– Она мне не нужна – разве как память. Скрипка ваша, если она вам нравится.
– У меня есть свой инструмент.
– Но не Гварнери?
– Нет, но вполне пристойный для любителя. Спасибо за дуэт, но и для вас я недостаточно хороший партнер.
– Вы прекрасно играете, даже для профессионала. Несомненно, вам не помешает лишняя скрипка.
– Я не могу принять столь ценный подарок. При ближайшем рассмотрении я обнаружил буквы "IHS" и подпись великого Джузеппе дель Джезу из семьи Гварнери . Это был исключительно благочестивый человек и скрипичный мастер, уступавший только Страдивари.
Ирен улыбнулась и извлекла из рояля ручеек звуков.
– Это ничтожная плата за жизнь Нелл, которую вы спасли. Я очень благодарна вам за то, что вы решили тогда вмешаться в мои дела.
– Возможность сыграть на таком инструменте – вполне достаточная награда. Кто же тот маэстро, о котором вы говорите?
– Этот человек очень мне дорог, но "маэстро" он лишь неофициально. Вероятно, сейчас его уже нет в живых.
– Какой же "неофициальный маэстро", владея подобной скрипкой, отдаст свой шедевр?
Но Ирен больше не хотела говорить об этом.
– Когда на инструменте такого качества не играют – это грустно, и его бывший владелец первый сказал бы мне об этом.
– Все же я вынужден отказаться. – Сыщик положил скрипку и смычок в потрепанный футляр с таким видом, словно хоронил друга, которого недавно вновь обрел. – И тем не менее благодарю вас за дуэт и умоляю в дальнейшем получше заботиться о вашем Гварнери.
– Я обязана вам жизнью подруги, так что, несомненно, мое право, если не долг, подарить вам скрипку.
– Не люблю долгов в любом виде. Вообще-то…
Гигантскими шагами он направился в холл. Ирен взглянула на меня и пожала плечами. Она очень хотела, чтобы детектив принял эту скрипку, хотела закрыть колонку долгов в своем личном гроссбухе. Но этот господин и слышать не желал о подарке.
Мистер Холмс вернулся с предметом, извлеченным из глубоких карманов пальто.
В его руке были какие-то бумаги, свернутые в трубочку.
– У меня есть кое-что для вас, мадам, в благодарность за любезность, которую вы оказали, передав мне столь трудоемкий перевод – несомненно, без купюр. Дарю взамен это маленькое сочинение.
Слова "без купюр" было сказаны насмешливым тоном, но не это привлекло внимание Ирен.
– Сочинение? – Она выпрямилась на табурете у рояля, как марионетка, которую привели в движение, дернув за ниточки. Сыщик удивил ее не меньше, чем она его, а Ирен не любила такого равенства. – Итак, мистер Холмс, что вы сочинили?
– На самом деле авторами являются Брэм Стокер и сэр Артур Салливан. – Он протянул бумаги, перевязанные ленточкой.
– Для меня? Я не могу вообразить…
Увы, она действительно не могла вообразить, что́ содержится в этих бумагах. И я тоже. Ирен гордилась тем, что умеет предвидеть события, но сейчас ей не хватало ключа.
Она осторожно развязала ленточку и развернула один листок, чтобы прочесть.
– О, это же либретто, а вот и ноты. Но я не узнаю произведение.
– А вы и не должны, – ответил мистер Холмс. – Оно было заказано недавно. После возвращения в Лондон я занимался завершением дела Джека-потрошителя и умиротворением неких высокопоставленных особ. Затем я перекинулся словцом с вашим коллегой в Трансильвании, Брэмом Стокером. Мистер Стокер с легкостью убедил сэра Артура сочинить "камерную" оперу специально для вашего диапазона.
– А кто написал текст? – поинтересовалась я.
– Ах, мисс Хаксли, превосходный вопрос. Однако сомневаюсь, что на него можно дать однозначный ответ. Частично слова принадлежат Стокеру, но Оскар Уайльд, услышав об этом проекте, настоял на своем участии в нем.
