Икон у Клавдии Павловны было много - две, увешанные ликами святых стены, да у третьей - киот - створчатая рама, за стеклянными дверцами которой хранились старинные образа. Иконы передавались из поколения в поколение. Большинство в роду Серебряковой были верующими и Клавдию Павловну родители воспитали благочестивой. Муж Серебряковой, правда, подсмеивался над ее набожностью, но на старости лет и сам стал ходить с нею в церковь. Не стало Ивана Антоновича, вот уж десять годков как помер. Эх, э-эх!.. А детки ее в Россию подались. Многие сейчас туда из Средней Азии уезжают. К себе зовут. Да как же она свой дом-то оставит? Да у них-то, поди, в квартире и образа повесить негде будет. Нет, никуда она не поедет. И не одиноко ей вовсе, как дети считают. Соседи кругом, вон брат Семен через дорогу живет. Внучка их Ксюша каждый день забегает проведывать. Большая уж девка, семнадцать годков стукнуло. Если помрет Клавдия Павловна, они и схоронят.
- …Пошли мне твоего Ангела Хранителя, который покрывал бы и оберегал меня от всякого зла. Ибо Ты хранитель душ и тел наших, и тебе славу воздам, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и всегда, и во веки вечные. Аминь.
Охая, Клавдия Павловна поднялась с коленей и направилась к самой большой полуовальной иконе, у которой едва теплилась лампада. Историю каждой иконы могла рассказать Серебрякова. Эту вот самую большую с изображением Божьей матери, принесла домой бабка Серебряковой. Подобрала она ее на улице, когда большевики громили в семнадцатом церкви. А этот вот большой крест Распятие Иисуса Христа из чистого серебра отлит. Работы староуральских мастеров. Достался он ей в наследство от старшей сестры. А этот вот образ из монастыря. Ой, да много чего интересного могла рассказать про иконы Клавдия Павловна. Было бы у кого желание слушать.
Старушка затушила лампаду - при ее скудной пенсии она не могла позволить себе жечь масло круглые сутки - и вышла из комнаты. Старенькие ходики в коридоре показывали без десяти десять.
"Петухи уж спят давно, а я сегодня что-то припозднилась", - подумала старушка и, ступая по скрипучим половицам, отправилась на веранду. На улице за оконной рамой тьма-тьмущая. Даже будки Тузика не видать. Задернув занавеску, проверила щеколду и вернулась в коридор. Для верности закрыла на крючок и вторую дверь. Ангел Хранитель Ангелом Хранителем, а меры предосторожности тоже нужно соблюдать. Зевая, Клавдия Павловна вошла в боковую комнату, свою спальню.
Перекрестившись еще раз на висевший в углу образ Божьей матери и пробормотав:
- Пресвятая Богородица, спаси нас! - старушка улеглась в кровать и уже через пять минут спала сном праведницы.
4
Шиляев открыл калитку и нетвердой походкой направился к дому. Метнувшаяся к нему с лаем собака получила мощный удар гвоздодером по челюсти, который отбросил ее к забору. Заскулив, пес нырнул в конуру и забился в дальний угол. Довольный своей ловкостью и удалью Сашка приблизился к крыльцу, вставил в щель между косяком и дверью расплющенный конец толстого железного прута. Старые ржавые шурупы, державшие щеколду с обратной стороны двери, отскочили, едва Шиляев надавил на гвоздодер. Не помогли Клавдии Павловне усердно прочитанные на ночь молитвы.
Наркоман негромко свистнул. Во двор вошли Женька и Колька. Ребята успели еще где-то добавить и сейчас с трудом держались на ногах. Но как бы пьяны они не были, оба отчаянно трусили, понимая, что идут на преступление.
Сашка ступил на веранду. Дверь в коридор также оказалась на запоре. Как и в первом случае Шиляев сунул в щель гвоздодер. Недолго сопротивлялся и крючок, отскочил со звуком лопнувшей струны. Шиляев прислушался. Было тихо, лишь собачий перелай разносился далеко окрест.
Наркоман отлично помнил план дома. Его в деталях начертила Зойка. Это она навела Нечистого на эту хату. Проговорилась дура, хвастаясь в первый же день, наплела языком своим поганым, а Нечистый вцепился, как клещ, разработал план и вот сегодня погнал их на дело. Сашка, впрочем, за дозу был готов на все. Зойку быстро уломали. Пацаны? Они толком еще не осознали, во что вляпались.
