куда мы едем. Смыслов сидел и тупо смотрел себе под ноги. Динара вполголоса говорила что-то Жене, он учтиво кивал ей. Никому до меня не было ни малейшего дела. Я тоже замкнулся в себе и принялся мысленно прикидывать начало очерка. Получалось неплохо, но несколько витиевато.
Машина долго кружила по городу. Наконец замедлила движение, и Хвостов с Аликом стали внимательно вглядываться в номера домов.
- Кажется, прибыли! - донесся голос Хвостова. - Вон люди стоят. И как только узнают обо всем?
Машина замерла. В обратном порядке мы сошли на дорогу. Я обогнул микроавтобус - и остолбенел… Наша машина стояла напротив подъезда Тани. Я огляделся - сомнений быть не могло: это тот дом и тот подъезд, который я покинул несколько часов назад. Мышцы внизу живота неприятно напряглись. На негнущихся ногах я последовал за опергруппой. - "Поднимемся выше!" - успокаивал я себя. Но нет, на втором этаже, у приоткрытой двери Тани стоял крепыш милиционер с плоским скуластым лицом.
- Участковый инспектор старший лейтенант Адаев, - приложил он руку к козырьку фуражки.
Пожимая протянутую ладонь, Хвостов коротко спросил:
- Ничего не трогали?
- Нет, конечно. Как только я узнал о случившемся, сразу вызвал вас и остался у квартиры. Внутрь никого не впускал.
- Все правильно, - одобрил майор и, распахивая дверь, скомандовал: - Двоих понятых за мной!
"Может быть, обокрали?" - Цеплялся я за соломинку.
В квартире стоял тяжелый тошнотворный запах. Вместе с понятыми, невесть откуда взявшимися мужчиной и женщиной, мы вошли в комнату Тани. Все здесь оставалось на своих местах: недопитая бутылка коньяку; несколько подвявших долек лимона и ветчины; рюмки; скомканный халатик все так же свисает с магнитофона. Даже Таня лежала в кровати в обрамлении золота волос. Но так могла лежать только мертвая. Голова неестественно запрокинута назад; на тонкой шее зияла глубокая поперечная рана. Только сейчас до меня дошло, что тот запах, который наполнял квартиру, был запахом смерти. Боже мой, я никогда не видел столько крови! Она насквозь пропитала матрас, расползлась по полу черной густой лужей. В ней валялись мои ключи.
- Закройте ее чем-нибудь, - голос Хвостова прозвучал в тишине голосом ворона.
Я почувствовал, что теряю опору под ногами. Стены, спины качнулись, поплыли перед глазами, и я рухнул на пол.
Как сквозь вату до моего сознания доходил крикливый голос Ахмедовой:
- Борис, ты с ума сошел! Неужели ты не предупредил, что здесь труп?
- Извини, Динара, забыл, - оправдывался Хвостов, очевидно, чем-то занятый. - На мне столько дел висит, замотался. Признаться, парень показался мне крепким. Думал, журналисты - народ ко всему привычный, хотел, чтобы выезд на место преступления оказался для него неожиданностью.
- Так оно и случилось.
- Откуда ж я знал, что он окажется слабаком?
- Причем тут слабак? - удивилась Динара. - Это для нас привычная работа, а для постороннего человека все здесь кажется диким.
- Зачем ты его сюда вообще притащил? - вклинился в разговор скрипучий голос. До этого я не слышал голоса Смыслова, но догадался, что это был он. - Без журналистов работы хватает. Возись теперь с ним! - брюзжал эксперт.
Тяжелые веки никак не хотели подниматься. В голове грохотал молот, но голоса слышались все отчетливее. Ко мне кто-то приблизился. Резкий запах нашатырного спирта отбросил мою голову назад, из ушей выскочила вата, я разлепил глаза.
Лежал я на диване в гостиной. Узел галстука распущен, воротник рубашки расстегнут. Ахмедова склонилась надо мной; в ее руке была ватка; она сочувственно смотрела на меня.