– Как?! – Я пришла в ужас. – Этот порочный, извращенный Оскар Уайльд?
– Я бы сказал, скорее изощренный, нежели извращенный. Между прочим, сюжет повествует о шести женах Генриха Восьмого.
– Та самая тема, которую вы предлагали мне в Париже! Я помню, – с явным удивлением заметила Ирен. Пожалуй, она слишком явно выказала свое удовольствие, что меня покоробило.
– Одно дело предложить тему, и совсем другое – видеть, как рождается произведение искусства, – сказал детектив, и в его серых глазах появился насмешливый блеск. – Эти два либреттиста чуть не разодрались у меня на глазах из-за названия вещи. Стокер хотел ее назвать "Невесты топора". Уайльд предлагал "Тайные жены Генриха Восьмого". А сам сэр Артур ратовал за "Вереницу королев".
– А вы, мистер Холмс? – Ирен наконец-то удалось вставить слово. – Какое название понравилось вам? В конце концов, вы же заказали эту вещь.
Он покачал головой:
– Я лишь предложил идею. Мне она не стоила ни пенни. И вообще мое участие вряд ли можно назвать заказом. В данном случае авторы старались исключительно ради вас. У вас верные друзья в Лондоне, мадам.
При этих словах Ирен просияла. Я поняла, как она скучает по городу и по кругу своих знакомых. Правда, примадонна никогда не жаловалась, что в силу не зависящих от нее обстоятельств ей пришлось удалиться из Парижа.
– Уверена, вы все-таки приложили руку к созданию оперы, мистер Холмс. – Она подняла толстый рулон в правой руке, как скипетр. Я уже видела, как подруга мысленно примеряет на себя мантии давно умерших королев.
Шерлок Холмс пожал плечами. Сама скромность! Я просто не верила своим глазам.
– Стокер и Уайльд написали текст, – повторил он. – Салливан сочинил музыку. Я лишь внес скромный вклад в общее дело, предложив, чтобы была написана партия для скрипки, а голос солистки ей вторил.
Ирен поспешила к роялю и углубилась в ноты.
– "Королевские жены, королевские судьбы", – озвучила она свой вариант названия. – И я буду петь о каждой из них и об их смерти.
– Двум не суждено было дожить до конца отпущенного им срока, – вставил мистер Холмс.
– Я говорила, что идея блестящая, но не ожидала…
Сыщик слегка поклонился.
– А я не ожидал Гварнери, мадам.
– Очевидно, нам в равной степени удалось превзойти чаяния друг друга, – заключила Ирен. – Конечно, теперь вы примете скрипку.
Он покачал головой:
– Я вынужден откланяться. Срочные дела призывают меня в Лондон. Этот небольшой концерт стал вполне достаточным вознаграждением.
– За жизнь Нелл? – В голосе Ирен звучало сомнение.
– За перевод и за мое знакомство с бесподобным Крафт-Эбингом и его исследованиями. До свидания, мадам. Мисс Хаксли.
Кивнув на прощание, прославленный детектив вышел в холл, чтобы надеть плащ и шапку.
Минуту спустя послышался щелчок замка входной двери, затем – стук копыт и шум отъезжающего экипажа.
В дверях появилась Софи.
– Значит, не нужно подавать чай, мадам? – осведомилась она недовольным тоном.
– Конечно, подавайте! Мы с Нелл – и Казанова – собираемся угоститься по-королевски.
Не успела Софи удалиться, как Ирен снова углубилась в текст и ноты, мурлыкая себе под нос обрывки мелодий.
– Написано и на английском, и на французском. Я узнаю в либретто изысканный ирландский стиль Оскара. Очень интригует, Нелл! И очень захватывает.
Я была счастлива, что подруга подумывает о возобновлении оперной карьеры – каков бы ни был источник вдохновения. Ирен была вынуждена оставить сцену, после того как более полутора лет назад сбежала из Лондона, спасаясь от преследований короля Богемии. Тогда было опубликовано ложное сообщение об их с Годфри гибели в железнодорожной катастрофе в Альпах. Но теперь и правитель Богемии Вильгельм, и Шерлок Холмс знали, что она жива, и ни один из них не желал ей зла, так что скрываться не было нужды.