…Справа столовая, слева спальня бабки, прямо - зал, из него дверь направо и ведет в комнату с иконами. Колька пыхтел за спиной у Сашки. Тот знаком приказал парню пока оставаться на месте и вошел в коридор. Воздух в доме был затхлым, будто прелым. Над головой громко тикали ходики. Надрывно, тягуче заскрипела под ногой половица, и наркоман замер, прислушиваясь. Спит старуха. Зойка говорила, глуховата бабка. А если и проснется не беда, вырублю старую или, в крайнем случае, свяжу, лишь бы лицо не заметила.
Так, успокаивая себя, передвигался Сашка по коридору. А вот и зал. Шиляев переступил порог, а затем, нащупав дверь, вошел в боковую комнату. Икон здесь было так много, что в первую секунду Сашка даже растерялся, не зная какую из них брать, потом направился к киоту. С образов, освященные бликами лунного света, на него взирали скорбные глаза святых. Любой обычный человек в подобной обстановке, наверное, испытал бы суеверный страх, но только не Сашка, который испытывает страх только перед ее Величеством "ломкой". Именно этот страх остаться завтра без дозы и загнал Шиляева в этот дом на окраине города, в эту комнату с образами.
Сашка открыл дверцу киота и протянул руку к иконе, стоящей слева, именно той, которую описывала Зойка - массивная в центре большой золоченый крест.
Держа икону перед собой, Шиляев осторожно вышел в коридор и передал ее Кольке. Тот в свою очередь вынес образ на улицу, где его поджидал Женька. Придуманная Нечистым схема пока действовала безотказно.
Старушка по-прежнему крепко спала, даже похрапывала. И совсем было успокоился и обрел уверенность Сашка, если бы не вой забившейся в конуру собаки. Громко, протяжно выл пес, нагоняя тоску, будто оплакивал кого-то.
Уже знакомой дорогой Шиляев вернулся в комнату.
"Вот эту, - выбрал он для выноса следующую икону. - И еще большой крест Распятие Иисуса Христа". - Он протянул было руки к иконе, но в это время в спальне заворочалась старуха. На весь дом отчаянно заскрипели пружины кровати. Шиляев замер, прислушиваясь к тяжелому старческому кряхтению, которое, к счастью, вскоре прекратилось. Пронесло! И Сашка взялся за икону.
Разбудил-таки пес Клавдию Павловну!
"И чего же он воет-то так, - сердясь, подумала она. - Ведь накормила же! - Серебрякова с трудом поднялась с постели, вышла в коридор и, ворча, направилась к веранде. - А может, опять эти проклятые коты проникли на веранду и тревожат собаку?"
Возвращаясь с улицы, Колька, увидев в коридоре вместо Сашки хозяйку дома, на мгновение оцепенел, потом с перепугу шарахнулся в сторону, загремел посудой, ведрами, упал и, чтобы его не заметили, на четвереньках выполз назад на улицу.
- Брысь, окаянные! - сонно крикнула Клавдия Павловна, решив, что это коты, лазят по столу, поганят посуду.
От крика хозяйки Шиляев вздрогнул, пришел в себя. "Что делать? - мелькнула мысль. - Сбить старуху сзади и скрыться неопознанным?" Но страх, все тот же проклятый страх наркомана остаться утром без спасительной жидкости в капроновом шприце заставил Шиляева взять икону. Вынув из киота еще и массивный крест Распятие Иисуса Христа, он пошел к выходу.
Клавдия Павловна вышла на веранду. Никаких котов там не оказалось, и тут она, окончательно проснувшись, осознала, что дверь на веранду распахнута настежь. "А я ведь все двери с вечера запирала. Все сделала, как следует, это уж я хорошо помню". - Вдруг она увидела, что и дверь, ведущая во двор, тоже открыта. "Что все это значит?" - уже в страхе подумала Серебрякова и, на ходу твердя молитву, подошла к двери. Она хотела закрыть ее, но тут заметила, что щеколда держится на одном шурупе. "Воры!" - осенила ее ужасная догадка. Крикнуть хотела старушка, но от страха перехватило горло, и Клавдия Павловна, повернув назад, с бешено колотящимся сердцем заковыляла в избу.