- Ну, как, тебе лучше? - спросила Динара и еще раз провела ваткой под моим носом.
Слова застряли в горле, я мог лишь кивнуть.
Хвостов доставал из "дипломата" бумаги, раскладывал их на длинном полированном столе.
- Оклемался? - направил он на меня зеленые очки.
Я кивнул.
- Перепугал ты нас, брат! - прохрустел Хвостов, снова углубляясь в "дипломат".
Я сел на диване; из груди вырывались хрипы. Щелкнул затвор фотоаппарата - комнату осветила вспышка. Ослепленный ее светом, широко раскрытыми глазами я посмотрел на Смыслова. Тот с фотоаппаратом на шее подошел к ручке двери и кисточкой стал наносить на нее порошок.
- И здесь те же пальчики, - констатировал эксперт.
"А ведь отпечатки - моих пальцев…" - подумал я, инстинктивно сжимая руки.
Хвостов по-хозяйски распорядился:
- Динара, оставь журналиста в покое, он уже в форме, и займись делом.
Ахмедова подмигнула мне и скрылась в комнате Тани.
Вошел участковый.
- Вызывали?
- Кто обнаружил труп? - Хвостов отложил "дипломат" и сел за стол.
- Соседка напротив.
- Тащи ее сюда.
Участковый инспектор повернулся на кривых ногах и молча удалился. Слово "труп" больно ударило по ушам. Я осознал, что Таня, которую я несколько часов назад сжимал в своих объятиях, это уже не Таня, а то, что называют безобразным словом "труп". Я вскочил, скинул куртку.
- Где здесь туалет?!
Смыслов все понял.
- Там, - сказал он с неприязнью, указывая в коридор. - Только ничего не лапай. Наследишь.
Я ринулся мимо понятых, которые чинно сидели на стульях у стены, пробежал прихожую, коридор, влетел в туалет. Противная дрожь, трясла все тело, было муторно… Меня долго выворачивало позавчерашними макаронами. Чувствуя себя пропущенным через мясорубку, я оторвался от унитаза, нажал на рычаг сливного бачка. Зашел в ванную комнату и умылся. Потом посидел на краешке ванны. Мысли тяжелые, ворочаются, словно камни. Как сомнамбула, я встал, прошел на лоджию. Осторожно, ребром ладони, приподнял шпингалет, раскрыл окно. Спасительная сигарета никак не хотела вылезать из пачки. Я надорвал обертку, вытащил сигарету зубами и закурил, вдыхая вместе с табачным дымом свежий воздух улицы.
В гостиной Хвостов уже вел допрос Карповой. Через дверь лоджии я видел ее широкую спину в черном платье, черный платок и распластанный на стуле обширный зад. - "Уже в трауре", почему-то со злостью отметил я.
Хвостов сидел ко мне лицом.
- Евгения Захаровна, расскажите, когда и как вы обнаружили тело Николаевой Татьяны Петровны?
Очевидно, старуха с утра уже успела всем и вся не раз поведать историю убийства, поэтому шпарила, как по нотам.
- Утром, часов в восемь, я пошла выбросить мусор и увидала, что дверь в квартиру соседей приоткрыта. Вот… Когда я выбросила мусор и возвратилась, дверь была по-прежнему открыта. Я удивилась. Обычно соседи двери всегда запирают. Я позвонила, но в квартире тихо. Я вошла. Кричу: Таня, Таня! Никто не отвечает. Я подумала, девчонка ушла и забыла закрыть хату, прошла по всем комнатам и там… там, я увидела ее… - Старуха заплакала. Булькнула вода в графине, стукнули о стекло зубы. - Спасибо, - сказала Карпова, поставив стакан на стол.
- Евгения Захаровна, - смягчая тон, проговорил Хвостов. - Что было потом?
Карпова всхлипнула. Когда она заговорила, голос ее дребезжал:
- Потом я позвонила участковому, он приехал сюда на мотоцикле, посмотрел здесь все и вызвал вас.