– Ничто не доставит Годфри такой радости, как твое возвращение на сцену. Столь великолепное дарование не должно пропадать даром, – заметила я. – Как сказал мистер Холмс, это преступление – не пользоваться таким замечательным инструментом. Правда, вынуждена признать, мне бы хотелось, чтобы в этом проекте участвовали менее сомнительные личности.
– Сомнительные? Ты же не имеешь в виду Брэма Стокера! Он ведь тебе нравится. А Оскар – удивительный талант. Ему только нужно определить, в чем его главное призвание, и он будет блистателен.
– Он денди, – с осуждением возразила я – А мистер Гилберт, который обычно пишет тексты к сочинениям сэра Артура Салливана, – известный дамский угодник…
– Зато мистер Холмс – его прямая противоположность, так что его участие уравновесит недостатки соавтора сэра Артура.
– Скандал – материя тонкая, Ирен, и математика тут неуместна. И как знать, сколько пороков прячется в таком человеке, как Шерлок Холмс, взирающем на всех свысока? – мрачным тоном произнесла я, хотя остереглась выдвинуть обвинения, которые пришлось бы доказывать. – В конце концов, он сделал тебе сегодня два подарка: эту нелепую маленькую книжку и либретто.
– Око за око. Он знает, что я могла бы и не давать ему желтую тетрадь. И тогда, чтобы ее заполучить, ему пришлось бы незаконно проникнуть в наш дом на обратном пути из Германии в Англию. А он знает, как хорошо я умею прятать вещи. Нелл, если у тебя и были какие-то подозрения, то ты сегодня сама видела, что он не замечал ничего, кроме скрипки. Этот человек почти монах – насколько может быть монахом неверующий. Всю страсть, которая у него есть, он приберегает для своих расследований и, возможно, для случайных романтических интерлюдий.
– В качестве которой сегодня выступила ты.
Подруга засмеялась, качая головой:
– Я говорю о музыкальных интерлюдиях, Нелл! Да что ты, ей-богу! Кроме того, ничто не может встать между Годфри и мной.
Что касается последнего утверждения, то ему я верила.
– А как быть со скрипкой? – спросила я, бросив взгляд в сторону рояля.
– Ах да. Теперь, когда я знаю, что она ценная, придется отвезти ее в Париж к реставратору. Я понятия не имела, что инструмент в столь плачевном состоянии. Дело в том, что по ряду причин я годами не вспоминала о прежней жизни в Америке… а также о маэстро. – Она погладила растрескавшуюся поверхность скрипки. – Бедный старый маэстро… Интересно, жив ли он еще. Было бы чудесно снова его увидеть. Он путешествовал по Европе в молодости, еще до моего рождения. Нет, пожалуй, его уже нет в живых. И даже если он не умер, то слишком немощен, чтобы вернуться в Европу. Какую бурю эмоций он извлекал из этого инструмента! Он говорил, что в правильных руках я должна запеть с такой же страстью, как скрипка.
– Но мистер Холмс посредственный музыкант. Во всяком случае, мне так показалось.
– На самом деле вполне сносный, – возразила примадонна. – К тому же музыка не является его профессией. Он наделен редкой интуицией по части непредсказуемого, а это весьма ценно и в искусстве, и в расследованиях.
– Возможно, он неправильно определил принадлежность этой скрипки. Ни разу не слышала фамилию такого музыкального мастера, – презрительно фыркнула я.
– Я тоже. – Ирен снова уткнулась в ноты и напела длинную лирическую фразу. – Как же я буду наслаждаться, изображая всех жен Генриха! Монарх совершенно не знал, что с ними делать, когда был жив, но я-то определенно знаю, как поступить с ними теперь, когда он мертв.
– И как же?