Ступив в коридор, включила свет - и нос к носу столкнулась с грабителем. Худой невысокий мужчина с острым носом и тонкими губами стоял перед ней, держа в одной руке икону, а в другой крест. Клавдия Павловна оторопела, потеряла дар речи, хотела заголосить, но крик застрял у нее в горле. Серебрякова в страхе отступила и тут увидела, какую именно икону держит в руках грабитель. Это был образ "Всех скорбящих радость". Именно его благословил ей родитель, выдавая замуж. "Прими и храни эту икону, дочка, - вспомнила она слова отца. - Она не только исцеляет от всех болезней, но оберегает от всех невзгод и напастей".
И вот сейчас этот священный образ держал в руках грязный небритый оборванец с темными кругами под глазами. Старуха забыла о страхе и в упор, глядя на бандита, заявила:
- Отдай, поганец, икону!
Не тут-то было. Бандит со странной блуждающей ухмылкой на бескровных губах потребовал:
- Уйди, бабка, с дороги! - и попробовал обойти препятствие.
Однако, кажущийся спокойный тон грабителя наоборот вселил в старуху уверенность, придал смелости.
- Отдай, говорю! - выкрикнула она неожиданно прорезавшимся голосом. - Они тебе ни к чему, а я молюсь на них. Нельзя к ним прикасаться погаными руками - господь покарает! - попыталась убедить бандита Клавдия Павловна.
Наивная старуха не понимала, какой опасности подвергает свою жизнь, вот так отважно становясь на пути бандита. Знай она, что перед ней наркоман, для которого существует лишь один бог по имени "гера" и одна икона - капроновый шприц, может быть, и отступила бы в сторону с привычным: "Бог тебе судья!" Однако Серебрякова и подумать не могла, что ее старуху посмеет кто-нибудь обидеть, да еще в ее собственном доме, поэтому твердо стояла на своем:
- Отдай, говорю тебе, иконы! Не то кричать буду! - и она протянула руки к образу.
- Кричать будешь? - с угрозой спросил бандит и неожиданно рукой, в которой держал крест, сильно толкнул старуху в грудь.
Серебрякова сделала шаг назад, оступилась и, словно подрезанная, навзничь упала на пол. Хрустнули старческие кости. Превозмогая боль, дико закричала:
- Помогите! - наконец-то осознав, что ее пытаются убить.
Обезумевший Сашка нанес ей еще один удар, а потом, надавив на грудь крестом, стал наносить ей удары иконой по голове, стараясь угодить в висок.
5
Едва Нечистый заслышал грохот посыпавшейся на веранде со стола кухонной утвари, он тут же понял, что "мирного" ограбления не получится. "Что там еще учудили эти скоты безмозглые", - подумал он зло, с напряжением вглядываясь в темноту ночи. Из экономии свет на самых отдаленных от центра города улицах местные власти давно уже не жгли.
Первым в машину юркнул Женька. Он был трезв, как стеклышко. За ним, стуча от страха зубами, влез Колька. Через долгих пять минут, показавшимися нервничающей компании вечностью, из дома, наконец, вышел Шиляев. С невозмутимым видом, держа под мышкой крест, а в руках икону, он подошел к машине и влез на заднее сиденье, устроившись рядом с Женькой и Колькой.
- Поехали! - сказал он Вовке, как барин кучеру, и сунул в руки ребят образ и распятие. - Держите, пацаны!
Но Нечистый и без его команды уже завел машину. Не включая фар, поехал вверх по улице. Через тридцать метров подобрал стоявшую на стреме на пересечении улиц Зойку. Она единственная, кто не слышал устроенного в доме старухи переполоха. Заметив в руках ребят иконы, с облегчением вздохнула: "Наконец-то все осталось позади", - и плюхнулась на переднее сиденье.
Все также не включая фар, "Жигуленок" выехал за окраину города, подальше от дома старухи.
- Что там у тебя сучилось? - сосредоточенно ведя впотьмах машину, недовольно спросил у Шиляева Нечистый. - Бабку разбудили?
- Ага! - с глупым смешком изрек за спиной Нечистого Шиляев.