- Ясно. Давно вы знаете Николаеву?
- С тех пор, как она переехала в наш дом. Лет десять.
- Где работала Таня?
- Она училась в институте иностранных языков на третьем курсе.
- Вы часто бывали у них?
- Не часто, но иногда заходила по-соседски.
- Когда вы утром вошли, вам не показалось, что в квартире чего-то не хватает?
- Вы думаете, их обокрали?
- Возможно.
- Крупные вещи все, вроде на месте - озираясь, медленно проговорила бабка, - а по мелочам, я не знаю.
Хвостов записал ответ и постучал по столу ручкой.
- Кто еще проживает в квартире, кроме Николаевой Татьяны?
- Ее мама, Чернышева Марина Павловна. - Старуха оправилась. Ответы вновь отскакивали от нее, как резиновые мячики.
- Где она сейчас?
- Уехала в санаторий, дня четыре назад.
- Адрес санатория, вы конечно, не знаете?
- Не знаю.
- Где работает Чернышева?
- Она зав. отделением в онкологической клинике.
- Таня и ее мама живут вдвоем?
- Да. Отец Тани, Чернышев Петр Алексеевич, умер год назад.
- Он был ей отчим?
Карпова удивилась:
- Почему? Родной отец.
- Но у нее другая фамилия…
- Ах! Так то фамилия ее бывшего мужа - Николаева Бориса.
- Вот как? - майор оживился. - Она была замужем?
- Да. Но недолго, всего несколько месяцев. Борис, Танин муж, стал частенько выпивать. Семейная жизнь у них не получилась, а вскоре, после смерти Петра Алексеевича, они и вовсе развелись. Вот только Таня сменить фамилию на девичью не успела. Так и осталась Николаева.
- Где живет Борис?
Плечи Карповой сжались:
- Не знаю точно, но мама Тани вроде говорила, что где-то в центре города, в девятиэтажке. Он к родителям вернулся.
- Когда вы последний раз видели Николаеву?
- Вчера. Часов в пять. Она была разодетая. По-моему, направлялась к кому-то в гости.
- А вечером она вернулась одна?
- Не знаю. Не видела.
- Может, к ней кто-нибудь приходил?
Карпова глубоко вздохнула:
- Борис как раз и приходил.
Монотонный голос Хвостова хрюкнул:
- Когда это было? В котором часу?
- В половине двенадцатого. Как раз по телевидению начался концерт. Борис пришел пьяный-пьяный, хотел, чтобы Таня ему открыла.
- Ему открыли?
- Нет.
- Но Таня была дома?
Подумав, Карпова ответила:
- Наверное, была. Борис кричал, что с улицы видел в ее окне свет.
- Чего хотел Николаев?
- Кто же его знает? Пьяный ведь. Но, как я поняла, он пришел выяснить отношения.
- Хвостов пристал:
- Николаев часто приходил сюда?
- Видела я Бориса несколько раз. Любил он Таню очень, знал, лучше девушки ему не найти. Таню, можно сказать, он преследовал. Она никогда не выходила к Борису, а Марина Павловна говорила, что дочери нет дома. Борис иногда буянил, когда сильно выпет, но после того как Марина вызовет милицию, утихомиривается. А вчера снова - как с цепи сорвался. Таким я Бориса еще никогда не видела. Он стучал ногами в дверь, требовал, чтобы ему открыли. Мне надоел шум, я вышла на лестницу поругать Бориса.
- Он ушел?
- Какой там! Борис такой грубиян, послал меня подальше, хорошо, что Максим с четвертого этажа, вышел, успокоить его, и они ушли.
- Женя! - сказал Хвостов мотавшемуся без дела помощнику. - Сходи наверх, побеседуй с этим Максимом, если он дома.
Женя ушел. Майор возобновил разговор с Карповой несколько издалека:
- Евгения Захаровна… Из нашей беседы я сделал вывод, что вы в курсе семейных взаимоотношений Николаевых. Вы хорошо знали Таню, знали ее мужа… Как вы думаете, Николаев Борис мог совершить убийство?