– Я наконец-то дам им последнее слово.
Глава вторая
Заокеанские новости
Нелли Блай, Нелли Блай,
Принеси-ка нам метлу.
Чисто кухню подметем,
Громко песенку споем.
Стивен Фостер (1850)
Как будто мало было того, что один незваный гость нарушил наше буколическое уединение!
Когда в тот день ближе к вечеру вернулся Годфри, он принес неожиданное сообщение. Оно было от особы, которая вызывала у меня не более восторженные чувства, нежели Шерлок Холмс.
Едва услышав долгожданный стук трости адвоката, которая вместе со шляпой отправилась на свое законное место, я бросилась в холл, чтобы удостовериться в его прибытии.
Он стоял на том самом месте, где всего несколько часов назад стоял Шерлок Холмс. Меня вновь поразило, насколько разными могут быть двое мужчин примерно одного возраста и роста и даже с похожим цветом глаз и волос. Доктор Уотсон в своей рукописи, с которой я ознакомилась не совсем честным способом, упоминал, что Шерлок Холмс описал Годфри как "необычайно красивого, смуглого джентльмена с орлиным носом и усами" . К счастью, этот рассказ о нашей первой встрече с лондонским детективом, имевшей место два года назад, не был опубликован. Шерлок Холмс тоже может похвастать орлиным носом и не носит бороды. Кое в чем он похож на Годфри, но при этом не имеет с ним ничего общего. Кому придет в голову назвать мистера Холмса "необычайно красивым"? Судя по бесстрастному, но великодушному признанию привлекательности Годфри, детективу абсолютно безразлично, как оценивают его собственную наружность. В этом отношении он немного напоминает меня: я спокойно отношусь к тому, что некрасива, хотя уже много лет повсюду сопровождаю ослепительно прекрасную Ирен. Но ведь красота и уродство даются нам от природы, и тут уж ничего не попишешь. Кроме того, глупо судить человека по внешности.
Однако возвращению Годфри я радовалась не из-за его приятной наружности, а оттого, что он всегда умел исправить мне настроение, которое постоянно менялось.
– Годфри! Я уже испугалась, что этот ужасный господин из Лондона забыл свою дурацкую шапку и снова маячит у нас на пороге.
– Ах, как жаль, что я пропустил визит Шерлока Холмса! Тебе повезло больше, Нелл, – поддразнил он меня. Его серые глаза со стальным отливом весело блеснули, поскольку ему было хорошо известно, что я терпеть не могу детектива, который всюду сует свой нос.
Годфри проследовал в гостиную, чтобы поприветствовать Ирен. Однако чтобы поцеловать супругу в щеку, ему пришлось наклониться, так как она сидела у рояля. С тех самых пор, как нас покинул этот несносный господин, она наигрывала мелодии из новой камерной оперы.
– Что это? – спросил Годфри. – Какие-то новые lieder Дворжака? Он всегда тебе первой показывает все свои богемские народные песни.
– Да, произведение свежее, но совсем другого композитора. Салливан переметнулся из оперетты в камерную оперу. Она для женского голоса. Я буду петь партии шести мертвых королев.
– Это внесет некоторое разнообразие после общения с живыми королевами, – заметил адвокат.
Ирен отвернулась от рояля:
– О, такая прелестная вещь! Текст сочинили Брэм Стокер и Оскар Уайльд. Я смогу исполнять ее где угодно, с любым аккомпанементом.
– А как насчет гардероба шести королев, в дополнение к твоему собственному? – осведомился Годфри, обменявшись со мной заговорщицким взглядом. – Пожалуй, с таким багажом нелегко будет разъезжать по гастролям.
– Достаточно будет менять прическу для каждой королевы. Уверяю тебя, Годфри, я смогу гастролировать с этим произведением в самых диких уголках Америки, и мне хватит всего двух чемоданов.
– Всего двух чемоданов? Впечатляет. Что касается тура по диким уголкам Америки, возможно, тебе придется отправиться туда даже раньше, чем ты предполагаешь.