Алиферов выехал на ухабистую проселочную дорогу. Пришлось включить фары, чтобы не угодить в какую-нибудь колдобину и не засесть в ней с машиной до рассвета.
- Надеюсь, у тебя хватило ума не показывать старухе свою рожу? - спросил Нечистый. - Она тебя не запомнила?
- Может, и запомнила, - интригующим тоном изрек Шиляев. - Да теперь уж никому не скажет.
Нечистый сразу смекнул, что кроется за словами наркомана, но, не смея поверить в свою догадку, на всякий случай спросил:
- Что ты хочешь этим сказать?
Сашка выдержал эффектную паузу, хвастливо изрек:
- То, что слышал. Грохнул я эту старуху!
Все сидевшие в машине сообщники испытали шок. У Женьки заныло, засосало под ложечкой, а потом, будто все внутренности ухнули куда-то вниз. Колька почувствовал спазмы в желудке. Сдерживаемая весь вечер тошнота вдруг разом подступила к горлу, и он сейчас хотел только одного: высунуть голову в окно и вырвать - вырвать пивом, водкой, мутившей душу анашой, и диким страхом, который вселился в него с той самой минуты, как Нечистый предложил забрать из дома бабки иконы. Зойка вообще потеряла дар речи, а Алиферов резко надавил на педаль тормоза.
- Ты ее замочил? - визгливо переспросил он и вдруг заорал: - Да ты совсем дурак!
Колька воспользовался моментом, выполз из машины и стал рвать прямо на дорогу, освобождая раздутый желудок от накопившейся в нем теплой горьковатой слизи.
- Сам ты дурак! - заорал в ответ Шиляев. - Я вас всех спас! - Он действительно считал, что так оно и есть, и вместо упреков со стороны Нечистого заслуживает только благодарность. - Я нос к носу столкнулся с бабкой. Она меня запомнила, и если бы я не замочил ее, то сидеть нам всем завтра в кутузке.
Эти слова мгновенно разъярили Нечистого.
- Ах, ты спаситель наш! - тоном, не сулившим ничего хорошего изрек он, выскочил из машины и, открыв дверцу, выволок на дорогу Шиляева. - Спас, говоришь? - Мощный удар снизу в челюсть поверг Сашку наземь, но он умудрился вскочить и тут же получил еще один удар, который отбросил его на обочину в пожухлую траву. - Ты же всех нас в "мокруху" втянул! - Алиферов приблизился к повергнутому Шиляеву и со всего маху пнул его ногой под ребра. Жесток был Нечистый. - Мне же теперь из-за тебя козла минимум пятнадцать лет на зоне корячиться! - Новый удар по ребрам. - Я же три месяца, как "откинулся", падло! На! На!..
Град ударов посыпался на Сашку. Тот не сопротивлялся. Лишь закрыл голову руками и повернулся на бок, подставив Алиферову спину.
До смерти забил бы бывший "зек" наркомана, если бы не Зойка. Она уже спешила на помощь мужу. Подбежав к Нечистому, оттолкнула его и, урезонивая, зашипела:
- С ума сошел, Вовка! Нашел время затевать свару! Бежать надо подальше от этих мест, пока нас менты не застукали!
Вспышка бешенства у Нечистого точно так же внезапно прекратилась, как и возникла. Он презрительно сплюнул в сторону Шиляева и, резко повернувшись, направился к машине. Долженкова была права. Нужно уходить.
- Поехали, урки! - сказал он, с угрюмым видом усаживаясь в "Жигуленок".
Колька с пустым желудком свеженький уже сидел на своем месте. Оба парня, на чьих глазах только что разыгралась жестокая сцена, подавленно молчали.
Долженкова помогла мужу подняться. Пока супруги шли к машине, Шиляев опирался о Зойкино плечо. Нечистый расквасил ему лицо и здорово отбил внутренности.
- Поменяйтесь местами! - приказал Алиферов супругам, когда они подошли к автомобилю. Ему было бы неприятно, если за его спиной сидел избитый им наркоман и дышал ему в затылок ненавистью.
Чета беспрекословно выполнила указание главаря, и машина тронулась с места.