Карпова кивала, но при последних словах застыла.
- Нет, что вы! - ужаснулась она. - Борька, конечно, пропойца, скандалист, хам, но чтобы убить человека… Никогда!
- Вы уверены?
- Уверена.
- Когда Николаев стучал в двери, что он кричал? Вы помните?
Карпова сникла и чуть слышно проговорила:
- Он грозил выбить двери и убить Таню… Но сгоряча, да спьяну чего не скажешь…
Хвостов промолчал, черкнул что-то в блокноте.
- Больше ничего не заметили?
Зад Карповой, плотно обтянутый платьем, заерзал на стуле. Поколебавшись, старуха несмело сказала:
- Заметила, Борис Егорович, заметила. Ночью я встала по надобности и услышала, как у соседей открывается замок. Я посмотрела в глазок в тот момент, когда какой-то парень вышел от Тани, захлопнул дверь и спустился по лестнице.
В квартире смолкли все звуки, кроме стука моего сердца, которое колоколом било в тишине. Хвостов, как гончая, почуявшая дичь, замер с ручкой в руке. Втянув голову в плечи, я сжался, пытаясь уменьшиться и стать незаметнее.
Хвостов засопел:
- Чего же вы, Евгения Захаровна, сразу не начали с главного?
- Откуда я знаю, что главное! - вспыхнула старуха. - Вы меня забросали вопросами. Я не успеваю соображать.
- Простите за торопливость, - "разгрыз сухарик" майор, - но у меня нет времени… Вы знаете человека, который покинул квартиру Николаевой ночью?
- Никогда не встречала.
- Как он выглядел? Опишите, пожалуйста.
- Высокий… Волосатый-волосатый… Волосы длинные, до плеч… Вьющиеся, черного цвета. Брюнет, в общем.
- И это все?
Старуха промямлила:
- Да. Лица я его не видела. Он стоял ко мне спиной, согнувшись. Когда повернулся, волосы скрыли лицо. Потом он убежал.
- Вы бы его узнали при встрече?
- Дверной глазок сильно искажает но, думаю, узнала бы.
- Во что был одет неизвестный?
- На нем были брюки синие и свитер такой мохнатый-мохнатый, серый, на рукавах и груди, бордовые и зеленые полоски.
Мне стало ужасно тесно в костюме. Никогда я не желал ближнему худого, но сейчас мечтал, чтобы проклятую старуху хватил удар.
Хвостов наседал:
- В котором часу вы видели человека в свитере?
Жизнь из Карповой била ключом. Ее нельзя было умертвить даже лопатой.
- Да откуда же мне знать? - бойко ответила она. - Я же говорила вам, что вставала ночью по малой нужде. Мне недосуг было смотреть на будильник. Но ночь была глубокая.
- Понимаю, - ежик на голове Хвостова дрогнул. - Евгения Захаровна, - раздумчиво сказал майор, - вы точно видели, как неизвестный закрыл за собой двери?
- Он вышел, - вспоминала она, - повернулся, потянул за ручку, и я услышала щелчок замка. Да, он захлопнул дверь.
- Но утром она оказалась открытой?
- Да, - поразилась Карпова.
- Странно, - Хвостов подумал, потом сказал: - Ну, да ладно, все разъяснится… У Николаевой были подозрительные знакомства, компании? Вы не замечали?
- Что вы! У них семья приличная. Таня тоже была девочкой воспитанной. Отродясь не водилась с темными личностями. И в компаниях тоже редко бывала.
Голос Хвостова стал вкрадчивым:
- Таня - девушка красивая. У нее, очевидно, было много поклонников?
Карпова наклонилась к Хвостову, понизила голос до тона сплетницы:
- Были. Только не знаю кто. Марина Павловна не распространялась на этот счет.
- Понятно. И последний вопрос. Были у Николаевой враги?