Последняя фраза заставила Ирен подняться из-за рояля и резко повернуться к мужу. Что касается меня, то я пропустила стежок.
– Годфри, – твердо заявила примадонна, – Новый Свет – это последнее место, где мне сейчас хочется быть. Мы с Нелл только-только привыкли к размеренной жизни за городом после нашей кошмарной погони за Потрошителем по всей Европе. Да и тебе надо управлять делами в твоей новой парижской конторе. Просто я надеялась, что ты порадуешься, если я последую твоему совету и задумаюсь о возобновлении певческой карьеры, пусть и в скромных масштабах.
– Меня очень радуют твои планы, Ирен, но сегодня мне в контору пришло важное сообщение. Похоже, оно предвещает дурные вести и неожиданные путешествия.
– Ох, Годфри, дорогой, перестань изъясняться, как пражская гадалка! Это так не по-английски! И дай же мне сию загадочную депешу! Несомненно, она не имеет никакого отношения к твоему заданию касательно дел Баварии и покойного короля Людвига? От кого она? Кто мог так быстро узнать адрес твоего нового офиса? И что им нужно?
Годфри достал из внутреннего нагрудного кармана пиджака конверт:
– Телеграмма попала мне в кабинет, потому что сначала была доставлена в банк Ротшильда, а оттуда переправлена мне.
– Надеюсь, нераспечатанной, – вмешалась я в разговор. Я считала, что банкир обязательно сунет свой нос в любую бумагу.
– В целости и сохранности. Причем сообщение адресовано не мне, а тебе, моя дорогая женушка.
Он протянул послание Ирен, зная, что она тигрицей набросится на любую непрочитанную и потому загадочную депешу.
Но когда примадонна вскочила, чтобы схватить конверт, Годфри отдернул руку, так что моя подруга не смогла достать телеграмму.
– Ты не спросила, от кого она.
– И от кого же? – спросила Ирен, пытаясь дотянутся до бумаги.
– От мисс Элизабет Джейн Кокрейн.
– Батюшки! – вскричала я в испуге. – Неужели этой наглой девице нечего делать на ее диких берегах и она снова нас беспокоит?
– Она беспокоит Ирен, – поправил Годфри. Он всегда оставался адвокатом до мозга костей и в таком качестве ратовал за точность деталей. – Мы с тобой, Нелл, не входим в число адресатов.
– Как неприлично, Годфри, игнорировать тебя. Помяни мое слово, мисс Элизабет при подобном поведении никогда не выйдет замуж!
– И уж точно никогда не увидит свое имя вышитым твоими руками.
Его замечание, высказанное самым простодушным тоном, напомнило мне о некоем джентльмене, который прошлым летом, похоже, неплохо поладил с нахальной девчонкой, о которой сейчас шла речь: американской журналисткой Элизабет Кокрейн по прозвищу Пинк, более известной под литературным псевдонимом Нелли Блай.
Я умолкла, охваченная тревогой. Что касается Ирен, то она была еще больше заинтригована.
– Что же может мне сообщить Пинк – настолько срочное, что потребовалась трансатлантическая телеграмма? Дай ее сюда, Годфри! Ты достаточно подразнил меня, чтобы я заинтересовалась.
Она вырвала у него из рук конверт и сразу же направилась к роялю, на котором стояла лампа. В нашем саду уже спустились сумерки, и в комнате стало довольно темно.
В душе моей тоже воцарился сумрак.
Пинк ворвалась в нашу жизнь без приглашения. Должна признаться, что ее энергия и поразительная наглость (обусловленная то ли ее американским происхождением, то ли профессией) лишили меня воли и надежды. Особенно когда я обнаружила, что в мое отсутствие она произвела сильное впечатление на моего хорошего друга. Скажем прямо: на одного из моих весьма немногочисленных друзей, а именно – на Квентина Стенхоупа.
Пока я накручивала себя, не отрывая взгляда от вышивания, чтобы никто не заметил моего раздражения, Ирен как-то странно затихла у рояля.