Сделав солидный крюк по полям, автомобиль вновь въехал в город. Было около часу ночи, лишь одинокие коты да собаки шныряли в закоулках. К дому супругов Нечистый подъезжать не стал, не хотел, чтобы кто-нибудь из соседей случайно обратил внимания на его машину. Не прощаясь, парочка выскользнула из машины на одном из перекрестков частного сектора и растворилась в темноте.
- Ладно, пацаны, не переживайте! - с напускным весельем сказал Нечистый, когда "Жигуленок", минуя пост ГАИ, выехал на центральную, ярко освещенную огнями улицу. - Вы здесь ни при чем. Виноват во всем Сашка. Он убил старуху, ему и отвечать. Так что забудьте о том что было. Может быть, все еще образуется… И держите языки за зубами, не то… - в тоне Алиферова звучала угроза, - в общем, худо вам будет…
Вскоре Женька и Колька соскочили у знакомого перекрестка и разбежались по домам.
6
Вера Андреевна не спала. Она отлично слышала, как Женька открыл своим ключом входную дверь, а потом, не зажигая света, прокрался в свою комнату. Чтобы не поднимать лишнего шума, который мог бы разбудить мужа и младшего сына, дождалась, когда Женька уляжется, затем тихонько встала, вошла в комнату сына и включила свет. Парень притворялся спящим.
Похожи они были - мать и сын. Те же темные волосы, то же удлиненное чистое лицо, тот же нос с горбинкой, кроткие карие глаза, даже ямочки на щеках и те одинаковые. Только подбородок у Веры Андреевны по-женски округлый, да поупитаннее она сына. Ну и старше, понятно, Женьки на двадцать три года. Однако моложава, ухожена, стройна.
Вера Андреевна прикрыла дверь и негромко сказала:
- Время половина второго. Где ты шатался?
Притворяться дальше спящим было глупо. Женька якобы с трудом разлепил веки и сделал сонными глаза, чтобы мать не догадалась, что он выпил.
- На улице был с ребятами, - признался он.
Ответ был исчерпывающим. Не зная, что еще сказать, мать строго спросила:
- С какими еще ребятами?
- Ай, мама! - не выходя из образа смертельно уставшего человека, произнес парень. - Ну с Колькой. Остальных ты не знаешь.
- Но ведь поздно же, Женя, - уже смягчаясь, сказала Вера Андреевна. - Я не сплю, беспокоюсь. Отец только перед твоим приходом уснул. А нам завтра обоим на работу.
- Ну и спали бы себе спокойно, - сладко зевая, посоветовал сын. - Подумаешь, посидел во дворе с ребятами. Что тут такого?
- Ты бы хоть зашел предупредил…
- Вот еще. Там же парни, девушки, а я, как маменькин сынок, побегу домой родителям докладывать, когда вернусь? Меня же потом засмеют.
- Девушки тоже были? - удивилась мать.
- Были. И никого из них, представь себе, родители не караулят дома у двери.
- Ты-то, откуда знаешь? - усмехнулась Вера Андреевна.
Женька натянул до подбородка простыню.
- Знаю. И вообще, мама, я уже совершеннолетний, имею право на собственную жизнь. - Делая вид, что засыпает, пробормотал: - Каникулы, ведь… Дай отдохнуть…
Вера Андреевна выключила свет, вышла из комнаты и, прикрывая дверь, подумала: "И чего разволновалась? Женька парень покладистый, смирный, не то что младший баламут. Ничего с ним не случится… Действительно, весь год парень трудился, первый курс закончил без троек. Что мне еще нужно?.." И еще одно обстоятельство успокаивало и наполняло нежностью к сыну сердце матери. Обычно скрытный Женька в таких вот ситуациях, когда его ругали, или выспрашивали, отмалчивался, а здесь вдруг ребята, девчата, как маменькиного сынка засмеют. Не бог весть какая откровенность, но все же именно это обстоятельство сближало мать с сыном, еще больше роднило, словно он приоткрыл дверцу в свое сердце, пусть хоть чуть-чуть, хоть краешком глаза, да дал заглянуть в свой мир.
"А может, у него девушка появилась? - уже лежа в кровати подумала мать. - Может быть, влюбился парень да с ней все время проводит? Но, конечно, в этом он уж никогда не признается. Как всегда узнаю обо всем стороной… Ох, до чего же спать хочется!.." - Через пару минут Вера Андреевна спала безмятежным сном.