- Нет, не думаю. Какие могут быть враги у простой двадцатилетней девушки, еще не нажила… Я, во всяком случае, ни о чем подобном не слыхала.
- Спасибо Евгения Захаровна. Распишитесь вот здесь и здесь.
Зашелестела бумага. Карпова расписалась и встала, скользнув по мне безучастным взглядом. Я отвернулся и сделал вид, будто увлечен созерцанием пейзажа за окном. Хвостов с Карповой протопали к выходу.
- В ближайшее время, - говорил он ей, - мы вас вызовем для уточнения показаний.
- Всегда готова помочь.
В лоджии появился Смыслов. На его шее по-прежнему болтался фотоаппарат, которым он без конца щелкал. Эксперт что-то отодвигал, поднимал, обнюхивал. Я сунул потухший окурок в карман, прикрыл окно и вошел в гостиную. Комната была пустая. Я сел на диван, взял свою куртку, положил на колени. Минуту спустя возвратился Хвостов вместе с разгоряченным пробежкой Женей. Они подошли к столу, где Хвостов устроил рабочее место.
- Есть новости? - вопросил майор озабоченно.
Молодцеватый помощник расправил плечи.
- Максим на даче. Дома только сестренка-школьница, у нее каникулы. Но девочка помнит, как Николаев барабанил в двери, и ее брат выходил к нему. Вернулся Максим минут через десять и сказал, что пьяный Николаев ушел домой.
- Тебе придется пройти по другим квартирам и поговорить с остальными соседями. Может, кто-нибудь что-то и заметил.
- Сделаю, товарищ майор. Что еще?
- На пока, прочитай протокол допроса Карповой, обрати внимание на то место, где она говорит о незнакомце в мохнатом свитере. - Майор передал помощнику листы протокола и громко позвал: - Владислав Николаевич!
В комнату, оберегая фотоаппарат, протиснулся вечно недовольный эксперт.
- Чего тебе?
Почтенный возраст эксперта не позволял Хвостову обидеться на грубый тон. Майор хрустнул пальцами:
- Что у вас интересного?
Смыслов развалился в кресле, широко расставив мощные ноги с круглыми коленями. Сказал утомленно:
- После лабораторного анализа я представлю тебе письменный отчет, а пока могу сказать следующее: я обнаружил два типа свежих отпечатков рук. Одни - женские, принадлежат, очевидно, хозяйке; другие - неизвестному человеку. У него на указательном пальце левой руки есть отметина - небольшой шрам, поэтому его отпечатки приметны.
Я непроизвольно покосился на левую руку. Действительно, тонкая черточка шрама перерезала подушечку указательного пальца, который я глубоко порезал несколько лет назад. Я спрятал руку в складках куртки и с удвоенным вниманием продолжал слушать эксперта.
- Этот отпечаток, - говорил Смыслов, - неизвестный оставил на бутылке коньяка, рюмке, поверхности магнитофона, на ручках дверей. В лоджии, пепельнице, я нашел два окурке. Один - сигареты "Мальборо", на нем следы губной помады, другой - "Стюардессы". Ключи, что лежат в луже крови, не от этой квартиры. Дверь не взломана. Не знаю, пригодится тебе или нет, но у замка есть особенность в конструкции: если изнутри в него вставлен ключ, снаружи дверь открыть невозможно. Ключ не подходит. А он, кстати, торчит с внутренней стороны. Орудия убийства я пока не обнаружил. Все. Смыслов прикрыл морщинистые веки.
Во время рассказа Смыслова врач Ахмедова выходила из комнаты в коридор. Теперь она сидела рядом со мной в белом халате и тщательно вытирала носовым платком вымытые руки. Хвостов отвлекся от эксперта, тот, кажется, задремал.
- Что у тебя, Динара? Ты закончила?
- Почти.
- Отлично. Я слушаю. Только прошу без медицинских терминов и выражений типа: "удар нанесен в область затылка тупым предметом". Я знаю твою компетентность, но грамотно напишешь в заключение экспертизы. А сейчас мне важно знать твои личные выводы.